Вообще-то учительница им часто говорит:
— Думайте, дети, думайте!
Но не про Пата же она велит думать, а совсем про другое. Медленно и четко Валентина Федоровна читает вслух задачу:
— «Мальчик нарисовал десять флажков. Семь флажков он раскрасил…»
Если бы в задаче спрашивалось, сколько флажков мальчику осталось раскрасить! Ясное дело: три флажка. Так нет же! «На сколько больше флажков он раскрасил, чем ему осталось раскрасить?» Вот как заковыристо поставлен вопрос!
Кирилка вздыхает, вытягивает шею и заглядывает через плечо сидящей впереди Наташи Роговой.
В Наташиной тетрадке уже написано:
Так ведь он так и подумал! Но Наташа сразу пишет на другой строчке:
7 — 3 = 4.
Почему?! Кирилка в смятении. А Наташа уже выводит:
«Ответ: на 4 флажка больше».
— Кирилл, иди к доске! — раздается голос Валентины Федоровны. — Я вижу, ты не совсем разобрался. Будем рассуждать вместе.
На доске висят картонные планки с прорезью, вроде кассы для букв, только без отделений. В прорези торчат десять белых флажков.
Учительница берет со стола семь красных флажков и заменяет ими семь белых.
— Видишь, мальчик уже раскрасил часть флажков, — говорит она. — Сколько ему осталось раскрасить?
— Три, — отвечает Кирилка.
Валентина Федоровна раздвигает в стороны белые и красные флажки, так что между ними образуется промежуток.
— Каких флажков больше? На сколько больше? Понял!
Кирилка записывает решение на доске и, успокоенный, возвращается на свое место.
А тут и звонок. Вместе с Петькой они выскакивают в коридор. Болтай о чем хочешь!
Надоеды
Из школы домой Кирилка всегда бежал со всех ног. Гордеевна строго-настрого велела ему нигде не задерживаться: ей надо накормить его обедом и при себе хоть на часок выпустить погулять. Вместе с Патом погулять? А вот тут — знак вопроса.
Кирилка и не задерживался: во весь дух мчался домой. Зато Петька задерживался чуть ли не каждый день.
Петька взбегал по Кирилкиной лестнице, тыкал пальцем в звонок, прежде чем Кирилка успевал вытянуть из кармана ключ, и врывался в квартиру раньше самого Кирилки.
— Здрасте, здрасте, — говорил он Гордеевне, сбрасывал с ног сапоги так, что они летели в разные стороны, в одних носках бежал к Пату, спавшему в комнате на подстилке, гладил его двумя руками и целовал в нос.
— В нос целовать нельзя! — ревниво говорил Кирилка. — Изнежишь собаку.
— В пальто в комнаты не влезают, — ворчала Гордеевна.
Все эти замечания не производили на Петьку никакого впечатления. Он считал, что раз они с Кирилкой в одной звездочке, значит, ему все можно.
При виде того, как Пат, повизгивая, лижет красным язычком Петькину щеку, у Кирилки на душе точно мышь легонько скреблась. Но Пат, лизнув проворного Петьку, кидался к Кирилке, и мышь сразу убегала.
Мальчики мыли руки в кухне над раковиной и садились за стол.
Сначала Петька непременно отказывался сесть за стол:
— Да ну, не надо. Я ведь в школе обедал.
— А обед на обед не палка на палку, — говорила Гордеевна.
Поломавшись, Петька усаживался. Украдкой они с Кирилкой пинались под столом ногами, от этого обед становился еще вкуснее.
Кончив есть, оба дружно говорили «спасибо», перемаргивались, и начиналось то, для чего, собственно говоря, Петька так сильно задерживался.
— Тетечка Гордеевна, — говорил Петька умильным тоном, — можно мы…
— Нет! — как ножиком отрезала Гордеевна, сразу догадавшись, о чем будет клянчить Петька.
Трудно начать, а продолжать уже легче. Кирилка присоединялся к Петьке:
— Ну, Гордеевна! Ну, миленькая! — Он терся головой о локоть Гордеевны.
— Ты мне котенка не изображай! — ворчала Гордеевна, мимоходом, совсем невзначай, погладив Кирилкину голову. — Надоеды!
Петька подступал к Гордеевне и бил себя кулаком в выпяченную грудь.
— Головой отвечаю!
