— Вот это вещь! — с восхищением признала Лизелотта. — Ас виду и не подумаешь.
— Сейчас они мне напомнили, что я должен позвонить маме. Сказать, хорошо ли я доехал.
— Из дома позвонишь, Аксель, — сказала госпожа Каша. — А сейчас я предлагаю всем полакомиться на десерт яблочным рулетом!
Возражений не было.
Квартира у семьи Каша была не особенно просторная, и пришлось в ней ради гостей сделать кое-какие перестановки.
Аксель поселился в комнате Доминика, там стояла двухъярусная кровать, как в корабельных каютах. До сих пор нижний ярус служил Доминику как склад игрушек.
Столовая, которая одновременно являлась кабинетом для господина Каша, была теперь переоборудована в комнату для девочек. Поппи и Лило принялись распаковывать свои вещи.
— Что это с тобой творится? — спросила Лизелотта младшую подругу. От нее не ускользнуло, что Поппи все время какая-то притихшая, словечка не проронит.
— Не знаю, могу ли я рассказать… — выдавила из себя девочка.
Лизелотта села на свою постель и жестом указала Поппи место рядом. Поппи послушно присела около нее.
— А ну выкладывай, что там у тебя, — сказала Лило по-матерински. — Опять без спросу притащила домой какую-нибудь приблудную кошку?
Поппи покачала головой. Запинаясь, она рассказала Умнице, лидеру команды, обо всем, что произошло в редакции газеты.
— Я, конечно, знаю, что подслушивать нехорошо, — призналась она под конец. — Но это нечаянно вышло. Потому что… потому что…
— Не стоит мучиться по пустякам, — успокоила ее Лизелотта. У нее уже загорелись глаза, а мозг лихорадочно работал.
— Надо пойти к этой Петре Штокер и слегла надавить ей на зуб мудрости, — сказала она, как бы размышляя вслух.
Поппи только рукой махнула.
— И не мечтай! Там у входа сидит такой людоедский вахтер! Он не хотел пропускать меня даже с отцом!
Лило размышляла, потирая кончик носа.
«Ах, лучше бы я ей не рассказывала про это, — с сожалением думала Поппи. — Сейчас опять начнутся приключения. А у меня еще от пиратов Боденского озера страх не прошел!».
— Все сюда! — послышался из гостиной голос госпожи Каша. — У меня для вас кое-что припасено!
Все четверо сбежались к ней, сгорая от любопытства.
Мать Доминика помахала какой-то маленькой книжечкой.
— Это, мои хорошие, так называемый каникулярный билет. Тут расписана программа на добрую сотню мероприятий, одно интереснее другого. Завтра с утра отправимся в городскую ратушу, и каждый из вас получит такой билет. На каждом мероприятии детям дают марку, ее вклеивают в билет. Когда целая страница будет заклеена марками, вы получите право участвовать в лотерее желаний. И, может быть, именно ваше желание исполнится.
— Вот здорово! — воскликнула Лило, нетерпеливо перелистывая книжечку. Вдруг ее взгляд остановился на одной из страниц. — Как называется газета, из которой звонили твоему отцу? — шепнула она Поппи.
— «Большая газета», а что? — также шепотом ответила Поппи.
— Да так, ничего, — пробормотала Умница.
По лицу ее уже блуждала счастливая улыбка азарта.
Голос из футбольных ворот
Примерно в это же время господин Мюллермайер продолжал обыскивать школу. Загадочное исчезновение призрака не давало ему покоя. Он уже обследовал тот класс, в котором призрак что-то сверлил. Но ничего подозрительного там не обнаружил. Разве что около доски на полу виднелось пятно белой пыли. И больше ничего.
На дворе уже смеркалось, и господин Мюллермайер включил свет в коридорах. Благо для этого имелся общий выключатель.
Класс за классом он обследовал всю школу. Повсюду сунул нос, но толку никакого. Привидение исчезло бесследно.
«Остается один спортзал», — вздохнул Эхолот и направился по коридору к пристройке.
Он постоял в нерешительности, перед тем как взяться за ручку двери. Потом все-таки распахнул дверь. И замер в ожидании — что будет?
Но ничего такого не было.
Рука его ощупывала стену возле двери. Где-то тут должен быть выключатель. Пальцы слегка дрожали, когда он нажимал на кнопку.
