- Скажите,отец Григорий, а сейчас кто-нибудь ищет клад отца Иоанна? - спросил я.
- Да, егопоисками, насколько мне это известно, занимаются местные краеведы, ну и «черныестаратели», разумеется...
- А кто они,эти «черные старатели»? - поинтересовался Петька.
- Это такиелюди - авантюристы, которые тайно, грубо, «по-черному» разрывают всякие древниезахоронения: курганы, места археологических раскопок, места, по которымпрокатился каток войны. Рыщут, как шакалы, и собирают все более-менее ценное ичто можно где-то и как-то продать за хорошие деньги.
- Ну и каковыих успехи? - спросил я.
- Надоотметить, что группа краеведов «Вехи», членом которой являюсь и я, в данноевремя работает не ломом и лопатой, а проводит поиски в кабинетной тиши. Мыизучаем архивные документы, прослеживаем весь последний жизненный путь отцаИоанна, с того самого момента, как над ним нависла реальная угроза ареста.Отыскиваем свидетелей, очевидцев тех лет и событий, короче, все то, что хотькак-нибудь пролило бы свет на спрятанные церковные сокровища. Ведем переписку сколлегами из тех мест, где батюшка находился в лагере и ссылках. Знаете, дажеотыскали одного живого участника тех событий, который хорошо знал отца Иоанна,так как находился с ним вместе в лагере. Их нары даже были друг над другом.Сейчас этому дедушке уже за 80, но память он сохранил отменную. Он помнит всебеседы с батюшкой, который его, закоренелого атеиста, превратил в истинногохристианина. Но вот насчет клада этот дедушка, к сожалению, не сказал ровнымсчетом ни слова. Он даже и не знал о его существовании. Да, видимо, отец Иоанннадежно хранил свою тайну, доверив ее лишь одному Господу...
- Ну астаратели? А вдруг они уже что-то нашли? - снова задал я вопрос.
- Вряд ли! -усмехнулся батюшка. - Я понимаю, как им хочется завладеть кладом, но Господь недопустит расхищения церковных богатств, ибо они принадлежат всем нам, так каксобирались с большой любовью и верою нашими дедами и прадедами, прямыминаследниками которых являются и некоторые из нас, тут сидящих!
«Зернышки» сгордостью переглянулись друг на дружку.
- Судя потому, как старатели копают в окрестностях села, клад отца Иоанна все еще сокрытот людей. Видали, какие ходы, ямы и норы понаделали эти кладоискатели близНикольской рощи? И у болот я видел раскопки, и в глиняном карьере копались, и вдругих местах... Даже вот на озере несколько раз были ныряльщики, вроде какакваланги испытывали, а на самом деле что-то усиленно искали среди песка и ила.После них на берегу остались целые груды добытых ими артефактов: пустыебутылки, жестянки, ракушки, какие-то черепки да железяки... И еще, местныебабули мне рассказывали, что у них частенько какие-то приезжие мужики сбородами да рюкзаками под разными предлогами расспрашивают о местных храмах ивозможных кладах. Но ведь ни местные, ни внешние точно не знают, где искать-токлад батюшки Иоанна. Поэтому среди «черных старателей» ходят различные версии илегенды, которые они порой пытаются реализовать с помощью лопат и заступов. Новсе это, как мы видим, просто Сизифов труд!
- Да, это ужточно! - вдруг нарушил свой любимый покой брат Феодор. - Зря, зря ребяткистараются... Трудно им идти поперек рожна! - и он усмехнулся довольной улыбкой.
Батюшка вответ согласно кивнул ему головой.
Мы еще поговориликакое-то время. Все же нам очень хотелось отыскать клад отца Иоанна, и какможно скорее, а отец Григорий нас успокаивал, уверяя, что для «зернышек»главное сейчас - прилежно молиться и трудиться, чтобы восстановить храм,который и станет прекрасным фундаментом и зачином на пути возвращения сокровищ.А брат Феодор еще доложил, что в соседней области завелась преступная шайка,которая промышляет поиском и похищением старинных икон и что кладу было бынадежнее лежать пока там, где его схоронил батюшка Иоанн, мученик за веруправославную.
