Сидели за столом князь Ростислав, объединивший славянские народы на борьбу против короля Людовика, и племянник Ростислава, славный воин Святополк. Сидели, дружески разговаривали о том, что предстоит делать. Дел было много. Война с королем кончена победой. От князя Коцела возвращается Мефодий. И где было знать Ростиславу, что завтра захватит его доблестный воин Святополк обманным путем и повезет связанного к королю.
Король Людовик любил позабавиться. Он созвал для забавы своих маркграфов — пусть судят Ростислава.
Маркграфы — те самые, которых Ростислав побеждал в открытом бою, вдоволь поиздевались над связанным славянским князем и присудили казнить его.
Но король проявил свою королевскую милость.
— Пусть живет, — указал он, — только выколоть глаза да отправить в темницу к крысам.
Когда-то в молодые годы был у Мефодия близкий друг.
В одном бою свалили с коня этого друга дикие кочевники, обмотали его ремнями, чтобы потом продать в рабство. Но тут повернул свою лошадь Мефодий и врубился в их ряды. Он не думал об опасности, он видел лишь своего друга, молящего о помощи. Направо и налево рубил мечом Мефодий, и где проходил его конь, там оставался коридор из поваленных тел…
Пробился к другу Мефодий, забросил его на своего коня и вырвался из середины вражеской орды.
Так и сейчас — узнал Мефодий о пленении князя Ростислава и заторопился в Моравию его спасать.
— Ты подумай, прежде чем отправляться туда, — уговаривал осторожный князь Коцел, — у короля с архиепископом сила и власть, что ты выставишь против них? Даже в своем замке я не смогу уберечь тебя, если потребует выдать тебя король. Раньше Ростислав заслонял меня от Людовика, а теперь лишь этот неглубокий ров вокруг стен замка.
— Сам папа поставил меня архиепископом Паннонии и Моравии, и зальцбургским служителям я не подвластен. Усовещу короля и князя спасу из позорного плена.
Едва он появился в Моравии, немецкие священники с ведома князя Святополка схватили его и увезли в тюрьму.
Через несколько недель король Людовик и зальцбургский архиепископ устроили очередной суд. Теперь судили Мефодия.
Как хотелось им выкричать в лицо Мефодию всю свою ненависть, всю злобу!
Столько лет не было им дани со славянских земель. А теперь и вовсе не будет, потому что этого Мефодия в Риме назначили архиепископом. Папа Адриан попросту отобрал у них моравские и паннонские земли. Но до папы далеко, а Мефодий стоит перед ними, и не будет ему ниоткуда помощи.
Один из епископов, Эрменрих, примчался на суд в одежде всадника. Он ударил Мефодия плетью, которой только что стегал коня. Здесь же был и Вихинг. Сейчас Вихинг держался даже спокойнее многих. Что ему было волноваться, если конец суда ясен и так. Поэтому Вихинг удержал Эрменриха, усадил его в кресло. А Мефодий стоял, не заслоняясь, глядя прямо в жестокие, ненавидящие лица.
— Я говорю истину даже перед королями и не боюсь. Я не слабей тех, которые уже приняли мученический венец за слово правды! Делайте со мной что хотите! — отвечал он гордо.
Тут и сам король Людовик, который прежде только наблюдал, решил вмешаться.
— Не утомляйте моего Мефодия, он уже начинает потеть, словно стоит у печки! — насмешливо проговорил король.
Но Мефодий взглянул на него и ответил не менее насмешливо:
— Да, государь, когда одного философа спросили, отчего он вспотел, тот ответил: «Оттого, что спорил с глупцами!»
Так королю еще никто не отвечал.
Даже судьи растерянно примолкли.
Король зло хлестнул по полу плетью, поднялся и вышел.
Мефодия водили босиком по морозу. Били палками, морили голодом.
От него требовали лишь одного — отречения. Отречения от славянских книг, от славянской проповеди.
Если бы он согласился, его бы немедленно освободили, дали бы лошадь, провожатых, отправили бы домой в Византию.
