ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ Комментарии
Хриплоголосый Плутос закричал.
Хотя бы он и вдвое был свирепей, -
Не поддавайся страху: что могло бы
Нам помешать спуститься с этих скал?"
Он молвил так: "Молчи, проклятый волк!
Сгинь в клокотаньи собственной утробы!
Так хочет тот, кто мщенье Михаила
Обрушил в небе на мятежный полк".
Свиваясь, если щегла рухнет вдруг,
Так рухнул зверь, и в нем исчезла сила.
Объемлющим всю скверну мирозданья,
Из третьего сошли в четвертый круг.
Все те, что я увидел, перечтет?
Почто такие за вину терзанья?
И вспять отхлынет, Прегражденный встречным,
Так люди здесь водили хоровод.
Два сонмища шагали, рать на рать,
Толкая грудью грузы, с воплем вечным;
С трудом брели назад, крича друг другу:
«Чего копить?» или «Чего швырять?» -
Шли к супротивной точке с двух сторон,
По-прежнему ругаясь сквозь натугу;
Их полукруг такой же дракой хмурой.
И я промолвил, сердцем сокрушен:
Ужель все это клирики, весь ряд
От нас налево, эти там, с тонзурой?"
Умом настолько в жизни были кривы,
Что в меру не умели делать трат.
Когда они стоят к лицу лицом,
Наперекор друг Другу нечестивы.
Здесь встретишь папу, встретишь кардинала,
Не превзойденных ни одним скупцом".
Узнал из тех, кого не так давно
Подобное нечестие пятнало".
На них такая грязь от жизни гадкой,
Что разуму обличье их темно.
Они восстанут из своих могил,
Те – сжав кулак, а эти – с плешью гладкой.
Лишен блаженств и занят этой бучей;
Ее и без меня ты оценил.
Даяния Фортуны, род земной
Исполнившие ненависти жгучей:
Иль было встарь, из этих теней, бедных
Не успокоило бы ни одной".
Что есть Фортуна, счастье всех племен
Держащая в когтях своих победных?"
Какая тьма ваш разум обуяла!
Так будь же наставленьем утолен.
Воздвигнув тверди, создал им вождей,
Чтоб каждой части часть своя сияла,
Мирской же блеск он предал в полновластье
Правительнице судеб, чтобы ей
Из рода в род и из краев в края,
В том смертной воле возбранив участье.
Она свершает промысел свой строгий,
И он невидим, как в траве змея.
Она провидит, судит и царит,
Как в прочих царствах остальные боги.
Нужда ее торопит ежечасно,
И всем она недолгий миг дарит.
Хотя бы подобала ей хвала,
И распинают, и клянут напрасно.
Она, смеясь меж первенцев творенья,
Крутит свой шар, блаженна и светла.
Склонились звезды, те, что плыли ввысь,
Когда мы шли; запретны промедленья".
До струй ручья, которые просторной,
Изрытой ими, впадиной неслись.
И мы, в соседстве этих мрачных вод,
Сошли по диким тропам с кручи горной.
В Стигийское болото, ниспадая
К подножью серокаменных высот.
Людей, погрязших в омуте реки;
Была свирепа их толпа нагая.
Но головой, и грудью, и ногами,
Друг друга норовя изгрызть в клочки.
Ты видишь тех, кого осилил гнев;
Еще ты должен знать, что под волнами
Пузырят воду на пространстве зримом,
Как подтверждает око, посмотрев.
Который блещет, солнцу веселясь,
Мы были скучны, полны вялым дымом;
Такую песнь у них курлычет горло,
Напрасно слово вымолвить трудясь".
Мы, гранью топи и сухой земли,
Смотря на тех, чьи глотки тиной сперло,
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ Комментарии
Мы не дошли изрядного куска,
Когда наш взгляд, к ее зубцам воздетый,
И где-то третий, глазу чуть заметный,
Как бы ответивший издалека.
Я так спросил: "Что это за огни?
Кто и зачем дает им знак ответный?"
Так молвил он. – Над илистым простором
Ты различишь, кого зовут они".
Стрела так быстро, в воздухе спеша,
Как малый челн, который, в беге скором,
С одним гребцом, кричавшим громогласно:
«Ага, попалась, грешная душа!»
Сказал мой вождь. – Твои мы лишь на миг,
И в этот челн ступаем безопасно".
Большой обман, и злится, распаленный,
Так вспыхнул Флегий, искажая лик.
Я вслед за ним, и лишь тогда ладья
Впервые показалась отягченной.
Помчался древний струг, и так глубоко
Не рассекалась ни под кем струя.
Мне встретился один; весь в грязь одет,
Он молвил: «Кто ты, что пришел до срока?»
А сам ты кто, так гнусно безобразный?"
«Я тот, кто плачет», – был его ответ.
Проклятый дух, пей вечную волну!
Ты мне – знаком, такой вот даже грязный".
Но вождь толкнул вцепившегося в злобе,
Сказав: «Иди к таким же псам, ко дну!»
Обвив руки, сказал: "Суровый дух,
Блаженна несшая тебя в утробе!
Его деяний люди не прославят;
И вот он здесь от злости слеп и глух.
Как свиньи, влезут в этот мутный сток
И по себе ужасный срам оставят!"
Увидеть въявь, как он в болото канет,
Пока еще на озере челнок!"
Тот берег, утолишься до конца,
И эта радость для тебя настанет".
Весь грязный люд в неистовстве великом,
Что я поднесь благодарю Творца.
И флорентийский дух, кругом тесним,
Рвал сам себя зубами в гневе диком.
Но тут мне в уши стон вонзился дальный,
И взгляд мой распахнулся, недвижим.
Вот город Дит, и в нем заключены
Безрадостные люди, сонм печальный".
Встают его мечети, багровея,
Как будто на огне раскалены".
Сказал он, – башни красит багрецом;
Так нижний Ад тебе открылся, рдея".
Объемлющие мрачный гребень вала;
И стены мне казались чугуном.
И стали там, где кормчий мглистых вод:
«Сходите! – крикнул нам. – Мы у причала»
Дождем ниспавших с неба, стражу входа,
Твердивших: "Кто он, что сюда идет,
Вождь подал вид, что он бы им хотел
Поведать тайну нашего прихода.
"Сам подойди, но отошли второго,
Раз в это царство он вступить посмел.
Но без тебя; а ты у нас побудь,
Его вожак средь сумрака ночного".
Услышав этой речи звук проклятый;
Я знал, что не найду обратный путь.
Меня спасавший семь и больше раз,
Когда мой дух робел, тоской объятый,
Когда запретен город, нам представший,
Вернемся вспять стезей, приведшей нас".
Сказал: "Не бойся; нашего пути
Отнять нельзя; таков его нам давший.
Надеждой доброй; в этой тьме глубокой
Тебя и дальше буду я блюсти".
Остался я, и в голове моей
И «да», и «нет» творили спор жестокий.
Но с ним враги беседовали мало,
И каждый внутрь укрылся поскорей,
Пред самой грудью мудреца, и он,
Оставшись вне, назад побрел устало.
Он шел вздыхая, и уста шептали:
«Кем в скорбный город путь мне возбранен!»
Не бойся; я превозмогу и здесь,
Какой бы тут отпор ни замышляли.
Так было и пред внешними вратами,
Которые распахнуты поднесь.
Уже оттуда, нисходя с высот,
Без спутников, идет сюда кругами