— Я и сказал — два! — возмутился Витька. — Я сказал — два, как один, а не просто один!
— Правильно сказал! — подтвердил Мика, а Ника растопырил пальцы и показал пятерню Валерке.
— Сколько?
— Пять.
Ника сжал пальцы в кулак.
— А теперь?
— Один.
— Как один! — поправил Валерку Мика. — Так и мы.
Маша все еще стояла у дверей. Борис легонько подтолкнул ее.
— Проходи, садись.
— А мы вам не помешаем?
В комнату опять заглянула бабушка — Борису приказала освободить стол, Машу увела с собой. Через несколько минут стол в комнате был накрыт. В центре, на большой тарелке, высилась горка румяных блинов. Над ними курился ароматный парок. Машины братья первыми заняли места.
— А вилки? — бесцеремонно напомнил Витька.
— А вы по-простому, по старинке, — ответила бабушка, обращаясь не столько к Витьке, сколько ко всем остальным. — Оно, конечно, нынче и арбуз без вилок не едят, а только блин железа не любит… Я и салфеточки припасла.
— Руками, значит? — обрадовался Валерка.
— Если чистые…
— Ура-а-а! — прокричал Витька и потянулся за блином.
Маша быстро вошла в роль хозяйки стола — подкладывала кому сметаны, кому меду. Сама она ела мало. Больше смотрела на братьев, на друзей и долго не решалась высказать свое желание. Когда горка блинов заметно поубавилась, она разнесла чай и только тогда сказала:
— Я так люблю, когда вместе… Почаще бы и чтоб все-все!.. За одним столом!.. Когда мама совсем поправится, мы с ней напечем тысячу блинов — на весь отряд — и позовем всех в гости!
— Только этого не зови! — возразил Валерка.
— Интересно, кого? — спросил Мика.
— Ну, этого, которого мы с Витькой в парке видели.
— Идет с рыжей, — добавил Витька, — и разговаривать не хочет! Мы — к нему, а он — какое вам дело! И еще отворачивается!
— Грачев, что ли, с Мариной? — догадался Ника. — Значит, не позовешь их в гости?
— Ее можно, а его — нетушки!
— Гришу Грачева?.. Не позовем? — воскликнула Маша. — И не стыдно вам!
— Нечего нас стыдить! — пробурчал Борис. — А если еще и Авдеев у тебя будет, тогда меня не жди!
Маша огорченно захлопала большими серыми глазами.
— А мне так хотелось, чтоб все… Андрей ведь честно сознался… Он никогда больше не будет! А Гриша… — Она строго взглянула на Витьку и Валерку. — У него, может, зубы болели, а вы!
Арбузовы засмеялись.
— Забавная ты! — сказал Мика.
— Видишь не то, что есть, а что самой хочется! — заметил Ника.
— У тебя все хорошие! — добавил Борис.
— А разве нет? — воскликнула Маша. — Бывает, конечно, но плохое всегда проходит, а хорошее остается… Это — как болезнь: уйдет — и хорошо станет.
— Хорошо станет, когда они съедят друг друга! — повторил Мика слова, которые уже говорил Борису.
Маша еще больше огорчилась.
— Мальчики! Дорогие! Не надо так. Нам с Витей и Валериком так трудно было! А кто помог? Отряд!.. Школа новая, никто меня не знал, и все равно помогли — как что, Бориса присылали!
Ника хотел возразить, но Борис незаметно мотнул головой, и братья Арбузовы не стали разочаровывать Машу.
Часов в семь гости вышли во двор. Борис спустился вниз, чтобы проводить их. Сначала довели до лестницы семью Агеевых. Машина мама поцеловала Бориса в лоб.
— Заходи к нам почаще… И вы тоже обязательно приходите! — сказала она братьям Арбузовым.
Витька с Валеркой по-взрослому пожали мальчишкам руки, а Маша, прощаясь, попросила Бориса:
— Узнай, пожалуйста, у бабушки: сколько муки на сто блинов надо?
Мальчишки остались одни.
— Не дура, а… — произнес Мика.
— А как дура! — закончил за него Ника.
— Я ей то же самое говорю, — отозвался Борис. — Только она совсем не дура! У нее голова так устроена — плохого понять не может.
Со двора была видна школа. Там еще горел свет в нескольких окнах. Художники из совета дружины, закончив сводку сбора макулатуры, вместе с Виктором Петровичем вывешивали ее на доске объявлений.