Когда-то он был стратегом, повелителем целой области. По утрам у его дома собиралась толпа чиновников и просителей. Все ждали его выхода. Слово Мефодия исполнялось немедленно.
Был он тогда молод, жил в знатности.
Сейчас ему исполнилось пятьдесят лет, и не видел он рядом ни близкого человека, ни просто сочувствующего лица.
В Моравии правили в это время иноземные маркграфы.
Мечтал Святополк стать властителем своей земли, а попал к королю в тюрьму. Зря надеялся он на королевскую благодарность, когда предавал своего дядю и выдавал Мефодия.
— Предавший своего родственника предаст и меня, — рассудил король. — Я велел его подержать в тюрьме, — сказал он зальцбургскому архиепископу. — Не ослепить ли и его, как Ростислава?
— Подержать в тюрьме стоит, а ослеплять не спешите, он может вам пригодиться, — посоветовал архиепископ.
Моравский народ, узнав о суде над Ростиславом и Мефодием, восстал.
Восстанием руководили ученики братьев. Священник Славомир, тот самый дальний родственник Ростислава, разбил войска немецкого короля и вошел в Велеград.
Тогда слуги Людовика немедленно вывели Святополка из темницы, хорошо накормили, приодели и представили перед королем.
— Хочешь по-прежнему мне служить? — спросил Людовик.
Спроси он так верного своему слову простодушного Мефодия, тот бы, не задумываясь, отказался.
А Святополк, не задумываясь, ответил:
— Готов служить.
— Бери мои войска и веди их на Велеград. Разобьешь восставших, получишь назад княжество.
Святополк привел войска под стены столицы и отправился в город, чтобы убедить восставших сдаваться.
В своем городе он тут же выстроил осажденный гарнизон, вывел за ворота и напал на растерянное королевское войско, которым сам несколько часов назад командовал.
— Как мы с ним, так и он с нами, — отвечал архиепископ старому королю, упрекнувшему Святополка в неверности. — Не ожидал я, правда, от него такой хитрости, думал, что он глупее.
Святополк освободил от войск короля Моравию, объединился с чехами и сербами, и теперь уже сам Людовик трепетал перед ним.
Король признал полную независимость Моравии, дал слово больше не тревожить ее границ.
В это время в Риме умер папа Адриан. На его месте был новый папа — Иоанн Восьмой.
И едва только вступил он на свой престол, как пришли к нему из Моравии вести: архиепископа Мефодия судили без разрешения Рима и держат в тюрьме.
Иоанн хорошо знал Мефодия и брата его, Константина Философа. Вместе с другими выходил навстречу им за ворота города. Вместе с другими он хоронил Константина-Кирилла.
А главное — он сам по приказу Адриана вел церковную службу над славянскими книгами, превращал их в священные.
Иоанн относился к этому неодобрительно.
Спорить на диспуте с Константином Философом он не стал. Константин любого спорящего мог убедить. И папе возражать не решился. Улыбаясь через силу, он встретил братьев в своем храме, а потом провел обряд освящения книг.
В тот день, когда послы из Моравии принесли ему весть о Мефодии, папа Иоанн задумался.
С одной стороны, сидит Мефодий в тюрьме — и хорошо. Постепенно забудут славяне и о своей письменности.
Но если посмотреть с другой стороны, то Мефодий самим папой назначен, только папе он подчиняется.
И если младшие станут судить старших, то и власть распадется.
Сочинил папа Иоанн хитрое послание.
Он приказал наказать архиепископа зальцбургского и остальных, что судили Мефодия. Мефодия приказывал освободить, чтобы тот правил церквами на славянских землях. Самому же Мефодию он запретил вести просвещение на славянском языке.
* * *
У ворот тюрьмы Мефодия ждал Вихинг.
— Мне велено сопровождать вас в Велеград, — тут Вихинг едва удержался от смеха, — и охранять вашу безопасность.
— Взяли сторожем волка, — покачал головой Мефодий.
