— Мы и так тут все делаем перебежками, с тех пор как война началась. Иначе нельзя!
— Я сейчас открою дверь — и бежим! Приготовились! На старт! Внимание! Марш! — скомандовал я, распахнул дверь подъезда, и мы побежали.
Успешно! Никто не стрелял, не кричал. И надеюсь, что никто нас и не видел.
Мы вбежали в подъезд, отдышались. Переглянулись и вдруг рассмеялись, глядя друг на друга. Я не удержался, привлек Раду к себе и поцеловал в губы. Она не отстранилась. Смущенная, глубоко дышала.
— Не время сейчас… — прошептала она. — Пойдем…
Мы обследовали первый этаж. Встретить жителей я здесь и не рассчитывал: не так они глупы, чтобы укрываться на нижних этажах. Но снайпер, передвигаясь по дому, мог на время заскочить и сюда.
Когда мы осматривали одну из квартир, в окно осами влетело с полдюжины пуль. Кто-то, видимо, заметив какие-то передвижения внутри здания, выпустил автоматную очередь по окнам. Слава Богу, нас чудом не зацепило! Мы легли на пыльный пол. Из квартиры выбирались ползком. Обидней всего то, что стреляли с нашей стороны. Еще не хватало поймать пулю от кого-либо из соратников!
Такие случаи на войне не редкость!
После этого второй этаж мы обследовали с большей осторожностью, стараясь, чтобы с улицы нас не заметили. На этот раз прошло все тихо. И опять никого в квартирах обнаружить не удалось. Так, постепенно поднимаясь, мы добрались до шестого этажа. И вот здесь… Из-за дверей одной из квартир раздавались громкие детские крики, шум, как будто там скакал целый детский сад. Дети… Их даже война не сумела угомонить. Дети есть дети!
— Как-то неудобно тревожить детское царство! — сказал я Раде.
— Это война! Не до неудобств! — отмахнулась она. — Как раз в таких квартирах легче всего прятаться! Бандиты любят укрываться за спинами детей. Похоже, это квартира бошняков!
— Почему ты так решила? — удивился я.
— Посмотри! — и Рада указала рукой на верхнюю часть двери. Там красовался небольшой полумесяц. Наверное, его нарисовали еще до войны.
Рада постучала в дверь и на сербско-хорватском попросила открыть.
Воцарилась тишина. Дети или сами замолчали, или им приказали старшие. Рада продолжала стучать, настойчиво призывая открыть дверь.
За дверью, видимо, шло активное совещание, но, судя по всему, мягкий женский голос Рады их успокоил. Замок щелкнул, и дверь отворилась. За дверью оказалось три женщины и с полдюжины детей. Одна женщина была совсем старой, а две другие, похожие как сестры, принадлежали к типу дам бальзаковского возраста.
Судя по платкам на головах, это действительно были мусульманки-боснийки, или, как их еще называют здесь, бошняки или турчины.
Дети и женщины испуганно смотрели на нас.
Возраст детей варьировался от двух до семи-восьми лет. Самой маленькой была девочка, которая, не обращая на нас внимания, пыталась разломать куклу.
Женщины понимали, что появившийся солдат либо из сербских войск, либо из хорватских, что для них по-любому не радостно. Все равно враги. И неизвестно, кто хуже. Во время этнических войн всегда больше всех страдает население.
— Спроси их, есть ли мужчины? — попросил я Раду.
Она кивнула. Язык боснийцев от сербско-хорватского почти не отличался. Я понял без перевода, что они отвечали.
Мужчины отсутствуют давно. Они мобилизованы защищать боснийских мусульман. Где-то воюют, и даже неизвестно, живы ли. Женщины врали, это я понимал, но одно несомненно: сейчас их мужчин дома не было.
Чтобы как-то сгладить ситуацию, я достал шоколадку и протянул детям.
Дети с радостью ухватились за нее. Одна из женщин грозно на них прикрикнула.
— Не бойтесь, — улыбнулся я. — Не отравлена.
— Ти — рус? — вдруг спросила самая пожилая женщина.
— Да, — кивнул я.
И женщина вдруг успокоилась, разрешила детям взять шоколадку. Я так и не решил для себя, почему она так отреагировала. Наверное, уже встречалась с русскими и знала, что мы с детьми не воюем.
