За тысячу километров от Точи и убежища, которое нашли в горной долине Дзардан и его отряд, просыпалась пакистанская столица. Квадраты и прямоугольники спальных районов, идеально прямая центральная авеню, деловые кварталы, торговые ряды. Было около десяти утра. Клерки уже успели удобно устроиться в офисах, лавочники подняли стальные шторы, закрывавшие витрины, расставляли на тротуарах образцы товаров. Но город пока что пребывал в полудреме. Солнце еще не успело высушить улицы после ночного муссона, они хранили воспоминания о ночной свежести, которая нехотя уступала напору подступавшего пекла.
Размеры Исламабада гораздо больше, чем это представляется иностранцам. Их жизнь ограничена привычными маршрутами: отели "Марриотт", "Сирена", "Холидей Инн", два-три европейских супермаркета, с десяток ресторанов. Крутятся на пятачке, читают англоязычные газеты, полагая, что знают все о городе и о стране. Им не доводилось посещать районы бедноты, где не считается зазорным приютить боевиков из отрядов, разгромленных в зоне расселения племен или афганских провинциях Забуле или Кунаре. Они не рискуют совать свой нос на окраины, где лютуют шайки да- койтов, в деревушки-сателлиты, окаймляющие Исламабад вдоль линии гор. Белому человеку там появляться небезопасно: если в машину не кинут гранату, то она станет предметом внимания оборванной толпы, которая перекроет дорогу. Водителя вытащат из-за руля, будут ощупывать как заморскую диковину.
Международный исламский университет расположен в одной из неблагополучных и малонаселенных частей столицы. Посреди огромного пустыря высится с десяток крас- нокирпичных корпусов - общежития и факультеты. Растительности почти никакой. В летние месяцы здесь сущий ад, тщетно искать спасение от жары в крохотных боксах общежития, где кондиционирование воздуха не предусмотрено. Впрочем, снаружи еще хуже. Тени практически нет, и студентам остается надеяться только на собственные шляпы, которые хоть как-то защищают от свирепых лучей светила.
Удивительно, что, несмотря на жару, в то июльское утро на главной площади кампуса было многолюдно. По ней слонялись озабоченные студиозусы, собирались группами, что-то обсуждали, размахивали руками. Много пакистанцев, афганцев, попадались африканцы, китайцы, выходцы из Центральной Азии и кавказцы. Из аудиторий вытащили столы, на которых стопками разложили книги, иллюстрированные буклеты, куски разноцветной материи. Ребята резали, клеили, подбирали фотографии. Готовились импровизированные стенды и витрины. На кирпичной стене красовался транспарант, надпись аршинными буквами: "ПРАЗДНИК МИРА И ДРУЖБЫ". Шрифтом помельче: "Неделя национальных землячеств".
За одним из столов сидели российские студенты из Карачаево-Черкессии, Исмаил и Чотча. Исмаил - высокий, с решительным лицом. Чотча - маленький, по виду добрее и мягче. Оба немало озабочены. Исмаил недовольно хмурил брови.
- Ректор с президентом договорился, тот обязательно будет.
- Да не нервничай ты так.
Исмаил ударил кулаком по столу.
-Все уже заказали флаги. Все хотят победить. У китайцев в два с половиной метра. У индонезийцев из настоящего шелка. Узбеки с шитьем сделали.
Карачаевцы с завистью смотрели, как другие студенты возятся с флагами. Здоровенный нигериец любовно прилаживал бахрому и кисти к необъятному полотнищу, нараспев бормотал себе под нос: "Возьму первое место. Приз возьму.. Почет и уважение. Самора умный, Самора сильный. Он победит".
- У них деньга водится, - с завистью произнес Чотча. - А нам стипендию по три тыщи рупий, да из дома сто баксов, раз в полгода.
- Им посольства помогают.
-Ты погоди, - Чотча приободрил приятеля. - Он еще позвонит.