— Вы меня обижаете, а я ведь вас защитил на суде, — почти искренне проговорил Вихинг. — Помните, когда епископ Эрменрих замахнулся на вас плетью.
Так они ехали вдвоем до Велеграда в окружении небольшой охраны.
— Как приедем, поднимемся к князю в замок, — говорил Вихинг, — он ждет нас к себе на пир.
А уже в столице встречали Мефодия все его ученики.
Они были живы, и книги удалось им спасти, и обучение народа они уже возобновили.
Не хотел Мефодий идти на пир к Святополку, не мог он простить предательства. Ученики рассказали ему о смерти Ростислава в темнице. Но пришлось идти, иначе как потом ужиться на одной земле с князем!
Вошел Мефодий в зал, оглядел богатый стол и веселых гостей.
Слева от Святополка сидел Вихинг.
— А вот и архиепископ наш! — радостно закричал Святополк, увидев Мефодия. — Что это, думаю, за столом лишь князья сидят, архиепископа нет. Смотри, архиепископ, тут и язычник есть один среди нас — чешский князь Боривой. Вон, гляди, сидит под столом. Я ему говорю: «Христианам непристойно сидеть за столом с язычником». Слуги мои и затолкали его под стол. Пусть попробует вылезти без моего позволения! Хочешь, окрести его сейчас.
Мефодий, еще не веря, заглянул под стол. Там сидел пожилой человек в княжеской одежде. Рядом с ним стояли еда, вино.
Их глаза встретились, и чешский князь сразу отвел взгляд.
— Плохо следовать языческим законам, но еще хуже не уважать гостя, даже если он язычник! — не утерпел Мефодий. — Повели, князь, занять приличествующее ему место.
— А ты его сначала просвети! — продолжал куражиться Святополк. — Не для того я согласился управлять своим скотским народом, чтобы сидеть за одним столом с язычником, даже если он славянин.
— Народ твой не скотский, — сурово глядя на Святополка, проговорил Мефодий, — и тебе, князь, не к лицу презирать своих людей, даже если ты властвуешь над ними. Знаю я, чьи песни ты повторяешь. — Мефодий кивком указал на Вихинга. — И не могу я сесть за стол, где презирают свой народ и попирают законы гостеприимства.
Князь Святополк посидел молча, разглядывая, свои кулаки, потом зло взглянул на Мефодия и проговорил:
— Ладно, будь по-твоему. Сегодня в честь твоего приезда уступаю тебе. Вылезай из-под стола, Боривой, садись рядом с архиепископом.
Гости сделали вид, что все это было просто княжеской шуткой, но по угрюмому взгляду Святополка Мефодий понял, что мира между ними не будет.
ЦАРСКАЯ РОДОСЛОВНАЯ
А заступников у него не осталось.
Князь Коцел умер, и в Паннонии распоряжался сын короля Людовика Карломан.
Папа запретил славянское просвещение.
Но к чему была свобода, к чему высокий церковный сан, если бы Мефодий отказался от славянских книг?
Несмотря на строгий запрет папы Иоанна, он продолжал учить и устраивал новые школы.
Фотий был низвергнут, сослан.
Два солдата-стратиота постоянно дежурили при нем.
Лишь редкие письма от друзей доходили до Фотия.
Радости они не приносили.
Восстановленный на церковном престоле патриарх Игнатий приказал разогнать литературную и философскую школы.
Готовились списки древних книг, книги эти патриарх собирался сжечь. Учеников, образованных людей ссылали.
Патриарший престол Фотию был ни к чему. Но вернуться в столицу, чтобы спасти книги, сохранить учеников, было необходимо.
Солдаты, которые стерегли Фотия, подсказали выход.
Они говорили между собой по-славянски. Оба они родились в Македонии, в окрестностях Адрианополя, там же, откуда был родом Василий. Были они смуглы, белозубы.
Как-то раз Фотий спросил, отчего так черны их волосы.
Стражники засмеялись, объяснили, что в окрестностях Адрианополя лет триста назад поселились выходцы из Армении. У некоторых местных крестьян отец или мать армяне. У них тоже отцы армяне, а матери славянки.
