— Мне жалко корову Розу! — говорит.
— Помалкивай, лучше поди-ка принеси мне веревку для теленка, вон там они! —отогнал папа Ганси и указал ему крюк на стене хлева, где висели веревки.
Ганси сбегал. Вот и он пригодился! Он сорвал первую попавшуюся веревку и мигом к папе назад...
Слава богу, веревка оказалась та, что надо.
Папа запустил руку корове Розе в живот.
— Уже идет! — сказал.
Мама успокаивала Розу, приговаривала ей что-то ласковое.
И да, действительно, у Розы из живота показалось что-то белое. больше. Папа обвил веревку вокруг того, что появлялось из живота. Потом крепко потянул. Очень медленно. Но крепко. Маме пришлось ему даже помогать.
«Аму-у-у-у-у, аму-у-у-у-у...»
Корова Роза тоже старалась изо всех сил.
И тут... теперь Ганси ясно увидел, что такое это белое. Два копытца это копыта теленочка. Папа тянет вместе с мамой дальше... и держит... и вот это голова...
Теленок теперь высунулся наружу головой и частью передних ножек потом вдруг все пошло очень быстро, так что Г анси не успел все как следует разглядеть.
«Аму-у-у, му-у-у, му-у-у...» Корова Роза поуспокоилась немного. Она развернулась, чтобы увидеть своего теленочка.
Он лежал на соломе, весь мокрый и покрытый слизью.
Мама принесла еще охапку соломы, немножко обтерла теленка и подвинула его ближе к Розе. Тут он даже поднялся на свои шаткие ножки. Ганси напряженно наблюдал, как корова облизывает своего детеныша. Он был уже весь готовый, обросший шерстью, такой же пегой, как у его матери. Только не такой однотонной, у него было много пятнышек.
Никто не произнес ни слова. Все только стояли и смотрели. Ганси сглотнул. И — хочешь смейся, хочешь нет — у него выкатились вдруг ни с того ни с сего две, три, четыре слезинки. И совсем не потому, что ему было грустно Напротив. Ганси радовался. Все так хорошо закончилось. И корова Роза больше не мычит жалобно.
— Хорошо, всё бы так,—сказал папа и вытер руки старым полотенцем
Мама обняла Ганси.
— Хороший теленок, а?
— Как он любопытно поглядывает,—сказал Ганси.
— Должно быть, думает: «Куда это я попал?» — смеется папа.
Потом он отвел новенького теленка от его матери в отдельный малень
кий загон. Он боялся, что корова Роза ночью может невзначай задавит малыша.
— Да и другие коровы опасны для маленького,—считает он.
— Ну и как мы его назовем? — спросила Г анси мама.— Тут требуется мальчишечье имя, ведь родился теленок-бычок!
Ганси призадумался.
Потом ему пришло на ум:
— Гельмут, его надо назвать Гельмут!
— Что за странная идея? — спросил папа.
— А в честь дяди Гельмута! — сказал Ганси.—Тогда у нас будет бычок
имени Гельмут, и дядя Гельмут не будет больше к нам ходить на пасху и на рождество!
Потому что Ганси недолюбливал дядю Гельмута.
И потому, что папа тоже не очень-то его любил, он только засмеялся и сказал:
— По мне, так назовем его Гельмут, но ничего не скажем дяде, иначе он сразу обидится.
— Ладно!
Но Ганси должен был выяснить у папы еще кое-что:
— А нельзя, чтобы маме тоже сделали осеменение?
— У людей это происходит немножко по-другому.
— Почему у людей по-другому и почему вообще требуется осеменение, папа?
Но папа остановил Ганси:
— Это я тебе объясню в другой раз. Сейчас уже поздно, ты ведь идешь спать.
Вот всегда так. И только так. А ведь Г анси позарез надо знать, как все это происходит и что в этом такого таинственного. Ему бы очень хотелось заиметь маленького брата. Он уже давно мечтает об этом.
— Папа, ну почему у мамы не происходит осеменение? Я бы так хотел...
— Пора спать, ты не видишь? — только и сказал папа.
Но почему он посмеивается? И почему так весело поглядывает на маму?
И почему мама тоже смеется? А человек хочет знать, только и всего. Они ледяным тоном отправили Ганси в постель:
— Никаких возражений!
