ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ Комментарии
Когда мой спутник повернул назад, -
Согнал с его лица налет мгновенный.
Затем что вдаль глаза не уводили
Сквозь черный воздух и болотный чад.
Такая нам защитница дана!
О, где же тот, кто выше их усилий!"
Начатую спешит покрыть иная,
И с первою несходственна она.
Мрачней, быть может, чем она была,
Оборванную мысль воспринимая.
Спускаются ли с первой той ступени,
Где лишь надежда в душах умерла?"
По этим, мною пройденным, тропам
Лишь редкие досель сходили тени.
Злой Эрихто заклятый, что умела
Обратно души призывать к телам.
Сквозь эти стены был я снаряжен
За пленником Иудина предела.
От горней сферы, связь миров кружащей;
Я знаю путь; напрасно ты смущен.
Повсюду облегает скорбный вал,
Разгневанным отпором нам грозящий".
Всего меня мой глаз, в тоске раскрытый,
К вершине рдяной башни приковал,
Три Фурии, кровавы и бледны
И гидрами зелеными обвиты;
Но, вместо кос, клубами змей пустыни
Свирепые виски оплетены
Властительницы вечных слез ночных,
Сказал: "Взгляни на яростных Эриний.
Левей-Мегера: справа олютело
Рыдает Алекто". И он затих.
Руками били; крик их так звенел,
Что я к учителю приник несмело.
Они вопили, глядя вниз. – Напрасно
Тезеевых мы не отмстили дел".
Увидеть лик Горгоны; к свету дня
Тебя ничто вернуть не будет властно".
Поворотил, своими же руками,
Поверх моих, глаза мне заслоня.
И всякий наставленье да поймет,
Сокрытое под странными стихами!
Ужасным звуком грохот шел ревущий,
Колебля оба брега, наш и тот, -
Враждующими воздухами взвит,
Преград не зная, сокрушает пущи,
Вздымая прах, идет неудержимо,
И зверь и пастырь от него бежит.
Там, – он промолвил, – где всего черней
Над этой древней пеной горечь дыма".
Спешат лягушки, расплываясь кругом,
Чтоб на земле упрятаться верней,
Станицы душ бежали пред одним,
Который Стиксом шел, как твердым лугом.
Перед собою левой помавая,
И, видимо, лишь этим был томим.
Я на вождя взглянул; и понял знак
Пред ним склониться, уст не размыкая.
Он стал у врат и тростию подъятой
Их отворил, – и не боролся враг.
Возвысил он с порога грозный глас, -
Что ты замыслил, слепотой объятый?
Которая идет стопою твердой
И ваши беды множила не раз?
Ваш Цербер, если помните о том,
И до сих пор с потертой ходит мордой".
Нам не сказав ни слова, точно кто-то,
Кого теснит и гложет об ином,
И мы, ободрясь от священных слов,
Свои шаги направили в ворота.
И я, чтоб ведать образ муки грешной,
Замкнутой между крепостных зубцов,
И вижу лишь пустынные места,
Исполненные скорби безутешной.
Как в Поле, где Карнаро многоводный
Смыкает Италийские врата,
Так здесь повсюду высились они,
Но горечь этих мест была несходной;
Так их каля, как в пламени горнила
Железо не калилось искони.
И горестный свидетельствовал стон,
Каких она отверженцев таила
В гробницах этих скорбных, что такими
Стенаниями воздух оглашен?"
Их присные, всех толков; глубь земли
Они устлали толпами густыми.
И зной в гробах где злей, где меньше страшен".
Потом он вправо взял, и мы пошли
ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ Комментарии
Между стеной кремля и местом мук,
Учитель мой, и я вослед ступаю.
Так начал я, – послушного стремящий,
Ответь и к просьбе снизойди как друг.
Нельзя ль увидеть? Плиты у могил
Откинуты, и стражи нет хранящей".
Когда вернутся из Иосафата
В той плоти вновь, какую кто носил.
Как Эпикур и все, кто вместе с ним,
Что души с плотью гибнут без возврата
И утоленье помысла другого,
Который в сердце у тебя таим".
Я берегу, в душе его храня,
Чтоб заповедь твою блюсти сурово".
Идешь, живой, и скромен столь примерно,
Прошу тебя, побудь вблизи меня.
Сын благородной родины моей,
Быть может, мной измученной чрезмерно,
Из некоей могилы; оробело
Я к моему вождю прильнул тесней.
Взгляни, ты видишь: Фарината встал.
Вот: все от чресл и выше видно тело".
А он, чело и грудь вздымая властно,
Казалось, Ад с презреньем озирал.
Среди огней, лизавших нам пяты,
И так промолвил: «Говори с ним ясно».
В ногах могилы, мертвый, глянув строго,
Спросил надменно: «Чей потомок ты?»
Но в точности поведал обо всем;
Тогда он брови изогнул немного,
Мне, всем моим со кровным и клевретам;
Он от меня два раза нес разгром".
Они вернулись вновь со всех сторон;
А вашим счастья нет в искусстве этом".
Приподнял подбородок выше края;
Казалось, он коленопреклонен.
Увидеть, нет ли спутника со мной;
Но умерла надежда, и, рыдая,
Тебя привел твой величавый гений,
Где сын мой? Почему он не с тобой?"
Ответил я, – и здесь мой вождь стоит;
А Гвидо ваш не чтил его творений".
Мне явственно прочли, кого я встретил;
И отзыв мой был ясен и открыт.
Он их не чтил? Его уж нет средь вас?
Отрадный свет его очам не светел?"
Недолгое молчанье предваряло,
Он рухнул навзничь и исчез из глаз.
Стать около, недвижен был и тих
И облик свой не изменил нимало.
Искусство это трудным остается,
Больнее мне, чем ложе мук моих.
Лик госпожи, чью волю здесь творят,
Ты сам поймешь, легко ль оно дается.
Поведай мне: зачем без снисхожденья
Законы ваши всех моих клеймят?"
Окрасившего Арбию в багрец,
У нас во храме так творят моленья".
"Там был не только я, и в бой едва ли
Шел беспричинно хоть один боец.
Флоренцию стереть с лица земли;
Я спас ее, при поднятом забрале".
Ответил я. – Но разрешите путы,
Которые мой ум обволокли.
Сокрытые в грядущем времена,
А в настоящем взор ваш полон смуты".
Он отвечал, – как дальнозорким людям;
Лишь эта ясность нам Вождем дана.
Наш ум напрасно; по чужим вестям
О вашем смертном бытии мы судим.
Едва замкнется дверь времен грядущих,
Умрет все знанье, свойственное нам".
"Поведайте упавшему тому,
Что сын его еще среди живущих;
Что размышлял, сомнением объятый,
Над тем, что ныне явственно уму".
Я молвил духу, что я речь прерву,
Но знать хочу, кто с ним в земле проклятой.
И Федерик Второй лег в яму эту,
И кардинал; лишь этих назову".
Я двинул шаг, в тревоге от угроз,
Ища разгадку темному ответу.
«Чем ты смущен? Я это сердцем чую».
И я ему ответил на вопрос.
Твоей судьбы", – мне повелел поэт.
Потом он поднял перст: "Но знай другую:
Прекрасных глаз, все видящих правдиво,
Постигнешь путь твоих грядущих лет".
И нас от стен повел пологий скат
К средине круга, в сторону обрыва,