На хоздворе российского посольства, в центре широкой асфальтированной площадки стоял черный "мерседес" новейшей модели. Машину раскаляло солнце, лаковые бока ослепительно сверкали, на них больно было смотреть. Кажется, еще вот-вот, и автомобиль взорвется, полыхнет черным пламенем. Мужчина, который расхаживал рядом, словно предчувствовал подобный исход и старался побыстрее завершить порученное ему задание. Щелкая затвором "най- кона" с "навороченным" объективом, он делал снимки каждого колеса "мерседеса" в разных ракурсах. Фотографа звали Игорем Сергачевым, и у него имелась достойная и неплохо оплачиваемая профессия шифровальщика. Занятие, которым Сергачев был поглощен в данный момент, не вызывало у него ничего, кроме отвращения. Он чертыхался и злобно пинал ненавистные колеса.
С грохотом отъехала в сторону стальная створка ворот. На территорию посольства вкатил БМВ, из которого вылез Ксан. Снял темные очки, удивленно протер глаза. Еще бы! Такую сцену не каждый день увидишь.
-Игорек! Для американцев стараешься? Так они давно все наши машины до винтика изучили.
Сергачев, однако, был не склонен шутить.
-Какое там. Всё Баш-Баш. Просит вежливо, а словно приказывает. Временный поверенный, мать его.
На физиономии Ксана нарисовался неподдельный интерес.
- Ну-ка, подробнее.
- А чё - подробнее. - Сергачев включил режим перемотки и безрадостно вслушался в жужжание механизма. - Ты же знаешь, Баш-Баш ссыт по любому поводу. Недавно кресла офисные должны были выкупить, так он согласия не давал, боялся не тот цвет выбрать. Заставил по компьютеру фотки послу посылать, чтоб тот одобрил, значит, и по приезде холку не намылил. А колеса себе новые прикупил, за пять сотен, хотя и за двести можно было расстараться. Ладно, хозяин-барин. Но Баш-Баша немедля стал опасюк брать. Как бы в Москве не подумали, что он преждевременно машину в такую дороговизну обул, попижонить захотел, не дожидаясь, пока старая резина ресурс не выработает. Попросил меня отщелкать прежние покрышки. Да так, говорит, чтоб износ был виден, каждая трещинка, блин. Вот я ему трещинки и чпокал.
- Я люблю твою каждую трещинку. - пропел Ксан. Это была популярная песенка, однако Ксан безбожно фальшивил, и шифровальщик поморщился.
- Залудить бы ему во все трещинки.
Из соседней аллеи выплыл советник-посланник Джа- миль Джамильевич Баширов по прозвищу Баш-Баш, на время отпуска главы миссии возведенный в должность временного поверенного в делах. Еще не старый (нет и сорока пяти), но с пузцом, брыластый, уверенный в собственной непогрешимости. Росту невысокого, походка - шаркающая. Так ходят люди, которым в задницу вставили швабру, да позабыли вынуть.
Последние несколько минут Баш-Баш скрывался за толстым стволом эвкалипта, с интересом прислушиваясь к разговору, и размышляя об "оргвыводах", которые рано или поздно им будут сделаны. Он определенно насладился эффектом от своего неожиданного появления: у Сергачева отвисла челюсть, шифровальщик покраснел.
- Спасибо, Игорек. Выручил. Премного обязан, - голос у временного поверенного был ласковый, пропитанный обещанием скорой расправы
Он бросил быстрый взгляд в сторону Ксана: кивок, ни слова приветствия. Тот был явно не в фаворе. Джамиль Джамильевич повернулся, сделал шажок-другой, колыхнув оплывшими ягодицами. Его остановили слова Ксана:
- Здравствуйте. Можно переговорить?
Баширов неизвестно почему испугался (скорее, рефлекс, нежели осознанная реакция), голова по-утиному нырнула в плечи. Однако через мгновение временный поверенный взял себя в руки.
-Будьте так любезны, - взмах рукой. - У меня в кабинете.
Ксан не возражал, и спустя пять минут в кабинете Джа- миля Джамильевича состоялся короткий и резкий разговор.
- Но это обычная практика, - уверял Ксан. - Посольства помогают своим землячествам. У нас есть лишний флаг, дадим его ребятам, ну, на время.
-Флаг лишним не бывает, - возвышенно молвил Баш- Баш. - Это символ родины.
- Так они ж вернут. В прошлом году мы так делали, у посла не было возражений.
- Прошлый год - это прошлый год, - весомо заметил Баширов. - Существуют специнструкции.
