Не значит ли все это, что куда точнее смотреть на экономику, как на отношение ценностей и потребностей (где одно определяет другое, а вместе они создают основу для этой самой экономики), нежели как на привычные нам "товар" и "деньги"? То, что мы хотим получить в результате любых обменов - "выйти в это" (по аналогии с формулировкой "выйти в кэш") - это фактическая ценность, необходимая для удовлетворения наших потребностей. Но дальше многое зависит от понимания сути феномена потребности - если потребность связана с представлением о времени, то ценностью становится не только то, что мне нужно сейчас, но и то, что мне может понадобиться в будущем. У моих бабушек (ровесниц Великой Октябрьской Социалистической Революции) в шкатулках хранились украшения, а в сервантах - по набору серебряных столовых приборов. Эти украшения практически не носились, а приборы не использовались, их ценность состояла в том, что когда-нибудь, "когда будет совсем плохо", они могут быть обменены на еду. Странно ли, что так рассуждали женщины, пережившие всю блокаду Ленинграда - от первого до последнего дня?
Славные граждане свободных Афин долгое время не могли понять, что за странная идея у Фемистокла строить флот. Зачем? Первая "История" - геродотовская - возникнет позже, греко-персидские войны еще не начались, то есть, еще никто не знает, что военный флот может понадобиться и насколько он может быть важен. Да, с миелинизацией лобных долей у Фемистокла, а потом и у Перикла, судя по всему, дела обстояли ощутимо лучше, чем у подавляющего большинства их современников. Представьте себе, насколько высок должен был быть уровень абстракции, воспроизводимый мозгом этих государственных мужей! Они, опираясь на свои достаточном примитивные, не подкрепленные инструментально, представления о прошлом, заглядывали в будущее и пытались овладеть им, готовясь на случай возможного нападения персов. Зная все, что мы знаем теперь, это кажется элементарной задачей, но тогда - для тех людей и до того, как все это произошло, - она была сложнейшей. Навык представлять будущее, воображать его, видеть - радикально новая вещь. Да, потом была битва при Марафоне, поход Ксеркса, 300 спартанцев и лишь осознанная на опыте угроза персидского вторжения привела к формированию Делосского союза и его казны, когда 208 городов-союзников собрали на Делосе 460 амфор серебра союзной "казны" (смехотворное, надо признать, количество для античного МВФ, а зная еще страсть греков к преувеличению, - взять хотя бы абсолютно фантастические цифири персидского войска у того же Геродота, - вряд ли этих амфор-талантов вообще было больше сотни). Иными словами, именно благодаря возникновению будущего в головах людей, они начинают понимать суть денег, и именно желание овладеть угрожающим будущим превратило, в свое время, греческое серебро - в "деньги", хотя бы отдаленно напоминающие те, что мы привыкли считать деньгами.
Мы живем в медийном пространстве, у нас нет никаких ограничений по доступу к информации, в том числе, исторической - мы знаем, о том, насколько чудовищна может быть война, но даже в этих условиях социологи фиксируют загадочный феномен - современные развитые общества не только перестали бояться войны, они соскучились по ней! То есть, даже зная, благодаря доступности информации, обо всех ужасах, сопровождающих войну, мы перестаем бояться ее, когда из жизни уходят ее последние свидетели. Каким же было восприятие исторического "времени" в древнем мире - без книг, видения масштаба геополитических процессов и документального кино? Предельно примитивным, но такими же были и деньги. Деньги и отношение к ним - есть зеркало понимания соответствующим обществом истории и его способности к формированию представлений о будущем. Они нужны, как гарант - пусть и предельно ненадежный и виртуальный (о чем, впрочем, человек как правило не догадывается) - возможности получить в этом непредсказуемом будущем те ценности, которые будут нужны человеку для удовлетворения его потребностей в предстоящем. Именно этим обуславливается и важность "эквивалентности" денег (в нынешнем ситуации к этому примыкает, на тех же основаниях, и характеристика "свободной конвертации валюты"), поскольку мы не понимаем, что именно нам в этом будущем может понадобиться, и сколько все это будет стоить. Чем более драматичным представляется нам будущее - "нечего будет есть", "не на что будет жить", "заболеешь, состаришься и никто о тебе не позаботится" и т.д., тем большую потребность мы испытываем в наличии денежных накоплений - "на черный день", "под подушкой", "гробовых". Мы жаждем их, как тревожный больной транквилизаторов.