— Кажется, у тебя крыша поехала, Фердинанд! — строго сказал он вслух сам себе.
Прошло еще несколько секунд, прежде чем лампы дневного света под потолком, померцав, засветились.
Пустой зал встретил его мертвой тишиной.
Господин Мюллермайер напрягся и неровными шагами двинулся в другой конец зала к раздвижной металлической двери.
Волнение его дошло до предела, когда он раздвигал эту дверь.
За нею располагался темный длинный чулан. С трудом он различил там очертания каких-то ящиков и спортивных снарядов, у стены громоздились маты. А справа стояли переносные ворота для игры в футбол и гандбол.
— Никого, — вслух сказал сторож. — Похоже, мне это все померещилось.
И господин Мюллермайер хотел уже задвинуть дверь, но вдруг остановился: кажется, его окликнули по имени?
Его большие оттопыренные уши от волнения задвигались, он повел глазами налево и направо, стараясь не шевелиться.
Нет! И это померещилось.
— Фердинанд! — вдруг раздался высокий певучий голос. Он звучал гулко и отдаленно, как с того света.
— Что… кто… кто звал меня? — заикаясь, произнес сторож.
— Фе-е-ер-р-рди-и-ина-а-анд! — снова простонал голос. Теперь он звучал жалобно, с мольбой.
Господин Мюллермайер мужественно пытался сохранить спокойствие. Он вцепился в раздвижную дверь и пробовал определить, с какой стороны доносится зов.
— Фердина-а-а-а… — на середине слова голос захлебнулся в рыданиях и стонах. Будто кто-то душил зовущего.
Сторож выкрикнул отчаянное «нет!» и ринулся к выходу. Он выбежал в коридор, захлопнул за собой дверь и дважды повернул ключ в замке. Задыхаясь, он прислонился к стене.
Кто это был? Или его воображение играет с ним злые шутки? Или правда из футбольных ворот раздавался голос?
Он вытер платком пот со лба. Нет уж, больше он шагу не ступит в этот спортзал. Сегодня по крайней мере. А завтра… ну, завтра посмотрим…
В четверг утром около десяти часов четверо кникербокеров стояли у венской ратуши.
— Видите вон там человечка на средней башне? — сказал Доминик, показывая пальцем вверх.
— Кто это? — изумился Аксель. — Флюгер в виде рыцаря?
Доминик засмеялся.
— Это знаменитый хранитель ратуши. Снизу он кажется маленьким, а на самом деле он высотой три метра сорок сантиметров. А чтобы его во время бури не снесло ветром, он привинчен не намертво.
— Что ты несешь! — засмеялась Поппи. — Тогда бы он уже давно свалился.
Доминик только рукой махнул.
— Да нет же, он просто закреплен на маятнике. И на ветру крутится туда-сюда, тем только и противостоит природной стихии.
Аксель усмехнулся над сложным оборотом речи своего друга-кникербокера и заметил:
— Надеюсь, в сильную бурю этот хранитель ратуши не страдает от морской болезни!
Но это было еще не все, чем Доминик собирался удивить друзей.
— В ратуше размещается городская библиотека, и там есть поваренная книга четырехсотлетней давности. Мы однажды были тут всем классом, и библиотекарь нам кое-что из нее зачитывал. Представляете, в те времена люди ели орлов с клецками, жареных белок с салатом, ежа под соусом, жареных лебедей, дятлов, сурков!
— Бе-е-е! — с отвращением прокомментировала Поппи.
— Подумаешь, орлов я ем и теперь! — заявил Аксель.
Все с ужасом уставились на него.
— Ну что вы так смотрите? — усмехнулся мальчик. — Вы что, никогда не слышали? У нас старых жестких кур так и называют — резиновые орлы! — И он прыснул от своей шутки.
Веселая четверка толкнулась в дверь с табличкой «Центр организации каникул».
— Мы кникербокеры! — представился Аксель. — Нам, пожалуйста, билетики!
— Рада познакомиться, меня зовут Уши! — улыбнулась девушка за стойкой и вручила им желанные книжечки.
Когда они записывали на первой странице свои имена, Доминик заметил, что девушка с любопытством поглядывает на него.
