— Это буква О, — говорил он тогда, — а вот та, другая — Т.
Анна помогала ему, по слогам прочитывая всё слово… Но вот наступил долгожданный день, когда Франческо удалось наконец самому прочитать весь плакат. Он заплясал от радости и без конца повторял удивительное слово:
— Моллинелла! Моллинелла!
За несколько дней до этого они отклонились от морского берега и шли теперь по Эмильской низменности. Сказать по правде, Франческо прочёл «Моллинелла» не совсем точно. Но когда дядя Филиппо правильно произнёс название этой местности, Франческо стал с ним спорить.
— Вы не умеете читать, — говорил он взволнованно, — а я умею!
— Есть много вещей, которые познаются не по книгам, а из самой жизни, — возразил дядя Филиппо. — Не забудь об этом, профессор.
С этого дня он стал в шутку звать Франческо профессором.
— Как дела, профессор? Как поживает алфавит?
— Всё так же, дядя Филиппо. Знаете, скоро я сам напишу письмо домой.
— Но твоя мать не умеет читать.
— Неважно. Она всё равно обрадуется. Она пойдёт к Микеле-тряпичнику, и он прочитает ей письмо.
Однажды вечером он с помощью Анны привёл в исполнение заветное желание. Некоторые слова письма помогла написать Анна, некоторые он списал прямо с букваря, хотя они не имели ничего общего с содержанием. Ему хотелось во что бы то ни стало изобразить на бумаге название всех местностей, какие они прошли с того момента, когда он научился читать надписи… В письме было немало ошибок, но когда оно было закончено, когда были написаны целых две страницы различных слов, все трое ребят долгое время, затаив дыхание, смотрели на него.
Вот что было написано в этом письме:
«Дорогая мама, мы живём хорошо, надеемся, что ты, Пеппе и Ринуччиа тоже. Я работаю не так уж много, и кушать хватает. Не беспокойся о нас. Когда приедем домой, достанем земли и будем жить все вместе. Анна научила меня читать и писать. Доменико всё хочет купить новую руку. Если мы заработаем деньги, то обязательно купим. Здешние места гораздо лучше наших, и крестьяне нам помогают. Будь здорова, прими привет и поцелуй от твоих сыновей!
Франческо и Доменико».
Под подписями шли слова: «ветка», «корабль», «пароход», «знамя» и названия шести или семи деревень.
— Она поймёт, почему мы это написали, не беспокойтесь! — заверил Франческо.
Он положил письмо в мешок.
— Завтра я попрошу какого-нибудь крестьянина написать адрес на конверте и отправить письмо маме.
Эту ночь Франческо не спал. Он лежал на мешке с заветным письмом, и ему казалось, что из него исходит какое-то особое тепло. Несколько раз он начинал дремать, но просыпался в страхе, что кто-нибудь украл письмо, и, чтобы успокоиться, открывал мешок…
На следующее утро письмо было отправлено, а вечером маленькие бродяги вошли в город Феррару.
Фургон остановился на окраине Милана.
В ЛАГЕРЕ У СТЕН МИЛАНА
Пока фургон стоял в Ферраре, а стоял он почти неделю, Анна, Франческо и Доменико ежедневно бывали у синьоры. Теперь они называли её «синьора Линда». Ребятам раньше и во сне не снились удивительные кушанья, какими угощала их синьора: ведь до той поры им не доводилось есть ничего, кроме жидкого супа да изредка, по большим праздникам, макарон — «спагетти».
У Анны был чудесный слух, и она стала быстро подбирать на пианино всякие песенки.
— Тебе надо учиться музыке, — сказала как-то синьора Линда. — Почему бы тебе не остаться у меня? У Франческо и Доменико есть мама, братья, а у тебя — никого… Может быть, дядя разрешит тебе?.. Я высылала бы ему деньги…
Анна вскочила с места и стала в волнении ходить по гостиной. Мальчики не сводили с неё глаз. Конечно, сейчас она согласится…
Но Анна тихо положила руку на плечо Доменико:
— Это было бы… ну, прямо, как во сне! Только… нет, сейчас я не могу. Если я останусь здесь, у вас… как же они? Им будет трудно без меня… особенно Доменико.
— Мы ещё поговорим об этом. Погово-рим и о Доменико, — сказала синьора Линда.
Она ласково посмотрела на мальчика, и Доменико с замиранием сердца подумал: «А вдруг она купит мне новую руку?»
Но его мечте не суждено было сбыться: в тот же вечер фургон снялся с места.
— Что вы копаетесь? — кричал на детей дон Винченцо. — Что вы потеряли здесь, бездельники? Живо! Помогайте собираться!
Через полчаса фургон был уже далеко от Феррары.
Стоял тёплый, тихий вечер. Огромная луна подымалась над полями. Ребята молча плелись за фургоном, рядом с дядей Филиппо, сосавшим потухшую трубку…
— Что вы повесили носы? — спрашивал он, вглядываясь в их лица. — Что-нибудь случилось? Или вам так уж приглянулась Феррара? Э, э… для нас все города одинаковы. Смолоду я ездил за границу. Исколесил Германию и Францию, Швейцарию и Тунис… Объездил пол-мира, а всюду одно и то же: много горя, мало еды… Ради этого путешествия я продал свою землю, свой домишко. Вернулся на родину, а переночевать-то и негде. Да, вот она, жизнь…
В тот вечер Анна впервые расплакалась. Но никто не утешал её. Только Франческо крепко пожал её руку и, не сказав ни слова, продолжал идти за фургоном.
