А вот на взлете в Москве были нюансы.Энергично взял насебя, отодрал ногу (100 тонн -этонешутки), подвесил,убралшасси, фары,установил тангаж поскорости,убрал закрылки, и толькосталконтролироватьуборку предкрылков[45]исоразмернопридерживатьскорость,какотвлеклакоманда штурмана: "Курс 325, на втором - Картино![46]"
Почему 325? Ведь наКартино - 340, это я твердо усвоил, летаяеще на Ил-18.
Ввелвразворот,контроль авиагоризонтов, связьскругом,- и тут загорелосьтабло"Неисправностьвторого двигателя". Внимание отвлечено на контрольисинхронность авиагоризонтов, натабло предкрылков,на стрелку радиокомпаса (нопочему все-такикурс325?), атут горит красноетабло! Погасло, опять горит.
Жду доклад инженера, молчит.Спрашиваю,чтос двигателем.Отвечает: "Вибрациявелика".Ну, уберирежим.Кстати, пора бы и номинал; глянул на высоту - батюшки,уже 800! Кричу: "Номинал!"Курсдержу 335, смотрю — КУР[47] около ноля, на Картино идем.
Таблопогасло.Теперь: почемувысота 800? Оказывается,штурмануже доложил "Высота перехода" и самостоятельно выставил мне давление 760 - вот и 800 м. А я не видел!
Ну, славабогу;так, сколько задали?1500.Всепостепенновошло в колею. Поскорее включил автопилот, чтобы прийти в себя. Собственно, я вполне контролировал ситуацию, но для надежности сразу снял с себя пилотирование.
Потом с Михаилом разобрались:курс наКартино- 335,а если взлет с курсом 137, то 346. Чтоему стукнуло в голову, сам не поймет. КУР наноль, держи и все, тут 20 км. Я больше верю курсовой системе, а АРК ночью врет.
30.11
Кто я? Зачем я? Какое предназначение мне на земле? Так ли живу?
Это вечныевопросы,раноилипоздно встающие перед каждыммыслящим человеком.У менясейчасонивстали- непервыйраз-подвлиянием нескольких будоражащих факторов.
Прочитал очередную книгу Астафьева - я его ставлю наравне с Айтматовым. Под влиянием его произведений чище становится душа, чище и ранимее, чутче; и тем болезненнее воспринимаютсянеувязкижизни.Спадает ссердцаугрюмая коростаповседневногоделовогоравнодушия.Острее чувствуешь,чтогоды уходят, хочется оглянуться и подбить итог.
Прочиталв"Работнице"статью.Видимо,статьяпрограммная:какой видится журналутипичнаяработницанаших дней.Статья написана,намой взгляд,прямолинейно.Упорделаетсянарусскийавосьиширотудуши. Последнее я принимаю, широта сейчас - редкий дар. А вот авось...
Делоличныхсимпатийиантипатий,но грубое, мужеподобноелицо на обложке, в морщинах вокруг рта - мне лично не очень... Ну, да с лица воду не пить. Однакостатья, где прямоупоминается,что много наломанодров... и точно, такая наломает!
Детей у нее пятеро, от двух браков, давнук, равный возрастом младшему сыну, - "детей никогда небоялась".Значит, многодетей - так сейчас надо государству.Дерут обои,царапают мебель, неслушают мать, - у нее на них нетвремени. Кормит кулешом(сразу первое и второе) из ведернойкастрюли. Напрашивается почему-то: "Нынче дали нам, друзья, целый чан ботвиньи..."
Короче, свила гнездо, "как жила - отчаянно и рисково".
Осеньюбьетшишкувтайге: "Особая остротачувств,которая что-то важное приоткрывает ейвсамой себе и наполняет сердцебуйным восторгом". Естественно,такая она и вжизни. Оптимист безоглядный. Семьюстроилана авось. Оправдание: "другие всю жизнь вымеряют, а тоже просчитываются".
В работе:бесстрашие,широта,удаль. Онаэлектросварщица. Бригадир. Естественно, одна из первых перешла на бригадный подряд. Бригада культурная: двоесосреднетехническимобразованием.Такчтоибригадирунельзя отставать:заканчиваетвечернюю школу.Свнуком Русланом.Повышает свою квалификациюна курсах.Трудно -да. Но - в лицо ветер, сопротивление,и т.д., и т.п.