Квартиру я обыскивать не стал, извинился, попрощался и вышел, уводя Раду за собой.
Мы продолжили проверку квартир.
9
— Ну, как? — спросила Рада, когда мы закончили проверку последнего этажа. — Будем спускаться вниз или переберемся в следующий подъезд через чердак?
— Пойдем через чердак! Потом вниз спускаться будет легче.
Я взобрался по железной лестнице на чердак. Никого. Тишина. Даже с улицы выстрелов не слышно.
Позвал Раду. Девушка быстро взобралась по чердачной лестнице. Я взял ее за руку и повел к следующему люку.
Через него мы спустились на лестничную площадку. Все прошло спокойно.
Я нервничал из-за Рады, терзался, что вовлек девушку в столь опасное мероприятие.
Но у нее явно были и свои мотивы помогать мне. В этом я убеждался по ее поведению, но истинных мотивов до сих пор понять не мог.
Мы оказались на верхнем этаже очередного подъезда. Приступили все к той же процедуре проверки квартир. Первая — пустая, вторая — пустая. В третьей мы обнаружили дряхлую старушку. Она лежала на кровати и тяжело дышала, но была в ясном сознании и говорила без затруднений.
Из разговора выяснилось, что ее невестка с внуками два дня назад ушла искать более безопасное место, обещала прислать за ней кого-либо и забрать чуть позже с собой. Но пропала, и вот с тех пор от нее никаких вестей.
— Может, что случилось? — сетовала старуха. — Кругом стреляют.
Еда и питье кончились, вот она и ослабела. Ходить почти не может.
— Это точно, что два дня назад они ушли? — переспросил я.
— Она не уверена, — ответила за старушку Рада.
— Если ей не помочь, она помрет, — сказал я.
Я достал из своих запасов еду и последние баночки сока.
— Ты что? Хочешь помочь? — поразилась Рада. — Она же хорватка!
— Как будто в данном случае это имеет значение! — буркнул я, открывая банки с соком: самой бабуле их не открыть.
Увидев еду, она принялась благодарить.
— Ничего, не стоит благодарности! Вам нужнее, а мы от лишнего груза избавляемся!
— Да-да! — поддержала меня Рада, видя, что старушка пытается отказаться от помощи, мол, свое пожила, а нам, молодым, это все нужнее.
— Диета сейчас нам совсем не помешает! — мрачно пошутил я. — Да и на случай возможного ранения, не дай Бог в живот, лучше быть голодным, шансы на выживаемость увеличиваются. Как доктор говорю…
— Я слышала об этом. — Рада отнеслась к моим словам со всей серьезностью, не замечая легкой иронии.
— У меня с собой аптечка и некоторые мединструменты. Бабуле нужна медицинская помощь. Спроси, есть ли у нее лекарства? Если нет, то я ей сейчас из своих подберу что-либо.
— Лекарства давно кончились, — перевела Рада. — Кругом стреляют, аптеки поблизости не работают…
— Ладно. Чем смогу — помогу! — махнул я рукой. — Но тут уж как получится. У меня аптечка для войны, а не для мирных вызовов.
Аппарата для измерения давления у меня с собой не было, поэтому давление пришлось определять по пульсу.
Сделал укрепляющие уколы, оставил валидол. Больше ничего подходящего не нашлось. Но и этой ограниченной помощи хватило, чтобы старушке стало легче.
Мы вышли. Нам предстояло проверить еще другие подъезды, этажи и квартиры. Спустились этажом ниже, потом еще и еще. Квартиры срединных этажей подвергались частому обстрелу. Кроме обломков мебели часто попадались засохшие лужи крови. На третьем этаже мы наткнулись на четыре трупа в гражданской одежде. Они были изрешечены автоматными пулями. Кто они были — сербы, хорваты или мусульмане, — не определить. Погибли они дня два-три назад. Судя по всему, их просто расстреляли. Картина нерадостная, но на войне еще и не то увидишь. Рада побледнела и чуть не упала в обморок.
— Этого еще не хватало! — прикрикнул я на нее. — Пятый труп здесь совсем не нужен!
Я достал ампулу с нашатырным спиртом, отломил стеклянное горлышко и поднес ампулу к носу Рады. Та резко вдохнула и закашлялась, из глаз обильно потекли слезы.
— Пойдем скорей отсюда! — попросила она.
— Пойдем!