Обычно, когдау костра выступал батюшка Григорий, после его слов в разговор вступалаПрасковья и рассказывала «зернышкам» житие какого-нибудь святого. Хотя сегоднянаша беседа затянулась на более продолжительное время, чем всегда, все жетрадицию нарушать не стали, так как ребятишки, возбужденные рассказами о кладахи сокровищах, которые лежали, может, где-то прямо у нас под ногами, спать нехотели, но видя, как Людмила Степановна уже поглядывает на часы, стали усиленнопросить старосту лагеря рассказать что-нибудь интересное из житий святых.Батюшка и учительница возражать не стали и слово предоставили Пашке. Онааккуратно расправила платье на коленях и, подумав лишь несколько секунд,поведала нам следующую историю.
- Сегодня,ребята, я расскажу вам о жизни и духовных подвигах святой блаженной ДомныСибирской. Домна Карповна родилась в начале XIX века. Родителей она лишиласьрано и воспитывалась в дворянской семье, у своей тети. Девушка былаобразованная, благовоспитанная, знала иностранные языки, модно и со вкусомнаряжалась. У Домны из-за красоты имелось много поклонников. Тетка решилаотдать ее замуж силой, но девушка, возлюбившая Господа всем своим сердцем,решила навсегда остаться невестой Христовой. И ради этого она, презрев и своюкрасоту, и беспечное житье, и выгодное замужество, обрекла себя на труды иопасный путь странствований. Однажды, когда тетка уже готовилась к свадьбе,Домна отпросилась погулять в саду и оттуда взяла да и убежала. Ее задержали забродяжничество уже в Полтаве. Документов при девушке не было никаких, и ееличность установить не смогли. Домна назвалась Марией Слепченко. Состоялся суд,который принял решение сослать бродяжку в Сибирь, в город Томск. Там онапоявилась уже как юродивая, и все звали ее как Домна Карповна. Постоянногожилья блаженная не имела и жила, где Бог приведет. Порой, не обращая вниманияни на какую погоду, проводила дни и ночи под открытым небом. Вся ее одеждасостояла из узлов разной величины, навешанных почти на голое тело. В узлах этихбыли запрятаны ремни, веревки, обувь, старые мочалки, никуда негодные тряпки,камни, опилки, даже битые стекла и прочий мусор. Сверху узлов виселимногочисленные мешочки - с хлебом, сахаром, чаем, свечами, ладаном и даже скислой капустой! (Пашка улыбнулась). Домна Карповна также постоянно носила ссобой и молоко, и квас, и старые щи (Петька хохотнул, но на него шикнулидевчонки). Узлы имели большой вес, и носить их постоянно было уже подвигом, ктому же они почти не избавляли Домну Карповну от ветра, дождя и морозов. Рукиблаженной были всегда заняты тем, что меняли положение узлов. Так она, как почеткам, молилась. На ногах у Домны Карповны обычно имелась какая-нибудьпоношенная обувь, а голову неизменно украшала белая повязка с крестом и ленточками.Иногда ей попадались старые шляпы, и тогда блаженная надевала их так: две сразуна голову, а третью прикрепляла пониже спины («зернышки» рассмеялись,улыбнулась и Людмила Степановна). Когда на улице трещали суровые сибирскиеморозы, Домна Карповна одевалась в шубу. Но так как надеть ее на узлы и мешочкибыло очень сложно, то святая носила ее внакидку или сунув руку лишь в одинрукав и всегда нараспашку. Да и то, обычно вскоре эту шубу она отдавала кому-нибудьиз нищих. Преосвященный Порфирий говорил: «Дурочка учит нас, умников. О, еслибы и мы додумались до такой любви к ближнему и до такого терпения ради Христа!»С утра и до самой ночи вся жизнь Домны Карповны проходила на людях. Утром онапримерно час проводила в полном молчании, только перебирала свои узелки. В этовремя никто не мог ее разговорить.
