А далеко на востоке, в долине широкой, полноводной Янцзы, закладывался великий китайский земледельческий очаг. Древние летописи упоминают пять растений, которые якобы научил возделывать своих подданных мифический император Шеи-Нук: это рис, два вида проса, пшеница (или ячмень) и соя. Было это будто бы в двадцать восьмом веке до нашей эры…
И никто не знает точно, когда возникли оба главных заокеанских очага: на плоскогорьях Мексики и в Перу. Но было в них все не так, как в Старом Свете. Из злаков — одна кукуруза. На втором месте после кукурузы — хуаугли, амарант — кустики, увешанные метелочками. Возделывали там еще картофель, табак, тыквы, фасоль. И странно нам представить себе, что рос среди них наш подсолнечник. Только его не возделываем — рос он сорняком на кукурузных полях.
Давно нет разрозненных, оторванных друг от друга очагов земледелия — поля сомкнулись на целых материках. Необозримо умножалось число сельскохозяйственных культур.
Чего только не увидишь на шумном, пестром, веселом летнем базаре или осенью во фруктовой лавке, где горками, пирамидками лежат плоды и пахнут сладким, пряным, немного винным запахом! Плоды румяные, пурпурные, золотистые, темные с прозеленью, матово-прозрачные, гладкие, бугристые. То самых прихотливых, то идеально геометрических форм…
А если еще поглядеть в «помологиях» цветные таблицы, изображающие разные сорта, полистать «фармакопеи» с сонмами лекарственных трав, припомнить нашу Сельскохозяйственную выставку перед войной, когда кусок земли в пригороде Москвы был превращен в страну чудес, таких чудес, самое существование которых многие до того и не подозревали, то количество растений, покорных человеку, покажется нам неисчислимым. Шутка ли, ведь тысяч десять лет прошло с той поры, как человек заставил первое растение жить не по своей, а по его, человеческой воле.
И тем больше поражает нас это неиссякаемое изобилие культурных сортов и форм, что ведь выросло оно из сравнительно небольшого числа диких растительных видов.
Обнаружено примерно тридцать тысяч видов растений, так или иначе полезных нам. Но среди этих тридцати тысяч громадное большинство только платят дань — человек не стал их полным хозяином. Мы разрабатываем лесные богатства, но лес, за редкими исключениями, растет сам по себе, без участия людей. В весенних светлых рощах мы цедим прозрачный сладкий сок, обильно сочащийся, когда «острою секирой ранена береза». Летом и осенью мы ходим за ягодами и за грибами: мы не сеяли их. На берегах морей собирают водоросли, «морскую траву», они идут на удобрение; из них добывают йод и агар, одинаково нужный бактериологической лаборатории и кондитерской фабрике. Отправляются экспедиции за лекарственными травами. А египтяне делали свой знаменитый папирус, используя дикие заросли папирусной осоки…
Все это — охотничья добыча в Зеленой стране. Это то, что собирают добытчик и разведчик.
А растений полей, огородов, садов, оранжерей не больше пяти тысяч видов. Но и тут очень многие только перенесены к себе человеком. Возле человеческого жилья они остались, как были. Сотнями и даже тысячами растений мы просто любуемся. Для того их и разводим. Это декоративные растения. Еще сотни привередливо признают только какой-нибудь один уголок Земли, а в других местах не растет; это редкости с небольшим значением для людей.
И если откинуть все это и говорить только про те растения, какие человек пересоздал, какие кормят его, дают ему одежду и сырье для промышленности, то такие будут исчисляться едва сотнями видов.
Один известный ботаник прошлого века (Декандоль) считал, что «набор» основных сельскохозяйственных растений — всего 44 вида — установился семь-восемь тысяч лет назад. А в следующие пять или шесть тысяч лет этот набор мало изменялся. Лишь за последние две тысячи лет человечество принялось расширять и умножать его.
Считают, что сейчас на земле 327 самых главных возделываемых (и пересозданных человеком) видов растений. У 269 из них — родина Старый Свет; у 58 — Новый Свет.[3]
Вот из этого «ядра» извлек человек необозримый, бесконечно многообразный мир — мир своих зеленых слуг. Было несколько тощих, мелкоколосных диких пшениц, а сейчас на полях земного шара созревает полторы тысячи пшеничных сортов!