- Взглянуть можно? - свирепея, попросил Ксан.
Джамиль Джамильевич с показным равнодушием отвернулся и посмотрел в окно.
-Вам не понятно, что это политическое мероприятие? - Ксан заговорил на родном для Баш- Баша казенном языке. - Все стенды будут украшены национальными флагами, все, кроме российского. Ведь президент приедет. Чего тут бояться, в конце концов?
Временный поверенный вскочил со стула, руки у него тряслись, голос дрожал, и вместо твердой и чеканной речи изо рта вырвался истерический клекот.
-Я ничего не боюсь! Это исламский университет! Там могут быть террористы! Мало ли кто там учится! Куда эти студенты потом подадутся.
Ксан неосторожно ввязался в полемику, которая в сложившейся ситуации представлялась абсолютно бесцельной.
- В террористы из других учебных заведений тоже идут. Из Сорбонны, МГУ, например.
- Вам виднее! - прогавкал временный поверенный.
Ксан все еще пытался держаться в рамках приличия:
- Джамиль Джамильевич, не берусь судить, что там у вас за инструкции, но с российскими студентами мы обязаны работать.
-Тоже мне - "российские"! - эту реплику сопровождала презрительная гримаса.
Возмутившись, Ксан больше не сдерживался.
- А вы не забывайте, что Кавказ - часть России. Чеченцы и карачаевцы - российские граждане, не хуже нас с вами. А среди русских, между прочим, бандитов и террористов в процентном отношении больше. Я об этом профессионально заявляю. И...
У Баширова на глазах выступили слезы, он явно входил в "вираж" (так в посольстве называли случавшиеся с ним приступы истерии).
- Я вас больше не задерживаю!
Поскольку Ксан не торопился покинуть пределы личного кабинета и даже собрался еще что-то сказать, временный поверенный завизжал и в ярости замотал головой. Слезы ручьями заструились по его мясистым щекам.
- Не задерживаю!!
Ксан шел по коридору посольства и никак не мог придти в себя. Был взвинчен, рассержен. Никак не мог вытащить сигарету; в конце концов, она сломалась, пачка выскользнула из рук. Попавшийся навстречу атташе Николай Реутов удивленно уставился на коллегу.
- Что такой взъерошенный? Вербовка сорвалась?
-Пошел ты!. - грубо ответил Ксан. Но
опомнившись, постарался загладить грубость. - Извини. С Баш-Башем пообщался. Как вы только с таким трусом работать можете!
-А - протянул Реутов. - Видать, расстроил начальство. - Деловито осведомился: - Опять рыдал?
Ксан хмуро подтвердил.
- Мы ему стараемся не перечить. Чуть что - в слезы.
Приходя в себя, Ксан сострил:
- "Видели ли вы плачущего большевика".
- Угу, - кивнул Реутов. - Это все, что у него есть от большевика. Из-за чего схлестнулись?
Ксан вкратце рассказал. Атташе посочувствовал и изрек несколько глубокомысленных фраз, которые должны были морально поддержать коллегу: "Бывает. Бог с ним, с этим придурком. Главное, не бери в голову". Затем стал вспоминать похожие истории из боевой биографии временного поверенного.
- Когда выборы были, Баш-Баш чуть не обделался. Ты тогда еще не приехал. У нас же в посольстве избирательный участок, и его кошмары одолевали - а ну как студенты из Исламского университета выбирать президента придут? А заодно миссию разгромят и всех нас в заложники. Он их даже из списков вымарать пытался. Посла, как сейчас, не было, Баш- Баш за главного. А когда не вышло, избирательная комиссия воспротивилась - в ней председателем Володька Тушин был, кремень-парень - то Джамиль Джамильевич потребовал, чтобы студенты голосовали отдельно. Выстроили будку из досок, снаружи, у входа в консульский отдел, там ребята и голосовали. Обиделись, конечно. А внутри посольства, за стеной, трое комендантов с "калашниковыми" прятались. Временный поверенный распорядился. Тьфу! Временный потерянный.
