Вслед за сводом, украшенным, как праздничная арка, белыми гирляндами, они встретили другую фантастическую декорацию. Просторные и изящные мраморные залы искрились при желтоватом свете фонарика. Центральная часть их выглядела как просторная городская площадь, уставленная колоннами из белого мрамора со свисающими сталактитами необычной формы, с острыми пирамидальными памятниками, окаменелыми кустами белого цвета, над которыми переливались сказочные краски. В самой середине возвышалась великолепная группа сталагмитов, похожая на изящную опаловую вазу, в которую было вставлено несколько тонких стебельков свечеобразных сталагмитов с искрящимися розовыми кончиками.
Восхищённая и очарованная Элка, всплеснув руками, подбежала и обняла это дивное творение подземного мира. В это мгновение она походила на маленькую фею из царства мрака, околдованную сиянием. Глаза её с жадностью поглощали блеск и сами блестели.
— Неповторимо, прекрасно! — воскликнула она в восхищении.
Павлик подошёл к ней, лучи его фонарика осветили её так, что в отблесках мрамора она потонула в сиянии и сама стала прекраснейшим язычком пламени этой дивной иллюминации.
— Сердце нашей неисследованной земли нельзя было бы изобразить нежнее той картины, которая сейчас передо мной! — прошептал взволнованный Павлик.
Ослеплённая светом, Элка упорно всматривалась, чтобы увидеть сквозь блеск лучей лицо того, кто это говорил. Её голубые глаза переменили цвет и искрились, как звёздочки в светлоокой ночи.
— Ты хочешь меня ослепить? — спросила она.
— Нет, это я ослеплён! — прошептал Павлик изменившимся голосом и направил свет фонарика вниз.
— Чем?
Элка облокотилась на холодный мрамор и отвернулась, но потом взглянула ему прямо в глаза. На мгновенье цвет её глаз переменился, приобретя оттенок морских глубин. Она закинула голову, прижалась к мрамору и, наконец, её звонкий смех рассыпался подобно тысяче серебряных колокольчиков в пустынных подземельях.
— О какой неисследованной земле ты говоришь? — спросила она, ожидая, может быть, какую-нибудь аллегорию.
— О моей, о твоей, о нашей родине, Элка! В исследованном мире она для меня неисследованная земля. Может быть, единственный уголок, над которым проносятся крылья нашего времени, не зная, что им надо остановиться. Ты посмотри, какая красота таится в этом неведомом подземном мире! Подумай, какое уродливое название оберегало его от любопытства народа в течение веков до наших дней. Не забывай цепи в подземелье с нацарапанными на стенах муками и страданиями рабов! Да разве только это? О, пусть мы узнаем чуждые миры, но пусть узнаем и этот маленький мир — отечество. Это наш первый долг.
— Как ты хорошо думаешь и выражаешься! — прошептала пленённая Элка.— Ты любишь поэзию?
— Писать стихи не умею, но поэзию, конечно, люблю. А почему ты спрашиваешь?
Она ушла от света, не отвечая. Скрылась в темноте и воскликнула:
— Посмотри, тебе нравится это?
Павлик повернул фонарик на её голос и осветил изящный мраморный куст, весь белый, одетый искрящимися нежными цветками.
— Профессор, профессор! — вскрикнула в это мгновенье Элка.
Павлик мгновенно погасил фонарик. В глубине зала стал виден свет. Это был мягкий свет, разливающийся от фонаря профессора Мартинова. Он поднял его выше, явно рассматривая породу свода. Таким образом, он сам вырисовался на фоне белых сталактитов и сталагмитов, как некий седобородый гном, обитатель подземного царства, с фонарём в руке…
Если бы сюда попал кто-нибудь из местного населения, то скорее всего принял бы его за джина, хозяина гор, хозяина зарытых в земле денег.
Шум привлёк внимание профессора Мартинова, неподготовленного к встрече в таком месте. Захваченный врасплох, он отступил за ближайшую колонну и посветил оттуда, чтобы увидеть, с кем имеет дело. Через мгновенье фонарь задрожал в руке профессора, посылая лучи то в пол, то в потолок. Послышался его голос:
— Детки, детки мои!..
Они поспешили к нему.
— Как вы сюда попали? Что случилось? — взволнованно спрашивал профессор, обнимая их одного за другим.
— Павлик меня сюда привёл, вот и всё! — улыбаясь, объяснила Элка, прильнув к профессору.