Ну вот, пожалуйста! Никто ничего не хочет объяснить. Ганси твердо постановил себе, что он им этого не забудет.
Совсем его рассердили. Кто толком, вразумительно спрашивает, тот должен получить вразумительный ответ. Так папа всегда говорит, если сам что-нибудь хочет узнать.
Но Ганси устал как собака. Он уснул, несмотря на свою ярость, очень быстро. И ему приснился бычок по имени Г ельмут. И ему приснился братик по имени... нет, не Гельмут! Брата пусть зовут Франци. И Гельмут, Франци и Г анси весь сон напролет дружили и всю ночь прыгали по лугам и полянам, по лугам и полянам, по лугам и полянам, и... и...
...Собственно, история с коровой Розой и с теленком кончилась. Но несколько недель спустя случилось кое-что, имеющее к этой истории отношение. Как раз дядя Гельмут пришел в гости. И именно дядя Гельмут объяснил Ганси все насчет осеменения:
— Видишь ли, Ганси, дело обстоит так: чтобы родились детеныши, всегда нужны двое: самка и самец. Совершенно одинаково, коровы ли это, куры ли, кошки или люди. Мужчина и женщина, бык и корова, кот и кошка, курица и петух. Только у скота —есть уж такое предписание, понимаешь, — телята, которые появляются на свет, должны быть совершенно здоровыми. Поэтому допускаются к коровам только отборные быки. Но таких быков не
много, не станешь же их возить на грузовике от одной коровы к другой, от одного крестьянского двора к другому, из одной деревни в другую. Поэтому нашли выход в осеменении. Берут семя у быков и впрыскивают корове, чтоб у нее родился теленок. Крестьянин за это платит, понимаешь? Иногда осеменение называют «бычок-рюкзачок», потому что семя развозят в рюкзаке или в чемоданчике...
Все толково. Ганси понял. Все очень просто.
Одного Ганси не понимает: «Почему ни папа, ни мама не могли мне это
В сентябре поля уже убраны, скошены луга. Снова видно далеко, когда Ганси идет вниз по дороге к спортплощадке, ведь теперь не загораживают вид ни кукурузные, ни пшеничные поля.
Вдруг что-то его насторожило.
Что бы это могло быть? Глубокие, широкие колеи тянулись поперек луга у ручья. Может, строят землеустройные дороги на полях?
Он подбежал поближе и рассмотрел, что это следы, следы, как от бульдозера. Но так много —вот, и вот, и вот, до самых Хаксенбергских холмов!
Это надо сказать папе. Папа, скорее всего, еще не видел этого. И Ганси помчался домой со всех ног. Но папы дома не оказалось.
— Уехал на мельницу с зерном,—сказала мама.—А что случилось, что-нибудь важное?
Ганси рассказал маме, что он видел. В лице ее отразился испуг — похоже, она знала, что это такое.
— Ну, снова теперь придется побегать, пока получишь возмещение убытков. Общинный совет, обход полей, заявления. Ой-ой-ой!
— Как это, мама, почему?
— Это уже было однажды, несколько лет назад, не приведи бог. Тебя тогда еще не было на свете...
— А что это, мама, что это вообще такое? —Ганси разбирает любопытство. Ему хочется, наконец, понять, что происходит.
— Опять начинаются маневры, Ганси!
— Маневры...—Теперь Ганси обо всем догадался. Танки, это танковые следы, это Бундесвер ездит по полям вдоль и поперек!
Он должен немедленно рассказать об этом своему другу Франци. Мама продолжала что-то еще говорить и объяснять, а Г анси уже мчался к своему велосипеду. Он раскрутил педали до сумасшедшей скорости и в четверть часа был уже в поселке у Франци.
— Я еще и не такое видел!— заявляет ему Франци. Он очень взволнован.—На них пестрая маскировочная одежда и елочные ветки на голове!
— Как так —что это тебе, рождество, что ли? —Ганси прикидывается, будто ничего не понял.
Франци принимает это всерьез и начинает ему пространно объяснять, для чего солдаты маскируются и как они становятся незаметны для противника, вот для чего, в этом все дело. Но Ганси все это сам давно знает...
— Идем, съездим туда, я бы на них взглянул еще разок!
Разумеется, Ганси с ним. Они взяли велосипеды и поехали. Сперва в сторону ручья, вниз. Ганси разочарован:
— Всюду следы, а танков нигде не видно, и ни одного «джипа»!
