ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ Комментарии
Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,
Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.
Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯ
И ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.
И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.
ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне».
"Здесь нужно, чтоб душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета.
Где ты увидишь, как томятся тени,
Свет разума утратив навсегда".
И обернув ко мне спокойный лик,
Он ввел меня в таинственные сени.
Во тьме беззвездной были так велики,
Что поначалу я в слезах поник.
Слова, в которых боль, и гнев, и страх,
Плесканье рук, и жалобы, и всклики
Кружащийся во мгле неозаренной,
Как бурным вихрем возмущенный прах.
"Чей это крик? – едва спросить посмел. -
Какой толпы, страданьем побежденной?"
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина".
И понуждает к жалобам таким?"
А он: "Ответ недолгий подобает.
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче им.
От них и суд, и милость отошли.
Они не стоят слов: взгляни – и мимо!"
Бежавший кругом, словно злая сила
Гнала его в крутящейся пыли;
Чреда людей, что, верилось с трудом,
Ужели смерть столь многих истребила.
Узнал того, кто от великой доли
Отрекся в малодушии своем.
Ничтожные, которых не возьмут
Ни бог, ни супостаты божьей воли.
Бежал нагим, кусаемый слепнями
И осами, роившимися тут.
И мерзостные скопища червей
Ее глотали тут же под ногами.
Увидел у широкого потока.
"Учитель, – я сказал, – тебе ясней,
Их словно гонит и теснит к волнам,
Как может показаться издалека".
Когда мы шаг приблизим к Ахерону
И подойдем к печальным берегам".
Боясь докучным быть, я шел вперед,
Безмолвствуя, к береговому склону.
Старик, поросший древней сединою,
Крича: "О, горе вам, проклятый род!
В моей ладье готовьтесь переплыть
К извечной тьме, и холоду, и зною.
Живой душе, средь мертвых!" И добавил,
Чтобы меня от прочих отстранить:
Челнок полегче должен ты найти,
Чтобы тебя он к пристани доставил".
Того хотят – там, где исполнить властны
То, что хотят. И речи прекрати".
У лодочника сумрачной реки,
Но вкруг очей змеился пламень красный.
Вняв приговор, не знающий изъятья,
Стуча зубами, бледны от тоски,
Хулили род людской, и день, и час,
И край, и семя своего зачатья.
К реке, чьи волны, в муках безутешных,
Увидят все, в ком божий страх угас.
Вращая взор, как уголья в золе,
И гонит их и бьет веслом неспешных.
За строем строй, и ясень оголенный
Свои одежды видит на земле, -
Кидался вниз, один, – за ним другой,
Подобно птице, в сети приманенной.
Но не успели кончить переправы,
Как новый сонм собрался над рекой.
Все те, кто умер, бога прогневив,
Спешат сюда, все страны и державы;
Так утесненный правосудьем бога,
Что самый страх преображен в призыв.
И ты поймешь, что разумел Харон,
Когда с тобою говорил так строго".
Сотрясся так, что, в страхе вспоминая,
Я и поныне потом орошен.
Пустыня скорби вспыхнула кругом,
Багровым блеском чувства ослепляя;
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ Комментарии
Тяжелый гул, и я очнулся вдруг,
Как человек, насильно пробужденный.
Встав на ноги и пристально взирая,
Чтоб осмотреться в этом царстве мук.
И страшный срыв гудел у наших ног,
Бесчисленные крики извергая.
Что я над ним склонялся по-пустому
И ничего в нем различить не мог.
Так начал, смертно побледнев, поэт. -
Мне первому идти, тебе – второму".
"Как я пойду, когда вождем и другом
Владеет страх, и мне опоры нет?"
Он отвечал, – мне на лицо легла,
И состраданье ты почел испугом.
Так он сошел, и я за ним спустился,
Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла.
А только вздох взлетал со всех сторон
И в вековечном воздухе струился.
Которою казалися объяты
Толпы младенцев, и мужей, и жен.
Какие духи здесь нашли приют?
Знай, прежде чем продолжить путь начатый,
Одни заслуги, если нет крещенья,
Которым к вере истинной идут;
Тот бога чтил не так, как мы должны.
Таков и я. За эти упущенья,
И здесь, по приговору высшей воли,
Мы жаждем и надежды лишены".
При вести, сколь достойные мужи
Вкушают в Лимбе горечь этой доли.
Спросил я, алча веры несомненной,
Которая превыше всякой лжи, -
Своей иль чьей-то правдой искуплен?"
Поняв значенье речи сокровенной:
Когда, при мне, сюда сошел Властитель,
Хоруговью победы осенен.
И Авель, чистый сын его, и Ной,
И Моисей, уставщик и служитель;
Израиль, и отец его, и дети;
Рахиль, великой взятая ценой;
Других спасенных не было до них,
И первыми блаженны стали эти".
И мы все время шли великой чащей,
Я разумею – чащей душ людских.
От места сна, предстал моим глазам
Огонь, под полушарьем тьмы горящий.
Я видеть мог, что некий многочестный
И высший сонм уединился там.
Скажи, кто эти, не в пример другим
Почтенные среди толпы окрестной?"
Они гремят земле, и слава эта
Угодна небу, благостному к ним".
Раздался в это время чей-то зов. -
Вот тень его подходит к месту света".
Что четверо к нам держат шаг державный;
Их облик был ни весел, ни суров.
С мечом в руке, величьем осиян,
Трем остальным предшествует, как главный,
Второй – Гораций, бичевавший нравы;
Овидий – третий, и за ним – Лукан.
Здесь прозвучавший, чуть я подошел;
Почтив его, они, конечно, правы".
Чьи песнопенья вознеслись над светом
И реют над другими, как орел.
Семья певцов приблизилась сама;
Учитель улыбнулся мне при этом.
Когда я приобщен был к их собору
И стал шестым средь столького ума.
Который лишний здесь и в этот миг,
Насколько там он к месту был и в пору.
Семь раз обвитый стройными стенами;
Кругом бежал приветливый родник.
Сквозь семь ворот тропа вовнутрь вела;
Зеленый луг открылся перед нами.
С неторопливым и спокойным взглядом;
Их речь звучна и медленна была.
В открытом месте, светел, величав,
Господствовал над этим свежим садом.
Предстали взорам доблестные тени,
И я ликую сердцем, их видав.
Меж коих были Гектор, и Эней,
И хищноокий Цезарь, друг сражений.
Сидели возле, и с отцом – Лавина;
Брут, первый консул, был в кругу теней;
И Гракхов мать, и та, чей муж Катон;
Поодаль я заметил Саладина.
Я увидал: учитель тех, кто знает,
Семьей мудролюбивой окружен.
И с ним Платон; весь сонм всеведца чтит;
Здесь тот, кто мир случайным полагает,
Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором,
Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит;
Целебных качеств; Сенека, Орфей,
Лин, Туллий; дальше представали взорам
Там – Гиппократ, Гален и Авиценна,
Аверроис, толковник новых дней.
Мне нужно быстро молвить обо всем,
И часто речь моя несовершенна.
Из тихой, сени в воздух потрясенный
Уже иным мы движемся путем,