— Так это действительно Лермонтов? — удивился, в свою очередь, я. — Неужели он цел?
Покажите!
— А я не спросил вас даже, зачем вы зашли, и замучил своими восторгами. Объясните мне, ради
бога, откуда у вас фотография!
Я объяснил.
— Восхитительная история! — поражается Вульферт. — Сейчас настанет конец вашим поискам.
Портрет где-то здесь, в этой квартире. Дед мой очень ценил его и, даже когда жертвовал свою
библиотеку и рукописи в Исторический музей, с портретом не захотел расставаться. Кстати, вот
фотография деда. А это вот прадед. Рядом с ним прабабка моя, Надежда Владимировна, сестра
Николая Станкевича. Другая сестра была замужем за сыном Михаила Семеновича Щепкина. У деда
хранился где-то портрет Михаила Семеновича, но Теперь я не знаю...
Итак, я попал в дом к москвичу, предки которого были связаны со Станкевичем — выдающимся
русским мыслителем, с великим актером Щепкиным.
— Погодите, сейчас покажу вам Лермонтова, — сказал Вульферт.
Он заглянул за шкаф. На шкаф. В шкаф. Под шкаф. За ширму. Пошарил за письменным столом.
Потом отодвинул диван, сундук в передней...
— Странно! — проговорил он. — Портрет довольно большой, в хорошей овальной раме, писан
маслом и, к слову сказать, недурным художником. Ума не приложу, где он. Очевидно, мама его куда-то
запрятала... Давайте условимся так: через несколько дней моя мать, Татьяна Александровна, приедет
из Крыма. Мы с ней отыщем портрет, и я вам сразу же позвоню.
Я записал ему свой телефон и ушел, оживленный приятною встречей.
верните. Это портрет нашего предка и не мне принадлежит, а моему брату. (Это я нарочно. А то
сказать ему: «Лермонтов» — не отдаст!) Брат меня, — говорю, — поедом ест каждый день, требует
портрет обратно». И слышу тут я от него, что портрет он какому-то художнику отдал и у того он за
шкафом валяется. А раму кому-то другому уступил. Я как узнала, что цел портрет, прямо взмолилась:
«Продайте его мне!» А он смеется: «Если я вам портрет принесу, вы мне за него миниатюры
отдадите?» Я согласилась. «Пускай, — думаю, — миниатюры даром берет». Условились, что он на
другой день принесет мне портрет. Записала ему новый адрес... И вот сижу жду его, жду — три
недели прошло, а его нет!
— А вы фамилию узнали? — торопливо спрашиваю я.
— Вот то-то, что нет.
— Ах! Как же так?
— Да я спросила, а он говорит: «Ведь вам не фамилию мою к брагу нести, а портрет! Не
волнуйтесь, завтра приду»... Да бросьте вы хмуриться! — уговаривает меня Татьяна Александровна.
— Главное, портрет цел. А уж если мне попадется теперь этот Борис, силой заставлю сказать
фамилию, к милиционеру сведу. Одного только боюсь: не вздумал бы этот художник расчищать холст.
Ведь там под мунди-
ом у Лермонтова будто еще виднеется что-то. Знакомый художник эдин к нам ходил, все просит,
бывало: «Татьяна Александровна, дайте кусочек отколупнуть, посмотреть, что там просвечивает!»
— Позвольте... А что же там может просвечивать? — спрашиваю