Для сохранения постоянства разума и, если угодно, физиологического здоровья,бессознательное и сознание должны быть связаны самым тесным образом, двигаться параллельнымипутями. Если же они расщеплены или «диссоциированы», наступает психологическаянестабильность. В этом отношении символы сна — важные посланники от инстинктивной крациональной составляющей человеческого разума, и их интерпретация обогащает нищетусознания, так как она учит его снова понимать забытый язык инстинктов.
Конечно, люди склонны сомневаться в подобной функции снов, поскольку символы зачастуюпроходят незамеченными или непонятыми. В обычной жизни понимание снов рассматривается какненужное занятие. Это можно проиллюстрировать моими исследованиями первобытного племени вВосточной Африке. К моему удивлению, туземцы отрицали, что видят какие-либо сны. Нопостепенно, в результате терпеливых ненастойчивых бесед с ними я убедился, что они так же,как и все, видят сны, но что они убеждены, что их сны никакого смысла не имеют. «Сныобычного человека ничего не значат», — говорили они. Они считали, что только сны вождей изнахарей могут что-то означать; от этих людей зависит благосостояние племени, соответственнои их сны получали определенный смысл. Правда, и здесь возникла трудность, — вождь и знахарьзаявили, что в настоящее время у них осмысленных снов нет. Дату их утраты они относили ковремени, когда англичане пришли в их страну. Теперь миссию «великих снов» взял на себяокружной комиссар, английский чиновник, ведающий их делами, — его «сны и направляют»поведение племени.
Когда туземцы все же признали, что видят сны, но считают их ничего не значащими, онинапоминали вполне современного человека, который убежден, что сон — полная глупость,поскольку в нем он ничего не понял. Но даже и цивилизованный человек может заметить, чтосон (который он может даже забыть) способен изменить его поведение в лучшую или худшуюсторону. Сон в таком случае был «воспринят», но только лишь подсознательным образом. И такобычно и происходит. Только в очень редких случаях, когда сон особенно впечатляющ илиповторяется через регулярные интервалы, большинство считает его разгадку необходимой.
Здесь следует сделать предупреждение относительно невежественного или некомпетентногоанализа снов. Существуют люди, чье психическое состояние настолько нестабильно, чторасшифровка их снов может оказаться крайне рискованной; в таких случаях слишком одностороннеесознание отрезано от соответствующего иррационального или «безумного» бессознательного, иэтих обоих не должно сводить вместе без соответствующей подготовки.
В более широком смысле было бы большой глупостью допустить, что существует готовыйсистематический истолкователь снов, который достаточно лишь купить и найти в немсоответствующий символ. Ни один символ сна не может быть взят отдельно от человека, этотсон видевшего, как нет и единой и однозначной интерпретации любого сна. Каждый человекнастолько отличается в выборе путей, которыми его бессознательное дополняет или компенсируетсознание, что совершенно невозможно быть уверенным, что сны и их символика могут быть хотькак-то классифицированы.
Правда, есть сны и отдельные символы (я бы предпочел назвать их «мотивами») достаточнотипичные и часто встречающиеся. Среди таких мотивов наиболее часты падения, полет,преследование хищными зверями или врагами, появление в публичных местах в голом илиполуголом виде или в нелепой одежде, состояние спешки или потерянности в неорганизованнойтолпе, сражение в безоружном состоянии или с негодным оружием, изматывающее убегание вникуда. Типичным инфантильным мотивом является сон с вырастанием до неопределенно большихразмеров или уменьшением до неопределенно малых, или переходом одного в другое, — что мывстречаем, к примеру, у Льюиса Кэрролла в «Алисе в стране чудес». Но следует подчеркнуть,что эти мотивы необходимо рассматривать в контексте всего сна, а не в качествесамообьясняющих шифров.
Повторяющийся сон — явление особое. Есть случаи, когда люди видят один и тот же сон сраннего детства до глубокой старости. Сон такого рода является попыткой компенсироватькакой-либо отдельный дефект в отношении сновидца к жизни; или же он может совершаться вследствие травматического момента, который оставил по себе определенную предвзятость,предубеждение, нанес какой-то вред. Иногда такой сон может предупреждать о каком-то важномсобытии в будущем.
Несколько лет подряд я сам видел во сне мотив, в котором я «открывал» в своем доме жилыепространства, о существовании которых и не подозревал. Иногда это были комнаты, в которыхжили мои давно умершие родители, в которых мой отец, к моему удивлению, оборудоваллаборатории и изучал там сравнительную анатомию рыб, а мать держала отель дляпосетителей—призраков. Как правило, это неведомое мне доселе гостевое крыло представлялодревнюю историческую постройку, давно забытую, и, однако, унаследованную мноюсобственность. Внутри находилась интересная античная мебель, и ближе к концу этой серииснов я находил старую библиотеку с неизвестными книгами. В конце концов, в последнем сне,я раскрыл одну из книг и обнаружил там изобилие прекрасно выполненных символическихрисунков. Я проснулся с бьющимся от возбуждения сердцем.
