А я, делая тоже самое, с горечью подумал: «Да, похоже здесь мне не удастся подолгу бывать сПрасковьей наедине... Это нам не Урал, где мы могли наслаждаться этим целыесутки напролет...»
Одевшись, мыпоспешили к лагерю, возле которого уже возвышалась пирамида из хвороста,наподобие той, что я устраивал в тайге, давая сигнал самолету спасателей. Авскоре я уловил знакомые звуки гнавшихся за нами комаров... «Зернышки» нас ужедавно ждали. Все было подготовлено к вечернему костру. Людмила Степановнаругаться не стала. Отнеслась с пониманием к встрече давних друзей и к тому, чтонам надо было побыть вместе и снова привыкнуть друг к другу. Когда пламя костравзметнулось к темнеющему небу, и «зернышки» стали водить восторженный хоровод,из поселка вернулись отец Григорий и монах Феодор (которого все звали простобрат Феодор). Людмила Степановна представила им меня. Я подошел и попросил убатюшки благословения. Когда он осенил меня крестным знамением и положил на моиладони руку для целования, то весело сказал:
- Ну,здравствуй, здравствуй, раб Божий Георгий! Много о тебе наслышан. Как успехи вделе спасения?
- Стараемся! -бодро отозвался я.
- Вот ихорошо! Надеюсь, мы все тут вместе славно потрудимся во славу Божию!
- Обязательно!- согласился я.
Отец Григорийбыл высокого роста, широкоплечий, с пышной, но уже седеющей бородой. Егоусталые голубые глаза смотрели так заботливо и ласково, что я невольно сразу жепроникся к батюшке большим уважением и почувствовал себя рядом с его могучейфигурой легко и непринужденно, точно он был моим родным дядюшкой. Я отметил,что все «зернышки» относились к отцу Григорию с большой любовью, как к своемуродственнику. Те, кто помладше, увидев батюшку, сразу же бежали его встречать,радостно обнимали его за ноги, брали за руки. И он их всех ласкал, шутил сними, тихо посмеиваясь в бороду. А вот брат Феодор мне с первого взгляда неочень-то приглянулся. Может оттого, что я никогда еще не видел «живыхмонахов»... Он был среднего роста, с красным худым лицом, остроносый и снебольшой рыжеватой бородкой. Его несколько выпученные зеленые глаза смотрелина мир как-то холодно и безучастно. Хотя, наверное, именно таким и должен былбыть взгляд человека, отошедшего от обычной жизни и всего себя посвятившегоНебесному... Я не знал, как мне лучше поприветствовать монаха Феодора и,несколько растерявшись, просто поклонился ему и смущенно улыбнулся. Брат Феодорответил мне тем же, и уж не знаю, остался ли он доволен нашим знакомством.Вообще-то он был весьма немногословен. Держался в тени, все больше слушал, чемговорил, и порой как-то иронически улыбался, покручивая при этом свою жидкуюбороду. Ребятня его тоже не донимала, относилась с пониманием.
Когда костерпрогорел, в золу заложили картошку. Все были очень веселы: пели песни, читалидуховные стихи, батюшка рассказывал разные интересные истории-притчи из жизнисвятых. В тот вечер я, к сожалению, уже так здорово устал, что все в головемоей перемешалось, и я мало, что смог запомнить, чтобы теперь более связнорассказать вам, ребята. Я сидел рядом с Прасковьей, уписывал обжигающую, нотакую вкусную и ароматную печеную картошечку, да еще вприкуску со свежим лучкоми солеными огурчиками, и слушал, слушал, слушал... И мне было так спокойно ирадостно на душе...
В тотбесконечный июньский день мое прибытие в лагерь нарушило весь его распорядок, ивместо отбоя в 22.00 все разошлись по палаткам уже ближе к полуночи. Пашкапроводила меня до лазарета и пожелала спокойной ночи.
- Если сам непроснусь, разбуди меня, пожалуйста! - попросил я старосту.
- Ладно, -вздохнула девчонка понимающе. - Отдыхай. Завтра начинаем трудиться...
