Нашим солдатам во время Великой Отечественной каждый день приходилось встречаться со смертью. И это были не короткие случайные перестрелки. Это бои, когда все взрывается вокруг, когда с неба на тебя пикируют бомбардировщики, когда толпы вражеских солдат палят по тебе из всех видов оружия.
Это не те войны, когда армии маневрировали, пока не встречались в сражении, которое могло быть одно за несколько месяцев. А тут почти ежедневный бой в течение четырех лет! Как такое можно выдержать? Иногда думаю: а смог бы я сам выдержать подобное?
Это сейчас, если надоест, могу в любой день бросить эту войну и уехать домой. Там такой возможности не было. Поклон мужеству русского солдата!
И дрались они хорошо. Как бы ни врали «дерьмократские» писарчуки всвоих «дерьмократских» статьях и книгах (эта «дерьмократия» никакого отношения к нормальной демократии не имеет), чтобы опорочить наших воинов, сражались они хорошо…
Впрочем, я опять отвлекся. Некогда заниматься воспоминаниями. Меня сейчас в любой момент могут грохнуть. Я нахожусь на вражеской территории. И этого забывать нельзя.
Рада взяла меня за руку. Ее рука очень приятна на ощупь. Какие-то не докторские мысли лезли мне в голову при прикосновении к девушке. Гормоны заиграли совсем не вовремя. Ситуация уж слишком экстремальная.
Спуск по лестнице, вопреки моим мрачным предчувствиям, закончился благополучно.
Раздавались лишь глухие редкие выстрелы с улицы, но они не могли помешать нашему переходу.
Рада стала колотить в дверь кулачком. Звонок из-за отсутствия электричества не работал. Долго никто не отвечал. Наконец из-за двери послышался хрипловатый женский голос. Рада быстро стала что-то говорить.
Наконец нам открыла женщина лет тридцати. Но была она очень бледной, почти землисто-бледной, скособоченной, уголки рта ее кривились от боли, и передвигалась она с трудом.
Мы прошли в комнату. Там оказался стол, пара стульев, кожаный диван. Несмотря на войну за стенами дома, в комнате было по-женски уютно.
— Ей надо раздеться для осмотра, — сказал я Раде.
Рада покраснела, но перевела то, что я сказал. Женщина кивнула и тут же скривилась от боли.
— Ее зовут Злата, — пояснила мне Рада.
Злата начала осторожно раздеваться. Видно было, что каждое движение причиняет ей боль. У нее, скорее всего, трудной остеохондроз с межреберной невралгией.
Наконец Злата разделась, повернулась ко мне спиной. Я пробежал пальцами по ее позвонкам, обнаружил несколько «блоков», мощное мышечное напряжение справа.
Как избавиться от этого, я знал, вот только надо было выбрать место, так как массажного стола в квартире не имелось.
В комнате стоял обычный письменный стол. Мы с Радой сходили на кухню, принесли кухонный стол, по высоте такой же, как письменный. Поставили столы вместе. Постелили на них одеяло, чтобы было не так жестко.
Рада ушла на кухню.
— Ложись. Сначала на живот, — сказал я Злате.
Она согласно кивнула.
Я проделал необходимые манипуляции на позвоночнике. Позвонки стали на место.
Боль отступила. Злата облегченно вздохнула, закрыла глаза. Я попросил ее полежать так некоторое время.
Вышел в кухню.
— Может, пока чаю попьем? — предложила Рада. — У меня остались старые запасы английского чая. Или предпочитаешь кофе?
— Нет, кофе я не пью. А чай зеленый есть?
— Есть, — улыбнулась Рада. — Ты тоже зеленый любишь?
— Вкусовых оттенков больше, сахар не требуется. Да и танин мне больше подходит, чем кофеин.
— Сразу видно, что ты доктор, — засмеялась Рада.
— Скажи Злате, чтобы с полчасика полежала не вставая. Надо только одеялом ее накрыть, чтобы не замерзла. Не знаешь ли ты, откуда у нее такие синяки на плече и груди?
— Все сделаю, доктор! — отрапортовала Рада. — А про синяки не знаю, мы со Златой почти незнакомы. Она до войны жила где-то в сельской местности. Беженка. А эта квартира ее бабке принадлежала. Бабка после ранения шальной пулей в госпитале лежит.
