– Понимаете, мне больше не с кем было посоветоваться! И Роза все знает о мертвых! И о том, почему они возвращаются! И что это значит! А говорить папе я боялась, он… он ведь до сих пор любит маму, я знаю! Он бы только расстроился зря, сказал бы, что мне все показалось… А мне не показалось! Я каждый день на мамин портрет смотрю, он же в моей комнате висит! Она была совсем как мама! Боже мой, как я боялась! Я ночью спать не могла! Боялась в темноте до туалета дойти! Десять раз оглядывалась, прежде чем из подъезда выйти!!!
– Бедная малышка… – пробормотала бабушка Нинико. – Продолжай… продолжай!
Роза, выслушав девочку, не стала говорить, что ей мерещатся глупости. Она сама показалась Терезе растерянной и испуганной. Пообещала, что этой же ночью попросит Барона Самди – хозяина перекрестков – провести ее в мир мертвых и узнает, что произошло с ее давно умершей подругой. Тереза, плача, просила Розу взять ее с собой и показать ей маму. Но Роза довольно жестко отказала ей, сославшись на то, что в мире мертвых чужим находиться опасно.
Через несколько дней, увидевшись с Терезой, госпожа Сентейрос весело сообщила, что призрак матери больше не будет тревожить ее. Странная черная женщина в самом деле перестала появляться. Но теперь Тереза уже сама неотступно думала о ней. Думала о том, что если ее мать, которая давно умерла, вдруг трижды явилась к ней, то это непременно должно что-то означать. Кроме того, ей страшно хотелось увидеть маму… пусть даже не саму ее, а привидение. Увидеть, поговорить, сказать, что всегда любила и помнила ее. И услышать хоть что-нибудь в ответ. Избавиться от этих мыслей было невозможно, и Тереза опять пришла к Розе.
Роза снова внимательно выслушала плачущую девочку. Вздохнула. Долго молчала. И велела приехать к ней в Апрелевку чисто вымытой, в новой белой одежде и натощак. И ни слова не говорить отцу.
Тереза сделала все так, как приказала Роза, и в ближайшее воскресенье собралась в Апрелевку. С собой она взяла только книгу на португальском: близилась премьера, и Тереза хотела еще раз прочитать некоторые куски текста.
Роза встретила ее в голубом платье Йеманжи и знаком приказала следовать за собой в комнату, где она творила ворожбу. Прежде Тереза никогда там не была. Пока девочка, затаив дыхание, оглядывала темный зал, Роза приготовила в стакане теплое, пахнущее травой питье и приказала Терезе выпить его. Та выполнила приказ, не задумываясь, и через пять минут ей страшно захотелось спать. Роза проводила шатающуюся Терезу на диванчик в глубине комнаты. Девочка помнила еще, как Сентейрос мазала ей между бровей странным, остро пахнущим составом… а потом Тереза провалилась в странную полудрему. Казалось, что стены расширяются, а полумрак вокруг становится живым и шевелящимся. Широкие зеленоватые лучи пронизывали комнату. И из них, из этих туманных лучей, к ней пришла мама.
– Я ее видела, видела, честное слово! – взволнованно говорила Тереза, оглядывая притихшую компанию. – Она была в красном платье и очень печальная! Она подошла и села на диван рядом со мной! Гладила меня по голове и плакала, плакала… Я все хотела ей сказать, что не надо грустить, что я очень рада… И не могла ничего сказать, ни слова! Потом мама встала и ушла… а я, кажется, заснула. Мне еще долго казалось, что за стеной кто-то ругается, кричит по-португальски…
– А потом?! – не выдержала Полундра.
– А потом… я проснулась. Поблагодарила Розу. Пообещала, что никогда никому об этом не расскажу. Оделась и вышла из дома.
Чернокожая женщина сидела на скамейке у подъезда. Выйдя, Тереза сразу же увидела ее. И сразу же узнала мать. Как было не узнать, если совсем недавно та сидела рядом с ней на диване?! Ахнув, Тереза чуть не упала на обледенелые ступени крыльца. Женщина вскочила, несколько мгновений смотрела на Терезу полными слез глазами – а затем вдруг бегом бросилась прочь от нее. Тереза была так напугана, что долго не могла даже пошевелиться. Затем кое-как собралась с духом, подошла к лавочке… и вдруг увидела пестрый, сшитый из лоскутков ткани и кожи рюкзак. Девочка потянула завязки… и прямо в лицо ей уставился зелеными наглыми глазами Барон Самди.