- Спасиботебе! - Я взял Пашку за руки.
Она усталоулыбнулась и тоже ответила:
- И тебеспасибо!
И мыпосмотрели друг другу прямо в глаза! Но это длилось лишь секунду.
- Паша, где тытам? - раздался призывный голос Людмилы Степановны.
- Ну пока,побежала... - Пятница освободилась и скрылась в полупрозрачной темнотенадвигающейся ночи.
Я забрался впалатку и, не раздеваясь, грохнулся на валявшийся там матрац. Уставшие глазазакрылись сами собой. Так я лежал несколько минут и улыбался. А потом виденияпрошедшего дня нахлынули в мою память и стали громоздиться одно на другое...Вот я беру билет в кассе, вот еду на электричке, читаю похождения охотника надиком острове, а это возникает внушительная фигура контролерши, вот малышсмотрит, как я уплетаю хот-дог, а это я уже, словно пуля, влетаю в вагон внадежде успеть расплатиться за цветы, загорелый Петька везет нас на подводесредь душистых лугов, мои пальцы гладят горячие косички Пашки... вот бегут комне неунывайки-«зернышки»... костер, озеро, старый храм, батюшка... Все этоплавно и незаметно перешло в спокойный крепкий сон, сон счастливого человека...
НАХОДКА
Вот так иначалась моя жизнь в детском лагере «Зернышки». Несмотря на всю бесконечностьиюньских дней, первая неделя пролетела как-то совсем незаметно. Подъем в лагерепроизводился в 7.00, затем следовала легкая зарядка с гимнастикой и пробежкойпо сосновому лесочку. После этого все шли умываться, чистить зубы. Перед завтракомчитали утренние молитвы. Это делал обычно батюшка, а если он отсутствовал поделам, то его заменяли брат Феодор, или староста - Пашка. А все «зернышки», втом числе и самое крупное из них, в лице вашего покорного слуги, осеняли себякрестным знамением и клали глубокие поясные поклоны. Потом разбирали еду иусаживались на чурбачки. За трапезой болтать не разрешалось. В обед, например,дежурный по лагерю читал в ходе приема пищи что-нибудь из «Житий» или короткиедушеполезные рассказы. После еды все вставали и прослушивали благодарственнуюмолитву. В 8.30 в лагере наступала торжественная минута подъема флага. Вместогимна староста читала молитву за весь мир, и мне в это время казалось, что дажептицы замирают, не смея нам мешать своими звонкими трелями. А в это время кнебу медленно уходило большое белое полотнище, на котором на фоне оранжевогосолнца был изображен крупный спелый колос с соборной маковкой и крестикомнаверху, из которого во все стороны сыпались спелые зерна. Пашка говорила, чтоэтот флаг тоже придумала Людмила Степановна. Флагштоком служила длиннаясосновая жердина, которую закрепили в глубокой ямке, обложив основаниекирпичами с развалин храма. После торжественного построения следоваларазнарядка на день, т.е. намечались все дела, какие необходимо было намсделать. После этого «зернышки» рассыпались кто куда. В лагере оставались лишьдежурный и поварята под руководством Людмилы Степановны, которая в основном-тои готовила пищу (и надо заметить, что делала она это весьма неплохо!).
Скажу вамсразу, ребята, что основной задачей нашей (второй уже) смены было привести храми его окрестности в надлежащий порядок, чтобы можно было начать подвозстройматериалов и возведение строительных лесов возле стен. Первая смена, вкоторой потрудились старшеклассники, за десять дней своего пребыванияоборудовала лагерь, очистила лесок от валежника и сделала запас топлива чуть лине на все лето.