— Может, они так замаскировались, что мы их не можем увидеть,—предположил Франци и сорвал, расстроенный, веточку с куста орешника.
— Осторожно! Смотри не сорви украшение с головы солдата.
— Это называется не украшение с головы...—Франци так и норовит поучить Ганси.
Но тот уже сел на велосипед, чтобы ехать дальше.
— Садись, поехали, Франци! — зовет он.— Если мы будем тут топтаться, мы их никогда не найдем. Поехали к Хаксенбергским холмам, там я тоже видел следы!
Но Франци не верит, что бундесверовцы скрываются там:
— Если там следы, то это означает всего лишь, что когда-то они там были, вот и все.
— Ну тогда к Леденцовой горе!
— Я думаю, это лучше всего, айда!
Леденцовая гора наполовину заросла лесом, и на самом деле она называется не Леденцовая, а гора Утешения. Леденцовой ее прозвали ребятишки, потому что там стоит гостиница для туристов и около гостиницы, у стены,—автомат с упаковками леденцов.
Итак, они поехали в сторону Леденцовой горы.
Так осторожно ни один из них никогда еще не ездил. Даже на опасном шоссе с его скоростным движением. Но сегодня они осторожничали вовсе не из-за опасного движения. Просто они за каждым кустом предполагали бундесверовского полковника или танк, замаскированный ветвями и листвой. Но ничего такого не было. Совершенно ничего!
— Может, маневры уже закончились? — заныл Ганси.
— Или они уехали дальше,—сказал Франци.
Тут они подъехали к мосту, к старому каменному мосту, по которому давно уже не могла нормально проехать ни одна машина без опасения, что он вот-вот рухнет. Ему уже больше ста лет, рассказывал Ганси папа.
Оба мальчишки несказанно удивились, увидев здесь на мосту «мерседес» Фрейлингера.
— Засел! — сказал Ганси.
Они оба остановились и потом повели велосипеды мимо «мерседеса» через мост.
— Эй! —Ганси увидел его первым.
— Черт возьми, вот это да! — Теперь и Франци его увидел, этот огромный танк на той стороне за мостом.
Вокруг него стояли солдаты. И герр Фрейлингер. И папа Ганси, который поставил свой «бульдог» вместе с прицепом позади танка. И герр Шнабль из совета общины тоже стоял здесь, он заехал на своем автомобиле на луг, справа от танка. И еще герр Вайс, который держит крестьянское хозяйство на краю местечка, он поставил свой «бульдог» с прицепом слева от танка.
Таким образом танк оказался заключенным между обеими машинами и обоими тракторами.
— Какими крошечными кажутся машины и «бульдоги» рядом с танком,— прошептал Франци.
Солдат в берете, как тарелка, кричал:
— Сейчас же освободите дорогу, иначе я ни за что не ручаюсь!
— Нет уж, мы вам, медведям свинским, не позволим просто так все тут уничтожать!— кричал в ответ папа.
Солдат с «тарелкой» на голове покраснел, как кирпич:
— Это оскорбление, за которое вы дорого заплатите!
Тут вмешался герр Вайс:
— Что значит «дорого заплатите»? Вы считаете, ущерб от ваших маневров для нас дешев, а,?
— Что вы думаете, сколько стоит этот мост? — вставил герр Шнабль, ведь он знал, сколько стоит мост: уж кто сидит в общинном совете, тот понимает толк в таком деле.
Оба мальчика стояли как зачарованные у перил моста и ждали, чем кончится спор. Время от времени низко над селом проносились реактивные истребители. Так низко, что можно было рассмотреть внутри кабины летчика. И с таким ревом, что солдатам и местным мужчинам приходилось кричать, чтобы можно было расслышать их слова.
Иногда казалось, будто истребители хотели прийти на помощь танку. Когда была очередь солдат нападать с угрозами на мужчин и вслед за тем проносился самолет, то казалось: этим полетом подтверждается все, что говорит солдат, летчик как бы подчеркивал: «Ну-ка тихо, вы вообще не смеете ничего затевать против армии!»
После того как они «побеседовали» так какое-то время, вдруг подкатил «джип». В нем сидели военные в полицейских фуражках и с повязками на рукаве, на повязках стояли буквы «ВП».
— Это обозначает «военная полиция»,—снова поучил Франци своего друга.
