Если раньше приходилось дело иметь дело с преступниками, отдельным из которых термин "оступившийся", хотя и с натяжной, но все же можно было приметить, то в настоящее время приходилось "работать" с бывшей партийной и советской номенклатурой, превратившейся вдруг в респектабельных бизнесменов, демократов-чиновников, и крутящихся между ними откровенными бандитами.
Потому он и воспринял как должное задание на проверку анонимных заявлений в отношении этого автохозяйства. Ознакомившись с заявлениями, Удовенко решил побывать в других компетентных службах города, по поводу возможного наличия у них компрометирующих материалов на проверяемый объект, а если быть точнее, на их руководителей.
Однако, ни у налоговиков, ни в УБОПе и, наконец, в службе безопасности, ничего компрометирующего не нашел. Наоборот, все были откровенно удивлены, что к предприятию, всегда считавшемуся безупречным, вдруг проявила интерес прокуратура. Один из налоговиков ему прямо тогда сказал: "Тут, молодой человек, пахнет откровенным "заказом", так что, будь осторожен…"
И если у Удовенко на этот счет и были какие-то сомнения, они вчера вечером, в одночасье были развеяны в прокуратуре, и никем-нибудь, а его коллегами…
…Ему в этот день пришлось немного задержаться на работе. Когда же все дела были закончены, а это было уже около 22.00, он закрыл и опечатал сейф, затем дверь кабинета. По пути к выходу, зашел в туалет. И только хотел покинуть кабинку, в туалет ввалились его коллеги. Что-то его удержало, и он замер.
Потому, как велся разговор, его манера, - коллег было двое и были они в подпитии. Коллеги шумно обсуждали удачно проведенную в автохозяйстве операцию, смысл которой был в том, что, используя сотрудника вневедомственной охраны, в одном из боксов был заложен пакет с героином. Называя его миной замедленного действия, они гадали, как быстро найдут его оперативники.
Вот тут Удовенко и стала понятна роль анонимки, где говорилось, что автохозяйство занимается транспортировкой наркотиков. И то, что от него скрыли истинный характер проверочных мероприятий, тоже стало понятным: его считали "человеком" прокурора, который, к несчастью, находился на данный момент в больнице. Ему стало предельно ясным, что в случае "провала", он, как человек прокурора, будет "козлом отпущения". Решение принять контрмеры пришло спонтанно. Когда в кабинет, в котором он работал, зашел вице-президент Концерна, являющегося владельцем автохозяйства, Удовенко, не смотря на допущенную отношении его тем колкость, сумел сдержаться и умышленно допустил "утечку" информации.
Проводив взглядом Лустенко, Веригин вызвал Мохова.
Он неприязненно окинул взглядом помятую фигуру своего помощника, и неожиданно взорвался:
- Что происходит!? Ты в курсе, что оперативники ни хрена не нашли?! Может там ничего и не оставляли?! Сукины дети! Только водку жрете, да баб в саунах трахаете!..
Подождав, когда Веригин, иссякнув, замолчит, Мохов тихо сказал:
- Да, Семен Алексеевич, мне это известно. А "подарок", как и планировалось, был заложен, там, где положено…
- Тогда, в чем дело?!
- А дело в том, - невозмутимо продолжил Мохов. - Мы просто недооценили наших с вами противников…
- Не спускайте с этой сволочи глаз! Чтобы знали о нем все! Я имею в виду того, который недавно был у меня, - поймав вопросительный взгляд помощника, пояснил Веригин. - Буквально все!..
Веригин понимал, что противник его очень опытен, опасен, и на какой-то компромисс с ним, рассчитывать не приходилось.
Хромов вывел "копейку" со стоянки фирмы, проехал перекресток и свернул на проспект. Напротив универсама объехал стоящую у обочины иномарку и впереди, метрах трех от нее, притормозил. Подождав, когда из нее перейдет Лустенко, и похожий на борца молодой человек, он мягко тронулся с места.
Почему в качестве автотранспорта была выбрана именно его "старушка", и куда ехать, ему объяснили еще вчера.