Что же касается «прирученных» человеком видов растений, то в одной нашей стране возделывается их не менее двухсот. Ни в какой другой стране не возделывают больше.
СЛУГИ
Нам стоит ближе познакомиться с преданными зелеными слугами человека. Они заслуживают этого.
Первым, без всякого спора, надо назвать семейство злаков. Самый важный член этой семьи — пшеница. Некогда человек посеял ее возле своего жилья — раньше почти всех других растений; и сейчас больше всего в мире человек собирает тоже пшеничного зерна: до 150–160 миллионов тонн ежегодно.
Чуть отстает рис. Предки наши называли рис сарацинским пшеном; так он назван и в «Детстве» Льва Толстого. Главные сборы риса — в Азии. Там во многих странах для сотен миллионов людей он играет ту же роль, что хлебные злаки у нас.
И почти наравне с рисом идет кукуруза — древнейшая культура Американского материка. В Мексике и Соединенных Штатах и теперь кукурузу сеют больше, чем другие зерновые.
После этих трех злаков надо упомянуть овес. Но ему уже далеко до них. Его сборы в два-три раза меньше. Да и начал он служить человеку гораздо позднее. Римляне и греки считали его сорняком. Ученик Аристотеля Теофраст, которого называют «отцом ботаники», не находил в овсе ровно ничего доброго. Римлянин Плиний, написавший в первом веке нашей эры, почти через четыреста лет после Теофраста, 37 книг «Естественной истории», воображал, что овес и не злак вовсе, а ячменная болезнь: заболевший ячмень вырождается в овес. Для овса подбирали странные, пренебрежительные имена, напоминающие о козлах, овцах и даже козлиной вони. Наше «овес» тоже сходно с римским «овис», что значит «овца». Именами этими хотели сказать, что овес только и годен на козлиную и овечью пищу.
А мы считаем его сейчас на четвертом месте среди всех возделываемых злаков! Плиний и Теофраст не угадали будущего…
Предок нашей ржи тоже долгое время был сорняком, непрошенным гостем на пшеничных и ячменных полях. Древнее земледелие не знало ржи. Появилась она как культурное растение в горных областях востока, на Кавказе и в Средней Азии.
Полагают, что сейчас рожь сеют почти наравне с ячменем, культурой настолько старой, что зерна его находят в самых древних египетских пирамидах.
И просо с самых древних, доисторических времен, тех времен, которые изучают археологи, служит человеку. И безотказно служит. Кто не едал пшенной каши! По-латыни название проса, которое и поныне принято в ботанике, — «паникум» — произведено от слова «хлеб» — «навис». Значит, в древности понятие о хлебе вообще часто связывалось именно с просяными зернышками.
Полмиллиарда тонн — вот ежегодный средний мировой урожай хлебных злаков.
Сеют люди и другие злаки: сорго, которому не страшна засуха, — его называют даже «верблюдом растительного царства», сахарный тростник — «мед без пчел» древних; сеют луговые травы: мятлик, костер, райграс. Человек выращивает рощи злака-великана — бамбука.
Многие ученые убеждены, что обширная когорта бобовых (или, как иначе их называют, мотыльковых) уступает только злакам в значении для человечества. В самом деле, ст?ит лишь назвать горох и фасоль, сою, хорошо известную и у нас, а в Китае кормящую десятки миллионов, чечевицу, из которой похлебка казалась такой вкусной одному из библейских героев, что он продал за нее право первородства, — все это зернобобовые. Всем знаком и земляной орех — арахис; у нас на юге его называют «фисташками». Из бобовых добывают лекарства: из лакричника, из перуанского дерева (знаменитый бальзам). Лучшие луговые травы — тоже бобовые: лютик, люцерна, клевер, донник, вика, вигна, эспарцет.
Замечательны эти травы: они обновляют землю, они обогащают ее.