* * *
Дней через двадцать фургон остановился на окраине Милана, у каменной стены огромного дымящего завода. Здесь расположился целый лагерь бродяг. В пёстрых палатках, в фургонах, в лачугах, наскоро сколоченных из жести и фанеры, жили мужчины, женщины, дети… Всё это напоминало цыганский табор. В довершение сходства в разношёрстной толпе мелькали и цыгане. Их сразу можно было узнать по чёрным, как смоль, волосам, по длинным серьгам в ушах у женщин, по странному, непривычному говору…
Как только фургон дона Винченцо въехал в лагерь, со всех сторон посыпались громкие приветствия. Видно было, что Винченцо здесь — свой человек.
— Пока лошадь тащит фургон, я всегда доберусь до Милана… Даже с закрытыми глазами, — шутил Винченцо.
Донна Тереза ни с кем не здоровалась, ни с кем не разговаривала. Всё с тем же сонным выражением лица она вытащила из фургона треножник и кастрюлю, развела огонь, поставила воду… Должно быть, она вела бы себя точно так же и на площади святого Петра в Риме, и среди индейцев Северной Америки, и в любом другом месте, куда занесла бы её судьба.
Вокруг шумел лагерь. Среди ребятишек, горланивших и куривших, возле палаток было немало таких же калек, как Доменико.
— Вот, глядите… — сказал дядя Филиппо. — Такие же люди, как мы. Такие же нищие, как мы…
— Все? — спросил Франческо.
Дядя Филиппо пристально посмотрел на него и опустил глаза.
— Нет, не все… Есть и такие, которые богатеют… Но это не наше дело.
Затем, видимо, желая переменить разговор, он указал пальцем на далёкий силуэт какого-то высокого здания:
— Глядите… Миланский собор!
Но это название ничего не говорило ребятам. Они никогда не слыхали об этом замечательном произведении искусства.
Сразу же после завтрака Винченцо послал их в город собирать милостыню.
«Да, верно, все города похожи друг на друга, — думал Франческо, надевая на шею клетку с попугаем. — Вот мы пришли в Милан… Но разве нам от этого лучше?»
Его подозвал к себе Альбинос:
— На этот раз ты пойдёшь со мной. Передай попугая Доменико.
Перед уходом Альбинос долго совещался с какими-то двумя парнями. Выражение их лиц не предвещало ничего доброго.
«Кажется, готовится что-то новое», — подумал Доменико.
[2]
. Франческо вошёл вслед за ним в сырую, тёмную комнату. В ней стояло несколько деревянных столов, вдоль стены тянулся прилавок.
— Пол-литра вина, сыру и хлеба, — заказал Альбинос.
Появился хозяин — толстяк в переднике, когда-то, вероятно, бывшем белым. Один глаз у толстяка был полузакрыт — то ли от рождения, то ли от старой раны…
Поставив вино и стаканы на непокрытый стол, он скользнул в соседнюю комнатушку и тут же вернулся с тарелкой в руках. На тарелке лежали две булки и кусок сыра.
— Ешь! — сказал Альбинос Франческо, прищурив глаза. — И пей!.. Ты любишь вино?
Франческо был поражён неожиданной добротой Альбиноса.
— Пей, раз у нас есть деньги! Не всё же работать… Иной раз не вредно подумать и о другом.
Выпив залпом вино, он уставился на Франческо, пившего маленькими глотками:
— Не нравится?
— Оно горькое…
— Глупости, — сказал Альбинос. — Ане нравится, — давай я выпью.
На улице темнело. Альбинос заказал ещё пол-литра вина, жадно выпил его, опустил голову на стол и заснул. Франческо сидел, боясь шевельнуться. Его охватывал какой-то необъяснимый страх.
Вдруг Альбинос поднял голову и посмотрел на часы, висевшие над прилавком:
— Пора. Скоро двинемся…
Но почему-то он не поднимался, словно выжидая чего-то.
Минут через пятнадцать входная дверь отворилась, и в остерию вошли два парня. Франческо сразу узнал их: это с ними утром разговаривал Альбинос.
— Тот самый мальчишка? — спросил один из них, показав на Франческо.
— Да… Пошли?
— Успеешь… Куда спешить?.. Раньше выпьем!
Они выпили. На улице Альбинос передал аккордеон Франческо.
— Будешь стоять под окном. Увидишь полицейского — свистни!
— Куда мы идём? — испуганно спросил Франческо. — Что это вы задумали?
— Не твоё дело… Запомнил, что я говорил?
— Тише! — оборвал Альбиноса один из парней. — Пришли.
— В случае чего, свистни, — шёпотом повторил Альбинос. — Понятно?
Они остановились возле какого-то тёмного здания. Раздался лёгкий, осторожный звон стекла… Все трое парней, один за другим, молча исчезли в выбитом окне… Франческо остался один на пустой ночной улице…