Ехали молча. В зеркале заднего вида Хромов наблюдал, как дремлет Лустенко, и лениво поглядывает в окошко молодой человек.
Выщелкнув из пачки сигарету, Хромов утопил прикуриватель. Прикурив, задумался. Задумался о проблемах, которые возникли с ОГСО, или иначе, вневедомственной охраной. По настоянию Лустенко, предприятие в одностороннем порядке разорвало с ней договор. А это довольно приличная сумма "неустойки". Лустенко пообещал погасить на нее расходы. С новой охраной проблем не возникло. Заключили договор с охранным агентством. Какие-либо объяснения вневедомственной охране, Лустенко давать запретил.
- Федор, - тебе не кажется, что за нами "хвост", - Лустенко осторожно тронул его за плечо.
- Все может быть, - уклончиво ответил Хромов, - я этот зачуханный "Москвич" засек сразу, как только отъехали от универсама.
- Ладно, - снова подал голос Лустенко. - Если это действительно "хвост", он скоро отвяжется.
Хромов удивленно полуобернулся: "Если "хвост" прицепился, зачем ему отцепляться?"
- Скоро поймешь, Федя, - ответил Лустенко и повернул лицо к заднему окошку.
Через пару километров трассу поглотил смешанный лес, деревья которого подступали, казалось, к самой дороге. Утопив взгляд в яркой свежей зелени, Хромов почувствовал, как отпускает появившееся еще в городе напряжение.
- Сворачивай, Федор, - Лустенко снова тронул Хромова за плечо, как только впереди появился съезд. - Вот сейчас наш "хвост" и отстанет.
Сбавив скорость, Хромов свернул. Впереди появились камышовые заросли, а между ними мостик, перекинутый через заболоченную речушку. Он осторожно миновал его, как неожиданно, перед самым капотом выросла заляпанная грязью "Нива". Чертыхнувшись, Хромов крутанул руль вправо, проскочил мимо и, выругавшись, посмотрел в зеркало заднего вида.
- Все спешим, спешим куда-то, - раздраженно покачал он головой, наблюдая, как выскочивший из застрявшей поперек мостика "Нивы" хозяин, склонился к заднему правому колесу.
- Да, брат, не повезло тебе, - сочувственно пробормотал Хромов, включая вторую передачу.
- Повезло, не повезло, - засмеялся неожиданно Лустенко, но уверен, что "хвост" сейчас, нас точно потеряет…
- Так это?! - Хромов, резко ударив по тормозам перед выросшей впереди корягой. - Заранее предусмотрели!?
- Лустенко в ответ только улыбнулся и неопределенно пожал плечами.
- Ну и ну, - покачал головой Хромов, медленно объезжая корягу.
Лес их встретил сверкающим солнцем и радостным переливом птиц. На берегу небольшого озерца, где Лустенко попросил остановить машину, горел костер, вокруг которого деловито суетились двое крепкотелых обнаженных до пояса молодых людей. Сквозь молодую поросль березняка матово смотрелся корпус мощного "Джипа". Дразнящий аромат шашлыка видал в воздухе.
Через несколько минут оба уже сидели на небольшом пледе, центр которого украшала скромная закуска: свежая зелень, ломтики нежно-розовой ветчины, ломти свежего деревенского хлеба и, конечно же, шашлык из баранины. Рядом стояли бутылки с напитками и эмалированные солдатские кружки.
Хромов не удивился, не обнаружив на "столе" спиртных напитков. Он знал, что сейчас будет разговор, и надеялся, после которого, сами по себе отпадут все неясные вопросы.
Немного в стороне, рядом с "Джипом" оборудовали свою "поляну" молодые люди, к которым примкнул и телохранитель Лустенко. Так, по крайней мере, определил для себя Хромов этого человека.
- Ну вот, Федор, и шашлык, который я тебе обещал, - Лустенко дружески положил руку на плечо Хромову, и легонько подтолкнул того к импровизированному столу.