– Я чуть не умерла прямо там, у подъезда! Ведь это был мамин Самди! Тот, которого сделал папа! Она увезла его с собой в Бразилию тогда, десять лет назад! Откуда он здесь взялся?!
– Ты видела, что он открывается? – быстро спросила Соня. – Видела в нем тайник?
– Я ничего не видела! И ничего не понимала! Я со страха чуть не бросила его прямо там, у подъезда… Но потом взяла, не смогла оставить. Все-таки он был мамин… Я дошла до вокзала, села в электричку… а там – эти фашисты! А потом – вы! И Натэла почти сразу спрашивает меня про Маму Бриджит!
– Но я же не знала!..
– И я не знала! Но… – Тереза вдруг всплеснула руками, и две тяжелые слезы поползли по ее щекам. Сидящая рядом с ней Юлька незаметно подвинулась, пропуская на свое место Батона. Тот плюхнулся рядом с Терезой, и измученная девочка расплакалась прямо на его плече.
– Ну, вот что, молодые люди, – произнесла вдруг бабушка Нинико, гневно сверкая глазами и разом помолодев на несколько лет. – Мне более-менее все ясно! Тереза, девочка моя дорогая, мне жаль тебя расстраивать… но похоже, что эта Роза Сентейрос – просто аферистка. Я пока еще не знаю, зачем она это делала, но… Ты, главное, не волнуйся. Но я думаю, что твоя мама жива и здорова.
– Но как же так?! – сквозь слезы вскричала Тереза, вскидываясь в объятиях Батона. – Как это может быть?! Где она была целых десять лет? Почему не вернулась к нам?! Ведь мы так мучились без нее, я и папа… особенно папа… Почему она не звонила, не писала?! Почему ее родственники написали нам, что она погибла? Нет, этого не может, не может быть!!!
– Девочка моя, я ничего не смыслю в религии вуду, – медленно сказала Нино Вахтанговна. – Боюсь, что и с Богом у меня… м-м… очень поверхностные отношения. Но я старая, много видевшая комедиантка. И в жизни не поверю, что привидение может таскать за собой тяжеленную статуэтку в легкомысленном рюкзаке! Это могла быть только живая женщина! И поэтому мы сейчас же поедем к твоему отцу. Думаю, что нельзя терять ни минуты.
– Но я же обещала, что никому!..
– От тебя никто и не потребует ничего рассказывать. Все расскажу я, – пообещала старая актриса. – Игорь Петрович, хотите пойти с нами – для солидности и поддержки?
– С удовольствием, – поднялся генерал Полторецкий. – Андрей, помоги Терезе одеться, и спускайтесь вниз.
– И я поеду тоже! – неожиданно заявила Белка. Лицо ее было очень серьезным. – Не думайте, я не просто так… Мне очень нужно увидеть этот портрет!
– И не вздумай! – вскинулась Соня. – Что за манера – напрашиваться в гости в чужой дом? Тем более в такое позднее время! Господин Аскольский и так будет, полагаю, очень удивлен… Нет, Бэла, ты остаешься дома, и не спорь!
Но Белка подошла к сестре и шепотом сказала ей несколько слов. К изумлению всех присутствующих, Соня вздохнула и произнесла:
– Что ж… тогда конечно.
– Осторожнее там! – сердито предупредила Полундра, которой отчаянно хотелось поехать вместе с друзьями. Но понимая, что заваливаться такой толпой к папаше Терезы будет совсем уж некультурно, она лишь пробурчала вслед: – Дед, мы вас все равно дождемся! И вы все расскажете! Да Самди-то не забудьте! Бедный Барон, теряют его все, кому не лень… Божество называется!
Вадим Аскольский работал в своей мастерской. За окном снова шел снег, стемнело, и художник уже с беспокойством поглядывал на часы: Тереза давно должна была вернуться домой. В это время повернулся ключ в двери. Облегченно вздохнув, Аскольский встал и вышел встречать дочь.
К его изумлению, Тереза была не одна. Вслед за ней в прихожую вошли высокий седой человек в генеральской шинели, пожилая грузинка в роскошной норковой шубе, черноглазая девочка и хмуроватый, плотно сбитый парень в ушанке.
– Здравствуйте… – в некотором замешательстве сказал Аскольский, оглядывая эту пеструю компанию. – Тереза… это твои гости?!
– Папа, это мои друзья, Бэла и Андрей. А это генерал Полторецкий и актриса Нино Мтварадзе, познакомься!
