Наконец, усталость взяла верх, и они провалились в царство Морфея, забывшись в глубоком сне. Когда же Алевтина проснулась, то сына рядом не обнаружила, но воспоминания о пережитой страсти отвлекли от горестных мыслей о том, что тот просто сбежал, и она, быстро прибравшись, наведя чистоту и замазав синяки косметикой, счастливая ушла на работу.
В эту ночь Алевтина поняла, что вся ее жизнь с этого момента будет принадлежать ее любимому сыну! По всей вероятности, она интуитивно ощущала, что эта страсть послана ей, если и не самим Богом, то проведением точно. И эта страсть не продолжится долго: почему‑то она была в этом твердо уверена и потому всякий раз отдавалась своему сыну, как в последний раз.
Но у Николая, когда он протрезвел полностью, возникли совсем другие ощущения. Жалость к себе, ненависть к матери, ненависть ко всем женщинам на земле, желание все крушить, ломать, и при всем при этом его мысли нет–нет да возвращались к прошедшей ночи, вспоминались наиболее страстные моменты. Конечно, он гнал прочь эти мысли, пытаясь вызвать в себе настоящую ненависть к той, которая, как ему казалось, использовала его только лишь для того, чтобы получить удовольствие для самой себя.
Да, он прекрасно понял, какое удовольствие, какую страсть к нему испытывает его мать! Именно эти ощущения и побудили его к избиению: он даже не понял, что ревновал мать к самому себе. Как ни странно, однако, причиняя боль той, которая дала ему жизнь, Николай вдруг почувствовал, что эти ее страдания его возбуждают даже больше, чем непосредственное обладание. И чем больше, чем сильнее он бил мать, тем более сильные ощущения испытывал сам.
- Господи, за что? Почему ТАКОЕ со мною происходит? - вопрошал он, но не получал ответа.
Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда, сбежать, уйти, куда глаза глядят, но разве от себя уйдешь?
- Шлюха! Проститутка! Блядь! - в полном бреду выкрикивал он во весь голос.
Он изо всех сил пытался возненавидеть мать так, чтобы даже в мыслях ему больше не хотелось ее ласк. Но неожиданно для себя самого вся его ненависть перекинулась не на мать, а на всех женщин на земле.
"Они виноваты! Именно от них все беды! Проститутки! Бляди! Ведь ни одна из этих мерзких женщин ни разу не смогла возбудить моего мальчика! Только мать, собственная мать, сделала меня мужчиной! Сдвинула его жизнь с мертвой точки! Но я не могу, не должен жить со своей матерью, как с любовницей! Не могу!!!"
И как только он это понял, то купил по дороге "бухла" и пошел к своим приятелям, где всегда можно было найти и приют, и постель, и бабу под бок. Надравшись до посинения, Николай подхватил какую‑то незнакомую ему пышку и потащил в кровать, по дороге срывая с нее одежду. Потом, едва успев скинуть с себя штаны, он повалил на кровать ничего не понимающую женщину и со всей ненасытностью попытался ворваться в нее до конца, до соприкосновения тел, чтобы лязгнули их тазовые кости. Ему даже показалось, что он сделал это, но, увы, это оказались лишь его пустые фантазии.
Его приятель никак не захотел воплощать эти фантазии в реальность: он просто, как и всегда, не захотел встать. Николай мял и кусал пышные груди, хлопал по упругим ягодицам девицы, но все было тщетно: приятель никак не желал реагировать. Его грубые ласки доставляли ей сильную боль. Девица кричала, пыталась оттолкнуть, но его сильные руки и цепкие пальцы не давали ей даже шевельнуться.
А ему хотелось все больше и больше истязать ее. Ее крики и сопротивление лишь подстегивали его похоть и желание к насилию. Он уже был в полной власти своей похоти, возникшей лишь в его мозгу, и никто и ничто не могло помешать ему.
Вот он сунул плоть между мясистых ягодиц, думая, что это поможет, но в ее пышной попе побывало столько народу, что впору было в нее нырять вперед головой.