В ходе разговора, который вел в основном Лустенко, Хромову, наконец, стала ясна вся подоплека того, что происходит вокруг автохозяйства, и какую роль в этом играет городская прокуратура. Но когда Лустенко поведал, что безопасность автопредприятия, хотя временно, но обеспечивают прибывшие в город его люди, Хромов, как профессионал, был несколько обижен. Хотя, как бывший оперативный работник, понимал правильность принятых мер. Лустенко объяснил, - не "нагружали" Хромова лишь потому, что бы тот не испортил, начатую ими оперативную игру против достаточно опытного и коварного противника.
Одного из заместителей генерального директора, "стучавшего" Веригину, благодаря которому его люди, хотя и безуспешно, но побывали в сейфе Хромова, решили не трогать.
- Пусть продолжает "стучать" и дальше, но под нашим контролем. Будет больше пользы, если мы будем использовать его "втемную", а это значит, - Лустенко бросил хитрый взгляд на Хромова, - будем доводить до Веригина нужную нам информацию. А так…. Ну уберем его. Веригин завербует еще кого-то…. Снова нужно будет вычислять. А пока найдем, сколько он вреда может принести. Нет. Пусть остается этот.
- Ну, а теперь, Федор, - улыбнулся Лустенко. - Тебя ждет в гости твой старый друг Гордый…
- Он что, снова в городе?
- Нет, он далеко отсюда, - и продолжая улыбаться, протянул Хромову какой-то пакет.
- Это тебе. Бери, бери, - повторил он, почти с силой сунул тому пакет в руки.
- Так он что, за границей? - с недоумением рассматривая содержимое пакета, растерянно спросил Хромов, - а как же моя…
- А твоя жена, Федя? Так она в курсе всего. - И похлопав по плечу совсем обалдевшего Хромова, добавил: "Она, Федор, все знает. И она нам дала фотографии на загранпаспорт. Правда, пришлось их переснять…. Просто решили сделать тебе сюрприз…. Ну, а оставшиеся небольшие формальности, я думаю, доделаешь сам".
Разведенный молодежью костер догорал. Сметенные в него с мусором листья давали ровное и жаркое пламя. Синие прожилки расплавляясь, превращались в ослепительные сверкающие голубые шарики. От них вдруг полетели в разные стороны веселые стрелки огня, потом, как-то сразу все пропало.
- Ну, все, пора, - вздохнул Лустенко и, бросив в тлеющий костер недокуренную сигарету, добавил:
- Едешь один. Я с ребятами на "джипе". Нужно еще заехать в одно место. Не беспокойся, тебя подстрахуют.
На открытой веранде за круглым столом, в легких тростниковых креслах, располагались двое. Первый, - высокий, лет шестидесяти мужчина, седина густых волос которого удивительно сочеталась с его загорелым, испещренным густыми морщинами лицом. Второй, немного моложе первого, был грузен и лыс. Его глаза прикрывали слегка затемненные в металлической оправе очки. Выдвинутый вперед тяжелый раздвоенный подбородок и кривой нос, делали его похожим на давно ушедшего на покой боксера.
Сдержанная уверенность, с которой держался первый в беседе со вторым, и почтение, с которым обслуживал молодой человек в белом, явно указывали, что хозяином этой виллы был именно он.
Прищуренный взгляд придавал его худому лицу сонный вид. Но когда тяжелые веки приподнимались, глаза его сразу превращались в острые глаза хищника, увидев которые сразу становилось понятным, что человек этот не просто умен и проницателен, но и беспощаден. Возможно, именно таким он и был в недалеком прошлом, но сейчас, его впалая грудь, и сидевшая на широких костлявых плечах, как на вешалке рубашка, говорили, что этот человек серьезно болен.
То, как между ними проходил разговор, манера их общения друг с другом, уважительно и без фамильярностей, - все указывало на их давнее знакомство.
И действительно, эти люди были знакомы давно.
Когда-то бывшие по разные стороны баррикад, они стали, если и не друзьями, то уважающими друг друга, и доверяющими друг другу людьми, это уж точно…
Знакомство их состоялось в Кемеровской колонии в середине восьмидесятых, в которую, тогда стройный, атлетического телосложения моложавый подполковник был переведен откуда-то с Украины.