Обязательно-общественнаянагрузка:народныйзаседатель.Понять человека - это для нее главное.Особенно это способно тому, кто сам наломал дров и семью до ума не может довести, а уж есть ли время книги читать, когда любимый отдых - тайга, косьба, чтобы ветер в лицо.
Вот такой человек. Тип.
Я, конечно, с иронией воспринимаю такие статьи. Не дай бог попасться на перо борзописцам.Что жеделатьтогдамне,смоей,овеяннойнеземной романтикой, многократно описанной и воспетойнебеснойработой?Ссемьей, которуювсепоголовносчитаютчутьнеидеальной?Собщественной партнагрузкой, которую тяну всю жизнь?С моими музыкальными задатками? Нет, лучше не попадаться писакам.
Конечно,нужен идеал. Людям,пролетарскому общественному мнению, надо преподнестиего,неслишкомвознося,ноиневпрозежизни.Наша публицистика вэтом планеближекжитейским реалиям,а идеювталкивает насильно.
Конечно,иномукажется:вот,тянет баба, вишь- вжурнале на весь Союз... Эх, меня бы...
Адругойдумает несколько иначе.Мне, например,идея больше доходит через эмоции, значит, мне ближе художественная литература. Только настоящая. А где ж ее взять - вот и ловлю каждую книгу настоящего мастера.
Нуавсе-таки оглянись насебя.Ктотыесть?Как сотворилсебя? Удовлетворенли? Не застыл ли наместе? Как продолжилсебя?Зачемжил и какой оставил след? И многие, многие вопросы...
Детство, послевоенные годы,небогатая учительская семья. Отец и мать с утра до вечера наработе, я сам по себе, у старшей сестры свои дела. Книги, болезни, игры- все в собственном соку. Улица икниги, уклад семьи-вот воспитание.
У отца старенькаямашина;я -возле него. С детства научился владеть техникой, инструментом, соображать иделать руками. Любознательность. Рядом с городом аэродром, я там с пяти лет, самолеты - несбыточная мечта.
Работать меня приучалис детства.Жиличестно, бедно,но старенькая машина у отца была: самоутверждение. Сосала из нас соки.
Сколькопомню себя, одевался просто, ивообщебыло не дороскоши. К тряпкамнеприучен.Наученчитать,думать,делатьруками,игратьна музыкальныхинструментах. Чувство коллективизма впитал вдуховом оркестре, которому благодарен на всю жизнь.
Училсявсегдана пятерки, легко.Из школывместес золотой медалью вынес представление, что с моим здоровьем я создандля умственного труда, а также что труд этот легкий.
Два курса авиаинститута начисто разбили это мое убеждение; в результате - тяжелый душевный кризис.
Вдвадцатьлетпришлосьприниматьпервоевжизниответственное, радикальное решение. Бросил институт и поступил в летноеучилище. И отрезал себя от прежней жизни. Вышел на свои хлеба.
Летное училище кончал с довольно ясными представлениями ожизни, своем месте вней и обответственности. Вошел ваэрофлотскую струю и отдался ее течению, упиваясьромантикойсбывшейсямечты. Продвигалсяавтоматически, потому что не пил и не нарушал. Не ловчил и не рвал из рук (как пел когда-то Утесов), был ровен идружелюбенс товарищами, имне повезло, чтонебо не проверило меня на прочность.
Повидал свет. Бывал и там, гдебывали немногие, делал то, что доверяли немногим, познал и каторжный труд, особенно на Ил-14.
На Ил-18облеталвесьСоюз.Приобщилсяк сокровищамцивилизации в лучших музеях страны, а в Третьяковку ходил как в дом родной.
Летал всегда легко. И с людьми работал легко, и неимел врагов. Есть у меня,по нынешним меркам, один недостаток: я всегда думаю о людях и помогаю им. Иногдавущербсебе.Впассажирах явижунеобъект перевозок, не загрузку, а живых,страдающихот нашей нерасторопностилюдей.Чем немало удивляю коллег.
Ну и что? Двадцать лет я так работаю. Ивсеэто время воснове моего труда - расчет, ограничения, рамки и страх перед наказанием.