- Какая же ты потаскуха! - взревел он и, обхватив девицу за подбородок, ткнул ее лицо к собственной плоти. - Соси, сука! Соси, а то задушу, падла!
И девица спасительно обхватила губами его обмякшую плоть, в надежде, что если она постарается и сумеет доставить ему удовольствие, то он успокоится, перестанет ее бить, истязать, и отпустит ее. Но не тут‑то было: все ее попытки, ласки и прикосновения никак не могли заставить его возбудиться.
А он, продолжая охаживать ее тело кулаками, приговаривал:
- Соси, сучка! Соси!
В какой‑то момент девица, не выдержав побоев, допустила ошибку, которая могла стоить ей жизни: она выкрикнула с отчаянием, сквозь рыдания:
- Да что я могу: он же висит, как тряпочка, и никак не хочет вставать!
- Тряпочка? Ты назвала моего приятеля тряпочкой? Ах, ты проблядь! - мгновенно взревел он и со всей силы вогнал в ее промежность ладонь и начал пальцами терзать ее плоть изнутри.
Девица закричала от боли, и в этот раз на ее крик откликнулся хозяин квартиры. Вбежав в комнату, он, увидев безумные глаза приятеля, догадался, что с ним что‑то не так, и вырвал из его рук несчастную девицу.
- Вали отсюда, пока он тебя вообще не прибил! - крикнул он ей, изо всех сил пытаясь успокоить Николая.
- Я сейчас ментов позову! - рыдая в голос, пригрозила девица, потом быстро подхватила свои тряпки и ринулась к выходу.
Но ей не повезло и в этом: последние ее слова услышал третий собутыльник, вошедший в этот момент в комнату. И не раздумывая ни секунды, отреагировал мощным ударом кулака: сбил девицу с ног. Он не раз страдал от ментовского беспредела и так их возненавидел, что при одном лишь намеке на то, что кто‑то может обратиться к ним за помощью, мгновенно выходил его из себя, и у него сносило башку.
- Ты что сказала, шлюха подзаборная! Ментов она позовет! Да я тебя замочу здесь, шалава мокрожопая! - приговаривал он, без устали опуская на ее тело свои кулаки и пиная по мясистым бедрам.
Он пинал несчастную девицу до тех пор, пока та не потеряла сознание.
Выместив на несчастной свою злость, он, как‑то сразу успокоившись, повернулся к приятелям:
- Чего это с ней? - удивленно спросил он. - Как наскипидаренная под хвостом кобыла бросилась к выходу, угрожая вызвать ментов!
- Не понравилось, как ее Колян трахает! - не вдаваясь в подробности, ответил хозяин квартиры и внимательно взглянул в глаза Николая. - Как ты, Колян?
- Нормально, а что? - он уже тоже пришел в себя и мутным взглядом осмотрелся вокруг, но, увидев голую задницу девицы, истекающую кровью, брезгливо сплюнул И зло бросил: - Ишь, сука гнойная, мокрощелка вонючая, еще будет меня учить, как и кого мне трахать! - спокойно застегнув ширинку, он прямо из горла отпил добрую половину портвейна и проговорил в пустоту: - Пойду я, пожалуй…
Приятели переглянулись и не стали его останавливать…
Николай, оказавшись на улице, неожиданно для себя вдруг подумал, что все время его мысли крутятся около своей матери. Тогда, проснувшись утром после бурной ночи, он ощутил такой стыд, что захотелось сбежать куда глаза глядят, а сейчас, после того как не получил никакого удовольствия от уличной шлюхи, он вдруг понял, что никогда больше не получит удовольствия от тех женщин, которые уже с кем‑то ранее спали. К нему пришло осознание, что ему хочется девственной чистоты, но где ее взять?
И ему вновь захотелось ощутить в своих объятиях ту запретную, но столь желанную, женщину, которая принималась дрожать от собственных к нему прикосновений.