— Эх вы, любители приключений! — с нежным упрёком сказал он растроганным голосом. — Ну что ж, наблюдайте, смотрите, есть на что посмотреть. Я никак не ожидал такой милой компании. А именно такие, как вы, должны раскрывать тайны нашей земли, нашего мира. Да и других миров, которые манят нас из межзвёздного пространства своими огнями и неразгаданными тайнами. Молодёжь, вооружённая наукой, — носитель человеческого прогресса и победитель межпланетного пространства в ближайшем будущем. Да-с! Ну продолжим наши занятия.
Он добродушно рассмеялся.
— Привычка — вторая натура, — обратился он к Павлику и Элке. Мы привыкаем бормотать и бормочем, бормочем, философствуем, рассуждаем… А самый непосредственный способ познания — действие. Кто умеет действовать, тот может совершать великие дела. Действуйте смело, быстро, целенаправленно… А сейчас будем наблюдать! Да, да! Наблюдение — великое искусство, дарование…
Однако он не переставал бормотать себе под нос, осматривая породы. Он объяснял, передвигая луч фонаря, чтобы чего-нибудь не пропустить.
— Большое значение в изменении пород имели здесь просачивающиеся атмосферные осадки, богатые кислородом, углекислотой и органическими кислотами. Вода атмосферных осадков не находится в химическом равновесии с породами, через которые она просачивается и протекает. Она вступает в реакции с минералами пород. Одни из этих минералов растворяются в такой воде, другие изменяются. Изменяется и состав просачивающейся воды. Проникая в глубину, эта вода взаимодействует с новыми минералами, изменяет их, снова меняет свой состав и часто отлагает новые минералы в трещинах и порах пород путем метасоматоза.
Особенно энергично действие атмосферной воды на сульфидные рудные минералы. От такого взаимодействия они переходят в сульфаты, карбонаты, гидроокиси или окиси. Сульфаты некоторых металлов, например цинка, меди и других, легко растворяются и мигрируют вместе с просачивающейся водой, на известное расстояние, реагируют с другими минералами и осаждаются в виде карбонатов или сульфидов. Сульфаты других металлов, например, свинца, слабо растворимы. Они почти не мигрируют, а осаждаются на месте, часто на самом галените. Сульфаты третьей группы металлов, например железа, соединения неустойчивые, легко распадаются, образуют лимонит и освобождают серную кислоту.
Сульфаты, серная кислота и другие компоненты просачивающихся вод реагируют с другими минералами и изменяют их, а также осаждают новые минералы — карбонаты, вторичные сульфиды, сульфаты, арсенаты, фосфаты и другие. Так образуются окислительные и цементационные зоны сульфидных рудных месторождений.
Но атмосферная вода реагирует энергично и с мраморами и с известняками. Мягкая и неминерализованная дождевая и снежная вода относительно богата углекислотой, легко растворяет карбонатные породы и прокладывает себе через них дорогу, образуя пещеры и другие карстовые формы, какие здесь встречаются в изобилии.
Когда же воды, насыщенные бикарбонатом кальция, капают со сводов пещер, то они частично испаряются, часть углекислоты улетучивается и из насыщенного раствора образуются сталактиты и сталагмиты, — прекрасные драпировки, везде покрывающие эту пещеру. А когда такие воды выходят на поверхность земли, то, испаряясь под действием солнечных лучей, они осаждают бигор или травертин.
Говоря, он расхаживал взад и вперёд, словно находился в университетской аудитории, а не в пещере. Затем, остановившись на одном месте, внимательно осмотрел стены. Своим геологическим молотком он отломил кусочек породы и положил его в свой рюкзак.
— И все же я ещё не нахожу настоящего объяснения вопроса! — продолжал он, словно обращаясь к самому себе. — Невозможно, чтобы рудоскоп не был в состоянии преодолеть эту глубину. И нет ничего особенного, что могло бы преломить его лучи и отклонить его действие. Могло бы… Но посмотрим. Ну, детки, — обратился он к Павлику и Элке, следовавшим за ним. — Карбонатные породы хорошие рассказчики. Это — одни из самых благоприятных пород для отложения руд, — как первичных рудных минералов из восходящих растворов, так и вторичных рудных минералов из просачивающихся, нисходящих, рудоносных растворов. Запомните — галенит, пирит, сфалерит и другие сульфидные минералы, которые мы встречаем в этой пещере — первичные руды. Они образованы восходящими рудными растворами. Англезит, цитрусит, малахит, лимонит и другие минералы, украшающие эту пещеру — вторичные минералы. Они образованы просачивающимися нисходящими растворами. Да-с! Редки, очень редки на свете подобные дивные художественные галереи, созданные природой, с такими изящными формами и расцветкой. Что вы скажете, такое путешествие стоит проделать?