Общежитие Международного исламского
университета мало чем отличалось от любого другого студенческого общежития. Правда, здесь проживали одни мужчины, у девушек имелись свои корпуса, и смешение полов не допускалось. Студенты болтали, курили, играли в настольный теннис, весело смелись. Кто-то возвращался из библиотеки, груженый стопкой книг, другие уже давно лихорадочно листали страницы, готовились к семинарам.
Во внутреннем дворике сушилось белье, в коридор выходили двери многочисленных боксов. У каждой - по несколько пар обуви. По мусульманским обычаям в помещение следует входить разутым. Каждая комната рассчитана на двоих. Здесь очень тесно. Из мебели - две кровати, два крохотных письменных стола, один шкаф для одежды. Оставшегося пространства едва хватало, чтобы жильцы могли разойтись - что называется, впритирку. Бросалось в глаза отсутствие телевизоров и компьютеров.
В одном из боксов на кровати сидели Чотча и Исмаил. У окна храпел наголо бритый афганец. По местным правилам представители одной страны должны были обитать в различных боксах. Русского селили с суданцем, узбека с афганцем, египтянина с китайцем и т.д. Исмаил делил комнату с афганцем, а Чотча - с турком.
Карачаевцы были озадачены и взволнованы. Исмаил нервно перебирал четки.
- Я думаю. - начал Чотча.
- Чего думать! Говорил же - на себя надо рассчитывать! Вот тебе и картиночка - все как короли, а мы. Ладно. - Исмаил шумно вздохнул. - Сколько там у тебя?
Чотча пересчитал содержимое кошелька.
- Шестьсот восемьдесят пять.
- Не густо. У меня тысяча. Итого: не хватает. Пары штук, как минимум.
Чотча наморщил лоб.
- А Хамзат! Этот куда запропастился?
Дагестанца Хамзата, третьего из российских студентов, обучавшихся в Исламском университете, приятели обнаружили в прачечной. Крутились барабаны машин, по бетонным желобам стекала грязная вода. Коренастый парень лет двадцати примостился на лавочке рядом с пластиковым тазиком (в нем он принес грязную одежду) и терпеливо ждал, когда завершится стирка. Юноша симпатичный, но чересчур робкий, застенчивый, немногословный. Разговор с карачаевцами ему был неприятен: он волновался, да так, что пошел пятнами.
- Да не скупись! - настаивал Исмаил. - На такое дело не жалко.
- Нет у меня ничего. Нету. Отстаньте от меня, - пытался отвязаться от карачаевцев Хамзат.
Исмаил в ярости замахнулся. Занесенную для удара руку успел перехватить Чотча, оттеснить приятеля.
- Хамзат, дорогой. Я знаю: ты нас не очень любишь. Но это ничего. - Чотча напрягся, соображая, как бы получше вразумить сокурсника. - Мы же из одной страны. Откажемся от России, нас в грош ставить не будут. Презирать будут, понимаешь? Мы должны держаться вместе. Пусть видят, что у нас своя страна и свой флаг.
Хамзат отвернулся.
- Нет у меня денег.
Ему стало настолько стыдно и неудобно, что он решил: терять нечего. Пропади все пропадом. Все равно карачаевцы терпеть его не могут, с ними никогда не сдружиться.
- Да, да! Плевал я на эту Россию! - продолжил он в запале. - Я не хочу туда возвращаться! Мы там что - люди? Мы - черножопые, нас давят как клопов, отстреливают.
Дагестанца остановила пощечина, которую ему отвесил Исмаил. Чотча добавил тумака. Хамзата отбросило к стенке. Он лежал в тесном закутке между подоконником и стиральной машиной, размазывал по физиономии кровь и слезы.
В посольстве Рашид Асланович Галлиулин пенял своему подчиненному:
- Зачем было идти к этой шмакодявке? Ты все-таки не у него работаешь.
- Дело касается всего посольства, - объяснял Ксан, - а он поверенный в делах. Я обязан был...
- Вот и нарвался. Твой вопрос решить не проблема. Возьми из подотчетных. как бы на агентурное мероприятие. А сейчас я тебе кое-что интересное почитаю. Вот. - Галлиулин порылся в газетных вырезках. - Послушай, мне понравилось: "В Карачи запрещены два популярных таблоида за публикацию фотографий обнаженных женщин. Редакторы арестованы.". Каково, а? Ханжи. Голые бабы им не по вкусу! По вкусу, знаю. А это тоже любопытно: в Рахноре какой-то псих объявил себя Иисусом Христом. В Исламской-то Республике! Ну, учудил.