Несколько раньше, до того как я увидел этот заключительный сон из серии, я заказалбукинисту одну из классических компиляций средневековых алхимиков. Просматривая литературу,я обнаружил цитату, имевшую, как я думал, связь с ранней византийской алхимией, и пожелалпроверить ее. Спустя несколько недель после того как я увидел во сне неизвестную книгу,пришел пакет от книготорговца. В нем находился пергаментный том, датированный XVI в. Он былиллюстрирован очаровательными символическими рисунками, которые сразу же напомнили мне терисунки, которые я видел во сне.
В смысле переоткрытия принципов алхимии, входящих составной частью в переосмысливаемуюмной психологию, мотив повторяющегося сна достаточно ясен. Сам дом являл символ моейличности и область ее сознательных интересов, а неизвестная пристройка представляла собойпредвосхищение новой области интересов и поисков, о которых сознание в тот момент ничего неведало. Больше этого сна — а прошло свыше 30 лет — я никогда не видел.
Анализ снов
Я начал эту работу, отметив разницу между знаком и символом. Знак всегда меньше, нежелипонятие, которое он представляет, в то время как символ всегда больше, чем егонепосредственный очевидный смысл. Символы к тому же имеют естественное и спонтанноепроисхождение. Ни один гений не садился с пером или кистью в руке, приговаривая: «Вотсейчас я изобрету символ». Невозможно рационализировать мысль, достигая ее логически илинамеренно, и лишь затем придавать ей «символическую» форму. Неважно, какую фантастическуюоснастку можно нацепить на идею, она все равно остается знаком, связанным с сознательноймыслью, стоящей за ним, но не символом, намекающим на нечто еще неизвестное. В снах символывозникают спонтанно, поскольку сны случаются, а не изобретаются; следовательно, ониявляются главным источником нашего знания о символизме.
Но следует отметить, что символы проявляются не только в снах. Они возникают в самыхразнообразных психических проявлениях. Существуют символические мысли и чувства,символические поступки и ситуации. Порой кажется, что даже неодушевленные предметысотрудничают с бессознательным по части образования символических образов. Таковымногочисленные, хорошо засвидетельствованные случаи остановки часов в момент смерти ихвладельца. В качестве примера можно указать на случай маятниковых часов Фридриха Великогов Сан-Суси, которые остановились, когда император умер. Другие распространенные случаи —зеркала, дающие трещину, картины, падающие в момент смерти, или маленькие необъяснимыеполомки в доме, в котором у кого-то наступил эмоциональный шок или кризис. Даже еслискептики отказываются верить таким сообщениям, истории подобного рода все равно возникаюти множатся, и уже одно это должно послужить доказательством их психологическойзначимости.
Существует много символов, являющихся по своей природе и происхождению не индивидуальными,а коллективными. Главным образом это религиозные образы. Верующий полагает, что онибожественного происхождения, что они даны человеку в откровении. Атеист или скептик заявит,что они попросту изобретены, придуманы, но оба окажутся не правы. Верно то, как полагаетскептик, что религиозные символы и понятия являлись предметами самой тщательной и вполнесознательной разработки в течение веков. Равно истинно — так считает верующий — что ихпроисхождение столь глубоко погребено в тайнах прошлого, что кажется очевидным ихвнечеловеческое происхождение. Фактически же они суть «коллективные представления», идущиеиз первобытных снов и творческих фантазий. Как таковые эти образы представляют спонтанныепроявления и уж никоим образом не преднамеренные изобретения.
Как я постараюсь показать ниже, это обстоятельство имеет прямое и важное отношение ктолкованию снов. Если вы считаете сон символическим, то очевидно, вы будете интерпретироватьего иначе, чем человек верящий, что энергия мысли или эмоции известна заранее и лишь«переодета» сном. В таком случае толкование сна почти не имеет смысла, поскольку выобнаруживаете лишь то, что заранее было известно.
По этой причине я всегда повторял ученикам: «Выучите все, что можно, о символизме, нозабудьте все, когда интерпретируете сон». Этот совет важен практически, и время от времения напоминаю себе, что никогда не смогу достаточно хорошо понять чей-нибудь сон и истолковатьего правильно. Я делаю это, чтобы проверить поток своих собственных ассоциаций и реакций,которые могут начать преобладать над неясной смутой и колебаниями пациента. Посколькуаналитику наиболее важно воспринять как можно более точно специфический смысл сна (т.е.вклад, который бессознательное привносит в сознание), ему необходимо исследовать сонвесьма тщательно.
Когда я работал с Фрейдом, мне приснился сон, который может это проиллюстрировать.Снилось мне, что я «дома», на втором этаже в уютной гостиной, меблированной в стиле XVIII в.Я удивлен, потому что раньше никогда этой комнаты не видел, и мне интересно, на что похожпервый этаж. Я спускаюсь вниз и обнаруживаю, что там довольно-таки темно, а само помещениесодержит стенные панели и мебель, датированную XVI в., а возможно, и более раннюю. Моиудивление и любопытство нарастают. Я хочу увидеть, как устроен весь дом. Спускаюсь в подвал,нахожу дверь, за ней каменную лестницу, ведущую в большую подвальную комнату. Пол выстланбольшими каменными плитами, стены выглядят совсем древними. Я исследую известковый раствори нахожу, что он смешан с битым кирпичом. Очевидно, что стены относятся к эпохе Римскойимперии. Мое возбуждение нарастает. В углу в каменной плите я вижу железное кольцо.Вытягиваю плиту вверх — передо мной еще один узкий марш лестницы, ведущей вниз, в какую-топещеру, кажущуюся доисторической могилой. На дне ее лежат два черепа, несколько костей инемного битой керамики. Тут я просыпаюсь.