Вся эта драматургия уже - прямо или косвенно - показана в исследованиях на, так сказать, живом мозге: нейрофизиологи Стэндфордского университета под руководством профессора Брайна Кнутсона выяснили, что принимая решение о покупке наш мозг актуализирует прилежащее ядро - зону, ответственную за предвкушение удовольствия, когда же он видит перед собой чек на кругленькую сумму, активизируется островок Рейля - тот самый, который генерит чувство боли и дискомфорта. Иными словами, за феноменом, который мы привычно считаем "деньгами", в действительности, стоит наше отношение со временем - расставание с деньгами является для нашего мозга почти физической болью, за которой, в свою очередь, кроется наше самонаказание за утрату (с тратой денег) виртуально-защищенного будущего. Если деньги являются для нашего мозга эквивалентом удовлетворения будущих потребностей, а наличие денег гарантирует ему защищенность (они воплощают для него "все, что может понадобиться", включая масловскую любовь и уважение других людей), то, вероятно, нам и надо говорить, в первую очередь, о будущем, а не о "деньгах".
Но будущее - это ничто, его еще нет, а потому оно безразмерно. Сколько нам нужно денег для этого нашего будущего? Можно прикинуть, но тут же возникнут опасения... А что если эти деньги обесценятся, прогорят? Что если, например, в будущем изобретут лекарство от смерти, и оно окажется баснословно дорогим? Все это лишний раз доказывает, что в этой игре участвуют не деньги, а время - представление о будущем. Пределы "разумного количества необходимых денег" легко рушатся: будущее - это фантазия и страх, у которого, неизбежно, глаза велики, а потому мозг хочет не просто удовлетворения потребностей, но страховки, гарантии, надежности, то есть - больше и больше денег, как способа овладеть этим будущим, контролировать его. При этом, мы из опыта знаем, что деньги постоянно теряют в стоимости, что их никогда не бывает "довольно"... Именно этот страх перед будущим в "век тревоги" (таким был, по заверениям психологов, ХХ век) и разогнал машину производства денег из ничего. Этому же поспособствовала и гедонистическая идея, связанная с разросшимся фантомом желания - много и быстро заработать, чтобы "ничего потом не делать, а просто жить и получать удовольствие". Если мы принимаем такую тактику (причем, слово "если" звучит в этом предложении уже как издевка), то сколько нам, в этом случае, нужно денег? В общем, в деньгах мы имеем невротический механизм компенсации, который всегда приводит к обратному эффекту.
Странно ли, в связи со всем этим, что идея "Капитала 1.0" принадлежит Карлу Марксу - первооткрывателю "континента Истории", как называл его Луи Альтюссер? Ведь уже и "капитал" Маркса, хоть он и зиждется на идее объективно существующих материальных благ, реально определяется не как что-то физически-наличествующее, а как "самовозрастающая стоимость". В этом самовозрастании - то есть, будущем и гипотетическом росте, - и заключается, как пишет Маркс, "жизненный процесс капитала". Вот одна из тех причин, почему мы должны смотреть на Маркса, в первую очередь, как на методолога: динамика капитала от "Капитала 0.0" к "Капиталу 3.0" - это процесс совершенствование способа овладения будущем, в этом заключается сама логика финансов.
"Новая методология", о которой я только что упоминал, усматривает сущностную и универсальную динамику фаз развития любого процесса: крайние его точки (первая и четвертая фазы) характеризуются одним и тем же базовым феноменом (в последней фазе мы, впрочем, видим этот феномен преображенным, вышедшим, так сказать, на новый уровень - за счет того, что он вобрал в себя функцию рассматриваемого нами процесса развития), а две промежуточные фазы, находящиеся по центру (вторая и третья), представляют собой некую трансформацию самой этой функции, примененной к феномену. В рассматриваемом нами случае, то есть, применительно к становлению нынешней финансовой системы, сущностным феноменом процесса является ценность (оборачиваемая, обретающая стоимость и т.д.), а функцией, и это возможно главное, что необходимо понять, - время. Появление, рост представлений человечества о времени (пусть это и звучит странно), и есть эта функция по отношению к феномену ценности.