Ксан из вежливости проявил интерес. Ему было отлично известно: Галлиулин рассказывает о всяких курьезах, когда у него есть серьезное поручение.
- И где сейчас Сын Божий?
-Где ж ему быть, - Галлиулину надоело разыгрывать из себя весельчака, - в каталажке. Высшую меру Иисусу дали. На днях будут "вешать за шею, пока не умрет".
Ксан развел руками.
-И вот еще. Нам кое-что прислали из Центра. - Ра- шид Асланович ослабил узел галстука, налил в стакан воды, выпил. - Вот, посмотри. - Он протянул Ксану телеграмму. - Готового решения у меня пока нет.
БМВ Ксана двигался по одной из скоростных магистралей, протянувшихся вокруг Исламабада. Слева - конусообразные горы, справа, за чахлыми перелесками - жилые кварталы. В какой-то момент ландшафт резко меняется: горы отступают, вдоль дороги тянется обширное равнинное пространство. Здесь строятся новые районы. Ксан свернул с моторвэя на прилегающее шоссе, через пару минут показался кампус Международного исламского университета.
Запарковав автомашину, разведчик зашагал в сторону общежития. Он отлично здесь ориентировался, было видно, что в университете не впервые. Остановившись у бокса Ис- маила, скинул туфли и вошел внутрь. Карачаевцы встретили его восторженно, чуть не плакали от радости.
-Спокойно, ребята, спокойно, - повторял Ксан. Впрочем, при этом не скрывал, что теплый прием не оставил его равнодушным.
- Мы думали, вы уже не придете, забыли нас, - выпалил Исмаил.
- Это он так думал, он! - Чотча указал пальцем на приятеля. - А я знал, верил.
Ксан сел на краешек постели Исмаила, покосился на бритого афганца (который так и не проснулся, несмотря на шумную встречу друзей) и принюхался.
-Ничего с ним не поделаешь, - извиняющимся тоном сказал Исмаил. - Не моется и все. Уже и кричал на него, не помогает. Со всем соглашается, кивает. Уу! - Двумя пальцами взял заскорузлые грязные носки, висевшие на лампе у изголовья, выбросил в окно. - Куплю ему новые.
- Покупай! - благосклонно разрешил Ксан. - Носки покупай, флаг покупай, все, что нужно для праздника. Посольство платит.
-Урра! - возликовали карачевцы. - Спасибо вам. Это просто здорово. А мы тут переживали, у всех почти все готово.
- Ничего. Успеете. Еще больше недели. - Ксан поднялся. - Ну, мне пора. Кстати, где Хамзат?
- Кто его знает. - Исмаил отвел глаза.
- Стряслось что-то?
- Ну.. Не хочет он быть российским! Понимаете?
Попрощавшись с карачаевцами, Ксан быстро зашагал по коридору общежития. Взбежал на третий этаж, вглядываясь в номера боксов. Постучал в дверь комнаты Хамзата. Никто не открывал. Толкнул дверь - заперта. Поколебавшись и убедившись, что вокруг никого нет, достал отмычку.
В комнате все было как обычно. Занавеска задернута, книги, блокноты аккуратно сложены на письменном столе. Сосед Хамзата, казах Шамиль, уехал к себе на родину. А хозяин, наверное, отлучился. Мало ли куда. За сигаретами, за молоком в магазин.
Неожиданно Ксан едва не упал. Здесь, как и в большинстве пакистанских домов, пол - каменный, отполированный до блеска. Обычно на него кладут ковры, однако денег у студентов немного, и в плане покупок есть другие приоритеты: книги, одежда. Все равно: пол не может быть таким скользким. Вот если проливаешь воду, сок, тогда - каток. Ксан посмотрел вниз. Так и есть. Какая-то жидкость. Темная, чуть вязкая. Наклонился, потрогал пальцем. Кровь.
Он нагнулся и принялся вытаскивать из-под кровати бесчувственное тело Хамзата. Парень перерезал себе вены.