Мимо проходил Глеб Николаевич. У него было правило — не брать домой тетради с контрольными работами. Он проверял их в школе и поэтому засиделся в учительской.
— По-здравляю вас! — с заметной лишь Глебу Николаевичу запинкой произнес Виктор Петрович. — Ваши воспитанники опять в передовики вышли! Совет дружины предлагает назвать отряд правофланговым.
Глеб Николаевич остановился, изучил сводку.
— Оч-чень приятно! — с такой же запинкой ответил он.
Эти приметные только им двоим запинки были как бы выражением все той же раздвоенности в отношении к воспитанникам Глеба Николаевича. Оба знали, что в коллективе, который лихорадит, в котором что-то не ладится, плохо идет любая работа. 6-й «А» был исключением. Все внешние показатели говорили о полном благополучии. И успеваемость оставалась в норме, и дисциплина не хромала. Теперь и сводка свидетельствовала о том, что ребята старались от души. А между тем в классе было беспокойно.
Когда художники, вывесив сводку, ушли, Виктор Петрович спросил:
— Вам не кажется, что нам пора вмешаться?
— Поднять палатку? — улыбнулся Глеб Николаевич и рассказал случай из своей юности, когда он тоже был вожатым и ходил с ребятами в туристские походы.
Как-то вечером упала одна палатка. То ли ветер надавил на нее, то ли слабо укрепили растяжки — неизвестно. Только она вдруг осела и накрыла десяток мальчишек. Подбежали встревоженные вожатые. Под брезентом что-то шуршало, покрикивало, повизгивало, выпячивалось. Всем стало жутковато от этого прикрытого брезентом движения. Вожатые торопливо приподняли полы палатки и увидели целых и невредимых, веселых, расшалившихся мальчишек.
— Расшалившихся! — с ударением произнёс Виктор Петрович. — А у нас?.. Драка, проткнутая шина! Это не шалости… Хотя сравнение с палаткой удачное: опустилась она на отряд, и мы не видим, не знаем, что там происходит. Не пора ли все-таки приподнять палатку?
— Не думаю! — возразил Глеб Николаевич. — Есть в классе сильное здоровое ядро. Оно все чаще дает себя знать. Пусть ребята сами поучатся крепко ставить палатки…
Рабочие будни
Как-то утром еще до начала уроков Гриша пришел к Виктору Петровичу в пионерскую комнату.
— Подпишите, пожалуйста.
Он положил перед старшим пионервожатым лист из тетрадки. Виктор Петрович внимательно прочитал письмо, адресованное в дирекцию музея Исаакиевского собора. В письме была изложена просьба разрешить пионерам подняться на вышку собора до его открытия.
Сколько ни думал Виктор Петрович, ему не удалось догадаться, чем вызвана такая просьба.
— Загадка! — произнес он, вопросительно взглянув на Гришу.
— Солнце в конце декабря встает около девяти.
Виктор Петрович поднял обе руки.
— Сдаюсь! — Он тут же подписал письмо. — Хорошо придумали!.. Может быть, лучше мне съездить за разрешением?
— Что вы! У вас столько работы!.. Да вы не бойтесь — мне не откажут!
— Верю!
Виктор Петрович действительно верил, что этому настойчивому, пробивному пареньку не откажут. Ведь надо же додуматься — посмотреть на восход с собора! Что ни говори, а Грачеву не откажешь в изобретательности. Те же ящики для прочитанных газет чего стоят!
Подумав о ящиках, Виктор Петрович вспомнил, что городской штаб пионерской организации начинает кампанию по сбору металлолома на строительство сухогруза — большого морского судна. Об этом еще предстоял разговор со школьным активом, но Виктор Петрович воспользовался приходом Гриши и рассказал ему о пионерском сухогрузе и о металле, который нужно собрать.
— Мой отряд сзади не останется, — буднично ответил Гриша. — Только вы что-то плохо к нам относитесь.
— Я? Откуда такой мрачный вывод? — пошутил Виктор Петрович, пытаясь скрыть замешательство. Он никак не ожидал, что Гриша заговорит так откровенно. — Я стараюсь ко всем относиться объективно.
— Стараетесь, а сами против, чтобы нас назвали правофланговыми. Совет дружины — за, а вы — против!
— Тогда садись! — серьезно сказал Виктор Петрович. — Поговорим… Вот скажи, почему совет дружины предлагает присвоить вашему отряду звание правофлангового?