Но продолжурассказ о заведенных в лагере порядках. В 13.00 удары по рельсу объявляли оначале обеда, после которого полагался «тихий час», когда можно было немногоотдохнуть, например, подремать в тенечке, после трудов под жарким утреннимсолнцепеком. Затем все вновь приступали к делам до вечера. В 19.00 следовалужин, и после него начиналось время блаженства для ребятишек, так как обычнолагерь в полном составе, оставив охранником лишь брата Феодора, строем и спесней отправлялся на озеро купаться. Два, два с половиной часа можно былоплескаться, играть в мяч и в другие подвижные игры, ловить рыбешку, которой,надо отметить, было в озере немало, даже, говорили местные пацаны, там и ракикрупные водились. После такого активного отдыха «зернышки» опять возвращались всвой «колос», оглашая окрестности бодрой песенкой. Затем устраивалась церемонияснятия флага, а перед строем руководство подводило итоги дня, отмечая ударникови журя озорников и нерадивых (последнее, правда, случалось крайне редко). Послевечерней линейки читались молитвы на сон грядущим, все хором молились зародителей своих. После этого расходились по палаткам. Иногда в лагереустраивались вечерние посиделки у костра. Душой их был отец Григорий. Он зналмассу всяких интересных, душеполезных и поучительных историй, охотно отвечал навсе вопросы юных почемучек. Что и говорить, я старался изо всех сил, ведь меняздесь уважали, я был неким авторитетом и даже образцом... благочестивогохристианина! И на меня в лагере возлагали большие надежды. И мне очень хотелосьне опростоволоситься и особенно было неудобно подводить Пашку, которая считаламеня своим верным и добрым другом! Я заводил будильник на мобильнике и клалтрубку прямо под ухо, чтобы обязательно проснуться хотя бы на полчасика раньшевсех, частенько делать этого ой, как не хотелось... Я всячески понуждал себя ирадовал старосту своим поведением. Еще до подъема мы с Пашкой успевали сбегатьна озеро, чтобы взбодриться, затем натаскивали воду для умывальников, разводилиогонь в печи и кипятили чай, чтобы к завтраку он был уже не таким горячим иребятня могла бы с ним побыстрее управиться. Не брезговал я помогать идневальным, подметая территорию и оттаскивая мусор на свалку. К такой жизни ядовольно быстро привык, втянулся в распорядок дня, и мне было радостнотрудиться на благо ближних и вносить посильную лепту в дело возрождения храма.Конечно же, обилие дел и забот, активный отдых и более витаминная, чемкалорийная пища не прошли даром. Я заметно похудел, отчего стал постройнее и,как отметила староста, даже более привлекательнее. Один раз Пашка мне так исказала, когда мы купались в озере:
- Жор, тыпрямо, как лето!
- В смысле? -не понял я.
- Ну,расцветаешь каждый день...
- От такой жеи слышу! - рассмеялся я и потащил девчонку в прохладную глубину.
«Зернышки» комне привыкли очень быстро. Никто уже не пытался величать меня на «Вы», а звалипо-простецки - Жора, и относились как к старшему брату. Я поражал их своимиподвигами, умением классно нырять и плавать, познаниями в арабском языке илюбовью к приколам. Все считали за большую честь получить работу рядом со мнойи даже сесть поближе за трапезой. Скажу вам честно, ребята, эта неделя даласьмне все-таки тяжеловато. Под конец этих пространных летних денечков я такуставал, что, забравшись в свою палатку, моментально отрубался, частенько неразуваясь и не раздеваясь, не зная даже, где и как я примостился... Снов почтине стало. Короткая ночь пролетала быстро, и перед самым ухом вновь раздавалсяпротивный голос с мобильника: «Подъем, обжора! Вставай, лежебока! 45 секунд - времяпошло! Динь-динь- динь...» И заново... Как он меня доставал! Но, делать былонечего... Протирая слипшиеся глаза, я выползал из палатки и зевал, слегка ежасьот утренней прохлады. Однако, увидев идущую по лагерю старосту, я тут жевставал на ноги, заправлялся и... принимал бодрый вид. Она подходила, улыбаласьи спрашивала:
- Проснулся?
- А как же! -парировал я.
- А я ужподумала, не впал ли мой Георгий в летнюю спячку... Тогда будить придется.