Онарабочий и я рабочий. У нее - удаль, широта, бесстрашие.Уменя - документы,регламентирующиелетнуюработу. И страх,вечныйстрах. Страх нарушить. Страх потерять здоровье до пенсии. Страх перед проверяющими. Страх перед врачами. Воспитание,воспитание, начальники всех рангов имастей.И сознаниетого,что хоть ты ирабочий, высочайшей квалификации,а встать, гордоглянутьв глазаначальству,послатьегоподальше,почувствовать собственное достоинство - не моги. Тебя съедят, вышвырнут из системы.
Парадокс. Там, где во имя безопасности людей нельзя нарушать - нельзя и работать безнарушений. Надобратьна себя. Ивот на этом, прижелании, могут сыграть, поймать на элементарном.
Надо,допустим, экипажу лететьпассажирами на тренажер в Ростов. Есть разовые билеты, нет мест. Я должен их взять стоя. А то сорвется весь график. Это нарушение РЛЭ. Все: поймали, вырезали талон. Таких примеров миллион.
А она может сказать директору: "Дапошелты... меня вездевозьмутс распростертыми".Ее-возьмут. Аменя невозьмут. Мына привязи.Наша дисциплина держится на страхе.
Конечно, явыполняю свои обязанности, косясьназанесенныйкнут, но выполняю осознанно,из чувства целесообразной необходимости. Ялюблюсвою работу,понимаю ее,разумновыбираюизворохаприказовинаставлений информацию, необходимую для работы, разумно забываю отжившее, хоть его никто неотменял;а заработавпенсию-главныйнаш стимул,-сталгораздо спокойнее иза свое будущее. Теперь уже, случись конфликт с начальством,я будуотстаиватьсвое достоинство,а еслидойдетдовыбора: работаили порядочность, - я выберу последнее. За 18 лет заслужил.
Трудноработатькомандиромкорабля.Гораздолегче второмупилоту. Отвечать за всех труднее.Ноэто везде так. У наста жебригада,тот же бригадныйподряд,такжеплатятпоконечномурезультату,толькоКТУ[48] определенраз и навсегда: укомандира 1,0, увторогои штурмана0,75, у бортинженера 0,6.
Единственно:рамкинашейработыисключаюткакое-либо рационализаторство.Растиможнотольковмастерстве, либов должности. Летаемна том, что дают, туда, куда посылают.Полет наш обнажен, видны все ракурсы и нюансы, оплошности и огрехи.
У неемуж шофер.Прокормитьшестерых-надо воровать.Приписывать тонно-километры,ходки,что там еще,я не знаю, продавать налевобензин. Хватать,чтоплохолежит,бросатьвкузов,везти,договариватьсяс торгашами,использоватьнехваткуавтотранспорта,короче,использовать автомобиль в личных целях. Или я ничего не смыслю в жизни.
Онатоже с завода несет. Сзаводов несутна миллионырублей.Вот и живут. Этона работе она в кирзачах. А в суде заседать -не в войлочных же сапогах.Асапогистоятминимумсотню.Имебельуних,небось,не самодельная. Она тоже чего-то стоит. И дочка может уйти кататься на горкув новом пальто.
Унаскрастьнечего.Я не вожу зайцевзаденьги,как,допустим, проводники в поездах,это у нас исключено.Своего брата-летчика везешьза стеклянныйбилет -велик навар. Да и не любительявыпивать. Якомандир Ту-154,уменясреднийчутьвыше 600 р., это550чистыми. Из них 20 - партвзносы. Надя приносит 150. Ну, пусть 700 р. в месяц мы имеем.
Да, у нас все есть. Машину взяли за 7000. Построили гараж и дачу своими руками. Естьмебель, брали за1200,давно. Сейчас этостоит вдвое, втрое дороже. Ковры брали по 750 и 900, сейчасонистоят дешевле. Хрусталя у нас практически нет, так,стекляшки: рюмки, салатницыи паравазподцветы. Пианино,аккордеон,цветнойтелевизор,магнитофон,радиола. Книгсотни три-четыре,в основном,классика,собиралигде попало-но для чтения. Золото у Нади есть: три колечка, цепочка с медальоном. Шапки две: из соболя, что я еще на Ан-2 добывал, да из норки. Шуба цигейковая за 450 р.
