В то время как ребенок с нетерпением ожидает предстоящей встречи, как же обстоит дело с отцом?
Хорас Динсмор, как и его отец, вел честную моральную жизнь, исполняя внешние обряды религии, но не имея даже легкого представления о живой силе общения с Богом. Безраздельно полагаясь на свою праведность, он смотрел на христиан как на лицемеров и обманщиков. Он слышал, что его маленькая Элси является одной из них, и хотя не признавался в этом даже самому себе, это настроило его против нее. Кроме того, как и все Динсморы, он очень гордился своим происхождением.
Старый мистер Грэйсон был благородным, честным, порядочным, богобоязненным человеком и умер очень богатым, но так как было известно, что он начал свою жизнь бедным мальчиком, вся семья говорила о Хорасе, что он совершил большую оплошность, женившись на его наследнице.
Хорас и сам стал смотреть на свой ранний брак как на мальчишескую выходку, которой теперь просто стеснялся. Мистер Динсмор в своих письмах ему говорил об Элси как о «внучке старого Грэйсона». Хорас постепенно привык к мысли о ней как о каком-то бесчестии для него. Ему всегда ее описывали как неприятного, трудного ребенка.
Молодой человек любил жену всеми фибрами своей страстной натуры и горько оплакивал ее безвременную смерть, но годы учебы, путешествий и мирских удовольствий почти вытеснили ее образ из его памяти. Он редко думал о ней, только лишь при напоминании о ребенке, к которому он питал тайную неприязнь.
В Розлэнде ни о чем больше не говорили, как только об ожидаемом приезде, и Элси была не единственной, для которой стрелки часов двигались с необычной для
них скоростью.
Наконец-то пришло письмо, в котором сообщалось, что приедет он на следующий день после прибытия письма, после чего началась настоящая суматоха и приготовления.
— О, няня, няня! — восклицала Элси, прыгая на месте и от радости хлопая в ладошки, после того как вернулась с прогулки на лошади. — Только подумай, папа, милый папочка, будет здесь завтра утром!
Она, казалось, обезумела от восторга, но вдруг остановилась и выражение тревоги появилось на ее маленьком личике, мучительный вопрос опять возник в ее головке: «Будет ли он меня любить?»
Она стояла тихонько, застыв в тревожном размышлении. Глаза ее печально смотрели на пол, в то время как тетушка Хлоя снимала ее платье для верховой езды и причесывала волосы. Когда же она закончила с переодеванием, то прижала маленькую любимицу к себе и сердечно поцеловала, думая про себя, что это самое миленькое и приятное личико, которое она когда-либо видела.
В этот самый момент в доме послышался необычный шум. Элси побледнела и с тревогой стала прислушиваться. Неожиданно по коридору послышались детские шаги, бежали в их направлении. Широко распахнув двери, Уолтер крикнул:
— Элси, он приехал!
Схватив за руку, он потащил ее за собой в гостиную.
— Остановись, подожди, Уолтер! — прошептала она, когда они достигли двери, и прислонилась к стене. Сердце ее так стучало, что она едва переводила дыхание.
— Что с тобой? — спросил он.— Ты заболела?
Пошли! — И толкнув дверь, он бросился вперед, снова таща ее за собой. Чувства ребенка были настолько перенапряжены, что она почти потеряла сознание, казалось, что все в комнате плыло перед ее глазами, и на мгновение она едва могла вспомнить, где находилась. Вдруг она услышала незнакомый голос:
— А это кто?
Услышав, как дедушка произносит ее имя, Элси посмотрела вверх и увидела стоящего перед ней молодого, красивого незнакомца. У него была тяжелая темная борода и усы. Услыхав слова отца, он торопливо воскликнул:
— Что? Эта большая девица моя дочь? Вполне достаточно для мужчины, чтобы почувствовать себя старым.
Затем, взяв ее за руку, он нагнулся и холодно поцеловал ее в губы.
Она не могла удержать нервного трепета, и глубокие чувства, наполнявшие ее грудь не давали ей выговорить ни слова. Рука ее безжизненно лежала в его ладони. Он внезапно сжал ее, в то же время испытывающе глядя в ее лицо, затем отпустил и недовольно произнес:
— Я не великан-людоед, чтобы меня так бояться, можешь идти. Я не собираюсь наводить на тебя ужас.
Элси поспешила в свою комнату и там, бросившись на кровать, плакала долго и безутешно. Это было крушение всех ее жизненных надежд. С самых ранних лет она ожидала этого часа, и казалось, что маленькое сердечко не выдержит тяжести невыразимой муки. Она была совершенно одна, так как тетушка Хлоя ушла на кухню поболтать о приезжем, не сомневаясь, что ее любимица была невыразимо счастлива от долгожданной встречи с любимым отцом.
Итак, девочка лежала одна с разбитым, израненным сердцем, всхлипывая, причитая и рыдая, словно желая выплакать всю свою жизнь. У нее не было ни одного друга на земле, кто бы мог сказать ей хоть одно утешительное слово.
