И я также не думаю, что родители игнорируют нас, потому что слишком заняты другими вещами. Это то, в чем мой брат обвиняет отца как минимум раз в месяц (обычно, когда попадается на чем-то, что он делать был не должен). И это не только Джеймс. Лили говорит то же самое, когда ей отвечают, что она не может получить то или это. Даже Роуз так делает, она не наша сестра, конечно, но она всегда то же самое говорит о своих родителях. Она, наверное, хуже всех к этому относится, кстати, потому что, когда у нее есть проблема, она стоит перед выбором - обвинить других или признать себя неправой, так что она всегда обвиняет своих родителей во всем.
Но вернемся к моим родителям. Да, они делают ошибки. Да, я злюсь на них, иногда ссорюсь с ними, иногда думаю, что они поступают нечестно или слишком бурно реагируют. Но, да ладно вам, мне пятнадцать. Я не был бы нормальным подростком, если бы хоть немного, хоть чуточку, не бунтовал против родителей, ведь так? Не то чтобы я вообще нормальный, но вы поняли, о чем я.
Так что нет, моя проблема с тем, что я сын Гарри Поттера, ничего не имеет общего с самим Гарри Поттером (или Джинни Поттер, равные права для всех, конечно). Нет, моя проблема с тем, что я сын Гарри Поттера, связана с фактом, что весь мир ждет от меня, что я буду чертовым героем. Или, как минимум, харизматичным и интересным. Это полное говно, конечно, потому что мой отец, наверное, наименее харизматичный человек, которого я в жизни видел. Но ему приходится играть роль публичной персоны и делать вид, что он не на хрен ненавидит всех этих фотографов, всех журналистов, всех чертовых детишек, что бегают за ним с просьбами об автографах, когда на самом деле, он их ненавидит. Ненавидит их всех. Но он не может позволить другим это понять, потому что люди смотрят на него снизу-вверх, и люди его уважают, и люди думают, что он что-то вроде бога на земле и тому подобная хрень. Так что, когда люди видят это, они ждут от нас того же самого.
И это хрень полная.
Когда я был маленьким, я не знал, в самом деле, обо всем этом гаррипоттеровском наследии. Я имею в виду, да, конечно, я что-то знал, но мои родители никогда не водили нас в публичные места в магическом мире. Мы жили среди магглов (и сейчас живем), и единственные, кого мы знали из магического мира, были наши родственники. Конечно, у моей мамы миллион братьев, так что у нас уйма кузенов, теток, дядей и бла-бла-бла. Но никто из них не вел себя в стиле «обожемойбожемой, Гарри Поттер!!!». Так что хоть мы и знали, на самом деле мы даже не догадывались о пределах всего этого.
Но потом, спустя несколько лет, я пошел в Хогвартс, и моя жизнь немного изменилась. И под «немного» я имею в виду «до хрена сильно».
Это было так, будто я внезапно стал звездой, только потому, что начал учиться. Это было смешно. Это все еще смешно. Люди ведут себя так, будто я какой-то святой только потому, что моя фамилия Поттер. Они ждут, что я буду дружелюбным, веселым, популярным и потрясающим во всем.
Они думают, что я буду как Джеймс, вот на что они надеются.
Но я не Джеймс. Я во всем плох. Я дерьмо в учебе. Я не могу поговорить с девчонкой без того, чтобы меня не начало тошнить. Я с трудом завожу друзей. И даже в квиддиче я дерьмо. Мой отец — самый молодой Ловец столетия. Моя мать — профессиональный игрок в квиддич, самый ценный игрок двухкратных чемпионов страны, Холихедских Гарпий. Если и есть что-то, в чем я мог преуспеть — так это квиддич.
И все же, я здесь, в библиотеке, в субботу днем, с Роуз и Дэвидом, учу трансфигурацию рептилий. Где мой брат? На квиддичном поле, тренируется с остальной его (моей) командой.
Если честно, я не знаю, почему я здесь. Роуз притащила нас сюда для «репетиторства». Конечно, это полная херня. Ей не улучшение наших оценок нужно, она просто хочет держать Дэвида подальше от Элизабет как можно чаще. Я здесь потому что… Ну, я не знаю. Роуз велела мне прийти, я пришел. Да, знаю, я гребаный неудачник.
