По горам я раз катался,
Тарантас мой изломался.
Три доли, доли два!
Три доли, доли два!
Три доли, доли три-четыре-пять!
- Ау! Ау! - кричала Саня. Она и Степан Байда пробирались, а точнее сказать, продирались через лесную чащобу. - Ау!.. Где вы?!
- Саничку, не треба гукать. Вы вже захрипли, пожалейте себя.
- Наоборот, надо обоим кричать. А то мы их никогда не найдем.
- Добре буде, коли мы их найдем. Но можно и до кого иншого догукатись. В тайге и колчаки, и бандиты, и бродяги ходят.
- А что же делать? - чуть не плача, спросила девушка.
- А ничого. Идти мовчки. Кудысь да выйдемо.
Некоторое время они шли молча. Саня беспокойно озиралась по сторонам, а Степан больше смотрел на нее: от испуга и растерянности ее хорошенькое личико выглядело совсем детским.
- Саничку, можно вас спытати? У вас батько и мати е?
- Папа умер, когда я была маленькая, - ответила девушка, удивленная неожиданным вопросом. - А мать… С матерью мы совсем чужие люди.
- Чужие? С ридной мамою? Хиба ж таке бувае на свити?
- Всякое бывает… Ой, мы совсем куда-то забрели!
Но Байда продолжал развивать свою мысль:
- Як разобьем беляков, закончим войну, то вам и некуда ихать? Може, поидемо до нас, пид Винницу? Там у мене тато с мамою. Воны простые селяне, но таких мудрых людей пошукать. Вы им будете, як дочка… А до чого ж у нас там гарно! То про нашу местность в писпе поется: "Не-наче справди рай". Пойдете со мною?
Саня смутилась:
- Вы… Вы мне делаете предложение? Предлагаете руку и сердце?
- Як вы кажете? А, зрозумил… А вам це смешно?
- Да нет, нисколечко. Но подумайте сами: мы заблудились, не знаем, что будет завтра. А вы о том, что будет после войны!
- Так, так, - грустно улыбнулся украинец. - Я бачу, не пойдите вы со мной. Но все равно, я вас буду кохать и поважать. Скильки мы ходимо удвох, и кругом ни живой души, а я до вас пальцем не доторкнувся. И не дозволю соби!
В это время издалека послышалось протяжное: "Э-ге-гей!.. Ау!".
- Наши! - счастливо закричала Саня, и оба они бросились прямо через колючие кусты туда, откуда донесся голос.
…Святополк с Мизинчиком стояли на полянке, разглядывая золу давно потухшего костра. Увидев Саню, Святополк просиял от радости. А Мизинчик сказал раздраженно:
- Заявились… Где вас черти носили?
- Мы стали ягоды рвать, там такая малина… - начала объяснять девушка, но Мизинчик не стал слушать:
- Ты лучше скажи, дорогу знаешь, куда идти? А то мы, вреде, заплутали.
Счастливая улыбка сбежала с Саниного лица.
- Как заплутали? Я думала, это мы заблудились. А вы тоже?
- Что ж мы, хуже вас? - невесело пошутил Святополк. - Мы вот на костер наткнулись. Таежники умеют определять: когда жгли, что за люди… Может, тут жилье близко?
- А на що вам таежники? Я сам определю, - сказал Байда и вздохнул. - Це наш костер. Мы его позавчера палили. Ось и гудзик мий. Я все думал, де ж я его сгубил.
Он поднял с земли медную шинельную пуговицу и сунул в карман.
- Заблудились всерьез, - констатировал Святополк. - Даже ходим кругами. Классический случай.
Мизинчик повесил на сук свой заплечный мешок.
- Хватит на сегодня. Зря только сапоги бьем.
…Саня дремала, пристроившись в развилке поваленного дерева. Пришивал себе пуговицу Степан. Мизинчик свирепо рубил сушину для костра, а Святополк считал оставшиеся у них спички. Собственно, и считать было нечего.
- Две спички осталось, - сообщил он командиру. - Будем, как дикари, трением…
- Т-с-с! - перебил Мизинчик встревоженным шепотом. - Слушай!
Кто-то ломился сквозь валежник: этот шум становился все слышней, приближался.
- Лось? - тоже шепотом спросил Святополк. Мизинчик мотнул головой:
- Нет. Непохоже на сохатого… Это кабан, а то и сам костоправ.
- Кто? - не поняла Саня. Сон разом слетел с нее.
- Медведь.
Мизинчик покрепче сжал рукоять шашки. А Святополк со Степаном схватили по коряге и, на всякий случай, загородили собой девушку.
Затрещали кусты совсем рядом, и на поляну выскочил дед Алеха.
- А я с табачком! - объявил он как ни в чем не бывало. - Закуривай, кто породы дуревой!
И дед Алеха помахал в воз-духе ровдужным, то есть сшитым из оленьей замши кисетом. Все четверо глядели на него в полном недоумении - а руки уже сами тянулись к махорке: мужчины не курили с самого побега.
- Дымите, дымите, только долго не рассиживайтесь, - тараторил дед Алеха. - Варево стынет!
- Якое ще варево? Ты звидки тут взялся? - оторопело спросил Степан.
- Думали от меня сокрыться? - засмеялся Алеха, очень довольный. - От меня не сокроешься! Я бегал по тайге, а одним глазком за вами присматривал, как вы без меня блудили всяко, кругами шарились. Ну, айдаге, айдате лопать, я двух зайцев в силки словил.
…Они сидели у костра, обжигаясь, ели вареную зайчатину и похваливали:
- Хорошо. Вкусно.
Один Мизинчик угрюмо молчал, хоть и ел вместе со всеми.