— О, папа, папа! — всхлипывала она. — Мой родной папа, ты не любишь меня, меня, твою родную маленькую дочь. О, мое сердце разорвется. О, мамочка, мамочка! Если бы я могла только пойти к тебе, потому что никого нет здесь, кто бы любил меня, и я такая несчастная! Ох, я одинокая и покинутая.
В таком состоянии нашла ее тетушка Хлоя, когда вернулась в комнату час спустя. Плачущая и рыдающая, с отчаянными восклицаниями тоски, девочка лежала все в том же положении.
Няня очень удивилась, но сразу сообразив как, должно быть, страдал ребенок, она взяла ее в свои крепкие руки и, с любовью положив ее головку себе на грудь, погладила спутавшиеся волосы, поцеловала опухшее от слез личико и намочила горячий лоб.
— Моя драгоценная пташечка, мой милый ребенок, твоя старенькая няня любит тебя больше, чем жизнь. И разве моя любимица забыла о могущественном Друге сегодня, который говорит: «Любовью вечною Я возлюбил тебя» (Иер. 31:3) и «Не оставлю тебя и не покину тебя» (Евр. 13:5). Ведь Он ближе, чем родной брат, моя милая крошка, и говорит: «Забудет ли женщина грудное дитя свое... но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя» (Ис. 49:15). Матери любят своих деток сильнее, чем отцы, дорогая, и поэтому, видишь, Иисуса любовь выше всех других, и я знаю, что ты имеешь эту любовь.
— О, няня! Попроси Его, чтобы Он взял меня к Себе и к мамочке, потому что, ох, я так одинока! И я хочу умереть...
— Перестань, перестань, миленькая, старушка Хлоя никогда не попросит об этом. Это старое сердце не выдержит, я знаю. Ты все в этом мире для своей няни, родная, и ты знаешь, что все мы должны ожидать то, что назначено Господом.
— Тогда попроси Его, чтобы Он помог мне быть терпеливой, — попросила она уставшим голосом. — И, о няня! — добавила она, снова разразившись слезами, — попроси Его, чтобы Он научил папу любить меня.
— Попрошу, мой птенчик, попрошу, — всхлипнула тетушка Хлоя, прижимая к себе маленькое тельце. — И не надо сразу расстраиваться, потому что я уверена, что мистер Хорас скоро полюбит тебя.
Прозвенел звонок к чаю, и вся семья собралась к столу, только один стул остался свободным.
— А где мисс Элси? — спросила Аделаида одного из слуг.
— Я не знаю, мисс, — последовал ответ.
— Тогда пойди и узнай, — сказала Аделаида, — может быть, она не слыхала звонка?
Через мгновение слуга вернулся, сказав, что у мисс Элси сильная головная боль, и она не будет ужинать. Мистер Динсмор внимательно следил за разговором и спросил:
— Я надеюсь, она не болезненный ребенок? У нее что, часто такое бывает?
— Не очень, — сухо ответила его сестра, она видела эту встречу, и очень сочувствовала явному разочарованию Элси — я думаю что это от плача.
Он сильно покраснел и добавил недовольным тоном:
— В самом деле, возвращение родителя — причина для печали, хотя я не ожидал, что мое присутствие так огорчит моего единственного ребенка. Я не представлял себе, что она уже усвоила такое отвращение ко мне.
— Это не так, — сказала Аделаида. — Она ожидала и лелеяла твое возвращение с тех самых пор, как я ее знаю.
— Тогда она, безусловно, разочаровалась во мне, и ее горе совершенно не говорит в ее пользу, объясняй это как хочешь.
Аделаида ничего не ответила, потому что видела, что он решил возникшую неприятную ситуацию объяснить поведением Элси. Она боялась, что любое заступничество с ее стороны только еще больше увеличит его неприязнь к Элси.
В этот вечер Элси легла с тяжелой, больной головой, а маленькое сердечко было печальным и тоже болело, хотя она и не осталась без утешения. В своих печалях она обратилась к Тому, Который говорит: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне» (Мф. 19:14) и сладкая уверенность в Его любви и заботе постепенно успокоила ее.
На следующее утро с трепещущим сердцем, с надеждой, желая и страшась увидеть своего отца, Элси вышла в столовую к завтраку. Она робко оглянулась, но его там не было.
— А где папа, тетя Аделаида? — спросила она.
— Он не придет на завтрак, потому что еще не отдохнул после путешествия, — ответила ее тетя. — Поэтому ты не увидишь его в это утро, а может быть, и весь день, сегодня после обеда и вечером ожидается много гостей.
Элси вздохнула и выглядела печальной и расстроенной. В это утро ей было очень тяжело сосредоточиться на уроках, и всякий раз, когда открывалась дверь, она вздрагивала и смотрела вверх с тайной надеждой, что это может быть ее папа. Но он не пришел, и когда наступил час обеда, детям сказали, что они будут обедать в детской, в связи с тем что ожидается большое количество гостей. Гости пробыли до позднего вечера, в гостиную ее не пригласили, и поэтому в этот день она своего отца не видела.
