Единственно,чтоможнопредпринять, есливовремязаметишь,-это выключитьдвигатель втечение пятисекунд после начала роста температуры, чтобы прекратить нагрев титановых деталей оттрения. Но как тыопределишь, что от чего греется. Да и это легко можно прозевать.
Во всякомслучае,горелвторой двигатель, горелои все вокруг него, плавился дюраль, поплыл киль... И неуправляемый самолет упал.
ВалераКовалев возвращался из Владивостока, просил заходспрямой, и вдруг, выйдя на связь с кругом, оказался самымточным очевидцем трагедии. У него на глазах самолет горел и взорвался на земле.
Правда, члены комиссии, опросив Ковалева, возразили, что этого не могло быть. И не горело вроде бы ничего, потому что этого не может быть никогда. Я не знаю, что он им ответил, но, думаю, нашел что, и какими словами.
Ждут прилета Бугаева.
Вчера вечером звонилмне Леша Бабаев. Он ездил на место катастрофы. Их пустили, потому что в форме, а так все оцеплено.
Самолет вроде как сел на колеса, есть следы,потом отскочил и, видимо, взорвался. Огненныйклубок катился по лесочку, по кустам; двигатели улетели вперед.Хвост унесло назад, либовзрывом, либоонеще раньшеотвалился. Остались мелкие обломки.
Пилотскаякабинасильнодеформирована, норебятсобраливродебы относительноцелыми. Дведевочкипочтибезвидимыхповреждений, а одну собирали по кускам.
В кучебумаг, собранных на месте катастрофы, нашласьзаписнаякнижка штурмана Гены Озерова. Хороший штурман.
Сейчас легко здесь предполагать. Надо было направитьсамолет на полосу пократчайшему пути,используя интерцепторы,падатькамнем, нарушаявсе инструкции,ноэтидвадцать секунд былибывыиграны. АВитя заходилс докладами: "Выполняю третий... Выполняю четвертый..."Значит, действовал из расчета: а что нам будет, если нарушим схему захода, Руководство и т.п.
Мызапуганы. Что бынислучилось, думаем преждевсегоотом,что расшифруют, накажут. Но страшнее смерти ничего нет.
Говорят, наэтой машине несколькораз записывали повышеннуювибрацию двигателя, да техническая служба все отписывалась. И не удивительно. Условия работы ИАС[70] - это каторга. Мало того, что тяжелые формы делаем в Северном,в холодномангаре (все равноегоснесут,недотепла),такиздесь, в Емельяново, наперроненетникаких условий.Стремянкудляосмотра надо тащить за километр.Темно,снегнечистят, негдеобогреться... Техникам скоробудет наплеватьна все, и они не виноваты. Виноваты те,кто получил ордена, кто нажимал"давай-давай" итрубил в фанфары. Первая очередь нового аэропортасработала.Уккисуещеповезло.Этобылдалеконепервый звоночек...
Хотел ещевчераначать проходить годовую медкомиссию, да побоялсяза кардиограмму, выдержалдень.Сегодня сутрарешился.Волновался,пульс колотил, но кардиограмма впределах нормы, хотя и ругали меня за пульс. Ну, теперь дело за малым: обежать кабинеты.
Ну,ладно.Конечно,катастрофапроизвелабольшоеотрицательное впечатление навсех. Но якак-то научился быстро отходить. Это от эгоизма, который из меня так и прет. Но помогает. Я ведь ничем не помогу уже. Не буду травить душу.
Да и не так уж просто яубегаю от этих мыслей. Но в данныймомент мне сильно помогает дневник. Есть мысли, которые надо развить. Онидля меня как песокдлястрауса:внихяпрячусвоюголову,убегая отнавязчивой действительности. А там увлекусьи отойду. Так мне помог Астафьев, авчера Хемингуэй, и снова Астафьев.
А мысльтакова.Вот отрабочегокласса, даи отвсехтрудящихся, требуют наивысшейотдачи,настроянаударный труд,соревнования,-не обманываянарод,адоказываяему, что этотпуть правильныйдля всехи очевидно полезен.Согласен. Если яутром иду в цех, зная,что черезпять минутвключу станок, детали пойдут одназа другой,заготовокморе, резцы есть, а затупятся - заточу, что электричество не отключат, эмульсию подадут, детали и стружку уберут, - так чего же и не работать. Что же еще надо?