Если в пище нет азота, не растет, не развивается никакой организм — ни животное, ни растение, потому что без азота не может быть построено живое тело. Без азота нет белковых веществ, основы жизни.
Известно, как дорого ценятся азотистые удобрения, которые приходится вносить в почву, бедную азотом.
Но как же так? Как может растению не хватать азота? Пусть его даже мало в почве, но ведь над полем — необъятный воздушный океан, в котором почти
4
/5 азота. Листья и стебли купаются в нем!
Но в том-то и дело, что взять его из воздуха растение не может! Недотрогой влетает азот через устьица в листья, скользит мимо голодных тканей, забирается даже внутрь их и выскальзывает опять наружу. Как не было его. Только тогда смогут взять его растения, когда он перестанет быть газом, когда он образует азотистые соли, и вода растворит их, а корни всосут… Но не так легко поймать и «связать» (как образно, но точно выражаются химики) летучий азот!
И вот давно были замечены в растительном мире немногие, но очень решительные исключения из только что сказанного. И самое главное среди этих исключений — бобовые. После того как они выросли, созрели и убраны с поля, в почве оказывается не меньше, а больше азотистых соединений. Тех самых азотистых соединений, которые так нужны растениям!
В восьмидесятых годах прошлого века секрет бобовых был раскрыт. Разгадка оказалась поражающей. Это была сказка о дружбе боба с невидимкой.
На корешках бобовых вздуваются маленькие шишечки-клубеньки. Иногда их так много и так они унизывают корешки, что те делаются похожи на четки.
В клубеньках этих живут бактерии. Растение кормит их, они размножаются массами. И тут выясняется, что в долгу они не остались. Невидимые друзья растений умеют ловить и связывать атмосферный азот. И столько налавливают его, что и бобу-хозяину вдосталь, и еще в почве остается.
Вот что такое бобовые для полей!
Это семейство состоит не только из трав. К нему относятся еще удивительные деревья, в самых именах которых, кажется, сияет огненное солнце юга: кассии и тамаринды, кампешевое дерево — из него добывают синюю и черную краску; копаловое — оно дает знаменитую смолу копал, из которой готовят лаки; рожковое, бразильское красное, индийское коричное деревья, все мимозы и акации с душистыми желтыми, розовыми, белыми цветами.
Настоящие акации и мимозы — дети тропиков. В быту «мимозой» мы называем акацию. И кто не покупал, не ставил у себя в комнате этих желтых мимоз, которые на самолетах, поездами-экспрессами привозят ранней весной на север с юга!
Как появятся они на улицах — пусть еле сочится скупой еще мартовский свет и под ногами слякоть или зароится вокруг мокрая метель, — северянин знает: это весна, весна пришла!
А благоуханные майские недели в городах Украины, когда весь город — уже от перрона вокзала — пропитан медовым дыханием белой акации и тротуары осыпаны упруго-мягкими, вянущими гроздьями ее цветов! Пусть перебьет сердито ботаник, что как раз это вовсе не акация, а «робиния ложная акация»; от этого мы не станем меньше ее любить.
Заметим тут же, что «желтая акация» — третья «переодетая»: она тоже никакая не акация и даже не родня «белой»; ботаническое ее имя — «карагана».
К слову: среди мотыльковых мы найдем и удивительнейшее растение мира (хотя оно не слуга и не друг человека) — «живой телеграф», индийский кустарник десмодиум, о котором уже говорилось. Свое название он получил, когда еще не было электрического телеграфа, а был телеграф семафорный; важные известия тогда «семафорили» с одной телеграфной вышки на другую. С такой непрерывно семафорящей вышкой сравнивали старинные натуралисты куст десмодиума, взмахивающий листочками.
Семью тутовых, конечно, не сравнить с семьей бобовых. Но некогда и тутовые сыграли немалую роль в жизни многих стран Востока. Долгие тысячелетия десяток фиг и деревянная чашка туты — шелковицы, беломучнистой или сочащейся рубиновым соком, — давали пропитание беднякам Вавилона, Греции, Иудеи. Да еще пригоршня оливок (ради которых тут же упомянем семейство масличных).