- Неужели я урод какой‑то? - шептал его внутренний голос. - Имею свою мать и получаю от этого такое… - Николай даже не сразу нашел точное определение своим чувствам, - …наслаждение, что кажется, больше никогда ничего подобного уже ни с кем не будет!
Не раздумывая о своих переживаниях и терзаниях, он устремился к той, которая его ждала, к той женщине, которая навсегда останется для него самой чистой и самой непорочной и желанной женщиной.
Не прошло и двух с половиной лет, как его мать в одночасье скончалась. По всей вероятности, ощущения, которые она испытывала от близости с сыном, заглушили те страшные боли, которые она испытывала от рака матки. Алевтина ушла из жизни быстро, тихо и незаметно: как‑то уснула после одной бурной ночи с сыном и более не проснулась. Ушла из жизни спокойной и счастливой.
Потеряв самое дорогое в своей жизни, Николай сорвался, ушел в запой и продолжал вымещать свою злость на всех женщинах, с которыми его сводил случай. Однажды несколько переусердствовал, и женщина едва не скончалась от его побоев, но успела накатать на него заявление в милицию. Если бы не ее фривольный образ жизни: наркотики, пьянство и многочисленные мужики, его бы арестовали сразу, а так дали подписку о невыезде…
Но кто‑то из опытных приятелей посоветовал ему срочно уйти в армию, чтобы не окунуться за решетку. Однако Будалова служба в армии никак не устраивала, и после некоторых раздумий, он решил поступить в Высшую школу милиции. Николай резонно рассудил, что, став сотрудником правоохранительных органов, он сразу перейдет в разряд неприкасаемых. Никто не посмеет смеяться над ним, и он сам сможет командовать и указывать, кому и что делать!
Николаю повезло: в тот год был недобор в Высшей школе милиции и его на экзаменах просто вытянули. Учился он не шатко не валко, с грехом пополам переходя с одного курса на другой.
Нужно заметить, что педагоги, особенно старшего возраста, жалели сироту и довольно часто прощали его слабую подготовку. Они были уверены, что его упрямство, настырность и прямота в суждениях помогут ему в оперативной работе. Никто из них не направил его к психиатру, который легко бы обнаружил в нем сексуальные отклонения.
Тем не менее, как это не может показаться странным, эти педагоги оказались отчасти правы. После получения диплома, несмотря на то, что он оказался единственным, кто не получил звание лейтенанта после окончания учебы, его, младшего лейтенанта, распределили во вновь созданный секретный отдел в Новосибирске. Этот отдел был новым веянием вновь назначенного министра внутренних дел, который пришел из Комитета госбезопасности и был уверен, что создание подобного отдела является очень насущной проблемой времени. Этот отдел должен был заниматься внедрением сотрудников в уголовную среду под легендой.
Нужно заметить, что это нововведение оказалось не такой уж и безрассудной затеей: за недолгое время существования этого спецотдела, им удалось не только раскрыть, но и предотвратить много чудовищных преступлений не только против государственной собственности, но и против личности. За три года работы под прикрытием, Николаю было легко ориентироваться в криминальной среде, и он, втеревшись в доверие к очередному главарю банды, спокойно сдавал его и его окружение с потрохами своим коллегам.
Когда отдел, благодаря следующему министру внутренних дел, расформировали, Николай вернулся в свой родной город уже в чине капитана. Немного проработав участковым, он был приглашен в следственный отдел. Вернувшись в родные пенаты, Николай твердо знал, что он никогда не сможет стать честным сотрудником правоохранительных органов. Будалов уже вкусил прелести двойной жизни, когда можно было безнаказанно творить беззаконие, прикрываясь своим иммунитетом сотрудника милиции. Он без зазрения совести морочил голову своим сослуживцам и всякий раз выпячивал именно свои заслуги перед начальством.
Интуитивно Николай понимал, что ему крайне необходимо обрастать связями, нужными людьми, причем в разных сферах жизни.