Военные полицейские поздоровались — правда, миролюбиво.
Из танка выбрались еще три солдата. Все вместе объяснили обоим полицейским, что тут происходит. Один военный полицейский вынул блокнот и записал в него все, что надо... Возникла пауза. Больше нечего было сказать. Все обвинения уже предъявлены. Все с ожиданием глядят на полицейских. Они, должно быть, чувствуют себя как судьи на футболе.
— Сейчас, пожалуйста, успокойтесь, мы всё тут отметили. Если из-за наших маневров вы понесете какой-нибудь ущерб, мы, само собой разумеется, его возместим. А если ущерб будет нанесен нашими солдатами умышленно, они, безусловно, будут наказаны...
По виду герра Вайса ясно, что он не удовлетворен. Да и у папы Ганси тоже гневное лицо.
— Говорите-то вы хорошо, а нам потом придется опять целую вечность ждать наших денег!
— Наши луга придется поправлять нам самим, танк нам не поможет...— добавил герр Вайс.
— Эти взрослые солдаты в танке ведут себя, как маленькие дети: колесят кругом без толку и без разбору,—ругается герр Фрейлингер.
Но герр Шнабль, который тоже в некотором роде официальное лицо, первый пошел на попятную и сделал шаг к отступлению.
— Уступает тот, кто умнее,— сказал он, сел в свою машину и с мрачным лицом уехал прочь.
Остальные последовали его примеру. Не прошло и пяти минут, как танк снова был на свободе. Он, однако, не поехал дальше через мост, а резво покатил вслед за «джипом» по полевой дороге.
— Ну и как насчет Леденцовой горы? — спросил Франци.
— Что-то расхотелось туда ехать. По-моему, мы досыта насмотрелись на танк, а?
— Пожалуй. Мне тоже больше неохота, поехали домой, это лучше всего,—сказал Франци.
Дома папа еще долго ругался на военных:
— Они думают, что могут делать с нами, что захотят! Воображают о себе, что они бог весть какие важные персоны в их клоунских нарядах!
Но спустя четыре недели больше никто у Груаба не говорил о маневрах. Папа, кажется, забыл всю эту историю. Мама тоже. По крайней мере, они держали ее в уме где-то лишь на шестом или седьмом месте.
...Но потом произошло еще кое-что в связи с этим событием. На этот раз дело касалось в основном Ганси.
Каждый год осенью в Ренценбахе устраивалась ярмарка. Устанавливали пивную палатку, карусели, проводилась лотерея, в которой разыгрывались мишки и отвертки, можно было покататься на скутере, и еще много чего. Настоящий народный праздник.
Все это происходило на большой поляне рядом с футбольным полем.
А в этом году к ярмарке добавилось еще нечто особенное. Так как общество ветеранов и запасников в тесных отношениях с Бундесвером, то у
них есть даже шефы: подразделения Бундесвера. Так же как дядя Манфред — крестный отец Ганси — приглашается на все дни рождения, так общество ветеранов и запасников приглашает своих шефов. И эти шефы организовали в этом году выставку вооружения —в программе народного праздника.
Рядом с пивной палаткой стоял танк, большой военный грузовик, передвижная радиостанция и пушка. И автоматы, и пистолеты можно было там посмотреть и даже подержать в руках.
Среди ребят только и разговору было что об этой выставке вооружения. Каждый говорил: «Пошли смотреть выставку, больше никуда, только туда!»
Ганси тоже.
Но папа услышал это и сказал:
— Нет, нет и еще раз нет —ты туда не пойдешь, я тебе это запрещаю!
Этого Ганси не понимал.
— Как так, папа? А вот папа Франци даже ходил вместе с ним!
— Этого мне только недоставало, чтобы я пошел туда! Нет уж, этого ты не дождешься!
— Папа, да тебе не обязательно туда ходить, я и один схожу!
Но папа не уступал. И мама тоже не хотела встать на сторону Ганси.
Ганси скис. Он уже подумывал о том, не сходить ли ему туда просто так, без разрешения...
Но он этого не сделал. Его родители редко запрещали ему что-нибудь, и, если уж они что-то запрещали, он никогда их не обманывал. Он этого не мог. Но веселее от этого не становилось. Он ходил кислый. Да еще какой кислый! Другие ребята рассказывают ему в школе, как здорово на этой выставке.