А еще южнее, в душных и пышных лесах тропиков, полуголые люди отламывали плоды другого члена семьи тутовых — хлебного дерева. Эти плоды больше человеческой головы, с плотной, сытной, приторной мякотью — их пекли, как настоящий хлеб.
Тутовые продолжают служить человечеству и теперь.
Древние смоквы, фиги — лакомство и для нас: мы называем их инжиром. Рубиновым соком туты, как и много веков назад, окрашены корзины, руки продавцов, широкие пиалы и даже желтая, глинистая, убитая земля на среднеазиатских базарах.
А листва шелковиц кормит шелковичных червей.
Члены этой растительной семьи вообще богаты соками; и то эти соки идут в пищу (как сок странного коровьего дерева в Южной Америке), то пускает их человек в работу (каучуконосный сок фикуса, родного брата хлебосольной смоковницы; лаковые смолы шеллачных деревьев), то это соки-убийцы: упас, или анчар, «древо смерти» из знаменитого стихотворения Пушкина, тоже принадлежит к тутовым (впрочем, надо сказать, что в действительности это деревцо выглядит гораздо скромнее, чем в описании великого поэта).
Человека неосведомленного, вероятно, удивит, что родственники этих пламенно-ярких южан — конопля, хмель, крапива. И такая близкая родня, что многие ботаники объединяют их с тутовыми в одно семейство (которое и называют иногда крапивными). От этого значение тутовых, понятно, еще возрастает. В Китае конопля — одно из стариннейших возделываемых растений. А в степях нашей родины сеяли ее еще за пятьсот лет до на шей эры.
Но все же не бобовые и не тутовые должны быть в наше время поставлены непосредственно следом за хлебными злаками как пища человека. Это место заняло растение, неведомое в течение всех тысячелетий развития культуры в Старом Свете, недавний (если брать исторические масштабы) гость из-за океана. Это картофель. Его собирают в год 200 миллионов тонн, почти полотну — в нашей стране. Именно у нас выведены лучшие в мире картофельные сорта. Здесь совершены открытия, знаменующие переворот в возделывании картофеля. Вот где, выходит, обрел картофель настоящую родину!
Из одного с картофелем семейства пасленовых человек взял себе в огороды еще баклажаны и помидоры, разводит на плантациях табак, а на клумбах садов — петунии.
Невидное, небольшое семейство гречишных дало человеку гречиху (родственницу щавелей). Кто не едал гречневой каши! «Щи да каша — пища наша», говорили когда-то в деревнях. Скромница-гречиха — настоящее зерновое растение, хотя к злакам она не относится, — даже более зерновое, чем «зернобобовые».
А растение, одевающее людей, самое важное прядильное растение мира — хлопчатник, — отобрано человеком из семейства мальв.
Есть старый прекрасный рассказ замечательного русского педагога К. Д. Ушинского о том, «как рубашка в поле выросла». На поле рубашка называлась льном. Маленькое семейство — леновые, а дало оно человеку одно из самых старых культурных растений мира. Льняные полотна прекрасно ткали еще в Вавилоне и в Египте за пять тысяч лет до нашей эры. Так давно приметил лен человек! А когда только образовалось русское государство, уже о русских полотнах говорили, прибавляя слово «знаменитые».
И сейчас первый мировой производитель льна — это наша родина, Советский Союз.
Гигантская армия сложноцветных дала нам множество садовых растений — георгины, пышные хризантемы, астры, маргаритки, бессмертники. И самый «поэтичный» из сорняков (человек даже перенес его на клумбы) — василек. Без желтоголовых красавцев — подсолнечников — не представить украинского села. Лекарственные сложноцветные снабжают человека цитварным семенем (от одного вида полыни), пиретрумом (из цветов кавказской ромашки). Салат, цикорий, артишок, топинамбур идут в пищу.
Млечный сок некоторых одуванчиков оказался ценнейшим сырьем для получения естественного каучука. Это великое открытие сделано недавно. И тогда началась на наших глазах новая эра в отношениях между человеком и сложноцветными. Открытие это, с гордостью скажем, совершено в кашей стране.