Я никогда несердился на такие шуточки, а, наоборот, был очень рад видеть Пашку и говорить сней о чем угодно, ведь кроме этих утренних минут у нас больше не оставалосьвремени побыть хоть немножко вместе. Я очень дорожил этим предподъемнымвременем, и поэтому заставлял себя вставать пораньше, как бы тяжело это нидавалось. Теперь скажу немного о делах. Меня назначили бригадиром на «храмовыхработах». Брат Феодор считался нашим старшим мастером, а отец Григорий, сталобыть, являлся начальником стройки. Все тылы находились под надежной опекойЛюдмилы Степановны. Пашка руководила девчонками, а я мальчишками, и у меняработников было на две души побольше. Хотя, надо признать, все девчонки тожестремились потрудиться под началом Жорки-Обжорки. Я брался за любое дело скакой-то фанатичной бесшабашностью. Как говорится, сила есть... А ума-то внаших делах пока особо и не требовалось. Я пер напролом и увлекал за собойребятню. Они хоть и уставали, но, видя мои азарт и неутомимость и не желаяпоказаться друг дружке слабаками, упирались из последних сил. Частенько япревращал работу в игру. Например, предстояло нам вырубить заросли высоченногобурьяна. Я объявлял своей дружине, что перед нами, мол, стоит армиябасурманская, которая прет на нас несметною силою, чтобы не допустить нас кхраму Божию и лишить народ силы святыни христианской, и предлагал датьдостойный отпор колыхающейся нечисти. Мы разбирали «оружие» - палки да прутья -и с криками: «Ах, вы, басурмане проклятые, отведайте силушки богатырской!»[5]устремлялись в атаку. Жгучий и колючий бурьян так и ложился под наши ноги,точно работали не наши руки, а мощная сенокосилка. Конечно, в процессе такойборьбы случались и раны - синяки да царапины, и крапивные ожоги, но моимальчишки все это переносили стоически.
Батюшкавздыхал:
- Ну,ребятушки, нельзя же так быстро-то, устанете сильнее!
- Ничего! -бодро отвечали мы и дожимали противника.
А вот колючиекусты представлялись мною уже как коварные драконы, змеи-горынычи. С ними ивпрямь мороки было побольше, но «зернышки» одолели и их...
И вот такполучилось, что благодаря всем нашим стараниям и упорству вторая смена лагерявыполнила возложенные на нее обязанности всего за одну неделю! Мы снесли весьбурьян, окружавший храм, выкорчевали сухие и лишние кусты и деревца, убралимусор с прилегающей территории и даже подготовили площадки и навесы длястроительных материалов. А под конец еще прошлись и по дороге, ведущей к селу,и завалили щебнем и битым кирпичом все ямы и колдобины. Храм сразупреобразился. Его вновь стало видно далеко-далеко...
Одно огорчало,убрав мусорное покрывало, мы невольно обнажили все раны и язвы, нанесенныезданию безбожными временами: разбитую колокольню, отсутствие крестов,обшарпанные грязные стены, мрачное зияние дверных и оконных проемов, сгнившийпол, закопченные, исписанные внутренности, разобранную кровлю... Видя все это,мы понимали, что, хоть и славно поработали, но сделали еще так мало... Ведьзакрытый 70 лет храм нельзя возродить за неделю. Потребуется еще много и многовремени, сил и средств, чтобы над окрестными лугами и лесами вновь загудел пронзительныйзвон колоколов и солнце отразилось бы на золоте куполов...
Ко всемусказанному хочу еще добавить, что «зернышкам» весьма активно помогали местныепацаны, частенько захаживавшие на гору и привлеченные нашими сражениями сзарослями.
Батюшка осталсяочень доволен нашей работой. Он объявил благодарность нам и Людмиле Степановнеи стал уже подумывать о начале ремонтно-восстановительных дел. Все-таки былоприятно осознавать, что именно мы, маленькие «зернышки», первые проложилидорогу к поруганному храму Преображения Господня! И, даст Бог, он скоропреобразится и засияет опять всей своей былой славой... Ответственность передтаким великим делом придавала нам новых сил и порывов. Брат Феодор трудилсявместе с нами, а иногда на целый день пропадал где-то. Говорили, что онпосещает и другие храмы в округе, как порушенные, так и действующие. Его никтоне стеснял в своих действиях, не упрекал, не контролировал, не требовал отчета.Распорядок дня в нашем лагере он строго соблюдал, по мере возможностей принималучастие в различных мероприятиях, ел мало, отказывался от мясного и молочного,порой уходил в лес помолиться. За всю неделю мы с ним поговорили всего лишьодин раз. Вот как это вышло.