Лишь кончивмолиться, Домна Карповна подходила к людям и говорила: «Доброе утро! Многаялета! Многая лета!» и, осенив их крестом, целовала в губы. И после этогоблаженная начинала юродствовать - ходила по селу или городу, говорила безумолку, пила и ела все, что ей подавали. В церкви, когда там было особо многонароду, она переходила с места на место, разговаривала со всеми, гасила свечи,переставляла их, а некоторые складывала к себе в узелок. Домна Карповна всегдаделала вид, что не любит нищих, но сама обычно с радостью собирала всякиестарые вещи и заставляла своих знакомых делать то же самое и хранить барахло вящиках. Потом эти ящики уходили к нищим. А вот странников Домна Карповна оченьлюбила, называя их «мои слепенькие», и выпрашивала для них булки, молоко и другуювкусную еду. Порой брала для этого пищу без разрешения. Стоило лишь хозяйкекакого-нибудь дома отвернуться по делу, как Домна Карповна забирала у нее хлебили кусок мяса, даже кашу из горшка выгребала и скрывалась, спеша с гостинцамик странствующим. Очень сильно заботилась блаженная о кошках и собаках. Они былиее верными друзьями, и им она отдавала большую часть собранной за день еды.Особо Домна Карповна жалела цепных собак и строго следила за тем, чтобы у нихвсегда была вода для питья, и горе было тем хозяевам, которые не радели обэтом, так как блаженная могла повоспитывать и костылем! (Мы все рассмеялись.)По ночам она подходила к собакам и, перерезав веревку, отпускала животных погулять.Собаки тоже очень любили Домну Карповну, но подходили к ней тоже лишь ночью иходили за ней целыми стаями. Порой, во мраке ночи, среди сильного собачьеголая, раздавался громкий голос блаженной: «Пресвятая Богородице, спаси нас! Всенебесные силы, Херувимы и Серафимы, молите Бога о нас!» Так вот Домна Карповнанаходила возможность спокойно помолиться, скрывая от людей свои духовныеподвиги. Горячо и усердно молилась она и в церкви, но только когда была в храмесовсем одна. Здесь лила она горькие слезы и в своем духовном восторге казаласьангелоподобной. И как только святая замечала появление посторонних свидетелей,так тут же бросала молиться и начинала юродствовать. Благовоспитанность Домныпросвечивалась и во дни ее юродства. Однажды мимо одного села, где в то времяжила блаженная, проезжала одна знатная дама. Так Домна Карповна провела с нейвсю ночь, беседуя только на иностранном языке. Еще святая очень любила петьдуховные песни и делала это часто, расхаживая по улицам города. За это ее нередкозабирали полицейские и отправляли в участок. Но это событие всегда быложеланным для всех заключенных, так как томские купцы и купчихи, узнав об арестеюродивой, тут же посылали ей груды пирогов, булочек, блинов, чая и сахара. АДомна Карповна все это с удовольствием раздавала заключенным. И поройполучалось так, что когда срок задержания блаженной заканчивался, то еетоварищи по тюрьме желали ей, в простоте душевной, поскорее попасть обратно вполицейский участок. (Петька снова усмехнулся, но, спохватившись, опасливопокосился на девчонок, сидевших рядом с ним). Вот так, ребята, среди подвиговюродства святая Домна Карповна хранила себя непорочной от мира; умерщвляла своетело, чтобы сохранить душу; во многих трудах шла по пути спасения. К концусвоей жизни она даже приобрела дар прозорливости. Могла предсказывать разныесобытия, предупреждать людей о грозящих им опасностях. Умерла раба Божия ДомнаКарповна в 1872 году, и ее погребли в Томском женском монастыре. На похороныстеклось множество жителей города. Было много и священников, которые питали кблаженной глубокое уважение. Вот и все...