А если я знаю, идянаработу,что ничегоне знаю освоей судьбе на сегодня, кроме того,что заопоздание выпорют? Естьлипогода?Естьли самолет? Есть ли топливо? Будет ли задержка?
Аеслихроническинехватаетсамолетов,онинеисправныилинам предлагают лететь на наше усмотрениес небольшой неисправностью? Или вечные перебои с топливом. Или сбойная ситуация с погодой.
Мыковсемуготовы.Но какой настрой у человека,которыйедетна работу, почти заведомозная,чтоот негоничего не зависит?Не хочешь - резерв полетит, откажись, езжай домой.
Так настройна ударный трудставится взависимость от обстоятельств, так вдохновение постепенно переходит в озлобленность:"Да что мы, железные, что ли... Всех денег не заработаешь..." И в конце концов никтоне стремится летать,развечторезковставшийфинансовый вопросзаставляетидтии добывать налет.
Я люблю свою работу, ноя абсолютноне рвусьлетать. Мне, командиру, хватает 400часов в год. И то,они высасываютвсесоки. Аведь летал на Ил-14по1000часов.Тамбылотолькоодно:радибога,наколенях, командование просит слетать еще пару рейсов...Были самолеты, было топливо, апогоданасневолновала:минимумуменябыл40/500-иникакой расшифровки. Правда, там яи понял, какойкаторжный наш труд. Номыбыли молоды, здоровье было, пенсию нужно было зарабатывать, деньги были нужны.
Самая лучшая работабылана Ил-18.Рейсы все длинные, в рейсе сидели сутки. Одинрейс - полтора дня, налет 12-14 часов, две посадки. Саннорма 75 часов. Чегож не летать. Пять-шесть рейсов вмесяц, остальное отдыхай. Два резерва, два разбора.
Но почему сейчас,наТу-154, яв декабреработаюпо две недели без выходных, налетываю 35часов, домаза это времясплю четыреночи, да еще пять резервов, два разбора, физкультурный день... и - как выжатый лимон. Я с великой радостью вырываюсь в отпуск - с боем! - зимой. Я животно наслаждаюсь ничегонеделаньем.Яотправилженунакурорт, мысдочерью,такойже домоседкой,как и я, залезаем всвои норкии,каквыброшенные наберег рыбки,жаднохватаемжабрами,всемнутромсвоим,тишину, одиночество, отсутствие раздражителей.
Ненавижукультпоходы-пережиток30-хгодов.Человекдолжен воспринимать искусство индивидуально.Как можно идти в храм искусства, если знаешь,что твоитоварищизатвоейспинойобсуждают,какойрукойты крестишься и какимислезамиплачешь. Даикакойхрам... бутылкипустые катают под сиденьями.
Ноэтоя так,ворчу.Мне важно побыть наедине со своими мыслями, не отягощая сознание комплексом выражения чувств.Плачутак плачу, смеюсь так смеюсь, но меня тяготит близость знакомых людей при этом.
Ипо музеямяброжуодин.Могучаспростоятьперед"Проселком" Саврасова, "Христом в пустыне" Крамского, и мневажно, чтобы никто не дышал на зарождающиеся во мне смутные мысли и чувства.
Это что - эгоизм?
Атолпойможно пойтинахоккей.Там все мысли и чувства выражаются просто,животно,и сводятсяк небезызвестнойформуле "Во дает!"Ияс удовольствиемприсоединюсь.Но... хочутишины.Надоели эти песни: "Ритм! Век! Время! Бамм! Все быстрей!"
Оглянитесь, люди! Насебя. Не превратились ли вы в ячейки общества? Не нивелируется ли уровень вашего мышления? Не осредняетесь ли вы?
Почемупреимуществасоциализма,касающиесятворческогоразвития личности,выражаютсявотдельных,немногихиндивидуумахслишком концентрированно,аостальная масса остаетсязабортом? Именно, масса. В джинсах,в кроссовках, в дубленках, -но, чертвозьми, серая! Спортсменов немного, но - космические рекорды! Амиллионы обрастают жиром и обречены на инфаркт.Певцовнастоящих- единицы, алюдиразучиваются петь,играть, отдаваясьмагнитофону,телевизору, зрелищам. Книголюбов, библиофилов — все меньше, а миллионы обладателей личных библиотек уткнулись в телевизоры.