Однажды братФеодор задержался в храме, отмывая на стене какую-то старую роспись. Меняпослали позвать его.
- Брат Феодор,идемте обедать! Все уже ждут! - весело крикнул я, войдя в полутемный храм.
Монах бросилтряпку в ведерко, быстро вытер руки о полу своего черного одеяния и вышел. Покашли, он вдруг обнял меня за плечи и сказал:
- Крепкий ты,брат Георгий! Из тебя хороший батюшка выйдет...
Я улыбнулся.Такая мысль еще никогда не приходила мне в голову.
- А не боишьсяты, Георгий, что вот вы все тут восстановите, а придут другие и разрушат вашитруды? - продолжал брат Феодор.
- Нет, небоюсь!
- Отчего же?
- Потому чтоверу нашу православную никто никогда не разрушит! Сколько вот уже били и давилиее, а вот она живет и опять возрождается. Так всегда будет! Потому и надо что-тоделать для того, чтобы она жила в людях. С нами Бог, и что нам сделает злойчеловек? Да ведь и каждый из нас - это маленький храм Божий! Всех не порушишь,так ведь?
- Эге... -как-то неопределенно вздохнул брат Феодор и опять усмехнулся своей отрешеннойулыбочкой.
** *
И вот наступило12 июня - День России[6].За хорошую работу Людмила Степановна объявила этот день для нас выходным. Можнобыло играть, веселиться, купаться, гулять, сколько душе угодно! К тому же всенаметили сходить утром в ближайший лес за ранними грибочками, разными тамопятами, опятами-сластушками да говорушками. Загорелый Петька сказывал, чтовидел уже и свинушки, да и земляника кой-где начинала потихоньку буреть.Зарядку, по случаю выходного, отменили и разрешили поспать до 8 часов. Тогда я,кажется, впервые выспался по-настоящему. После завтрака подняли флаг, накотором закрепили еще и флажок России. Людмила Степановна торжественнопрочитала молитву о спасении России. После праздничной линейки «зернышки» пошлисобираться в лес по грибы. Однако этим нашим планам не суждено было состояться.Внезапно из села нагрянул народ: мужики и бабы, ребятишки, богомольныестарушки. Они откликнулись на призыв отца Григория помочь в ремонте храма ипоэтому решили выходной день встретить полезным трудом на благо всеобщегоспасения. Пригнали большой грузовик с досками. Мужики стали возводитьстроительные леса. Им помогали батюшка и брат Феодор. Работа закипела дружно.Девчонки и женщины принялись хлопотать над большим праздничным обедом для всех,так как местные принесли много всяческих вкусностей: молочка, творожку, яичек,рыбки, меда, муки, ранних овощей и зелени, мяса для шашлыков и борща. Карусельзавертелась нешуточная. Тут уж было не до грибочков. «Зернышки» решили отложитьвыходной до завтра и тоже присоединись ко взрослым труженикам. Нам поставили задачу:убрать из храма остатки сгнившего пола. Работалось весело, радостно и спокойно.Правда, меня огорчало лишь одно обстоятельство: я до самого обеда, намеченногона 2-3 часа пополудни, не мог видеть Пашку. Она хлопотала на кухне, а мы,пацаны, таскали из храма гнилые доски и швыряли их в кузов стоявшего рядомгрузовика. И все же девчонка сама пришла проведать нас! Ближе к полуднюстароста появилась в храме, держа в руках ведерко с родниковой водой иберестяной ковшик для питья. Радостные, мы кинулись утолять жажду. Пашкаглядела на нас и весело посмеивалась. И тут вдруг раздался вопль Петьки-кучера: