Роль символов
Когда психолог-медик обнаруживает интерес к символам, то прежде всего интересуется«естественными» символами, в отличие от символов «культурных». Первые происходят избессознательных содержаний психического и поэтому представляют громадное множество вариацийосновных архетипических образов. Во многих случаях они могут быть прослежены до своихистоков, архаических корней — т.е. до идей и образов, которые мы встречаем в самых древнихзаписях и у первобытных обществ. С другой стороны, культурные символы — это, в сущности, те,которыми пользовались для выражения «вечных истин» и которые во многих религиях используютсядо сих пор. Эти символы прошли через множество преобразований, через процесс более илименее сознательного развития, и таким образом стали коллективными образами, принятымицивилизованными обществами.
Тем не менее, такие культурные символы сохраняют в себе еще много от своей первоначальнойнуминозности (сакральности, божественности) или «колдовского» начала. Известно, что онимогут вызывать глубокий эмоциональный резонанс у некоторых людей, и такой психический зарядзаставляет их действовать во многом тем же самым образом, как и в случае суеверий илипредрассудков. Они относятся к тем же факторам, с которыми вынужден считаться психолог, ибыло бы глупо игнорировать их лишь потому, что в рациональных понятиях они выглядятабсурдными и несущественными. Культурные символы — важные составляющие нашего ментальногоустройства, и они же — жизненные силы в построении человеческого образа, а посему не могутбыть устранены без значительных потерь. Там, где они подавляются либо игнорируются, ихспецифическая энергия исчезает в бессознательном с непредсказуемыми последствиями.Психическая энергия, кажущаяся утраченной, на самом деле служит оживлению и усилению всего,что лежит на верхнем уровне бессознательного, — тенденций, которые иначе не имели бы случаявыразить себя или, по крайней мере, не имели бы возможности беспрепятственного существованияв сознании.
Такие тенденции формируют постоянно присутствующую и потенциально разрушительную «тень»нашего сознательного разума. Даже те тенденции, которые в некоторых обстоятельствахспособны к благотворному влиянию, при вытеснении превращаются в демонов. Вот почему многиедобродетельные люди из лучших побуждений боятся бессознательного, и, в связи с этим — ипсихологии.
Наше время продемонстрировало, что означают открытые ворота преисподней. Произошлиперевернувшие наш мир вверх тормашками события, нормальность которых не мог предположитьникто в идиллической безвредности первого десятилетия двадцатого века. С этого момента мирпребывает в состоянии шизофрении. Не только цивилизованная Германия извергла свою ужасающуюпримитивность, ею же управляется и Россия, огонь приближается и к Африке. Не удивительно,что западный мир чувствует себя неспокойно.
Современный человек не понимает, насколько его «рационализм», расстроивший егоспособность отвечать божественным символам и идеям, отдал его на милость психической«преисподней». Он освободил себя от суеверий (как он полагает), но при этом до опаснойстепени утратил свои духовные ценности. Его моральная и духовная традиция распалась, итеперь он расплачивается за это повсеместное распадение дезориентацией и разобщенностью.
Антропологи часто описывали, что происходит в первобытных обществах, когда их духовнымценностям наносит удар современная цивилизация. Люди теряют смысл своей жизни, ихсоциальная организация распадается, а сами они морально разлагаются. Теперь мы сами вподобном состоянии. Но в действительности мы так и не поняли, что потеряли; к несчастью,наши духовные лидеры более заинтересованы в защите своих общественных институтов, чем впонимании той тайны, которую являют эти символы. По моему мнению, вера не исключает мысли(что есть сильнейшее оружие человека), но, к несчастью, многие верующие так боятся науки(и в связи с этим психологии), что поворачиваются слепыми глазами к божественным психическимсилам, всегда контролировавшим человеческую судьбу. Мы лишили вещи тайны и божественности,нет более ничего святого.
В прежние века, когда инстинктивные понятия наполняли разум человека, его сознание,несомненно, могло объединить их в соответствующую психическую модель, образец. Но«цивилизованный» человек больше на это не способен. Его «развитое» сознание лишило себятех средств, с помощью которых оно ассимилировало дополнительный вклад инстинктов ибессознательного. Этими органами ассимиляции и интеграции были божественные символы, святосохраняемые общим согласием.
Сегодня, к примеру, мы говорим о «материи», мы описываем ее физические свойства. Мыпроводим лабораторные эксперименты, чтобы продемонстрировать некоторые из этих свойств.Но слово «материя» остается сухим, внечеловеческим, чисто интеллектуальным понятием безкакого-либо психического содержания. Насколько разительно отличается прежний образ материи —Великой Матери, — который мог вместить в себя и выразить глубокий эмоциональный смыслМатери—Земли. То же самое и с духом, который теперь отождествляется с интеллектом и перестаетбыть Отцом всего. Он дегенерировал до ограниченных Эго—намерений человека, а колоссальнаяэмоциональная энергия, выраженная в образе «нашего Отца», ушла в песок интеллектуальнойпустыни.