Почему этот подполковник тогда оказался в этих забытых Богом краях на равнозначной должности начальника оперчасти, знали, пожалуй, только кадровики и, конечно же, "смотрящий", который уже получил по своим, только ему известным каналам, маляву.
В маляве сообщалось, что новый старший кум, хотя и приверженец жесткой дисциплины, но справедлив и с пониманием относится к воровским законам и их понятиям о чести. По старому месту службы он жестко карал беспредел не только со стороны зеков, но и своих подчиненных. На него шли жалобы, которые разбирали разные комиссии. А когда начальству, в конце концов, это все надоело, согласовав с Москвой, подполковника перевели в одну из колоний, находящихся в бескрайних просторах Сибири.
В колонии этой, подполковник Хромов Федор Иванович, так значился по личному делу этот человек, исполнял государеву службу вплоть до выхода на пенсию. А случилось это в начале девяностого, в самый канун Беловежской Пущи.
И почти в это же время, получил освобождение и смотрящий, который в миру значился, как Гордеев Игорь Петрович, а в воровской среде был известен, как Гордый.
И хотя эти два человека стояли, как принято говорить, по разные стороны баррикад, вражды друг к другу не испытывали. И было это не только потому, что жили они по каким-то своим, только им известным человеческим понятиям, но и потому, что у этих людей был только им присущий незаурядный характер, и обостренное чувство справедливости.
Первый уехал на Украину, где давно пустил глубокие корни. Второй отправился в Москву. И никто из них и предполагать не мог, что судьба снова сведет их вместе, и уже, совершенно в другом качестве.
Не успел Гордый почувствовать запах давно забытой свободы, снова окунуться в свой, полный опасных неожиданностей воровский мир, как пресловутая Беловежская Пуща в застолье "на троих", в одночасье развалила то, что десятилетиями цементировалось, как Великая Держава.
Шок, в котором неожиданно оказались все, в том числе и воры в законе, прошел быстро. Начался беспрецедентный грабеж того, что еще совсем недавно называлось социалистической собственностью. Постсоветское пространство напоминало собой Соединенные штаты тридцатых годов. А бывшая столица бывшей Великой и Могучей, словно сошла с экранов боевиков о Чикаго тех же тридцатых. Менялось все. Естественно претерпевал изменения и преступный мир.
Гордый, как большинство ставших авторитетами еще в советское время, с нескрываемым презрением относился к представителям новой волны преступности. В основе ее были отморозки никогда не знавшие этапа, тюремной параши и других "прелестей" лагерной жизни. Считая себя "суперменами", или как их стали позднее называть, - "качки", они с откровенной ненавистью относились к уголовникам и, конечно же, и ворам в законе.
И хотелось этого или нет, но считаться с этими переменами не просто приходилось, но необходимо было вносить соответствующие коррективы в давно устоявшиеся традиции, правила и законы своего, уголовного мира.
А поэтому, быстро найдя себя в царящей вокруг вседозволенности и анархии, уголовный мир без раздумий вступил в новую для себя фазу своего существования.
Происходило что-то невероятное. Разве можно было всего несколько лет назад представить, что воры в законе будут обзаводиться пропиской, семьями, недвижимостью. Что многие станут состоятельными уважаемыми людьми, а некоторые даже станут политиками…
… Как-то Гордый встретился, с давно ушедшим на покой, вором в законе. Так этот вор, можно сказать, с молоком матери впитавший в себя воровские законы, как только мог, клеймил отступников. Что ему мог сказать тогда Гордый? Да ничего. Он лишь молча, кивал головой. Хотя он и понимал, что жизнь заставляет менять воровские законы, но внутренне был на стороне старика. Таких, как этот старик, переделать было уже не возможно.