Именно в то время случай свел Николая с его однокашником по школе милиции - капитаном Бариновым. Нельзя сказать, что они во время учебы были близкими друзьями, скорее наоборот: "Привет!.. Привет!", однако чувство ностальгии к прекрасным годам учебы как‑то сразу объединило их, даже сблизило. Но Будалов мгновенно ощутил чувство зависти к бывшему однокашнику. Его уважали сослуживцы, он уже был назначен начальником оперативного отдела, да еще и невеста - дочь первого заместителя начальника управления. Как тут не позавидовать?
И Будалов решил внести некоторые поправки в жизнь Баринова. Именно при его участии Елизавета, постоянно подзуживаемая ехидными словами Будалова, и схватилась за пистолет своего жениха.
Именно с подачи Будалова, отец Елизаветы, чтобы прикрыть преступление дочери, предложил раненому Толику женитьбу на ней.
Именно с его подачи, генерал Астахов перевел Баринова с оперативной работы на должность старшего Кума СИЗО. Зачем? Все очень просто: в силу специфики своей оперативной работы, Будалов оброс криминальными связями в том СИЗО, но одно дело, когда ты имеешь контакт с криминальными, пусть и уважаемыми авторитетами, и совсем другое дело, когда ты в близких отношениях с одним из руководителей этого СИЗО.
И когда все его интриги воплотились в жизнь, Николай, как "самый преданный друг", бросился утешать Баринова, и настолько влез ему в душу, что тот даже и не заметил, как попал под его плотное влияние.
Еще больше их сблизил случай, который и подготовил сам Будалов, чтобы еще плотнее связать его судьбу со своей. Через свои криминальные связи он все подстроил так, что Баринову грозило увольнение, и это в лучшем случае, а в худшем - приличный срок.
Якобы случайно узнав о случившейся неприятности с приятелем, Будалов предложил ему свою помощь и, естественно, легко урегулировал инцидент, сдав настоящего виновного зэка, которого сам и уговорил на подставу старшего Кума, пообещав ему уменьшить срок наказания. Свое обещание Николай, конечно же, не думал выполнять, о чем прямо тому и заявил.
Осознав, что он ничего не докажет, этот зэк смирился со своей участью и получил весомый добавок к сроку.
Так Баринов и стал должником Будалова, искренне уверовав в то, что тот помог ему бескорыстно, а потому был готов оказать любое содействие своему "спасителю".
За годы работы под прикрытием у Николая постепенно прошла боль от смерти матери, но ненависть к женскому полу не только осталась, но и превратилась в навязчивую идею. Никак не получая удовольствия от близости с женщиной, в своей голове Будалов все сильнее взращивал мысль, что он сможет получить удовольствие только от молодой и непорочной девушки. Эта мысль стала столь навязчивой, что жужжала в его голове постоянно.
И когда он столкнулся в гастрономе с Валентиной, девушка показалась ему настоящим ангелом чистоты. Она была столь прекрасна, что у него и в мыслях не было сразу затянуть ее в постель: ему просто хотелось познакомиться, пообщаться, даже поухаживать, максимально оттягивая сладострастный момент обладания. Но стоило ей отказать ему, да еще в грубой форме, это моментально задело его ранимую психику. Ему, во что бы то ни стало, было необходимо доказать самому себе, что он еще что‑то может, как мужчина.
И он, во что бы то ни стало, будет обладать этим нежным созданием! И сделает ради этого все возможное и даже невозможное!
Узнав о наличии жениха девушки, Серафиме Понайотове, Будалов навел о нем справки и понял, что жених - это реальная сила, которая может помешать воплощению его собственных амбиций. Они любят друг друга, Серафим бывший вояка из Афганистана, а они же все со снесенной башней и исковерканной психикой! А потому, не долго думая, решил устранить соперника со своего пути…
Автор напоминает, что о том, что произошло далее, уважаемому Читателю уже известно из предыдущего романа "Близнец Бешеного".