– Очень приятно, – ошалело произнес Аскольский. – Не знал, что у тебя имеются такие знакомства…
– Вадим Николаевич, вы нас, ради бога, извините за нахальное вторжение, – величаво заговорила пожилая актриса. – Но дело не терпит отлагательства. Ваша дочь и наши внуки поведали нам весьма занимательную историю. Найдется ли у вас полчаса, чтобы выслушать нас? Это в ваших интересах, поскольку нынешняя молодежь весьма решительна… и как бы они не провернули это дело без нас. За последствия я тогда, разумеется, уже не поручусь!
– Что ж… прошу вас, – после минутного молчания пригласил Аскольский. – Раздевайтесь и проходите. Тереза, помоги гостям раздеться! Прошу простить за мой вид, я работал… Тапочки там, в шкафу!
– Где портрет твоей мамы? – шепотом спросила Белка, как только взрослые скрылись за тяжелой дверью гостиной.
– Идемте ко мне, – так же шепотом ответила Тереза.
Войдя в комнату, они сразу увидели на письменном столе Маму Бриджит. Черная толстуха восседала на отделанном ониксом бревне, сжимая в зубах сигару и держа на коленях латунную бутыль с ромом. Тереза сразу поставила рядом с ней Барона Самди – и тут же стало понятно, что эти двое видят только друг друга. Даже жестокая улыбка Барона, казалось, смягчилась, а зеленые глаза его жены радостно заблестели. Тереза залюбовалась ими. А Белка, не отводя глаз, смотрела на портрет черной женщины на стене.
Женщина улыбалась, и от этой белозубой улыбки и горделивого, королевского взгляда, казалось, исходило сияние. Тереза, подойдя, тревожно переводила глаза с портрета на лицо Белки. Та глубоко вздохнула.
– Ну, что резину тянешь, Гринберг?! – рявкнул Батон. – Говори уже! Она?!
– Да… это она. – Белка отвернулась от портрета, посмотрела на мулатку. – Терез, ты только не волнуйся… но твоя мама точно жива. Это не призрак никакой. Я видела ее вчера. На концерте. Когда покупала цветы.
Полчаса спустя побледневший Вадим Аскольский потянулся за телефоном. Но сухая, красивая, с бриллиантовым кольцом на пальце рука Нино Мтварадзе остановила его.
– Вадим, решать, конечно, вам… Но такие вещи, поверьте, не выясняются по телефону! Я уверена, будет лучше, если вы поедете туда сами. Вы теперь обо всем знаете. Но только завтра, завтра! Терезе не стоит оставаться этой ночью одной.
Утром снег, валивший всю ночь, наконец перестал. Убрать его еще не успели, и пустые улицы Апрелевки были завалены пушистыми сугробами. Серая «Ауди» Вадима Аскольского медленно ползла между ними к старому особняку, где располагался офис колдуньи Мамы Бриджит. Машина остановилась у той самой скамейки, где неделю назад Тереза нашла рюкзак с Бароном Самди.
Дверь в квартиру открылась только после нескольких звонков. Заспанная Роза Сентейрос с изумлением посмотрела на стоящего перед ней Аскольского.
– Ты?.. Вадим… в такое время? Почему ты не позвонил? Я спала…
– Можно мне войти? – не здороваясь, спросил Аскольский. В глазах Розы мелькнул испуг.
– Но я… Ты так неожиданно… Ко мне нельзя!
– Мне нужно с тобой поговорить! – с нажимом сказал Аскольский.
– Но я не одна! Вадим, прошу, давай в другой…
– Роза, впусти меня! – повысил он голос. Жестко отстранил женщину и вошел в прихожую с догонскими масками на стенах. И… вздрогнул, услышав испуганный голос, спросивший по-португальски из соседней комнаты:
– Розинья, кто пришел? Это твой клиент? Мне принять гостя?
Аскольский побледнел. И невольно прислонился к стене, когда из коридора медленно, на ходу кутаясь в халат, вышла вторая женщина. И хрипло произнес:
– Мария… это ты? Это ты?!
Черная красавица, ахнув, всплеснула руками. Кинулась было прочь, но Аскольский, догнав, крепко прижал ее к себе. И через ее плечо сдавленно спросил остолбеневшую Сентейрос:
– Роза, не ври мне… Я теперь знаю обо всем! Не знаю только, зачем ты это сделала. Зачем?!