— Мне кажется, что я вижу сон. Мне кажется, это сказка, которая сейчас кончится и мне жалко заранее. Почему она не может продолжаться долго-долго… — прошептала Элка.
— А вот и реальность! — указал в сторону от дорожки Павлик. — Взгляните, товарищ профессор! Скелет!
— Да-с! — сказал профессор, подойдя поближе.— Крупный зверь. Да-с. Ну что, вы узнаёте животное? Определите, чей это скелет.
— Трудно! — ответила Элка.
Павлик предпочёл промолчать.
— Вот потерянная страничка из древнейшей истории земли. Пещерный медведь, детки, страшнейший враг человека в эпоху, когда он обитал в пещерах. Гигант! Отлично сохранился! Не трогайте его! Специалисты придут сюда за нами, предоставим его им. Но вот, вот там — профессор показал рукой направо — там есть кое-что для вас. Осторожно, осторожно за мной!
Профессор направил луч фонаря вперёд и крадущимися шагами обошёл вокруг выступа скалы.
— Ага, готово! — воскликнул он через мгновение.
Павлик и Элка быстро подбежали к нему.
Посреди дорожки, пойманный в круг электрического света, сидел неподвижно, моргая, пушистый зверёк с длинным пышным хвостом. Он был похож на белку. Когда он вытянулся насторожившись, тело его оказалось длинным и тонким как верёвка, а пышный хвост был не короче метра.
— Пещерная лисица, — прошептал профессор. Редкий, чрезвычайно редкий экземпляр!
— Поймаем её! — предложил Павлик.
— Держи фонарь! — распорядился профессор. — Я займусь этим. Это будет лучший подарок, какой я только могу поднести профессору Иванову.
В это мгновенье пещерная лисица, почуяв опасность, как пружина, метнулась в сторону от ослепляющего её света. Павлик кинулся за ней, но это было бесполезно. Она исчезла.
— Жаль, очень жаль! — промолвил профессор. Хорошо, что с нами нет профессора Иванова, иначе мы бы его потеряли навсегда. Он ни за что на свете не ушёл бы отсюда без этого редкого и интересного экземпляра. Он бы преследовал его по следам всеми возможными средствами, пока не обнаружил бы. Но мы пойдем. Надо посмотреть докуда продолжается это подземелье. А потом выйдем наверх, на солнышко. Мои старые кости начинают поскрипывать.
Павлик и Элка рассмеялись.
Несколько минут шли молча. Каждый был занят своими мыслями. Вдруг радостное восклицание Элки, которая постоянно рыскала по сторонам, стараясь не попадать в сноп света от фонаря, привлекло внимание двух остальных.
— Вода, вода! — воскликнула она, устремившись к берегу удивительно красивого заливчика.
Со свода пещеры над заливом, на берегу которого остановились трое исследователей подземелья, свисало кружево богатой декорации из сталактитов, которое приобрело феерический вид от игры света на водной поверхности.
Профессор присел на влажный песок и окунул руку в подземный поток.
— Вода не застоявшаяся. Куда-то вытекает. Но… посмотрите, посмотрите сюда! — он указал на воду перед собой.
В прозрачной, как кристалл, воде плавали рыбы, белые, как белый мрамор, как белые сталактитовые образования. Белые и совершенно слепые, без всяких признаков глаз.
— Гадкие они, узкие и длинные, и прозрачные, словно черви, — сказала Элка.
— Среда их создала такими. Полный мрак, отсутствие света — объяснил профессор.
— Ой, берегитесь, берегитесь! — крикнула вдруг Элка, отшатываясь от берега.
Профессор и Павлик растерянно на неё взглянули.
— Там что-то страшное, посмотрите! — Элка указала на куст сталактитов, сквозь которые протискивалось чьё-то белое тело.
Павлик и профессор направили туда свет, но было поздно. В воде мелькнула спина животного, быстро скрывшегося во мраке за скалами.