Корчатся в судорогах,вращаются вгробахДостоевский иТолстой. Они устарели. Школьники нечитают Гоголя.Двухтомник Чехова осилить- подвиг. Пушкин и Лермонтов не нужны.
Мимо всегоэтогопроходятвшколе.Именно, проходят.Бедныйгомо сапиенс.
Три аккорда,триаккорда ятебесыграюгордо. Кончаютмузыкальные школы, чтобы отмучиться и забыть. Без слуха, насильно...
Тоже выискался, интеллектуал.
И ещеодин вопрос меня волнует. Почему современные советскиеписатели не могут найти современного героя,которому хотелось бы подражать? Пасутся, восновном, наполях прошедшей войны. Скорообернется так,чтона войне погибло-тодвадцатьмиллионовчеловек,агероев,судяпосовременной литературе, аж двадцать пять! К тому идет.
Комиссариз"Оптимистическойтрагедии"сапломбомзаявляла:"Мы создадим своих Толстых и Достоевских!"
Ну уж. История опровергает. Даже Шолохов не тянет. В чем же дело?
Совести в людях меньше стало. Жестокое время.Нас слишком много, и нам слишком некогда. Виктор Астафьев плачет о нас, но мы не плачем о его героях, о егоприроде,о его совести. Иэто последние из могикан, такие, какон, битые и закаленные, и проверенные войной, - люди высшей пробы.
Кстати, Астафьево нас, пилотах,невысокого мнения.Мывысокомерны. Смотрим сквозь людей. В просторы. И он прав.
28.12
Проходил комиссию. Сегодня открутил велоэргометр, сразу дал Наде телеграмму,чтобыне волновалась. Теперьей хотьдвенеделиспокойного отдыха, можно ни о чем не думать, а это важно.
Покатолкалсявполиклинике,виделмногихнаших.Изразговоров постепенновырисовываетсякартина,прямоскажем,удручающая.И первоначальное чувство горечи, утраты постепенно сменяется чувством досады и разочарования.
Итак,онивзлетели,выполнилиразворот, ипоступилдоклад:отказ второго генератора. А следом докладо пожаре третьегодвигателя. На вопрос командира, таккакойжедвигательгорит,бортинженерответил,чтоон ошибочновыключилисправныйдвигатель.Апотом вродебыдоложил,что выключилдвадвигателя. Командиреговыматерилискомандовал запустить исправный.Ребята говорят,чтона самомделеон невыключилисправный двигатель, а только задросселировал[71].Потом в суете начал открывать пожарные краныинажалкнопку"Запускввоздухе"работающегодвигателя. Дополнительноетопливо-рост температуры,сгорелилопатки-пожар. А очередей пожаротушенияосталось всего две, одна сработала автоматическина первый горящий.Он разрядил вторую очередь назажженныйим двигатель -и все, а второй себе горел, кран его был открыт.
Всеэто время командир разрывался между принятием решения на посадку и неадекватными действиями бортинженера.Онемуподсказывал, чтобы поставил малый газ передзапускомв воздухе. Видимо, отвлекаясьна инженера, они потерял драгоценное время.
Неясна роль штурмана и второго пилота, но судя по тому, что они вышли в район 4-горазворота за 8 км, а можно было выйти прямо на дальний привод, - пилотировалвторойпилотЮраБелавин. Командирвэтовремя, видя, что работаетодин двигательи единственныйгенератор, приказал запустить ВСУ, чтобы подстраховать энергетику на случай отказа генератора.
Когдаужевывалилсясгоревший двигатель,иотказалоуправление, и самолетстал подуглом45градусов падать,быласлышнакоманда: "Юра, управляй!" Ноуправлятьбыло нечем. Ипоследняя запись:"Взлетный режим, убрать шасси!" Команда отчаяния.
Самолет горящий летел 5 минут. Почему не был закрыт пожарный кран?