— Нет, это неправильно, - сказала Роуз, прерывая мое течение мыслей и возвращая Дэвиду его эссе. — Млекопитающих невозможно трансфигурировать в пресмыкающихся из-за проблем с дыханием, это не имеет отношения к типу кожного покрова.
Дэвид выглядит смущенным и бормочет что-то себе под нос.
— Ненавижу это дерьмо, — ноет он, прожигая взглядом свой пергамент. — Я имею в виду, если млекопитающих нельзя трансфигурировать в пресмыкающихся, то какого хрена мы это учим? Как будто кто-то из нас сможет это сделать.
— Нам нужно это выучить, потому что это один из вопросов на СОВ. Ты ведь хочешь сдать СОВ, верно?
Это сложный вопрос. Я отлично знаю, что Дэвиду совершенно наплевать на экзамены, сдаст он их или не сдаст. Он ненавидит школу и на учебу ему положить аж два раза.
Но если он скажет это Роуз, она взбесится и начнет на него орать, и он это знает.
Так что в итоге он отвечает:
— Конечно. Но я все равно считаю это бессмысленным.
Роуз в последнее время просто на грани, с тех пор, как тетя Гермиона приехала и устроила ей головомойку из-за истории с Зельями. Она сказала Роуз, что та «неконтролируемая» и «настоящее разочарование» и тому подобная фигня, которую взрослые говорят детям, когда пытаются заставить их чувствовать себя виноватыми и вести себя так, как им, взрослым, хочется. Обычно Роуз просто плюет на такое и не обращает внимания, но в этот раз она почему-то расстроена. Она сказала, что это потому, что ее мама - «лицемерная корова», и она поверить не может, что они родственники, но я уверен, на этот раз это что-то другое. Не то чтобы я собирался спросить, нет конечно, я все еще хочу, чтоб моя голова была прикреплена к моему телу.
Она наклонилась над учебником Дэвида и начала что-то ему объяснять тихим и серьезным тоном. Кажется, она забыла, что она и меня должна бы «подтягивать», но я рад, в общем. Я заметил, что она открыла Дэвиду отличный вид в вырез рубашки, когда так наклонилась, и он определенно не старается этот вид игнорировать. Не знаю, заметила она это или нет, но если заметила, то должно быть довольна.
Мне пришлось почти час этим утром слушать ее нытье о том, что у нее слишком длинный нос. Она брюзжала об этом, пока расчесывала волосы и раздражалась, что они не прямые.
У Роуз постоянно есть вопросы к своей внешности, и она постоянно жалуется или открыто проклинает свою мать за то, что у нее такие неконтролируемые волосы. Но на самом деле Роуз очень хорошенькая. Не то чтобы она об этом знала, конечно, ну, или, может быть, она знает и просто прикидывается. Кто ее знает. Но да, она хорошенькая, и многие пацаны постоянно о ней говорят. Она очень высокая и очень тонкая, и это, само собой, многим парням нравится. И у нее очень рыжие и очень кудрявые волосы, так что это отличает ее от всех других девчонок в школе, потому что ни у кого другого нет таких волос. И у нее хорошенькое лицо: красивые глаза и нос вовсе не такой длинный, как она старается доказать. У нее был бы богатый выбор, если бы она начала выбирать. И оставила Дэвида в покое, конечно.
Все это уже выходит из-под контроля. Она становится чересчур очевидной со всеми этими предложениями «репетиторства», с тем, как она садится рядом с ним на каждом уроке, во время еды или в гостиной. Я определенно уверен, Элизабет начала что-то замечать, потому что она начала делать такие легкие замечания вроде: «Ой, прости, Роуз, не знала, что ты начала бросать подруг ради их бывших парней» и все такое. Пока не случилось огромного взрыва или чего такого, но я думаю, что это лишь вопрос времени. Дэвид, ко всему тому же, начал обращать на нее все больше внимания, он играючи поддразнивает ее, дергает за волосы, смеется над всеми ее шутками, даже если они несмешные.
Я изо всех сил пытаюсь игнорировать расцветающую рядом любовь (дайте блевануть), и смотрю вместо этого в окно. Конечно, невозможно из этого окна увидеть квиддичное поле, но я отлично представляю себе, где они сейчас - делают предварительную разминку. Джеймс, скорее всего, дарит Челси Уитакер розы и конфеты и обзывает остальных сокомандников ленивыми бесполезными ублюдками (или как-нибудь также оскорбительно). Он настолько гадок.