Нет у нас нидорогих сапог, ни заморских тряпок. У ребенка к16 годам нет джинсов. Нет ни кожаных пальто, ни адидасов всяких.
На что же уходят деньги? Мы много ездим. Каждое лето наморе. Фрукты и книги покупаем без меры. Надя часто лечится на курортах. На сберкнижке лежат дветысячи на всякий случай. А тактратимденьги не задумываясь.Берем и берем.Глядишь - новая зарплата. Мы деньги тратим на комфорт: надо — купил, и душа не болит.
Живем себе спокойно. Скучаем друг без друга, радуемся,когда вместе. С удовольствием рассказываем, и расспрашиваем, ислушаем друг друга. Дочь уже невеста,выросланезаметно, скоро уйдет.Апока- родноегнездо, место отдыха,бесед,уюта; конечно, бываюти споры,и проблемы. Но у насдома хорошо, и все друзья знают это и любят нас за это.
Как нам удалась семья, это тема отдельная.
Но бия шишки в тайге, вряд ли этому научишься. Хотя... может, я слишком самоуверен.
Вчера проверял меня Кирьян (мы так зовем нового командира эскадрильи за сходство сизвестным киногероем). ЛеталивБлаговещенск. Онсо мнойеще никогда не летал.Я, конечно, старался, ну, и отстараниянемного обос... При заходе в яснуюпогоду увлекся выдерживанием высотына кругу,и только после третьего разворота вспомнил, что еще не выпущены шасси. А скорость 420 и боковое удаление 7. Стал энергичногаситьскорость,набрал 50 м высоты, выпустил шасси, пора закрылкина 28, уже подходит ограничительный пелен[49]г, а колеса ещене встали назамки. Гашу скорость; как толькопогасли красные, ввел вразворот с одновременным выпуском закрылков и потерейвысоты, следя задиректорными стрелками, тут жедал командувыпустить фары, и ужепора закрылкина 45. Кирьян сам переложилстабилизатор, едвауспелипрочитать карту,включить фары,все это поспешно,а тутещепопутная составляющая ветра; короче, все второпях, внимание едва успевало переключаться.
Сел янормально, с едва заметным- но толчком.Акселерометрпоказал 1,3, но это когда я гасил скорость на кругу, а так, скорее всего, 1,2.
И что же? Когда я заикнулся, что не выдержал высоту, что скомкал заход, Кирьянзасмеялся. Воттак, мол, и надо заходить, нечеготянутьэтапыпо несколько километров на режиме.
Покамыготовились,Красноярскзакрылся:снегопад,коэффициент сцепления[50] 0,28. Естественным было ожидать очистки полосы,эточаса три. До вылета было еще полтора часа, и я заказал телефонный разговор с Красноярском ипридержалпосадку пассажиров, думая онихкакоживых людях, которым неприятнотолкаться на досмотре, апотом опять ввокзал, и опять досмотр. Пусть уж подождут в вокзале.
Красноярск дал официальное закрытие на двачаса и дополнительно обещал дать информацию о нашем вылете за полчаса до времени вылета по расписанию.
Кирьян не похвалил мою инициативу: мол, сажай, и пусть пассажиры ждут в самолете.Но тут пришло известие из Красноярска, чтосцепление0,32, и мы принялирешение вылетать.Дали командусажать (за45минутдо вылета), подписали ипошлина самолет. Ивидим, что не успеют посадить вовремя.И корячитсязадержка по нашейвине- помоей лично.Хотяя кругомправ: задержал я посадку заранее, когда еще шла регистрация; дал команду сажать за 45 минут, а потехнологии регистрациязаканчивается за40 минут. В случае чего, могли списать на метеоусловия: действительно, Красноярск закрывалсяи нам обещал информацию за 30 минут до вылета. Нофакт налицо: если бы мыне задержали посадку, то вылетели бы по расписанию.
Кирьян по радио стал подгонятьих,да такнаступательно, стал качать права.Это,вобщем-то,бестактно(есливаэрофлотесуществует такое понятие); диспетчер обиделся и стал обвинять нас. И, реши он довести дело до конца, навесил бы на нас задержку, а там разбирайся. Хорош дипломат Кирьян!