И вот в эти времена, когда почти полностью криминализировалась экономика, и когда буквально все покупалось и продавалось, за спинами "законников", не гнушаясь ничем, толкались и политики, и бизнесмены, а порой и представители правоохранительных органов. И каждый спешил что-то урвать от дармового пирога, но не сам, а, подставляя вместо себя, и не редко этих самых "законников", которым, как считали они, - терять было абсолютно нечего. А получится сбой, так этого "законника" можно потом и…., в общем, как получится…
Итак, дележ пирога, который еще совсем недавно имел название Союз Советских Социалистических Республик, шел полным ходом.
Не остался в стороне и Гордый. На равных паях, и кто бы мог подумать, с бывшим партийным функционером, стал совладельцем крупнейшего в СНГ концерна.
Вряд ли кто из бывших подельников мог признать сейчас в этом респектабельном бизнесмене вора в законе Гордого. Но бизнес бизнесом, А неписанный закон, он как вор в законе, обязан был соблюдать. Общак, святая святых, не признающий никаких границ разорвавших страну, пополнялся, как и в старые добрые времена. Не оставался в стороне и Гордый, своевременно вносивший в него свои "пожертвования".
Концерн, у руководства которого стояли два умных и волевых человека, в прямом смысле этого слова, процветал. И, конечно же, большую роль в этом процветании, играл умело подобранный коллектив, в котором были первоклассные экономисты, хозяйственники и юристы. Костяк службы безопасности составляли опытнейшие отставные сотрудники правоохранительных органов…
Гордый посмотрел на своего гостя, тяжело вздохнул, и перевел взгляд в сторону залива. Кажется совсем недавно, а прошло уже два месяца, как он неожиданно встретился с человеком, с которым не виделся немногим более двадцати лет. А сюда, на это побережье, пригласил он его для очень важного для себя, разговора.
С веранды открывалась великолепная панорама прибрежья залива. Буйная тропическая зелень, в которой утопали белоснежные виллы и высотные здания отелей, начиналась сразу от пляжной зоны. А если все рассматривать с возвышенности, например той, на которой стояла вилла Гордого, то создавалось впечатление, что вся эта сказочная панорама, была продолжением изумрудной глади океана, с бегущими по ней белыми пятнами яхт и теплоходов.
- Федя, - нарушил повисшее молчание, и оторвав тем самым от созерцания панорамы залива своего гостя, Гордый. - Ты наверняка думаешь, что перед тобой сидит выживший из ума человек, который пригласил тебя на это побережье только лишь для того, чтобы услышать от тебя, как тебе работается на новом месте, и какие у тебя проблемы. Нет, Федя, не поэтому. - Гордый взял с тарелочки дольку апельсина и бросил ее в рот.
- Даже не знаю, как тебе и объяснить, - вдруг смущенно улыбнулся он. - Ты видишь, какой я стал? А какой был раньше…. Помнишь, на зоне я завязывал руками узлом гвозди?
- Еще бы не помнить, - с грустью посмотрел на Гордого Хромов. Перед ним сидел пожилой, глубоко уставший от всего и вся, а возможно и от жизни, человек.
- А попросил я тебя, Федя, приехать, - словно не расслышав реплики Хромова, продолжил тот, - потому, что ближе-то на этом свете, как ни парадоксально, кроме тебя, у меня никого нет. - А? Федор? - грустно улыбнулся он. - Скажи кому, никто не поверит. У бывшего зека, и вдруг, самый близкий человек, - кум. - Гордый засмеялся и сразу задохнулся кашлем. С трудом успокоившись, он промокнул платком выступившую на лбу испарину, и уже без юмора, продолжил:
- А ведь так оно и есть, как я сказал. Нас снова свела, наверное, судьба…. В настоящее время я не знаю кроме тебя человека, с кем мог бы говорить откровенно…. Все продажные твари, - злобно сощурив глаза, не сказал, а прохрипел он, и замолчал.
Хромов с состраданием смотрел на изможденное страшным недугом лицо Гордого, разгоревшееся от возбуждения нездоровым румянцем, которого не мог скрыть даже легкий морской загар.
Поймав его взгляд, Гордый усмехнулся:
- Что, Федя? Говоришь, укатали сивку крутые горки…. Так, что ли?