— А как же? — Гриша начал загибать пальцы на левой руке. — Отстающих у нас нет — это раз. Подписку провели на сто процентов — два. Макулатура — сами видели! Хоккейная команда, культпоходы…
— Подожди, подожди! — прервал его Виктор Петрович. — Ты смешал в одну кучу — и успеваемость, и хоккей, и макулатуру… Мне бы хотелось услышать другое… Что в твоем отряде хорошо живется ребятам… Легко дышится… Что вы заботитесь друг о друге… Что радушие и благожелательность — ваш закон…
— Понятно! — сказал Гриша таким тоном, что Виктору Петровичу не захотелось продолжать. — Это понятно! — повторил Гриша. — Но скажите… Допустим, есть такой отряд — и радушие в нем, и забота, а только с макулатурой у них плохо, с металлоломом отстают… Вы такой отряд правофланговым сделаете?
Виктор Петрович задумался не над сутью ответа, а над формой. Формально он должен был сказать: нет, такой отряд правофланговым назвать нельзя. Но этот ответ подтвердил бы правоту Гриши. Ту правоту, которая хуже любой ошибки.
Другой ответ требовал времени, а его не было: по школе разносилась трель звонка.
— Иди, Грачев, — сказал Виктор Петрович. — Уроки начинаются… А ответ на твой вопрос — за мной…
Весь день у Гриши было хорошее настроение. Ему думалось, что после такого разговора старшему пионервожатому будет неудобно возражать совету дружины, и Гришин отряд станет правофланговым.
После уроков Гриша забежал домой. И здесь ему повезло. Отец обедал. Машина стояла во Дворе. Узнав, что сын собирается поехать в дирекцию Исаакиевского собора, отец предложил:
— Хочешь, подброшу? Мне по пути.
Через час они выехали со двора. Гриша молчал. Он готовился к разговору с директором музея. Говорить о восходе солнца — смешно и даже стыдно. Надо придумать что-то серьезное, современное. И Гриша придумал: пионеры хотят посмотреть, как просыпается город, послушать утренний рабочий ритм, увидеть зарево заводских топок.
Отец через зеркало взглянул на сына.
— Когда экскурсия?
— В зимние каникулы.
— Опять машину попросишь?
— Неплохо бы! — оживился Гриша. — Только не микроавтобус. Поедут все. Большой надо!
— Придется подумать! — отец подмигнул Грише. — А письмо будет?
— В тот же день!.. Мы не подведем!.. Помнишь, когда за грибами, какое написали! Поэма! Хвалебная ода!
— Тут вот какое дело, Григорий! — Отец помолчал, обгоняя подходивший к остановке автобус. — Мне письмо раньше нужно… И не куда-то по городу, к собору, а подальше… Чтоб на денек поездка… Вылазка там, лыжная или, не знаю, сбор на лоне природы у зимнего костра… Мысль улавливаешь?
Гриша подмигнул отцу.
— Поездка, которая не состоится?
— Состоится… Но без вас.
— Налево?
— А это смотря какой знак повешен! — отшутился отец. — Чаще правый поворот разрешается… А какое число поставить, я тебе после скажу.
Гриша кивнул головой…
Дверь с табличкой «Дирекция» была закрыта. Гриша не стал раздумывать и постучал в соседнюю, с надписью «Партбюро».
За столом сидел седой мужчина, писал. Кустистые брови закрывали глаза, и Гриша не сразу заметил, что мужчина уже смотрит на него.
— Кого потерял?
Гриша поспешно вытащил письмо.
— Просьба к вам…
Читал мужчина удивительно быстро. Не читал, а будто лишь взглянул и разом вникнул в суть бумаги.
— Ну, садись поближе и выкладывай: что, как и почему… Только без фантазий — ничего не привирай!
Брови совсем надвинулись на глаза, но Гриша видел сквозь кустики седых волос нацеленный на него взгляд. Было в нем что-то такое, словно мужчина знал, что Гриша начнет «заливать», и как бы заранее готовился весело посмеяться.
— Если можешь — без фантазии! — повторил он. — Лучше Стругацких не придумаешь, а хуже не стоит… Читал братьев Стругацких?
Гриша читал, но сейчас ему было не до Стругацких. Мужчина ждал ответа, а Гришин язык никак не хотел повторять выдумки про рабочий ритм и заводское зарево.