– Дурак… – сквозь зубы процедила Роза, закрывая глаза. На ее выпуклом коричневом лбу выступили бисеринки пота. – Вадим, ты дурак… Я всегда любила тебя.
Новый год отмечали всей компанией у Натэлы. Огромная мохнатая елка, в поисках которой Атаманов и Батон прочесали шесть елочных базаров, была великолепна. Старинные игрушки из коллекции Нино Вахтанговны искрились на ней разноцветными гранями. Соня и Белка в четыре руки исполняли на рояле «Полонез» Шопена. Генерал Полторецкий, утонув в кресле, зачарованно внимал звукам классической музыки. Из кухни доносились умопомрачительные запахи и возмущенный голос Натэлы:
– Сергей! Вах, да что это такое! Перестань сейчас же! Отойди от лобио, ты уже половину съел! Не у тебя одного Новый год! Юля, Юля, скажи ему!
– Атаман, хватит там жрать! – послышался трубный глас из ванной. – Пузо отрастишь, Натэлка тебя любить не будет! И я не буду! Помрешь без семьи и счастья!
– Дура ты, Полундра!
– И тебя с Новым годом, любовь моя! Поди сюда лучше, подержи кастрюлю, у меня тесто через край валится! Натэлка, вода в тазу горячая должна быть или ОЧЕНЬ горячая?
– Чеми дэда, я же сказала – еле теплая! А то тесто не поднимется, а сварится! О-о-о, что это за люди, ни о чем попросить нельзя! Выйдите нэ-мэд-лэн-но оба из ванной, я сама! Юля, да отгони ты его от лобио, нельзя же так!!!
– Вот бы мне уметь так готовить… – грустно сказала Тереза, сидя на диване рядом с абсолютно счастливым Батоном. В ярко-оранжевой кофточке, с волосами, собранными в хвост блестящей резинкой, она была великолепна. Рядом с ней сидели ее родители. Мария в белом платье казалась старшей сестрой собственной дочери. Ее темные огромные глаза светились юным счастьем. Вадим Аскольский не сводил с нее взгляда и иногда брал жену за руку – словно желая убедиться, что она здесь, с ним.
– В тринадцать лет самой приготовить рождественский ужин – это magnificamente, великолепно! – с уважением сказала мама Терезы. – Я бы никогда не смогла!
– Милая Мария, у нашей Натэлы было очень тяжелое детство! – пояснила бабушка Нинико. – Бабка, мать и сестры – актрисы, следовательно, еды в доме вечно нет! Отец и братья пропадают на службе! Что оставалось несчастному ребенку? Выучиться готовить самой!
– Неправда, это бабушка меня всему научила! – донеслось из кухни. Нино Вахтанговна пожала плечами.
– Научила готовить? Я?! Я просто подарила ей тетрадь с рецептами своей матери и показала, как включать плиту! И все! Вадим, Мария, вы ведь останетесь с нами до утра?
– Нет, они уйдут! – со смехом ответила вместо родителей Тереза. – Я останусь, а им очень хочется побыть одним!
– Тереза, не разглашай семейных секретов! – чуть смущенно заметил Аскольский. – Ты ведь сама захотела отметить Новый год с друзьями! Андрей мне сказал, что под его ответственность я вполне могу тебя здесь оставить.
– Никаких проблем, Вадим Николаич, – солидно пробасил Батон. – Я ее завтра прямо до квартиры провожу и вам с рук на руки сдам!
– Хорошо, когда рядом настоящий мужчина, правда, девочка? – с улыбкой спросила Мария у дочери. Тереза слегка покраснела, улыбнулась в ответ. Батон же украдкой обернулся на деда Полундры, сидящего у окна. Генерал Полторецкий незаметно подмигнул ему и, ни к кому не обращаясь, вполголоса сказал:
– Если мужчина способен защитить свою женщину, он может себе позволить любую внешность… Нино, это ведь ваше утверждение?
– Совершенно верно! – отозвалась бабушка Нинико. – Все мои мужья – сплошное этому подтверждение. Рыцарство мужчины компенсирует даже полное отсутствие у него мозгов… по крайней мере, в первое время!
– Но потом-то ведь, Нино…
– А «потом» не считается! – отмахнулась старая актриса. – «Потом» уже неинтересно! К тому же умный мужчина – это такой антиквариат в наши дни, что не стоит и силы тратить на поиски… Соня, ну что я смешного сказала?! Уж ты-то должна меня понимать, как никто!