— А голова твоя глупая мне совсем ни к чему, — говорила Гордеевна. — Что я буду с ней делать? Кабы еще двор из наших окон был виден… А то ведь не видать двора.
— А мы на канале, возле самой решетки, — предлагал Кирилка. — А вы на нас глядите!
— Только мне и дела, что у окна торчать! Уж на улицу-то нипочем не пущу.
Петька толкал Кирилку кулаком в бок, и оба бухались на колени у самых ног Гордеевны и простирали к ней руки.
Это Петька выдумал такой цирковой трюк, Кирилке ни за что бы в голову не пришло.
Увидев их на коленях в первый раз, Гордеевна отпрянула:
— Да вы что? Совсем ополоумели?
В другой раз сказала:
— Вот возьму да отстегаю ремешком. Клоуны!
— Стегайте! — проникновенно воскликнул Петька. — Только разрешите!
Гордеевна поглядела на них с любопытством:
— Можно подумать, что жизнь ваша от этого зависит…
— Зависит, зависит! — завопил Петька.
— Зависит! Зависит! — вторил Кирилка.
Гордеевна вздохнула, пробормотала задумчиво:
— Ну что ты будешь делать! — и сняла с гвоздя поводок. — Но из двора ни ногой! А ежели чего неладно будет, больше я с вами незнакома. И ты, Кир, меня только и видел, так и знай!
Один раз Гордеевна поддалась, а уж потом они часто кубарем катились по лестнице, Пат у Кирилки под мышкой — не ждать же, пока он сам проковыляет вниз на своих коротеньких ножках.
Во дворе они спускали Пата с поводка. Пат скакал, резвился, бегал кругами, гонялся за ребятами. К ним сбегались все, кто гулял во дворе. Кирилка с Петькой очень гордились Патом, позволяли его гладить лишь в виде особой милости. Кирилка понимал, что без Петьки ему вряд ли добиться этих прогулок, и прощал Петьке все его самоуправство: хватает, целует Пата, будто песик его больше, чем Кирилкин…
Племянник Вит
Говорливостью Гордеевна не отличалась. На вопросы Кирилкины отвечала, воспитывала их с Петькой: «Вилку держите в левой руке, а ножик в правой», «Не вытирайте пальцами нос, для этого платок существует», «Ногами так не размахивайте, когда на полу валяетесь, сокрушите что-нибудь. Боритесь по-человечески!» Но большею частью она молча и быстро занималась хозяйством: стряпала, мыла посуду, вытирала пыль, успевала постирать Кирилкины рубашки, что-то починить и заштопать. Не до разговоров ей было.
Но вот как-то, поглядев, как Кирилка пыхтит над примерами, Гордеевна сказала:
— А мой племяш, бывало, примеры, как семечки, щелкал, больше всего любил арифметику. Вот с русским у него случались нелады, иной раз таких ошибок насажает, что сам диву дается.
— Племяш? — Кирилка слушал о большим интересом. — У вас есть племянник?
— А как же! Водится у меня племянничек.
И вдруг Гордеевна разошлась. Минут десять, не меньше, рассказывала Кирилке про своего племянника. И озорник-то он, и растяпушка: то в лужу угодит, то свалится откуда-нибудь. Но добрый. И выдумщик: с ним не соскучишься.
— А как его зовут? — спросил Кирилка.
— Вит… — Гордеевна помешкала и закончила: — … тка. Витька, значит. А можно и просто Вит, почему же нет?
— Конечно, — согласился Кирилка. — А где он?
— Вырос уже. Ну, давай решай примеры. Это я так, к слову.
Кончив учить уроки, Кирилка спросил:
— А ваш племянник дрался, когда был школьником?
— Да уж не без этого, — охотно отозвалась Гордеевна. — Но вот уж рыбок он никогда не забывал накормить, такого за ним не водилось.
Покраснев, Кирилка побежал к аквариуму.
— Когда мать приходила усталая с работы, наш Вит никогда не шумел, — говорила Гордеевна, — всегда старался помочь да позаботиться. И нюни по пустякам не распускал. Если, например, свалится с подоконника и немножко разобьет колено.
Прочно поселился у них в квартире племянник Вит. Нередко Гордеевна пользовалась его именем.
Однажды придя из школы, Кирилка весело сообщил:
— А у нас Пахомова заболела. Еще вчера.
— Уроки ей отнесли? — поинтересовалась Гордеевна.