— Солнце посмотреть, — пролепетал Гриша против своей воли. — Как оно восходит, увидеть…
Кустистые брови поползли вверх. В глазах погасли смешинки. Мужчина повернулся к окну, взглянул на хмурое декабрьское небо.
— Вот тебе и на-а! — задумчиво произнес он. — Аж в сердце кольнуло… Живем и не видим… Я ведь тоже лет сорок на солнышко восходящее не смотрел! Родился в деревне — там видел, в детстве… Огромное такое, ласковое… И почему-то парным молоком от него пахло… А потом не припомню… ни разу…
— Пойдемте с нами! — расчетливо предложил Гриша.
— А что? — с мальчишеским задором откликнулся мужчина. — И пойду!.. Вы когда собираетесь?
— В любой день в каникулы.
Мужчина написал на листке номер телефона и свою фамилию.
— Позвони, когда начнутся каникулы. А я у синоптиков узнаю… Надо утро выбрать, чтобы небо чистое было…
На другой день Гриша провел пионерскую летучку. Начал он с сухогруза. Сбор металлолома — дело для школьников обычное. Что это такое — все прекрасно знали. Трудность заключалась в одном — где взять металлолом? В старых домах и дворах еще можно было покопаться и найти что-нибудь. А здесь, в новом микрорайоне, никакого железного хлама не успело накопиться. Переезжая из старых квартир в новые, никто не брал с собой отслужившее свой век барахло.
— Заскучали? — усмехнулся Гриша и подбодрил ребят. — Вам только кажется, что ничего нету!.. Шурка! Что ты принес, когда мы ящики для газет делали?
— Верно! — обрадовался Шурка. — Замок и цепь — тяжеленные!.. Завтра же приволоку!
— Так и в каждой квартире, — продолжал Гриша. — Но это мелочи. С ними соревнование не выиграешь!.. У кого есть настоящее предложение?
Его не огорчило, что ни хороших, ни плохих — никаких предложений не было. Он и не ждал ничего полезного и не обижался на ребят, потому что считал всякую хорошую выдумку своей собственной обязанностью. Он председатель совета — ему и шевелить мозгами. Каждому свое!
— Я тут кое-что придумал, — важно произнес он и выложил план поисков металла.
Даже Мика и Ника при всей своей придирчивости к Грише высоко оценили его предложения.
— Есть у него что-то, — сказал Мика.
— Пробивается иногда, — добавил Ника.
А Гриша предлагал вот что. Слева и справа от их района тянулись линии пригородной электрички. Встать на лыжи в морозный день и пройтись вдоль полотна железной дороги — одно удовольствие. А во время прогулки в этих местах можно найти и кусок рельса, и старый буфер, и негодное треснувшее колесо. Много всякого железа валяется обычно около железнодорожной насыпи. Только не ленись искать.
Вылазку на лыжах Гриша поручил мальчишкам, а девчонкам дал другое задание. Микрорайон хоть и новый, но работы в нем еще не закончены: не все улицы покрыты асфальтом, не везде старые фонари заменены новыми, современными.
— Один фонарный столб весит, наверное, тонну! — зажигательно говорил Гриша. — У нас — двенадцать девочек. Каждая по столбу — двенадцать тонн!
Девочки захихикали, засмеялся и Гриша.
— Это я так… Чтобы разогреть вас!.. В общем, где увидите, что работают на улице, — мигом туда! И никакой тяжести не бойтесь! Сами знаете — машина у меня есть! Погрузим, привезем… Покажем еще разок, что такое шестой «А»!
Умел Гриша и придумывать, и подавать свои предложения так, что всем хотелось взяться и выполнить их. Несколько минут назад каждый считал сбор металлолома в их микрорайоне пустым занятием, напрасной тратой времени. А сейчас, после выступления Гриши, все верили, что металл найдется.
Зато по второму вопросу такого единодушия не получилось.
Гриша подметил какой-то холодок к диаграмме успеваемости. Сначала всякий шаг вверх или вниз привлекал внимание, обсуждался. Ребята сравнивали столбцы, считали ступеньки, спорили, кто раньше доберется до красной черты с надписью «Космонавты». Но постепенно эта игра надоела. Получив на уроке отметку, на перемене не торопились к диаграмме, чтобы подняться на ступеньку выше. А некоторые и совсем перестали отмечать свою успеваемость.