На следующее утро тетушка Хлоя сказала, что дети будут завтракать вместе со взрослыми, потому что все гости, за исключением одного или двух джентльменов, уехали. Итак, Элси отправилась в столовую, где, к своему величайшему удивлению, увидела отца, который сидел и читал утреннюю газету. При ее появлении он посмотрел вверх.
— Доброе утро, папа, — тихим дрогнувшим голосом произнесла Элси.
Он на мгновение опешил, потому что впервые в жизни к нему обратились таким образом, и титул «папа» был незнаком для его слуха. Отец смотрел на нее со смешанным чувством любопытства и интереса. Он протянул было руку, но тут же отдернул ее и просто ответил:
— Доброе утро, Элси, — и снова вернулся к своей газете.
Элси нерешительно стояла посреди комнаты, желая, но все же не решаясь подойти к нему. В это мгновение открылась дверь и Анна, сияющая от счастья, вбежала в комнату и прямиком бросилась к старшему брату. Она взобралась ему на колени, обняла его за шею и игриво произнесла:
— Доброе утро, брат Хорас, поцелуй меня!
— С удовольствием, маленький котенок, — ответил он, бросая газету. Поцеловав ее несколько раз и прижав к себе, он сказал:
— Ты не боишься меня, правда? И не жалеешь, что я приехал домой?
— Ну конечно же нет! — ответила Анна. Он взглянул на Элси, которая стояла, наблюдая всю эту картину, и ее большие печальные глаза наполнились слезами. Она ничего не могла с собой поделать, Анна опять заняла ее место и получала те ласки, которые по праву принадлежали ей.
«Завидует», — подумал отец.
— Терпеть не могу завистливых людей. — В его глазах отразилось презрение, которое пронзило ее до самого сердца.
Она быстро повернулась и вышла из комнаты, чтобы спрятать слезы, которые не в состоянии была больше сдерживать.
«Я ревнивая, — думала она, — завидую Анне. О! Как ужасно!» — И она тихо стала молиться:
— Дорогой Спаситель, помоги мне! Удали эти грешные чувства.
Несмотря на то, что она была еще маленькой, Элси уже умела контролировать свои чувства, и через несколько минут она настолько пришла в себя, что смогла вернуться в столовую и занять свое место за столом. Ее маленькое приятное личико было конечно же печальным и еще носило следы слез, но выглядело спокойным и мирным. Отец больше не обращал на нее внимания, а она не решалась взглянуть на него. Слуга наполнил ей тарелку, и она молча ела, чувствуя большое облегчение от того, что все были заняты разговорами и едой, и никто не обращал на нее никакого внимания.
Она едва решалась поднять глаза от тарелки и не знала, что незнакомый джентльмен, сидящий напротив нее, постоянно наблюдал за ней. Когда же после завтрака она вышла из столовой, он спросил, провожая ее глазами:
— Это одна из твоих сестер, Динсмор?
— Нет, — ответил он, слегка краснея, — это моя дочь.
— Ах, вот как? — ответил его друг. — Я вспоминаю, что слышал о том, что у тебя был ребенок, но как-то забыл об этом. У тебя совершенно нет причины ее стесняться, она прекрасная, необыкновенно прекрасная! У нее самое приятное личико, которое я когда-либо встречал!
— Травилла, хочешь поехать верхом? — нервно спросил мистер Динсмор, словно желая переменить тему разговора.
— Я не против, — ответил он, и они вышли вместе. Спустя несколько часов Элси сидела за пианино в
музыкальной комнате, повторяя упражнения, как вдруг чувство того, что кто-то еще присутствует в комнате и смотрит на нее, заставило ее оглянуться. Позади нее стоял мистер Травилла.
— Извините, — попросил он, вежливо поклонившись, — но я услышал звуки инструмента и, так как очень люблю музыку, решился войти.
Элси была очень застенчивой и робкой, но в то же время и вежливой.
— Пожалуйста не извиняйтесь, не хотели бы вы присесть? Хотя я боюсь, что моя музыка не принесет вам удовольствия, потому что, знаете, я всего лишь маленькая девочка и не могу еще играть хорошо.
— Спасибо, — ответил он, усаживаясь рядом с ней. — А теперь не будешь ли ты так любезна повторить ту маленькую песенку, которую, я слышал, ты пела несколько минут назад?
Элси повиновалась, хотя щеки ее пылали, а голос дрожал от смущения. Но по мере пения она освободилась от смущения и на последнем куплете голосок ее звучал уже полно и твердо. Для своего возраста у нее был очень приятный голос, и обаятельность его была необыкновенной и в речи, и в пении. У нее так же ощущался и музыкальный талант, который правильно развивался под руководством хорошего преподавателя. Занималась Элси терпеливо и настойчиво. Игра ее была простой, соответствующей возрасту, но исполнение было очень хорошим.
Мистер Травилла сердечно поблагодарил ее и, сказав несколько комплиментов, просил петь еще и еще, обсуждая с ней каждую песенку, пока они не познакомились довольно хорошо и Элси совсем оправилась от смущения.