Пашказакончила свой рассказ краткой молитвой: «Радуйся, блаженная мати Домно, вСибири подвизавшаяся и Богу угодившая. Ты моли о нас Превечного Бога!» Костеруже прогорел. Слабый теплый ветерок, тянувший с озера, неярко раздувал угли. Нанебе, совсем потемневшем, зажглись первые сине-желтые звездочки. В сосновойроще сонно пощелкивали птицы. Из спящего села доносился тихий собачий лай. Внизинах туман смешивался с прозрачными сумерками и походил на большую отаруовец, устало возвращавшуюся с дальнего пастбища. Мы сидели молча, думали каждыйо чем-то о своем и глядели на маленькие сиреневые огоньки пламени и оранжевыеискорки, изредка вырывавшиеся из темнеющих уже углей костра. Какое-то щемящеедушу умиротворение разливалось по округе и по нашим сердцам. Мне дажезахотелось обнять всех разом, всех, кто был рядом со мной: Пашку, отцаГригория, брата Феодора, Людмилу Степановну, ребятишек из лагеря и даженеугомонного Петьку и его Зоську, мирно пасшуюся неподалеку. Хотелось ощутитьих тепло, почувствовать, как бьются их сердца, горящие верой, надеждой илюбовью. Верой в торжество нашего православия, надеждой на то, чтоПреображенский храм будет восстановлен и клад отца Иоанна возвратится к людям;любовью ко Господу Богу и друг ко другу. Все эти люди, что были со мной тогдарядом, показались мне в те минуты такими близкими и родными! У меня дажезасосало под ложечкой от мысли, что, наверное, такое вот блаженство испытываютте, кто сподобляется достичь Царствия Божия, когда тебя будут окружать толькотвои единомышленники, единоверцы, твои верные и надежные друзья, с которымиобщаться - одно удовольствие. Я невольно улыбнулся и взглянул на небо.Маленькая звездочка сорвалась с темного покрывала и упала, как мне показалось,прямо на пустую колокольню Преображенского храма.
Почему-топодумалось: «Это добрый знак! Наверное, клад отца Иоанна будет скоро найден!» Ивсе-таки хорошо было бы, чтобы это событие произошло за время нашей смены...Хотя, конечно, это не так важно, лишь бы он вообще вернулся к людям, чтобынаполнить мертвый храм прекрасным великолепием.
Первойнарушила хрупкий покой Людмила Степановна. Поднявшись, она захлопала в ладоши,призывая «зернышек» отправляться спать. В эти мгновения она походила накурицу-наседку, замахавшую крыльями, собирая под кров своих непослушныхптенцов. Я улыбнулся и, протянув руку Пашке, помог ей встать на ноги. Одна изее косичек на секунду коснулась моего лица, и я уловил запахи соснового дыма ивасильков.
Я пошел позадивсех, устало шагая по влажной от росы траве и поглядывая на звездное небо. Ещенесколько тусклых огоньков пронеслись по темному экрану небосклона и упалигде-то в районе Никольского и еще дальше, в дремучих лесах Мещерского края.Когда наша колонна входила в лагерь, я остановился на минутку, чтобызапечатлеть в памяти эту милую процессию и почаще вспоминать потом о всех этихлюдях, ставших мне дорогими за столь короткое время моего пребывания в«Зернышках». Первыми шли батюшка и брат Феодор, о чем-то негромкоразговаривающие между собой. За ними следовали Людмила Степановна и Прасковья.Учительница говорила и жестикулировала рукою, а староста слушала ее и кивалаголовой в знак согласия. Потом, взявшись за руки, парами шли «зернышки».Петька, отделившись от всех, отправился проведать Зоську, хрупающую сочнуютравку на сонном лугу. Я глубоко вздохнул, оглядевшись, сладко потянулся изашагал на территорию лагеря.
ПОИСКИ
Что иговорить, несмотря ни на что, и я, и Пашка, да и все «зернышки» все равногорели желанием обязательно отыскать клад батюшки Иоанна. Почему-то мы считали,что это по силам именно нашей смене и что именно мы и должны отыскатьсокровища, чтобы было чем гордиться перед другими группами волонтеров. И еще мытогда очень надеялись, что обнаружение клада здорово ускорит возрождениеПреображенского храма. Согласитесь, ребята, найти церковное убранство - этоведь более видимое и ценное приобретение, чем простая борьба с бурьяном дакустарником! Нам всем сильно хотелось оставить свой яркий след в делевосстановления веры в здешних краях. Это обстоятельство лишило сна и покояобитателей лагеря. Ребята обсуждали рассказ батюшки почти всю ночь. Изближайших палаток то и дело неслись вскрики, смех, спорные возгласы. Людмиле Степановнепришлось не раз прохаживаться по территории, чтобы успокоить неугомонныхподопечных. Мне своими соображениями поделиться было не с кем, но и я такжепроворочался полночи, обдумывая план того, с чего следовало бы начать поискисокровищ.