— А кто она? Сербка? Хорватка?
— Не спрашивала. Бабка ее вроде смесь македонки со словенкой. Но точно не скажу. Раньше меня это мало интересовало.
— Раньше и меня подобные вопросы абсолютно не интересовали.
Рада сходила в комнату, укрыла Злату одеялом.
Потом мы пошли в ее квартиру пить чай. Чай действительно оказался очень даже неплохим — зеленый, с приятной горчинкой. Я выпил и взбодрился.
Рада рассказала о своей учебе в России. Она оказалась почти моей коллегой — училась на генетика. Но учебу не закончила. Началась война, на окончание учебы не хватило денег. Потом возникли серьезные проблемы у родных. В общем, диплом об окончании высшего учебного заведения получить так и не удалось.
История совсем невеселая, да и рассказывала ее Рада таким голосом, что хотелось пустить слезу.
Говорила она прерываясь, с трудом подбирая русские слова, По красивому нежному лицу пошли красные пятна. Чего-то она, судя по всему, рассказывать совсем не хотела, что-то особенно неприятное скрыла.
Это вполне объяснимо. Может, я за время боев и очерствел, но ее было действительно жалко.
Чай мы пили медленно. Я никогда не любил горячий чай. Приходилось ждать, когда он остынет. В детстве, когда меня привозили в станицу к дедушке и бабушке, главным напитком был не чай, а компот. Или молоко. Иногда соки или вода. А чай там почти не пили. Это потом, со временем, я пристрастился к зеленому чаю. И научился ценить его различные оттенки.
Рада принялась рассказывать о беженцах, об обстрелах, о погибших и раненых.
— Какую вы страну загубили! — вырвалось у меня. — Раньше поехать отдыхать в Югославию было так здорово! Самые престижные путевки. Сам я в ваших краях в те времена не побывал. А теперь передрались все между собой! Словенцы, македонцы, хорваты, черногорцы, сербы, мусульмане! И все друг другу глотку готовы перегрызть!
— Это так, — грустно согласилась Рада. — А что, у вас, что ли, лучше? Грузины с абхазами и с осетинами воевали? Воевали! В Приднестровье молдаване с румынами местному населению кровь пускали? Пускали! А в 1993 году не в Москве ли Белый дом из танков расстреливали! Сколько там народу поубивали? Чем у вас лучше?
— А ты политически подкованная! — усмехнулся я.
Права Рада. А война в Чечне, где гибли русские парни?
И все-таки я считал, если бы в 1991 году в Югославии удалось погасить конфликт, то, глядишь, и в России все прошло бы гораздо спокойнее. Отработка сценария развала началась на Балканах. Но были (и есть) в России те, которые предают интересы родной страны, сдают ее разведчиков, бросают на произвол судьбы русских в Прибалтике и в Средней Азии. Нас, добровольцев, называют наемниками. Ничего, будущее рассудит. Главное, что наша совесть чиста!
С полчаса мы просидели у Рады на кухне. Пили чай, говорили о жизни. Затем я решил навестить нашу пациентку, отдыхавшую в квартире двумя этажами ниже, согласовать с ней дальнейшее лечение, а потом уж продолжить выполнение главной задачи — поиск снайперов. И надо бы скорее вернуться к своим.
Я вошел в квартиру Златы. Но хозяйки в ней не оказалось.
6
Тишина. Никого. Злата исчезла. На сдвинутых столах осталось скомканное одеяло. Сначала я подумал, что она в туалете или в ванной. Но и там ее не было. Я вернулся к Раде.
— Куда это Злата могла деться?
— Не понимаю, — пожала плечами девушка. — Мало ли что могло случиться? Может, о чем-то вспомнила. Пока болела, что-то сделать не могла, а тут легче стало, так она и бросилась выполнять давно задуманное!
— Может быть, — задумчиво произнес я.
Меня что-то очень сильно беспокоило. Не только побег больной. Что-то я по беспечности упустил.
Вот только что?
И тут до меня дошло! Ответ был на поверхности! Синяки на плече Златы! Они могли быть от стрельбы из снайперской винтовки или автомата! В общем, я влип по собственной глупости.
Интересно, а как бы я поступил, если бы сразу понял, что Злата и есть одна из усташских снайперш? Ведь не убил бы! Мне на женщину руку поднять духу бы не хватило…
— Рада, не видела ли ты у Златы оружие? Винтовку… — спросил я девушку.
— Ах, вот в чем дело! — взмахнула Рада руками. — Ты подумал, что она снайпер! Вот на какие размышления навели тебя ее синяки! Эта вечная подозрительность всех ко всем никому жизни не дает. Да не может быть она снайпером!
— Почему?
— Не знаю, но разве такие снайперы бывают? Она, по-моему, мухи не обидит, а уж в людей стрелять…
— Мухи-то она, может, и не обидит, а вот нажать на спусковой крючок… Я просто не сразу сообразил, откуда у представительницы прекрасного пола взялись такие синяки, да еще в таком месте! Еще бы: отдача у снайперской винтовки — будь здоров! Некоторых с места сносит!
— Мало ли обо что Злата стукнулась!
— И поэтому сбежала?
— Всякое бывает, — пожала плечами Рада.
— Эго точно.
Я внимательно посмотрел на Раду.
А что, в сущности, я знаю про нее? Только то, что она мне рассказала.
И с какой стати я должен ей доверять? Она так рьяно защищает эту Злату. А та, с большой долей вероятности, коварный снайпер-убийца, который сегодня-завтра пошлет в меня или моих друзей пулю…
А если Рада такая же? Разомлел перед красивой девушкой, расслабился, забыл, что именно женщины созданы на погибель мужскому роду…
— Я не снайпер! — вдруг сказала Рада, словно прочитала мои мысли, — У меня нет никаких синяков на плече. Если сомневаешься, могу раздеться и показать! Ты же врач, тебе можно!
Я растерялся, соображая, что ответить.
Она не стала ждать, пока мне в голову придет какое-либо решение. Скинула джинсовую куртку, оставшись в полосатой, похожей на тельняшку, футболке. Пытливо посмотрела на меня. Я не стал ее останавливать. Видом обнаженных прелестей меня не смутишь, а убедиться в отсутствии синяков совсем не помешало бы.
Рада поняла, что я ее в этом импровизированном стриптизе останавливать не собираюсь, слегка покраснела, потом улыбнулась каким-то своим мыслям и стянула футболку.
Синяков на теле девушки действительно не было.
— Убедился? — Рада засмеялась, довольная моей реакцией.
— Убедился.
— Я могу одеться?
— Препятствовать не буду.
Рада не спеша оделась. Какое-то время мы молчали, искоса поглядывая друг на друга. Затем девушка улыбнулась. А потом предложила:
— Пойдем чаю еще выпьем, и ты поделишься со мной своими планами! Тебе, похоже, без моей помощи не справиться!
— Боюсь, что ты права!
Без помощника или помощницы явно было не обойтись, тем более с моим знанием сербско-хорватского языка! А Рада, судя по всему, девка боевая! И русский язык знает отлично.
Мы вернулись в квартиру Рады.
Я оставил входную дверь открытой, чтобы слышать все, что будет происходить в коридоре.
Оставалась слабая надежда, что Злата вернется, объяснит причину своего исчезновения. Хотелось бы верить, что она не снайпер, что синяки, очень похожие на те, что возникают при стрельбе из снайперской винтовки, возникли по совершенно другой причине.
Рада вновь заварила чай. Как и в прошлый раз, она использовала примус, который заполнялся жидкостью, напоминающей спирт. Рада разлила чай по чашкам, села напротив. А я думал, что ей можно говорить, а что нельзя. Полную правду не скажешь. Одно дело — доктор, другое — охотник за снайперами. Этакий доморощенный специалист по анти-снайпингу.
Но она о чем-то догадывается, наблюдая за моим поведением. Совсем уж врать, похоже, бесполезно, если хочу использовать Раду как переводчика и проводника. Но хорошо ли подвергать девушку риску? Да и согласится ли она? Одно дело — рисковать мне, человеку, которому уже никуда от этого не деться. Другое — она.
Ведь трудно предсказать, кто встретится на нашем пути, если она решится пойти со мной, с какой стороны лестницы или из какой квартиры ждет опасность?
Но я должен найти убийцу-снайпера! Сколько он уже убил и скольких еще убьет, если мне не удастся его обезвредить! Он, наверное, чувствует себя всемогущим: вот нажмет сейчас на спусковой крючок, и чья-то жизнь неожиданно прервется. И он решает, когда нажать на этот спусковой крючок, на ком остановить свой выбор.
Я решил поговорить с Радой.
— Понимаешь, Рада, я, конечно, врач, но так сложились обстоятельства, что мне необходимо выполнить одну задачу. Все дело в том, что в последние дни мне пришлось оказывать помощь многочисленным раненым, видеть людей, сраженных снайпером… Он никого не щадит, стреляет не только по мужчинам, но и по женщинам и детям, не пощадил даже беременную женщину. Мне сказали, что это американец, он просто соскучился по экстремальным развлечениям, вот и приехал пострелять по живым мишеням. Я должен найти его и сдать властям. Или… уж как получится. Но я не знаю, в какой из квартир он находится. Стреляет он с верхних этажей. А так как он постоянно перемещается, то его кто-нибудь из жильцов мог видеть, могли остаться какие-то следы. Расспрашивать людей мне будет сложно. Вот если бы ты помогла… Я неплохо понимаю по сербско-хорватски, но говорить толком так и не научился. Если окажешь помощь как переводчик, буду тебе благодарен. Согласна ли? Заплатить, правда, тебе нечем. У меня в кармане десять немецких марок. К сожалению, я не планировал здесь задерживаться надолго…
— Как нечем? — хитро улыбнулась Рада. — А врачебными консультациями и массажем? Хороший массаж — чем не плата? Ты же профессионал!
— Ну, этим-то рассчитаюсь без проблем! — рассмеялся я, довольный, что так просто решился вопрос.
— И когда пойдем?
— Да хоть сейчас. Тянуть нет смысла. Только огромная просьба — слушаться меня во всем. И если возникнет малейшая опасность — уходить. Договорились?
— Договорились. Лишних проблем мне не надо, и так хватает.
— Ну и отлично. Начнем с этого подъезда.
— А скажи, почему ты заподозрил Злату? Она ведь не похожа на штатовского снайпера. Он, как я поняла, мужчина.
— Снайперов иногда бывает больше, чем один. И стрелять из снайперской винтовки может не только мужчина, но и женщина. Из женщин иногда получаются классные снайперы, гораздо опаснее…
— А если бы она оказалась снайпером, ты бы ее застрелил? — продолжала допытываться Рада.
— Почему обязательно сразу застрелил?
— А что, сначала бы изнасиловал? Понимаю, Злата — девушка вполне интересная в сексуальном смысле.
— Тьфу ты! Скажешь тоже! За кого ты меня принимаешь? Издеваешься?
— Если Злата хорватская снайперша, то она твой враг и враг твоих друзей, а как еще поступают с врагами? Их насилуют и убивают. Разве не так?
— Мы так не поступаем!
— Ага. Вы их обнимаете и целуете! А потом ведете кормить вкусным обедом! Что там еще делаете?
Ёрничанье Рады мне не понравилось.
— Чего это тебя понесло?
— Когда вот уже несколько лет вокруг тебя стреляют и убивают и твоя жизнь ни гроша не стоит, то еще и не так занесет! Вот ты приехал, побыл здесь какое-то время, а потом уедешь и заживешь спокойной, размеренной жизнью. А я уже никогда не буду жить нормально. Я потеряла почти всех родных за последние годы. Есть слабая надежда, что кто-то из них уцелел. Но очень слабая…
— Извини… Это почему ты решила, что я все забуду, когда уеду? И потом, отсюда еще надо выбраться. А сначала я должен найти этого американского «туриста». От его пули никто не застрахован…
— Ты извини. Это все нервы. Кажется, я стала истеричкой.
7
— А ты знаешь кого-нибудь из живущих в этом доме? — спросил я Раду, когда мы начали спускаться по лестнице.
— Почти никого! Люди боятся общаться. И вернулась я сюда недавно. Уезжала учиться. Мне знакомы пара человек в подъезде, немного общалась последние дни со Златой. Но она куда-то убежала. Вылечил ты ее, видно, хорошо, раз так забегала, а то и по квартире-то ходила с трудом! В соседнем подъезде живут папины сослуживцы. По крайней мере раньше жили. Я их уже дней десять не видела. Из города за последние месяцы многие убежали. Кому хочется под пулями ходить? А кое-кто уже никуда не убежит. Люди погибают каждый день.