Если бы Фрейд при анализе этого сна следовал моему методу изучения его специфическихассоциаций и контекста, то услышал бы очень длинную историю. Но боюсь, что отверг бы еекак попытку уйти от проблемы, которая в действительности была его собственной. Фактическисон представлял резюме моей жизни и более специфично – моего ума. Я вырос в доме, возрасткоторого составлял 200 лет, мебель была трехсотлетней давности, и к тому моменту моимважным духовным достижением было изучение философии Канта и Шопенгауэра. Величайшейновостью являлись труды Чарлза Дарвина. Незадолго до этого я все еще жил со средневековымипредставлениями своих родителей, у которых мир и люди управлялись божественнымвсемогуществом и провидением. Теперь же этот взгляд ушел в прошлое. Мое христианствосделалось весьма относительным после встречи с восточными религиями и греческой философией.По этой причине на первом этаже все выглядело таким темным, тихим и ненаселенным.
Тогдашние мои исторические интересы развились на основе первоначальных занятийсравнительной анатомией и палеонтологией во время работы ассистентом в Анатомическоминституте. Меня увлекли находки ископаемых людей, в частности, много обсуждавшегосяНеандертальца, а также весьма сомнительного черепа Питекантропа Дюбуа [14]. Фактически это и были мои реальные ассоциации восне, но я не осмелился упомянуть о черепах, скелетах и костях Фрейду, потому что знал, чтоэту тему лучше не затрагивать. У него жила подспудная идея, что я предчувствую его раннююсмерть. Он сделал этот вывод из того, что я высказал явный интерес к мумифицированным трупам,обнаруженным в так называемом местечке Блейкеллер [15], в Бремене, который мы вместе посетили в 1909 г., по пути на корабль,отправлявшийся в Америку. Поэтому я и не хотел возникать со своими собственными идеями.
Слишком сильное впечатление произвел тот недавний опыт, показавший почти непреодолимуюпропасть между нашими взглядами. Я не хотел терять его расположение и дружбу, открывая свойсобственный мир, который, я полагал, был бы ему странен. Чувствуя себя весьма неуверенно, япочти автоматически солгал ему насчет моих «свободных ассоциаций», чтобы избежатьневыполнимой задачи знакомства с моим очень личным и совершенно отличным внутреннимустройством.
Следует извиниться за этот довольно длинный рассказ о щекотливом положении, в которое япопал, рассказав Фрейду свой сон. Но это хороший пример тех трудностей, с которымисталкивается всякий, кто занимается реальным анализом снов. Многое зависит от разницы втипе личности аналитика и анализируемого.
Вскоре я понял, что Фрейд ищет во мне какое-нибудь несовместимое желание. Для пробы япредположил, что черепа, которые я видел, могли относиться к некоторым членам моей семьи,чьей смерти по каким-то причинам я мог желать. Это было встречено с одобрением, но я неудовлетворился этим по сути ложным ходом. Когда же я попытался найти подходящие ответы навопрос Фрейда, то был внезапно ошарашен мыслью о той роли, которую субъективный факториграет в психологическом понимании. Мое прозрение было столь ошеломляющим, что я подумаллишь о том, как бы выбраться из этой трудной ситуации, и не нашел ничего лучшего, какпопросту солгать. Моральные соображения уступили перед угрозой крупной ссоры с Фрейдом,чего я совершенно не желал по множеству причин.
Суть прозрения же состояла из понимания, что мой сон вносит смысл в меня самого, в моюжизнь и в мой мир, вопреки теоретическим построениям иного внешнего разума,сконструированного согласно собственным целям и задачам. Это был сон не Фрейда, а мой, ия, словно при вспышке света, понял его значение. Приведенный пример иллюстрирует главноев анализе снов. Сам анализ это не столько техника, которую можно выучить, а затем применятьсогласно правилам, сколько диалектический многосоставной обмен между двумя личностями.Если его проводить механически, то индивидуальная психическая личность теряется, итерапевтическая проблема сводится к простому вопросу: чья воля будет доминировать —пациента или аналитика?
По этой же причине я прекратил практику гипноза, поскольку не желал навязывать своюволю другим. Мне хотелось, чтобы исцеление исходило из личности самого пациента, а непутем моих внушений, которые могли иметь лишь преходящее значение. Я стремился защитить исохранить достоинство и свободу своих пациентов, так, чтобы они могли жить в соответствии ссобственными желаниями. В эпизоде с Фрейдом мне впервые стало ясно, что прежде чем строитьобщие теории о человеке и его душе, мы должны больше узнать о реальном человеческомустройстве, с которым имеем дело.