Утром «зернышки»залпом проглотили завтрак и даже отказались от перенесенного на сегоднявыходного дня, так как им не терпелось поскорее выйти на работу и там занятьсяпоиском кладов. Из этого я сделал заключение, что большинство ребят уверено втом, что сокровища отца Иоанна запрятаны все же либо в Храме, либо в егоближайших окрестностях. Подумалось даже: как бы они не развалили сооружение,отыскивая клад, вместо того, чтобы, наоборот, созидать его! Я же был уверен втом, что поиски все же следовало бы проводить в Никольском селе, в доме батюшкиНиколая. Ведь первая строка стиха-карты гласила: «В доме у Николушки...». Ивот, как бы в подтверждение правильности моего решения, Людмила Степановнапосле развода послала меня и Прасковью в этот населенный пункт за покупкамихлеба, медикаментов и кое-каких моющих средств, сказав при этом, что автолавка,в силу каких-то обстоятельств, приедет сегодня именно в Никольское, а не в нашесело, как обычно. Я расценил это как знак свыше!
Мы с радостьюсогласились, хотя топать надо было почти восемь километров! Вообще-то, нампосоветовали взять в помощники Петьку с Зоськой, но мы, решив воспользоватьсяслучаем поискать дом отца Николая, отказались от подмоги и пошли своим ходомпрямо через луга. День разгорался жаркий и безоблачный. Солнце с утра поднялотемпературу воздуха до +20? С и неуклонно наращивало обороты. Роса ужепрактически сошла, и идти по высоким травам было не сложно. Но в тот раз намнекогда было любоваться красотами пробудившегося луга: мы живо обсуждалирассказ отца Григория, мои планы насчет поисков в Никольском и пыталисьпо-своему разгадать тайны стиха. Прасковья была во многом со мной согласна, имы понимали друг друга с полуслова. Так, в разговорах, мы незаметно добралисьдо села. На его окраине стояла Никольская церковь. Этот храм сохранился гораздолучше, чем Преображенский, так как за ним все-таки следили, пока здесьнаходился склад. И все равно, за последние годы, когда дело пустили на самотек,следы запустения и разрухи стали все отчетливее проглядываться на фасадесооружения. Кровля во многих местах раскрылась, двери и окна зияли пустымипроемами, штукатурка здорово потрескалась и кое-где отлетела вовсе. Высоченныйбурьян уверенно занимал позиции по всему периметру храма. Неподалеку виднеласьполузаросшая и полуразложившаяся груда полиэтиленовых мешков с удобрениями,источавшая смрадное зловоние. Вороны печально каркали над пустой колокольней.Дорога к храму заросла травой, покрылась глубокими выбоинами, и было видно, чтолюди уже давненько не ходят сюда. Отец Григорий говорил, что стены Никольскойцеркви так пропитались ядовитыми парами, что восстановить ее уже будетневозможно...
Добравшись домагазина, мы успешно сделали все необходимые закупки. Прасковья позвонилаПетьке и попросила его заехать за нами, чтобы отвезти груз. Мальчуган, конечноже, охотно согласился помочь «девочке своей мечты». Ну а мы, пока загорелыйвозница будет добираться до села на своей нерасторопной кобылке, решилипройтись по Никольскому и поискать дом отца Николая. Оставив свой товар поднадежной защитой продавщицы, мы двинулись по пустынной, сильно запыленнойулочке. Чтобы идти было веселее, я купил два брикета ледяного пломбира. Людейнигде не было видно, все занимались своими делами: кто на ферме, кто у стада,кто во дворах и огородах. Только собаки чуть ли не у каждого дома ленивооблаивали нас. Мы уже знали, что дом батюшки Николая изрядно порушен, поэтомустарались отыскать хоть какое-то подобие развалины, но все строения пока быливполне обжитыми. И мы, полизывая белые брикеты, шли все дальше и дальше. Но вотулица кончилась. Завернув за три огромные осины, мы очутились близ небольшогопрудика, почти полностью забитого ряской и осокой. За ним виднелся небольшойлуг, на котором какой-то мужичок пенсионного возраста бодро косил траву. Рядомс ним паслась серая кобыла, запряженная телегой на резиновом ходу. Мы обогнулипруд и подошли к косарю. Поздоровались с мужичком, извинились за свое нежданноепоявление и спросили, не знает ли он случайно, где находится бывший дом отцаНиколая. Косарь весьма удивился нашему вопросу, но охотно вступил в разговор,видимо, уже был наслышан о юных городских волонтерах, восстанавливающихПреображенский храм.