Когда мы вышли, она прислонилась к стене. Однако девушка оказалась с характером. Постояла так пару минут, потом решительно отстранилась от стены и сказала:
— Идем!
Так мы добрались до первого этажа. Теперь нам предстояло перебегать по улице в следующий подъезд. Уже в пятый.
— Ну как, Рада, готова? — спросил я.
— Всегда готова! — улыбнувшись, отрапортовала она.
Мы выскочили на улицу. Добежали до следующего подъезда. Я уже собирался взяться за ручку, когда дверь распахнулась перед моим носом.
Пять хорватских гвардейцев в черной форме наставили на меня автоматы. Я оглянулся, ища возможные пути отхода, но со всех сторон улицы к нам бежали еще около десятка усташей.
Отступать было некуда. Автомат висел у меня на плече. Пришлось медленно поднять руки.
Рада пыталась им что-то говорить, но усатый командир гвардейцев залепил ей пощечину, выругался и приказал замолчать.
Он хотел заставить говорить меня, но я решил просто молчать. Удар в лицо чуть не свалил меня с ног. Я понял, что это всего лишь аванс, продолжение должно скоро последовать. Так просто меня не грохнут. Легкая смерть мне не светит.
Ох, как все гадко! Казалось, что хуже ситуации просто не может быть.
Но я ошибался. Из третьего подъезда два рыжих усташа притащили упирающуюся Светану, жену деда Вуеслава. Подвели ее ко мне.
Моего знания языка хватило, чтобы понять, о чем они ее спрашивают.
— Это он? Этот был у вас? Говори, а то отправишься за своим упрямым дедом! Ишь, какой герой выискался, решил спасти русского, да еще и врал нам, а потом драться полез. Его пристрелили и тебя, если будешь молчать, пристрелим! А этому все равно не жить! Русских наемников мы не щадим!
— Чего издеваетесь, суки, над женщиной! — вырвалось у меня, — Я это! Я! Отпустите ее! Она вам не противник! Пусть идет домой!
Но они лишь усмехнулись.
Значит, деда убили. Это я виноват в его гибели. А сейчас могут убить и его жену. Зачем им нужно, чтобы она подтверждала, что я — это я? Это и так ясно, что я и есть искомый объект. Без ее подтверждения.
А вот оно что! Появился мужик с видеокамерой. Им нужен видеоматериал о русских наемниках, воюющих на стороне сербов и якобы обижающих мирное население в Сараево. А уж как смонтировать запись, чтобы так и казалось телезрителям, они сообразят.
И как тут вывернуться? Им даже не потребуется мое собственное признание, они заставят обо всем рассказать Светану. Иначе и ее убьют, а я этого допустить не могу.
— Тебе только нужно сказать, что этот русский был у вас в доме. Что он грабит жителей подъезда, кстати, он убил четверых хорватских граждан в вашем подъезде. Скажешь, и мы сразу тебя отпустим! Ну!
— Усташи! Фашисты! Не предам память мужа! Убивайте! — Она так резко махнула рукой, что вышибла из рук оператора видеокамеру. Та полетела на асфальт.
Оператор, взвизгнув, бросился за камерой. Светана попыталась его пинать.
Разозлившиеся гвардейцы стали стрелять в женщину…
Боль пронзила меня… Я виновник ее смерти!
— Сербские фанатики! Четники! И эта старая дура! — выругался усатый командир усташей.
Потом спросил оператора, что с камерой. Тот старательно ощупывал аппарат, проверяя, работает или нет. Через некоторое время оператор облегченно вздохнул, сказав, что камера пострадала несильно и он может снимать.
Теперь они будут заставлять меня признаться перед видеокамерой, что я русский наемник. Им нужен лишний повод, чтобы просить помощи у НАТО в войне против сербов.
Гвардейцы начали допрос с Рады. Отвели ее в сторону, долго ее расспрашивали, потом вернулись. Девушка смущенно посматривала на меня.
Главный усташ что-то сказал, я не сумел понять его слов. Оператор с любопытством уставился на меня, готовил камеру к съемке.
— Сейчас они будут тебя допрашивать. Если ты не будешь отвечать, они убьют тебя, — сказала Рада, — Извини, я вынуждена была согласиться переводить. Иначе они убьют и меня!
— Я понимаю, — грустно улыбнулся я. — Но с ними я разговаривать не буду. Пусть и не надеются. Переведи!