Фотий знал больное место Василия. Новому царю казалось, что даже дворцовые слуги скрытно потешаются над его низким происхождением.
«Я сделаю ему такой подарок, за который он будет благодарен мне до конца жизни, — решил Фотий. — Я подарю ему царскую родословную».
Стражники, крепкие неграмотные парни, смотрели удивленно, когда Фотий чертил на песке буквы и смеялся при этом. Что может быть смешного в буквах?
Они не догадывались, что Фотий готовит возвышение Василия в глазах истории, а заодно и свое возвращение в столицу.
Сначала он выдумал имя отца. Написал в ряд имена членов семьи Василия: Василий, Евдокия, Константин, Лев, Александр, Стефан. Взял первые буквы из этих имен, и получилось слово: ВЕКЛАС.
На старинном папирусе знаками, какими пользовались древние писцы, он написал историю об армянском царе Тиридате.
О том, как четыреста, лет назад родственники этого царя, Артабан и Клиен, явились в Византию и поселились в Македонии. То были мужи отважные, борцы за христианскую веру. Через 350 лет их потомок Веклас женился на знатной матроне, которая тоже была царского рода — от самого Константина Великого.
На последней странице Фотий написал пророчество.
Сын Векласа, Василий, соединит кровь двух великих царских родов, будет знаменитейшим царем и славой своей затмит всех государей мира.
Фотий еще раз, улыбаясь, прочитал свое сочинение.
Через неделю прибыл посланец от Феофана, близкого друга. Феофан заведовал императорской библиотекой и посылал Фотию книги. Вместе с прочтенными книгами Фотий приложил и свое сочинение, а в середину вставил письмо библиотекарю.
Все произошло как Фотий и рассчитывал.
Феофан удивился незнакомой книге, стал ее листать, нашел письмо, прочитал и тоже улыбнулся забавному умыслу. Книгу эту он поставил вместе с другими.
Однажды он заманил полуграмотного императора Василия в библиотеку и показал самое ценное сокровище среди книг.
— Даже халиф несколько раз уговаривал продать этот свиток за большие деньги.
— Если халиф уговаривал, значит, тут что-то путное есть. Почитай-ка мне страницу-другую.
Библиотекарь сделал растерянное лицо.
— Книгу эту многие пытались разобрать, но знаний их было недостаточно. Лишь двое: Константин Философ да окаянный Фотий — смогли бы ее прочесть.
Василий удивился.
— Что же это за сокровище, которое халиф мечтает купить, а у нас прочесть никто не может?
В тот же день император приказал вернуть Фотия из ссылки и доставить его во дворец.
Фотий прибыл во дворец под стражей.
Как и было положено, он поклонился императору до пола и поцеловал багряный его сапожок, шитый золотом.
Василий сунул ему древнюю книгу.
— Читай, посмотрим твою ученость.
Фотий робко взял книгу, открыл ее, с удивлением смотрел на императора.
— Эта книга такая древняя, что прочесть ее будет непросто.
Медленно, словно разбирал он слова с трудом, Фотий принялся читать собственное сочинение.
Император сначала хмурился. Ему было непонятно, что интересного в жизни далеких потомков армянского царя.
Но, когда Фотий назвал несколько македонских селений в окрестностях Адрианополя, Василий оживился.
Наконец Фотий перевернул последнюю страницу.
— Имя того мужа будет Веклас. А с букв, из которых состоит его имя, начнутся имена его сына, и жены сына, и детей сына.
— Постой! — Император стал перебирать по пальцам имена своих близких родственников: Евдокия, Константин, Лев… — Подходит! — удивился он. — Читай же скорей, что там дальше.
— Дальше совсем немного, государь. Лишь говорится, что сын Векласа, Василий, соединивший кровь двух великих царских родов, сам будет великим царем…
— Так это же обо мне!
Василий даже вскочил с трона.
— Обо мне эта книга! Не зря я думал, что выполняю божью волю. И рода я не простого… Ну-ка прочти еще раз конец.