Оба архетипических принципа лежат в основе отличающихся друг от друга систем Востока иЗапада. Массы и их лидеры не осознают, однако, что нет существенной разницы между именованиеммира по мужскому принципу, принципу Отца (дух), что делает Запад, и принципу женскому —Матери (материя), как это осуществляется в коммунистическом обществе. В сущности, мы малознаем и о том и о другом. В былые времена эти принципы почитались во всех ритуалах,демонстрировавших их психическую значимость для человека. Теперь же они стали просто-напростоабстрактными понятиями.
С ростом научного понимания наш мир все более дегуманизируется. Человек чувствует себяизолированным в космосе, потому что теперь он отделен от природы, не включен в нееорганически, и утратил свою эмоциональную «бессознательную идентичность» с природнымиявлениями. Постепенно они теряют свою символическую причастность. Теперь уже гром — неголос рассерженного Бога, а молния — не его карающая стрела. В реке не живет дух, в деревебольше не пребывает жизненная основа человека, змея не воплощает мудрость, а горная пещерабольше не жилище великого демона. Уже не слышит человек голоса камней, растений, животных, ине беседует с ними, веря, что они слышат. Его контакт с природой исчез, а с ним ушла иглубокая эмоциональная энергия, которую давала эта символическая связь.
Эта колоссальная утрата компенсировалась символами наших снов. Они выносят на поверхностьнашу исходную природу — инстинкты и специфические мысли. К несчастью, они выражают своесодержание на языке природы, на языке, который нам непонятен и странен. Поэтому перед намивстает задача перевода этого языка в рациональные слова и понятия современной речи,освободившей себя от примитивного бремени — в особенности от мистического участия вописываемых вещах. Теперь, когда мы говорим о духах и других сакральных образах, тобольше не взываем к ним. Сила и слава ушли из некогда наполненных энергией слов. Мыперестали верить в магические формулы, почти не осталось табу и сходных с ним ограничений,и наш мир кажется продезинфицированным от всех «суеверных» существ, скажем таких, какведьмы, колдуны и пугала, не говоря уже об оборотнях, вампирах, лесных духах и всех техстранных существах, которые населяли первобытный лес.
Сказать точнее, поверхность нашего мира кажется уже очищенной от всех суеверных ииррациональных элементов. Освобожден ли также от подобной примитивности наш внутренниймир — вопрос другой. Разве не табу для многих число тринадцать? Разве мало еще людей,охваченных иррациональными предрассудками, проекциями, детскими иллюзиями? Реалистическаякартина человеческого разума обнаруживает так много первобытных черт и пережитков, играющихзаметную роль в жизни индивида, что кажется, ничего и не случилось за последние 500 лет.
Существенно важно дать оценку этому. Современный человек фактически являет любопытнуюсмесь свойств, приобретенных за долгие годы своего умственного развития. Это запутавшеесясущество — человек и те символы, с которыми мы имеем дело, и нам следует весьма тщательноисследовать плоды его разума. Бок о бок со скептицизмом и научным убеждением продолжаютсуществовать старомодные предрассудки, отжившие стереотипы мысли и чувства, упрямоенедопонимание и слепое невежество. Таково современное человеческое бытие, порождающее и тесимволы, которые изучаются психологами. Для того, чтобы объяснить эти символы и их смысл,очень важно узнать, связаны ли эти представления только с личным опытом, или же они быливзяты сном для своих частных целей из хранилища общего сознательного знания.
Возьмем, например, сон, в котором встречается число тринадцать. Вопрос заключается втом, верит ли сам сновидец в несчастливое свойство этого числа, или же сон его намекает налюдей, которые все разделяют эти суеверия? В ответе содержится важное указание длятолкования. В первом случае следует считаться с фактом того, что индивид находится подвлиянием магии числа 13, и потому будет чувствовать себя неуютно, скажем, в номере 13гостиницы или сидя за столом в компании из 13 человек. Во втором случае 13 означает неболее чем невежливое или обидное замечание. «Суеверный» сновидец продолжает чувствоватьмагию числа, более «рациональный» уже лишил это число его эмоциональной составляющей.
Этот пример иллюстрирует тот путь, по которому архетипы вплывают в наш практическийопыт: они одновременно образы и эмоции. Об архетипе можно говорить только тогда, когдаоба эти аспекта одномоментны. Если это просто образ, то перед нами будет лишь словеснаякартина с малым последствием. Но заряженный эмоцией образ приобретает сакральность(нуминозность) или психическую энергию, он становится динамичным, вызывающим существенноепоследствие.