Я сдаюсь, отсюда поля не увидеть, и поворачиваюсь назад к Роуз и Дэвиду, которые сейчас хихикают над чем-то (а обычно никто из них никогда не хихикает).
Отвратительно. Я решил пойти порыться в секции истории и найти что-нибудь для эссе по Революции Кентавров, которое надо сдать на следующей неделе. Невредно начинать заранее, верно?
В библиотеке тихо и почти пусто, что неудивительно, конечно, потому что это одна из последних теплых и солнечных суббот, которых больше не будет до весны. Не так уж много людей бродит среди полок с книгами. Я почти удивлен, когда сворачиваю за поворот и нахожу там еще кого-то. Это Скорпиус Малфой, и он выглядит таким же напуганным встречей, как и я.
— Прости, — пробормотал я, отступая на шаг, чтоб дать ему дорогу. Он же не двигается, лишь пожимает плечами и бледнеет еще сильнее, чем раньше. — Ты в порядке? — нервно спрашиваю я. Он выглядит так, будто сейчас грохнется в обморок или что-то в этом роде, а я не хочу быть единственным тут человеком, если он отрубится.
— Да, — невнятно мямлит он. Он выглядит действительно нервным, и я замечаю, что он смотрит за мое плечо, на стол, где Дэвид и Роуз сидят, склонившись друг к другу — занимаются.
Вот что я знаю о Скорпиусе Малфое:
Мой отец и его отец — кровные враги с самой школы.
Его отец невероятно, невероятно богат и всегда покупает всей слизеринской команде самые новые метлы каждый год.
Он ловец в этой самой слизеринской команде и однажды побил меня (на третьем курсе, в финальном матче).
Он такой тихий, что многие уже забыли, что он умеет разговаривать.
Он странный.
Да, я знаю на самом деле не слишком много.
— Меня выкинули из команды, — вдруг сказал я, совершенно не понимая, зачем я вообще заговорил, а тем более сказал это. Думаю, потому что все разговоры, которые были у нас со Скорпиусом, сводились к квиддичу, и я не знаю, что еще ему сказать.
Он лишь кивнул и ответил:
— Знаю, я там был.
Великолепно.
Не только вся гриффиндорская команда видела, как мне дали под жопу, так еще и вся слизеринская — тоже. Фан-нахер-тастично.
— Это было глупо, кстати, — продолжает мямлить он. — Я про брата твоего. Эта девчонка еще ребенок.
Я знаю это. Все это знают. Каждый из моей (бывшей) команды подошел ко мне и сказал именно это, дословно.
Я просто ответил:
— Ага.
— И кто знает, как она будет выглядеть, когда начнет играть, — он все продолжал, и я подумал, что это странно. Он все так же мямлит, но я никогда не слышал, чтобы он говорил так много слов подряд.
— Нам же лучше.
Пидор.
— Если она окажется дерьмом, я имею в виду.
— А если она окажется талантом, — я повторяю слова Джеймса перед пробами, когда он объяснял, почему позволяет первогодкам пробоваться, — то вам кранты.
Если честно, я надеюсь, что она действительно окажется дерьмом. Если она талант, то это значит, что Джеймс прав, и Джеймс выиграл. А меня лично уже тошнит от того, что Джеймс на хрен выигрывает все. Может, с моей стороны это неспортивно, но думаю, я буду болеть за любую другую команду кроме Гриффиндора в этом году. Даже за Слизерин. Пусть меня возненавидят мои софакультетники, плевать. Я не хочу, чтобы Джеймсу приносило удовлетворение то, что он принял верное решение. Я хочу, чтобы он жалел об этом каждый день, всю оставшуюся жизнь. Я надеюсь, что скауты, которые приедут на него смотреть, увидят, что его команда сливает так паршиво, что ни одна команда не предложит ему контракт. И надеюсь, он проживет всю свою взрослую жизнь в подвале дома наших родителей, пока однажды мама не спятит и не вышвырнет его под зад ногой.
Да, я его действительно ненавижу.
— Твоя кузина с ним встречается?
Что?
Я думаю, что так замечтался о том, как Джеймс лоханется, что забыл, что говорил с человеком. Скорпиус снова смотрит мимо меня, я оглядываюсь и вижу, как Роуз и Дэвид все еще хихикают над чем-то, что они сочли смешным. Скорпиус смотрит на них, и на секунду меня это пугает.