Функция времени долго набирала силу. Трудно представить, но привычные нам наручные часы вошли в моду только в начале прошлого века, а первые попытки синхронизации времени на разных территориях были продиктованы появлением железных дорог (середина XIX века) и телеграфа (это уже конец XIX века). То есть, это даже не вопрос "истории" как науки (ее новый общественный статус - лишь маркер происходящих с нами изменений) - само время, как осознанный феномен, поступательно овладевало нашей жизнью - в том числе и экономической. Человечество в своем развитии, подобно взрослеющему ребенку, училось думать о времени, разворачивать его, и эта функция с неизбежностью стала менять природу того, что является для человека ценностью. Всякая ценность существует здесь и сейчас, эта же ценность завтра - это уже нечто другое (вполне возможно, что она уже и не будет обладать ценностью, а возможно наоборот - обретет ее, как картины Ван Гога). То есть, появление функции времени в системе оценки феномена ценности меняет саму природу этой ценности. Вкусное рагу - несомненная ценность, но если вы посмотрите на него через призму функции времени, то станет понятно, что оно останется ценностью завтра, только убранное в холодильник, а через неделю - если сейчас его законсервировать. Иными словами, ценность во времени требует других ценностей (холодильников, консервных банок или маркетинга, как в случае Ван Гога), которые помогут ей сохраниться, а возможно, и приумножиться.
Механика рождения нового мира - "Капитала 3.0". Схватки
http://snob.ru/selected/entry/85990
Продолжаем публиковать текст Андрея Курпатова, посвященный новым экономическим отношениям. В четвертой части читайте о том, как "Капитал 1.0" взял контроль над будущим, и об одной устойчивой иллюзии, лежащей в основе следующего капитала - "Капитала 2.0".
Мы подошли к главному вопросу: как функция (время) меняет феномен (ценность), которую она "развивает" (модифицирует), будучи к нему примененной? Давайте выстроим в цепочку четыре "капитала", которые характеризуют сущность каждого из четырех этапов (фаз) процесса формирования финансово-экономической системы: товар ("Капитал 0.0") - деньги ("Капитал 1.0") - доверие ("Капитал 2.0") - ресурс ("Капитал 3.0").
Когда мы говорим о "товаре", применительно к "Капиталу 0.0", мы, в некотором роде, грешим против истины - нет, это не "товар" в нынешнем его понимании, это фактические ценности, которые, действительно и непосредственно, могут быть обменены на какие-то другие ценности (как "драгоценности" моих бабушек, купленные когда-то за огромные деньги, и которые во времена Перестройки настолько потеряли свою ценность, что вряд ли кто-то из членов семьи сейчас упомнит, что с ними сталось). Такова была экономика славного Делоса (см. об этом в части 3): влияние времени было очень условным (ценности интересовали жителей и гостей Делоса в крайне ограниченной временной перспективе), а потому и соответственно, потребности населения также были весьма ограничены - тебе не надо готовиться со всех сил к какому-то долгому будущему, потому что ты просто не можешь себе его представить (мои бабушки в страшном сне не могли себе представить грядущей Перестройки и как это событие отразится на их накоплениях - ведь были еще и сберкнижки, отдельный предмет гордости).
Лишь в XIX веке, если мы говорим о западной цивилизации, деньги, наконец, стали "деньгами" - самостоятельной ценностью. До этого, разумеется, они использовались и выполняли в экономике обмена важную роль, но они были лишь частью внутри самого этого обмена - ценностью в ряду других ценностей. И ценностью, надо признать, "не первой свежести": в древней Греции, например, работа классического финансиста считалась недостойной свободного эллина (этим занимались чужеземцы), а в христианские Средние века действовал запрет на ростовщичество (представьте себе это, чтобы понять, как, на самом деле, эти люди относились к деньгам). До самого недавнего времени запасались землями, домами, провизией, оружием и прочими фактическими, физическими, непосредственными ценностями (в конце концов, все их всегда можно было на что-нибудь обменять, если бы потребовалось), а не деньгами. Флорентийский клан Медичи, после того, как его основатели переродились из бандитов в банкиров и научились обходить церковный запрет на ростовщичество, были, возможно, первыми, кто придал деньгам их новое качество - они стали открыто и системно давать деньги в рост, на будущее. Впрочем, успех этого клана был сравнительно недолгим, а добрая и старая Англия, например, сумела поставить на ноги свою текстильную промышленность и металлургию без всякой помощи банков - то есть, без кредитов. Деньги постепенно превращались в самостоятельный инструмент бизнеса, но в этом своем новом качестве им еще только предстояло завоевать головы населения как такового.