— Не знаю. Нет, не отнесли. Валентина Федоровна спросила: «Кто-нибудь отнес Кате уроки?» А все говорят: «Нет».
— Где живет эта Пахомова, знаешь?
— За углом живет, через два дома.
— Сейчас же отнеси ей уроки. Напиши на бумажке и отдай в дверь.
— Ну вот! Очень надо!
— А, ты так? Больному товарищу уроки отнести лень?
— Да она девчонка. И вовсе в другой звездочке.
— Все равно товарищ. Тебе приносили уроки, когда ты болел?
— Нет, не приносили. Мама Курочкиной матери вечером по телефону звонила.
— Не думала я, что у тебя никакой совести нет. Вот уж Вит никогда бы так не сделал. Он за товарищей горой стоял. Что-что, а совесть у Вита была.
— Как это я пойду?
— Как? Ногами. Стыд какой, товарищу больному уроки не отнести. Живо одевайся! Пиши на бумажке.
Насупившись, Кирилка написал на бумажке номера примеров и упражнений. Напялил пальто и затоптался у порога:
— Ой, неохота мне, не пойду…
— Пат, до чего же нам стыдно видеть такого мальчишку, верно? Наш Вит никогда бы так… Идем, Пат! Давай сюда, негодный Кир, бумажку с уроками и показывай нам дорогу!
Гордеевна проверила, выключены ли газ и электрический утюг, и они отправились втроем.
У двери Кати Пахомовой Гордеевна остановилась и подала Кирилке бумажку с уроками:
— Ну, звони!
— Ой! — сказал Кирилка. — Лучше вы…
— Сам отдашь! — строго сказала Гордеевна. — Я тебя подожду. — И, потянув за собой Пата, в одну секунду спустилась площадкой ниже.
Кирилка в нерешительности стоял перед дверью.
— Да ты никак трусишка? — возмущенно прогудела Гордеевна снизу. Пат негромко тявкнул — с упреком.
Кирилка стиснул зубы и нажал кнопку звонка.
Открыла седенькая старушка.
Кирилка протянул ей бумажку и хрипло пробормотал:
— Уроки Кате Пахомовой… Вот… принес!
Старушка всплеснула руками:
— Умник ты мой! Заходи, заходи!
Кирилка замотал головой:
— Мне… некогда… очень.
— Значит, тут написаны номера примеров и упражнений? — Старушка поднесла бумажку к глазам. — Ну, какой ты хороший мальчик! Выходит, мне теперь не надо никуда за уроками бежать. Вот спасибо-то! А Катюше уже лучше. Дня через два придет в школу. Спасибо тебе, мальчик, большое спасибо!
Весь красный от стыда, Кирилка пробормотал: «До свиданья!» — и ринулся по лестнице вниз.
Поглядев на него, Гордеевна усмехнулась:
— Не умер там? Вот и славно!
Она, конечно, слышала, как Катина бабушка благодарила Кирилку…
Куда он пропал?
Кирилке очень хотелось рассказать Виталию Афанасьевичу о племяннике Вите. Но не только о племяннике, а и о чем бы то ни было рассказать невидимому другу было трудно.
Звонил по телефону Виталий Афанасьевич теперь очень редко. Может, он просто не заставал Кирилку? Ведь Кирилка давно что-то не переохлаждался и по утрам ходил в школу. А потом каждый день гулял, то сам, то с Петькой.
— Мне путешественник не звонил? — вернувшись откуда-нибудь, спрашивал Кирилка Гордеевну.
И получал ответ:
— Никто тебе не звонил, ни путешественники, ни разбойники и никакие другие личности.
— Уехал, должно быть, — грустно говорил Кирилка.
— Все может быть, — соглашалась Гордеевна. — А и не уехал, так занят, гоняется, как последняя шавка…
На момент Кирилка оторопел: про почтенного путешественника Гордеевна говорит так неуважительно! Но потом сообразил, что она же его совсем не знает и голоса Виталия Афанасьевича никогда не слыхала, поэтому ей неважно, как о нем говорить.
Однажды голос Виталия Афанасьевича Гордеевна все-таки, очевидно, услышала: ведь подозвала Кирилку к телефону.
Взгромоздив к себе на колени Пата, Кирилка сидел в углу дивана и читал книжку. Краем уха он слышал, как зазвонил телефон, как Гордеевна сказала «алло», а потом спросила кого-то:
— Кастрюльки-то еще не все прожглись?