«Наверное, она меня узнала», — с гордостью подумал он. И уже собрался было отпустить какое-нибудь замечание, чтоб подтвердить ее догадку: да, это он, тот самый мальчик, что снимается в кино и играет в театральных спектаклях. Но Лизелотта ему все испортила.
Она уже махала рукой, поторапливая остальных:
— Скорей, скорей! А то не успеем!
Как только они снова очутились на улице, она объяснила:
— Вот на странице двадцать семь напечатано, что через двадцать минут начинается экскурсия в редакцию «Большой газеты»! Мы ни в коем случае не должны это пропустить!
У Лило приступ
— Детям в редакцию вход воспрещен! — рявкнул вахтер у двери.
Кникербокеры немедленно достали из карманов свои каникулярные билеты и победно помахали ими перед носом этого людоеда.
— Еще чего! — прикрикнул тот и угрожающе привстал с места. — Экскурсия была в июле. А теперь, слава богу, август. Так что топайте отсюда подобру-поздорову! — И он указал им большим пальцем на дверь, торжествующе скалясь.
— Вот чудовище! — ругалась Лило. — Да, я ошиблась, тут действительно написано «июль».
Перед зданием редакции затормозило такси. Из машины выпорхнула дама в ярком брючном костюме. На ней была шляпа карамельно-розового цвета величиной с автомобильное колесо. Из-под шляпы выбивались длинные пряди седых волос.
— Да это же… это и есть та репортерша, про которую я тебе рассказывала, — шепнула Поппи своей подруге.
Лило подавила смешок.
— Одно из двух: или она только что перечистила килограмма два лука, или не переносит контактные линзы. У нее же красные глаза, слезы избороздили всю штукатурку! Макияж, я хотела сказать!
Петра Штокер просеменила мимо детей, заносчиво подняв голову.
— Это она так задирает нос, чтобы не выпали контактные линзы, — шепнула Лило. В ответ разразился смеховой концерт средней громкости.
— Ах, вы еще здесь! А ну-ка пошли вон! — заорал вахтер, высунувшись из своей стеклянной кабины.
— За что вы на них так напустились, господин Финстерих? — раздался спокойный голос.
Дети обернулись и увидели немолодого человека в золотых очках. Он улыбнулся и подмигнул Поппи:
— А я тебя помню! Наверно, тебе не терпится что-нибудь написать для «Большой газеты», а, коллега?
— Нет, мы… видите ли, мы хотели попасть на экскурсию, — заикалась Поппи. — А экскурсии больше нет!
— Прошу вас, господин Оффенгерц, — вмешался вахтер, — скажите хоть вы этим ребятам, что здесь им не детская площадка, а редакция. Пусть уходят!
Репортер светской хроники с пониманием взглянул на вахтера и сочувственно поддакнул:
— Ох уж эти дети действительно!.. Они сейчас уйдут, — продолжил он. — Но со мной! Я сам устрою для них экскурсию по памятным местам издательства! — громко закончил он, с видимым наслаждением глядя на вытянувшуюся физиономию вахтера.
И дети прошли с ним вместе в здание редакции, заглянули в кабинеты редакторов и репортеров.
— Так… а теперь отправимся в святая святых — в типографию, она примыкает к нашему зданию, — сказал господин Оффенгерц.
— У меня… ой, нет… ой-ой! — Лило со стоном схватилась за живот. Потом согнулась, вздрагивая от сильных судорог.
— О боже мой, детка, что с тобой? — встревоженно воскликнул господин Оффенгерц.
— Сейчас… сейчас пройдет… Мне только… стакан воды! Скорее! — бормотала Лизелотта.
— Лило, что с тобой? — хлопотали над ней остальные кникербокеры.
В ответ только стоны и охи.
Господин Оффенгерц, поддерживая Лило, отвел ее к себе в бюро. Там он откинул спинку кресла, превратив его таким образом в кушетку, и осторожно уложил туда Лило. Ноги ее он разместил на письменном столе.
— Ну, тебе уже лучше? — участливо допытывалась Поппи.
Лило закрыла глаза и кивнула. Но сама то и дело вздрагивала, лицо искажалось гримасой боли.
— Прошу вас… прошу вас, идите дальше, оставьте меня одну. Пожалуйста, так будет лучше! — с трудом выговорила Лило.