"Капитал 1.0", описанный Марксом, - это то, что непосредственно производит ценности, то есть, средства производства, рабочая сила, плюс финансовый капитал, который использовался как инвестиции в те самые средства производства и для найма рабочей силы. Средства тратились сейчас, а ценности возникали через паузу, необходимую для производства и сбыта товара. При этом капитальные вложения, осуществленные предпринимателем, окупались в еще более длительный срок - и эта долгая пауза (время) должна была существовать у него в голове как факт реальности. Иными словами, он должен был думать о большом отрезке времени, которое еще не случилось, как о том времени, которое в каком-то смысле уже есть. Он должен был научиться полагаться на будущее, которого еще нет (а возможно, и не будет), как будто бы это что-то настоящее, действительное. Он должен был верить своей фантазии (иначе эти представления о будущем и не назовешь) так, как он верил в то, что существовало здесь и сейчас.
Мы уже говорили о разумности приматов, но чего, например, человекообразная обезьяна понять никак не может? Представьте, что мы научили мартышку ездить на примитивном электрическом автомобиле (это не сложно), а затем переходим к изучению правил дорожного движения. Можем ли мы научить ее останавливаться по сигналу светофора? Конечно, это ведь элементарный условный рефлекс - как лампочка для собаки Ивана Петровича Павлова. Все правильно, но есть одна малюсенькая проблема: обученная таким образом человекообразная обезьяна будет останавливать свой драндулет не на стоп-линии у светофора, а в том месте, где она заметит его красный сигнал. Заметит его за десять метров - остановится за десять, а за пятьдесят, так и за пятьдесят остановится. Она не может понять, что это условность, что реальное действие красного цвета начнется для нее только на стоп-линии, несмотря на то, что видит она его уже сейчас. Ее лобным долям, что ты ни делай с их миелинизацией, никак не понять эту хитрость времени - видишь уже сейчас, а остановиться надо будет, когда доедешь до стоп-линии. Ситуация предпринимателя, в каком-то смысле, очень схожая, хотя и обратная: ты вкладываешь сейчас все, что есть, плюс еще берешь кредит и залезаешь в долги, а твоя прибыль - фактическая, "чистая", после всех вычетов - возникнет еще бог знает когда. Но он знает, что она возникнет, что она с неизбежностью появится в будущем, потому что это будущее для него - факт реальности, оно для него существует как настоящее.
По сути, все выглядит так, что "Капитал 1.0" взял будущее под свой контроль - ценности, еще не возникшие в процессе производства, уже, в каком-то смысле, оказались в экономике, как настоящие, реально (пусть и отложено) существующие. Именно эта иллюзия "реальности будущего" и легла в основу следующего капитала - "Капитала 2.0", известного нам, в отличии от предыдущих, и по собственному опыту. Оставалось только ее чуть-чуть подкрутить... В значительной степени за счет информационного бума, информатизации и развития современных технологий ("Третья волна", по Элвину Тоффлеру) будущее стало услужливо казаться человечеству не только реальным, но еще и бесконечным, неисчислимо долгим. Если предприниматель "Капитала 1.0" думал об определенном, можно сказать, исчислимом будущем - то есть, держал в голове некий реальный производственно-потребительский цикл, и "товаром", все-таки, оставались реальные ценности (пусть и виртуализированные, потому что, в значительной степени, существующие лишь в несуществующем пока будущем), то на этапе "Капитала 2.0", где граница будущего отодвинулась далеко за линию горизонта, ценностью стал уже даже не тот товар, который будет когда-то произведен, а просто доверие к участнику рынка, как субъекту, который будет способен - в этот самом неисчислимом будущем - платить по своим долгам. Тот факт, что нарастающий навес совокупного долга человечества таков, что "вернуть" его в обозримом будущем не представляется возможным ни при каких обстоятельствах, участников рынка более не смущает - в конце концов, экономисты хорошо знают, что финансовый бизнес делается на процентах, а не на теле кредита (какие бы формы - векселей, облигаций и т.д. - он не принимал).