Я осознаю, что ухватить это понятие нелегко, поскольку я использую слова, дабы описатьнечто, что своей природой не дает возможности точного определения. Но поскольку очень многиелюди относятся к архетипам как к части механической системы, которую можно вызубрить, невникая в смысл, то существенно важно настаивать на том, что это не просто имена и даже нефилософские понятия. Это куски самой жизни, образы, которые через мост эмоций интегральносвязаны с живым человеком. Вот почему невозможно дать произвольную (или универсальную)интерпретацию любого архетипа. Его нужно объяснить способом, на который указывает всяжизненная ситуация индивида, которому она принадлежит.
Так, в случае ревностного христианина символ креста может быть истолкован только вхристианском контексте, — если, конечно, сон не дает оснований рассматривать его иначе.Но даже и тогда специфический христианский смысл нужно держать в уме. Но нельзя сказать,что во все времена и во всех обстоятельствах символ креста имеет одно и то же значение.Если бы это было так, то он лишился бы своей сакральности (нуминозности), утратил бы своюжизненность и стал бы обычным словом.
Те, кто не ощущал особого чувственного тона архетипа, в конце концов приходят к путаницемифологических понятий, порой связывая их вместе, с тем, чтобы показать, что все что-тозначит или не значит ничего. Мертвецы всего мира химически идентичны, чего нельзя сказать оживых людях. Архетипы оживают лишь тогда, когда терпеливо пытаешься понять, как и почемунесут они свой смысл всякому живущему человеку.
Пустое дело пользоваться словами, если не знаешь, что за ними стоит. Это, в частности,справедливо для психологии, когда мы говорим о таких архетипах, как Анима и Анимус, мудрец,Великая Мать и т.д. Можно знать все о святых, мудрецах, пророках и других отмеченных Богомлюдях, и о всех великих матерях мира. Но если они всего лишь образы, чья божественность(нуминозность) никогда вами не переживалась, то вы будете говорить о них как бы во сне, незная того, о чем вы говорите. Слова будут пустыми и обесцененными. Они оживут и приобретутсмысл лишь в том случае, если вы попытаетесь принять во внимание их божественность(нуминозность), т.е. их связь с живущими. Только тогда вы начнете понимать, что имена малочто значат, в то время как самым главным оказывается способ, которым они связаны с вами.
Символо—продуцирующее назначение наших снов является, таким образом, попыткой привестиисходный разум человека в «продвинутое» или «дифференцированное» состояние, в котором ондо этого не был и, стало быть, никогда не подвергался критическому самоанализу. В те давноушедшие века этот первоначальный разум представлял целостного человека. С развитием сознанияразум начал терять контакт с первобытной психической энергией. И сознающий разум никогда незнал своего первоначального «предка», поскольку тот был отброшен в процессе эволюции самогодифференцированного сознания, которое одно только и могло бы его узнать.
Однако, похоже, то, что мы называем бессознательным, сохранило те исходные позиции,которые образовали часть первоначального разума. К этим характеристикам и адресуютсяпостоянно символы снов, как будто бессознательное пытается вернуть назад все те старыевещи, от которых разум освобождался по мере того, как эволюционировал, — иллюзии, фантазии,архаические мыслеформы, главные инстинкты и т.д. Именно это объясняет сопротивление, дажестрах, который часто испытывают люди, соприкасаясь с бессознательными проявлениями в самихсебе. Эти реликтовые содержания, оказывается, отнюдь не нейтральны или индифферентны.Напротив, они столь сильно выражены, что зачастую становятся совершенно неприемлемыми. Онимогут вызвать настоящий страх. Чем сильнее они вытесняются, тем более рассредотачиваются вличностной сфере и в виде невроза.
Именно психическая энергия наделяет их такой жизненной важностью. Подобно человеку,который, прожив бессознательный период, вдруг осознал, что в его памяти образовался провал:произошли какие-то важные события, которые он не помнит. В той степени, в какой онпредполагает, что психическое есть исключительно личное дело (что обычно и предполагается),человек пытается восстановить явно утраченные детские воспоминания. Но провалы в егодетской памяти всего лишь симптомы более важной потери — утраты первобытной психики.
Так же, как эволюция эмбриона повторяет его предысторию, так и разум развивается путемперехода через ряд доисторических стадий. Основная задача снов заключается в возвращениидоисторического «воспоминания», как и мира детства, непосредственно до уровня самыхпримитивных инстинктов. Как уже давно заметил Фрейд, такие воспоминания могут иметь внекоторых случаях заметный лечебный эффект. Это наблюдение подтверждает ту точку зрения,что провалы в детской памяти (так называемая амнезия) представляют утрату, восполнениекоторой — положительный сдвиг в жизни и самочувствии.