Ясно, со знакомой какой-то говорит. Кирилка перестал прислушиваться и был удивлен, когда Гордеевна вдруг его позвала:
— Кир, иди к телефону! Кажется, твой путешественник звонит.
Наверно, он не заметил, как Гордеевна кончила говорить со знакомой и снова позвонили. Торопливо Виталий Афанасьевич расспросил Кирилку, как он учится, не болел ли, как поживает Пат. Но и это было уже давно.
А каждый день что-нибудь да случалось.
То Пата пришлось выкупать после прогулки. Придя с улицы, Пат, к восхищению мальчиков, всегда сам становился на сырую тряпку у порога, чтобы ему вытерли лапы. А на этот раз песик, шлепая во дворе по лужам вслед за Петькой и Кирилкой, заляпал себе и лапы, и брюхо, и даже мордочку.
— Это что за безобразие? — воскликнула Гордеевна. — Больше с вами не пущу!
Налила в корыто теплой воды и вымыла Пата. Они с Петькой так радовались, так смеялись, глядя на Мокрого песика, что угрозу свою Гордеевна на другой день забыла.
То Сережа Великанов на уроке русского языка всех насмешил. У них была диктовка, но не простая. Учительница загадает загадку, а написать надо отгадку. Скажет Валентина Федоровна: «Дикая роза». А все пишут: «Шиповник». Скажет: «Густой частый лес», а все пишут: «Чаща».
Когда Валентина Федоровна продиктовала: «Лесной хищный пушной зверь рыжего цвета», надо было написать: «Лиса». А Сережа написал: «Лев», хотя лев, конечно, не пушной. И в наших лесах не водится.
От папы, кроме радиограмм, которые он присылал раз в десять дней, пришло сразу три письма. Полярная авиация почему-то не прилетала, а потом прилетела и сразу забрала много почты. Мама просто ликовала. Раз пятнадцать, наверно, она читала письма и без конца говорила Кирилке, что папа здоров, очень много работает, все время думает о них с Кирилкой и велит Кирилке не болеть и слушаться.
Чаще и горячее стало светить солнце, и Пашка-черепашка заметно оживилась. Только что лежала под батареей, глядишь, а она уже под стулом или возле дивана.
Надо было ходить осторожно, чтобы не наступить нечаянно на Пашку. Теперь-то уж об ней не забудешь. Да он бы все равно теперь не забыл. А ведь случалось такое. Вспоминать неохота…
Однажды Гордеевна спросила озабоченно:
— Послушай, Кир, ты не забываешь кормить свою черепаху? Когда ты в последний раз давал ей капусту?
— Кажется, вчера…
— Что-то я ее давно не видела. Где твоя Пашка?
Кирилка отыскал черепаху под батареей парового отопления. Забилась в самый уголок. Он вытащил ее и положил перед ней капусту.
Пашка впилась в капустные листья с жадностью, широко открытым ртом. Голодная какая! Кирилку бросило в жар: а когда он ее, правда, кормил в последний раз? Даже не вспомнить… Охладел он к своей Пашке: молчит все, передвигается тихонько по полу. То ли дело Пат — забавник, весельчак, умница! Вот Кирилка и возился с ним каждую свободную минуту. А Пашка…
Гордеевна тоже глядела, как Пашка ест капусту, и ворчала:
— Стыд какой! Разве старых друзей забывают?
Вот уж об этой истории Кирилке не очень-то хотелось рассказывать Виталию Афанасьевичу…
Так много было всяких событий, что Кирилка, случалось, подолгу не думал о своем невидимом друге. Потом опять вспоминал, скучал без него и говорил маме:
— Куда он уехал, как ты думаешь?
— Кто?
— Виталий Афанасьевич, конечно.
— Не знаю, Кирюша, не знаю, — рассеянно отвечала мама.
Сама она потеряла к Кирилкиному телефонному другу всякий интерес и не просила больше, чтобы Кирилка узнал его номер телефона: видно, расхотела ему звонить.
Дядя Икс
Часа в четыре дня Кирилка сидел за столом и решал примеры с иксами. Гордеевна и Пат уже ушли. В тетрадке было написано:
Кирилка пялил глаза на второй пример: никак не мог сообразить, что же получится. В первом примере будет три.