Когда Будалов сумел устранить жениха, отправив его за решетку, а потом и воплотил свою мечту в реальность, насытив свою низменную похоть, изнасиловав непорочную Валентину, он неожиданно столкнулся с тем, что никак не мог предположить даже во сне. Несчастная девушка, с огромным трудом пережив страшные истязания Будалова, не выдержала позора, не смогла появиться перед любимым грязной и истоптанной, а потому и покончила с собой, повесившись в собственной ванной. А это никак не входило в планы милицейского оборотня: жених наверняка предпримет все возможное, чтобы отыскать убийцу и отомстить!
А когда имеется хотя бы один шанс из тысячи, что он сможет это сделать, до Будалова дошло, что вся его карьера может рухнуть в одночасье, и он сам может даже оказаться в местах не столь отдаленных. Тогда‑то он и решил расправиться с неугомонным женихом уже чисто физически.
При помощи своего приятеля Баринова, который считал себя его должником, Будалов всеми способами пытался расправиться с Понайотовым прямо в СИЗО, но… видно, сам Бог встал на защиту невиновного, и все попытки двух милицейских оборотней оказались тщетными: они терпели неудачу за неудачей!
Но Будалов не был бы Будаловым, если бы опустил руки и сдался. Любое противодействие воплощению своих замыслов лишь распаляло его амбиции, заставляло придумывать все новые и новые схемы по уничтожению противника, который мог разрушить всю его жизнь.
Будалов отлично понимал, что каждая его неудача приводит к тому, что противник получает новые доказательства того, что в смерти его невесты не все так просто, а потому уже и не мог остановиться.
Понимал Будалов и то, что его соперник, неожиданно получив серьезную поддержку важного криминального Авторитета, все очень усложнил: Вор в законе есть Вор в законе, и с ним не так‑то просто разобраться.
Понимал Будалов и то, что с каждым днем шансов уничтожить опасного жениха, становится все меньше и меньше.
И Будалов решил действовать более решительно и не жалеть ни личных средств, полученных не совсем легальным путем, ни административных ресурсов.
После долгих размышлений, после того как сорвалось направление в нужную ему зону, продажный капитан пришел к выводу, что реальную помощь в уничтожении опасного противника может оказать Кемеровский Винт. К которому, на его счастье, и решил отправить Сему–Поинта Саня Омский, очень уважаемый Авторитет в криминальных кругах.
Кемеровский Винт настолько увяз в опасных связях с его приятелем Бариновым, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы об этих связях не стало известно в криминальных кругах. Как говорится, он повязан с Бариновым столь плотно, что без мыла не соскочит.
При любой попытке соскочить, можно будет шепнуть кому надо, и его замочат свои же люди: криминальный мир не прощает предательства, тем более если оно завязано на связях с ментами. Приговор моментально выносится и приводится в исполнение незамедлительно! То есть Кемеровский Винт связан с Бариновым самой прочной цепью: страхом собственной смерти, а это самая сильная гарантия, что он пойдет на все, чтобы остаться в живых.
Придя к такому выводу, Будалов позвонил Баринову:
- Да, майор Баринов! - сразу отозвался тот.
- Привет, майор, нужно повидаться! - сухо проговорил Будалов.
- Где и когда?
- Сегодня, в семь вечера, на нейтральной территории, - коротко бросил капитан и положил трубку.
Под "нейтральной территорией" подразумевался ресторан "Поплавок", точнее отдельное помещение, специально выделенное для тех, кто не только желает уединиться, но и хочет быть уверенным, что им никто не помешает.
У Будалова были хорошие отношения с директором ресторана, и у него не было проблем, чтобы занять этот уютный зальчик в любое время, но сегодня была пятница и зальчик могла зарезервировать какая‑нибудь влюбленная пара, а потому капитан решил подстраховаться и позвонил директору ресторана, Спартаку Нинидзе:
- Приветствую тебя, генацвале! - вежливо проговорил он, услышав характерное:
- Слюшаю вас!