— Будем осторожны, детки. У нас в руках мощное оружие — свет. Против него не посмеет выступить никто из здешних жителей и вам нечего пугаться. Никто не может на нас напасть. Их пугает свет так, как нас темнота. Но осторожность не излишня. Впрочем, осмотрим берег и будем возвращаться. На сегодня с нас хватит.
Дальше дорожка уже не была ровной. Они поднялись по образующему террасы берегу подземного озера. Спустились по высеченным в скале удобным ступеням, очень заинтересовавшим профессора. Он остановился и долго их рассматривал.
— Необычайно и странно! — воскликнул он наконец. — Ступеньки из великолепной галенитовой руды. Посмотрите, детки! Они откуда-то принесены и положены здесь в гнёзда, вырубленные в этой старинной известняковой породе. Откуда взята эта чудесная плотная галенитовая масса?
Вдруг он сел на ступеньки, потёр рукой лоб и вскричал:
— Теперь понимаю, ясно всё понимаю! Вода, вода помешала моему рудоскопу… Да-с! Да-да-да. Галенит…
Профессор не договорил. Все трое подняли головы и переглянулись. Удивление, интерес и страх промелькнули в их взглядах.
— Человеческие голоса! — прошептала Элка, в наступившей тишине прижимаясь к профессору. — Дикари! Пещерные люди!..
— Это эхо! — попытался её успокоить Павлик, но голоса слышались всё яснее и заставили и его замолчать в смущении.
— Да-с! Нет, конечно, дикарей быть не может. Пожалуй, кто-нибудь… совершенно случайно… кто-нибудь… — растерянно бормотал профессор.
Он прижал к себе дрожащую Элку, и все трое стали вслушиваться в приближавшиеся шаги.
24
Роковая встреча
У тихого берега подземного озера остановились, смутно вырисовываясь за ярким светом шахтёрской лампы, два силуэта. После нескольких проделанных ими движений оказалось нетрудно отгадать, кто эти двое. У Хромоногого и Медведя были настолько характерные признаки, что их легко мог узнать каждый, даже за экраном слепящего света.
Шумел, собственно, Медведь. По всему было видно, что сегодня он принял усиленную порцию водки.
— Садись здесь на камни и ни звука! — властно сказал Хромоногий. — Кто бы за нами ни шёл, если подойдет сюда, должен будет проститься со своей душонкой.
Медведь покорно сел. Кирка и лопата, которые он нёс, зловеще звякнули в гулком подземелье.
Хромоногий прикрыл свет лампы, так что она освещала только уголок за скалами. Лишь легкий плеск воды об берег создавал монотонный шум в мрачном молчании этого необыкновенного мира.
— Никого нет! — нарушил молчание Медведь, которому, вероятно, было очень трудно сидеть неподвижно.
— Шш! — резко прошипел Хромоногий. Потянулись долгие тягостные минуты… Ни один звук не нарушал тишину.
— Аллах экбер! — шумно вздохнул Хромоногий и встал.
Медведь последовал его примеру, шумно пыхтя.
— Толстый буйвол — прикрикнул на него Хромоногий. — Сопишь, словно из тины какой выбираешься. Из-за тебя я вечно в опасности. Ты всегда всё затрудняешь, только неприятности от тебя.
— Это от меня тебе неприятности? А не мне от тебя? Если бы тебя не было, был бы я чабаном, как другие, и спокойно жил бы себе.
— А теперь тебе худо, что ли?
— Теперь! Теперь я дрожу наравне с тобой, хотя и не повинен во всех твоих преступлениях.
— Шш! заткнись, что ты болтаешь! — сказал, понизив голос, Хромоногий. Ну, а если кто-нибудь слушает, что он подумает? О каких это преступлениях ты плетёшь?
— Каких угодно! — рявкнул Медведь. — Осточертели мне твои дела. Мало ли за тобой грехов. Знаю как ты сделался хозяином пяти-шести тысяч овец, и что ты потом делал. Чего на меня уставился? Пускай слушает, кто хочет. Никого я не боюсь, ничего худого я не сделал.
Хромоногий неестественно засмеялся и, подойдя к Медведю вплотную, прошипел ему в лицо:
— Держи язык за зубами. Тут пощады никому не будет. Ты хорошо видел, что за нами в туннель кто-то вошёл, и свет его нас преследовал. Смотри, можешь всё сразу потерять из-за этой проклятой водки. Держи язык за зубами!
— Нет, я иду обратно. Я больше здесь оставаться не буду. У меня дети есть, которых я хочу снова увидеть.