Репортер поставил на стол стакан воды, еще раз окинул девочку тревожным взглядом, и они ушли.
Едва их шаги стихли в коридоре, как на лице Лизелотты мелькнула улыбка. И она вскочила с кресла как ни в чем не бывало.
В комнате за стеной зазвонил телефон.
— Да… Штокер! — послышался женский голос. — Да, я иду, господин главный редактор!
Вот она положила трубку, вот хлопнула дверью, вот ее шаги стали удаляться по коридору.
Лило выглянула из комнаты и проследила, куда она пойдет.
Репортерша скрылась за стеклянной матовой дверью.
Убедившись, что коридор пуст, девочка выскользнула из комнаты и проворно, как белка, юркнула к этой двери, чтобы подслушать, о чем госпожа Штокер говорит с главным редактором. Но в комнате за дверью было тихо. По краешку матового стекла проходил срез, эта узкая полоска была прозрачной, и Лило заглянула сквозь нее внутрь. Она увидела пустой стол, а рядом еще одну дверь.
«Ага… значит, это приемная, тут сидит секретарша», — догадалась Лило и оглянулась по сторонам. Коридор был по-прежнему пуст.
Она тихонько постучалась. Ответа не было.
Лизелотта нажала на ручку двери и вошла. Затаив дыхание прислушалась.
Из кабинета главного редактора доносились голоса, но слов было не разобрать. Лило огляделась.
На письменном столе секретарши она заметила пульт с разноцветными кнопками. Под красной кнопкой на белой табличке значилось: «Главный редактор».
Умница команды кникербокеров села в мягкое кресло и осторожно нажала на эту кнопку. В селекторе послышался легкий щелчок, и зазвучал низкий мужской голос.
Статуя оживает
— И часто это случается с вашей подругой? — спросил господин Оффенгерц оставшихся кникербокеров.
— Э… ну, вообще-то… — неуверенно сказал Доминик.
Аксель, уже догадываясь о причинах «приступа» Лизелотты, спас положение:
— Да-да, раза три-четыре в год обязательно, — заявил он. — Только при нас этого еще не случалось.
— Бедная девочка, — участливо сказал ведущий светской хроники и припомнил, что одна из его знакомых актрис страдала сходным недугом. Вот только как ее звали?
Господин Оффенгерц вышел с кникербокерами во двор, где стояли припаркованные грузовики. Посреди двора красовалась каменная статуя, изображающая греческую богиню.
— Это Афина Паллада, богиня мудрости, — объяснил господин Оффенгерц. — Мне правда непонятно, что она забыла в нашем дворе. Во всяком случае к редакции она повернулась спиной… — Он засмеялся своей шутке и уже хотел идти дальше.
— Ой, погодите! — воскликнул Аксель. И застыл, поедая статую глазами.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что это пугало тебе нравится? — насмешливо сказал Доминик.
Аксель помотал головой:
— Да нет же, но… она шевелится… честное слово!
Поппи повертела пальцем у виска и хихикнула:
— Аксель, у тебя что, солнечный удар?
— Вон… вон, пальцы на правой руке! — в ужасе шепнул Аксель.
Господин Оффенгерц снял свои очки и подошел к статуе поближе. И действительно мальчик был прав.
Пальцы двигались. Очень медленно они загибались к тыльной стороне ладони. Зрелище было не для слабонервных. Будь это не статуя, а живой человек, он бы уже взвыл от боли, если бы ему так заломили пальцы.
Тут стало слышно шуршание и скрип песка.
Поппи открыла рот, но не смогла произнести ни слова.
— Голова… — наконец выдавила она, — наклоняется. Статуя… живая!
Тут начали шевелиться складки одежды богини. Маленькие кусочки откалывались от фигуры, со свистом отскакивая в стороны.
— Ой! — вскрикнул Доминик. — Жжется! Мне обожгло шею! Больно!
— В укрытие! — рявкнул Аксель и потащил своих друзей за стоящий рядом грузовик.
Господин Оффенгерц стоял перед каменным изваянием как зачарованный, не в силах глаз оторвать. Такого он в жизни не видел. Непостижимо! Твердый камень, похоже, стал мягким, как глина. Из трещин и щелей, которые пересекли фигуру, начал куриться легкий дымок.