Рада перевела. Усатый командир злобно ощерился, потом, ругаясь, наставил пистолет на меня.
— Если ты отказываешься, то он сейчас тебя пристрелит! — испуганно воскликнула Рада. — Им только нужно узнать, почему ты здесь оказался. Они ищут группу русских и сербских шпионов, которая занимается провокациями в мусульманских и хорватских селениях. Тебе нужно будет сказать, что ты из подобного отряда. И тебя отпустят. Они обещали!
— Сказать на камеру? — попытался усмехнуться я.
— Ну да! Несколько слов, которые они тебе подскажут! И тебе гарантировано убежище на территории Хорватии.
И, разумеется, жизнь! Тебя даже в тюрьму не отправят! Или если захочешь, то отправишься на все четыре стороны!
— Я по-другому представлял свой путь к мировой известности и славе! — вновь усмехнулся я. — Передай им, пусть идут в печку матерну!
— Ого! — покраснела Рада. — Ты изучил наши ругательства!
— Они не сложнее русского мата!
Рада постаралась перевести мой ответ как можно деликатнее, но и это взбесило допрашивавших. Хорватский офицер, теряя терпение, стал потрясать пистолетом, орать, а потом выстрелил. Пуля просвистела над моей головой.
— Да скажи им все, что они просят! — взмолилась Рада. — А то он сейчас тебя убьет!
— Нет, не буду я им ничего говорить!
Дуло пистолета смотрело мне в лоб. Я вздохнул, пытаясь вспомнить какую-либо молитву и жалея, что когда-то несерьезно отнесся к их заучиванию. Хорошо хоть окреститься успел.
Хлопнули два выстрела подряд. Щеку обожгло.
Голова усатого вдруг превратилась в кровавое месиво. Затрещали автоматные очереди. Кто-то атаковал гвардейцев. Теперь только бы шальную пулю не получить. Я упал на асфальт, потянув за собой Раду.
Неужели наши прорвались? Или какой-нибудь дерзкий рейд сербского спецназа типа «Црвеных береток»?
Несколько хорватских гвардейцев валялись на асфальте без признаков жизни. Кто-то пытался убежать, трое залегли и отстреливались. Нападавшие, как и гвардейцы, также носили черную форму. Черт возьми! Это же «ласты» — спецназ мусульман-босняков «Черные ласточки»! От одних врагов — в лапы к другим врагам! Веселуха!
Бой через минуту закончился. Двое гвардейцев успели убежать. Остальные были убиты. Нападавшие подходили к лежавшим телам и производили по контрольному выстрелу в голову.
Я решил добраться до пистолета убитого хорватского командира. Если уж убьют, то с оружием в руках. Сражаясь, погибать не так обидно. Рада плакала.
Я почти дотянулся до пистолета, когда тяжелый берц американского образца придавил мою кисть к асфальту. Больно!
Как я буду потом работать, если мне раздавят пальцы. Какой из меня будет специалист по мануальной терапии и неврологии?! Хотя, наверное, скоро будет все равно…
— Стэнд ап! — приказал мне обладатель тяжелых военных американских ботинок и расхохотался. Он тыкал мне дулом автомата в ребра, заставляя встать, ногой продолжая придавливать мою руку. Жуткое, унизительное положение…
— С-сука! — вырвалось у меня.
— О-о! — Это кто-то еще подошел ко мне. — Русский?!
Я предпочел промолчать, ничего хорошего не ожидая. Но подошедший что-то сказал мордовороту в тяжелых берцах, и тот отпустил меня. Я поднялся. Раду поставили рядом со мной. Рыжеватый лысеющий босниец — старший группы — принялся внимательно меня рассматривать. Рада его мало заинтересовала, зато к ней проявляли интерес его подчиненные, что для Рады могло закончиться плохо.
В отличие от хорватских гвардейцев командир мусульман не рискнул долго задерживаться на улице.
Наставив на нас автоматы и грубо подталкивая, нас повели к третьему подъезду.
— Собираются допрашивать там, — прошептала Рада. — А потом убьют. Хорошо, если просто убьют…
— Это точно! — мрачно согласился я.
Пока нас гнали вверх по лестнице, я чувствовал предательскую слабость в ногах, пару раз споткнулся о ступеньки, но удары прикладами автоматов возвращали мне теряемое равновесие.