Я все эти днипрокручиваюв мозгу варианты, какбы я поступил наих месте.В первуюочередь, как пилот. Почему-то все время рисую картины, как быяпадалвправоскреном45иодновременнымвыпускомшассии интерцепторов. Сколько надо времени, чтобы от траверза полосы, пусть от 2-го разворота, под углом 45 градусов, по диагонали, выйти надальний?Скорость можноразогнать и до 600, тем болеечто набор на 550. Это займетне более полутора минут, аточнее - 70-80 секунд. С вертикальной 30 м/сек, не более, к началу спаренного разворота на траверзе ближнего привода, на удалении 1000 мот торца,высотувполнеможно потерять до600, остальную - в процессе разворота,одновременно гася скоростьдо 320. С креном 20разворот на 150 градусов длится не более 90секунд. И полминуты докасания. Итого:трис половиной минуты. А они горели пять - и летели.
Но такзайти - надозаранее всерассчитать. А они шликтретьему и вышли к четвертому за 8км.То есть, ктретьему соснижением они шли 150 секунд, от третьего кчетвертому, пусть, минуту, на разворотыушло полторы минуты. Итого: около пятиминут. Им не хватилопяти километров,это ровно две минуты. Слишком далеко ушли.
Говорят, они ушли на втором развороте на 18 км в сторону. Тогда ясно.
Можнобыловэтом случаезаходитьS-образнымманевромс обратным курсом.Это заняло быгде-то около4-хминут,но потребовало бы смелого пилотирования, с кренами до 45.
Но, во всякомслучае, сели бы,даже на горящемсамолете. Дажеможно было бы не тушить пожар на том двигателе! Пустьпоследний доворот был бы на малой высоте, пусть сопасными кренами, пусть по диагонали, с выкатыванием, но сели бы на аэродром, даже если бы развалили машину, все равно хотьчасть пассажиров бы уцелела!
Непредвиденная,непредсказуемая ситуация, непредусмотренная никакими инструкциями.Никтоне мог рассчитывать, чтоподготовленный по программе, допущенныйк самостоятельной работе молодой бортинженер несправится.Это потряслокомандира,вывело изсебя иотвлекло от принятияединственного решения.А их было два варианта, их надо было продумать сосредоточенно.Но получить такую вводную...
Хотя... мы же не знаем всех подробностей.
Ивсеже,видимо,икомандиррастерялся.Даимозгбылзабит информациейдо предела,и чувство ответственностии беды... Вот где нужны хорошийвторойпилоти штурман. Интуицияштурмана:курс,вертикальную, ближайшую точку начала разворота,с каким креном, - иподсказать, нацелить командира и второго пилота.
Когда Гурецкийпадал с тремя отказавшимидвигателями в Ташкенте, я не думаю, чтобы укого вэкипаже был продуманный вариантнатакой случай. А ВалераСорокин, штурманот бога, сумелрассчитатьивывестиэкипажна посадочный курс в Чимкенте, и сели безопасно.
ЯневинюГенуОзерова, Юру Белавина. Они верили,что пожар сумеют погасить. А воткомандиру надо было рассчитывать тольконасвою хваткуи технику пилотирования, данастроитьэкипаж, чтовремявэтой ситуации - жизнь.
Не знаю, это все предположения. Будет разбор, будетсхема, все узнаем. Но выводы я должен сделать уже сейчас.
Слаб человек... А справился бы мой Паша? Мы с ним два года пролетали, я в него верю.
Чиныизкомиссиивызывалинабеседунесколькоэкипажей,иПашу спросили,чтобыон делалв такой ситуации: двигатель горит,доложил, а командирмолчит. Паша, не долго думая, сказал, что не сгорать же, тушил бы. И ему сказали, что это неверно.
Я понимаю,в такой ситуации он бы,конечно, переспросил,кричалбы, спрашивал, тушить ли. И коню понятно, что на взлете тушил бы молча.Да нет, все равно крикнул бы я ему команду, наверняка бы и успокоил.
Десять секунд. Самолет за это времяне сгорит. Пусть себе полыхает. Но успокоить экипаж необходимо. Остановить от непродуманных действий. Пусть еще раз проверит. Самому оглянуться. И не спеша, повторяю, не спеша, с оглядкой, пусть выключает.
Эти десять секунд окупятся.Если я уверен, что экипаж спокоен,я буду думать, как спасаться, и буду действовать.