— Встречается с кем? — спрашиваю я, и, да, я немного подозрителен. — С Дэвидом?
— Ага, — бормочет он и снова смотрит на свои туфли. Он снова бледнеет, и мне начинает казаться это забавным — оказывается, у него анти-румянец от смущения.
— Они в последнее время постоянно вместе, — он говорит тихо, и я не уверен, что я слышал все, что он сказал. Он, что, следит за ней или что-то вроде? Гадость.
— Не знаю, — отвечаю я, сузив глаза и внимательно его разглядывая. Какого черта ему нужно от Роуз? Наверное, его отец велел ему ее убить или что-то вроде.
Скорпиус просто кивает и отвечает:
— А.
— Да, — я смотрю назад на стол еще раз. — Ну, увидимся.
Скорпиус кивает снова, и он выглядит действительно сконфуженным. Ну, так и надо. Если он планирует убить мою кузину и все такое, то он заслуживает растерянность!
— Увидимся, — бормочет он и уходит так быстро, что почти бежит. Я проследил, как он ушел, и вернулся к Роуз и Дэвиду.
— О чем ты говорил со Скорпиусом Малфоем? — спросила Роуз, как только я сел.
— Ого, ты заметила? — изобразил я фальшивое изумление. — Я думал, ты слишком занята, чтобы заметить что-то кроме Трансфигурации.
Роуз пристально смотрит на меня и немного закатывает глаза. Дэвид ничего не говорит, но я вижу, что он чувствует себя виноватым, потому что я знаю, что он пытается подъехать к Роуз. Это как раз то, чего она хочет, но он не знает, что я это знаю.
Роуз не выглядит ни на секунду озабоченной. Вместо этого она превращается в Ужасную Роуз и ядовито произносит:
— Ну, может, тогда пойдешь, найдешь Меган и позанимаешься с ней?
Дэвид выглядит заинтересованным, и я не знаю, возмущаться мне или нет. Сомневаюсь, что Роуз когда-либо дойдет до такой точки, что действительно продаст меня с потрохами, но иногда она делает такие прозрачные намеки, что даже самый тупой на земле поймет, в чем секрет. Иногда она действительно не слишком мила.
Так как я итак не получал никакой помощи с Трансфигурацией (спасибо, Роузи), я собрал свои вещи и оставил влюбленных пташек одних. Это было чистое совпадение, что я врезался прямо в Меган. Или, вернее, не совпадение, а доказательство, что бог меня ненавидит. Потому что, когда я говорю «врезался», я имею в виду, буквально врезался. Мы столкнулись лбами, и я почти упал. К моему счастью (к ужасу), она меня поддержала.
— Осторожнее, Поттер, — смеется она, держа меня за плечо и поднимая одну руку, чтобы потереть собственный больной лоб.
— Прости, — заикаюсь я. Она всегда заставляет меня заикаться. Потому что я неудачник.
Меган улыбается, и, господи, как бы я хотел, чтобы ее губы были не такими красивыми.
— Ты был в библиотеке? — Спрашивает она с очевидным недоверием, потому что кто ходит в библиотеку в теплую, солнечную субботу?
— Я был с Роуз.
— А, — кивает она. - Это все объясняет.
Она права, конечно, Роуз — это как раз тот человек, что пойдет в библиотеку в теплую, солнечную субботу.
— Куда ты идешь? — спросил я, цепляясь за что угодно, из чего можно выжать легкую беседу, и не выглядеть при этом полным и совершенным идиотом. Я не удивлюсь, если мой голос в любую секунду начнет дрожать, вот насколько все плохо.
— Ну, вообще-то я искала Роуз, — отвечает она. — И я подумала, что она может быть в библиотеке.
— Она с Дэвидом, — выпаливаю я. Я мог бы продолжить и добавить «занимаются», но я еще не забыл то, как она назвала имя Меган при Дэвиде. Долг платежом красен.
Меган немного насторожилась, и, скажу я вам, она жаждет сплетен.
— Он ей нравится? — жадно спрашивает она, немного понизив голос, чтобы звучать потише.
Я просто пожимаю плечами. Я не подтверждаю это, потому что я не полный ублюдок, но и не отрицаю, потому весы Роуз в последнее время все чаще перевешивают в плохую сторону.
Мое молчание, тем не менее, многое говорит Меган, потому что она продолжает:
— Если они начнут встречаться, Элизабет ее убьет. Она ведь знает, верно?