- Я тут недалечко на углежогов натакался, - рассказывал дед Алеха. - Говорят, белых нигде в окружности не видать. Хорошие мужики, гостеприимные. Табачком вот угостили, топорик выдали. В лесу нужнеющая вещь!
- Ладно уж, - сказал наконец Мизинчик. - Мы тебя прощаем, берем обратно в отряд.
- Чего это? А… Ну да, конешное дело. - По легкомыслию своему Алеха уже позабыл про cсopy и взаимные обиды. - Я и говорю: куда вы без меня.
Отряд снова шел своей дорогой. Шел на запад, туда, где розовела последняя полоска заката. Все, кроме, командира, шагали бодро, весело. А Мизинчик снова погрузился в мрачное раздумье.
Дед Алеха то и дело нагибался, находил что-то в траве и совал в рот. Степан благодушно спросил:
- Что это вы такое едите?
- Ягода. Мамура называется.
- Вже оголодали?
- Не… Я так, для кислости. Помнишь, Мезенчик, ты на меня сказал "набилизованный"? У меня аж душа заболела от такой неправды. Я ведь своей доброй волей, безо всякого понуждения за революцию встал! Кто я раньше был? Нищеброд, шушваль. За весь свой век ломаного гроша нe скопил - не имел к этому таланта. А революция, она всех бесталанных пожалеет. У богатых отымет, бедным раздаст.
- Где это ты вычитал? - хмыкнул Святополк.
- Я и так знаю, чего мне вычитывать? Тем более, что я неграмотный. У буржуев отымут, пролетариатам отдадут!
- Воно то добре б, но, може, на вашу долю как раз и не хватит? - сочувственно спросил Степан. Алеха не понял насмешки:
- Во, во! Я так и рассудил. Деревня маленькая, а нищих до хрена! Как начнут делить, самые нахальные вперед и протолкаются, а не те, кто заслужил. Тут уж вы мне скажите, вы грамотные: должны же там взять во внимание, что, мол, Алеха Чикин отчаянный боец, в Красной Армии с восемнадцатого года? Кого можно и назад задвинуть, а мне мое положенное отдай!
Мизинчик, который вроде не слушал, вдруг обернулся и уставил на Алеху злые глаза:
- Тебе, дед, обязательно дадут. Потом догонят и еще дадут!.. И чего мы тебя оглоеда взяли обратно в отряд?
- Чего взяли, чего взяли! - Алеха тоже озлился, ощерился, как росомаха. - Да от меня на войне пользы больше, чем от вас! Собралась шайка-лейка: барышня, студент да хохол-мазница. Они тебе навоюют! А я соболя за сто шагов бью - хошь в глаз, хошь под хвостик! Да что с вами толковать!
Он выдернул из-за пояса топорик и с силой швырнул куда-то в темноту леса.
- Топор-то чем виноват? - с неодобрением сказал Святополк. - Где его теперь отыщешь?
Дед Алеха усмехнулся:
- А чего искать? Вон береза белеется. Он в ей под развилком сидит.
Недоверчивый Степан пошел к еле различимой в сумерках березе. Точно - острый топор, подаренный углежогами, торчал из ствола. Степан уважительно поцокал языком.
С котелком и ведерком в руках Саня со Святополком шли по лесной просеке. Шли искать воду.
- А не заблудимся? - спросила Саня. - Я после того раза боюсь.
Святополк услышал не сразу. Он искоса смотрел на девушку - внимательно и грустно.
А Саня ждала ответа, удивляясь, почему он вдруг замолчал.
- Ну что вы, Санечка. Эта просека, как Невский проспект, - сказал он, очнувшись от своих мыслей.
- Вы бывали в Петрограде?
- Коренной петербуржец. Из Питера и на войну ушел, вернее, улетел.
- Как это улетел?
- Буквально. Окончил школу военлетов и на фронт. Я ведь авиатор.
- Правда? - Саня с новым уважением поглядела на Святополка. - Даже поверить трудно. Я думала, авиаторы какие-то особенные… Вот я, например, пи за что па свете не села бы в аэроплан: очень высоты боюсь.
Святополк ободряюще дотронулся до ее плеча:
- Прекрасно сели бы! Самолюбие б заставило. Я сам пошел в летчики, чтобы доказать себе и всем, что я не трус. Мне это необходимо было.
- Почему?
- Потому что до этого я жил в постоянном страхе - боялся отца. До того боялся, что в его присутствии начинал по-настоящему заикаться.
Саня удивилась, но сказала задумчиво:
- Я, наверно, вас понимаю. Я единственная дочь, но мы с матерью совершенно чужие. Она обывательница, бескрылая мещанка…
- У меня дело обстоит хуже. - Святополк криво усмехнулся. - Мой отец жандармский полковник. Из самых плохих: жестокий, бесчестный, безжалостный. В него даже стреляли. Гимназист стрелял - между прочим, мой одноклассник… И в доме у нас с такой ненавистью говорили о революции, о социал-демократах, что я еще мальчишкой решил: вырасту, стану революционером. Хотел сбежать из дому, да пороху не хватило. Поступил в университет. Там был, конечно, марксистский кружок, но из-за отца они от меня шарахались, как от заразного. И только когда началась война, я сумел переломить ход жизни.
Некоторое время они шли рядом в молчании. Потом Саня сказала с горечью:
- Зачем вы мне все это рассказали? Теперь между нами всегда будет стенка…
Святополк осторожно взял ее за локоть, по она высвободила руку.
- Я нарочно рассказал. Чтобы вы про меня все знали. Потому что… Потому что я люблю вас, Саня. И не хочу больше об этом молчать.
Он неожиданно повернул девушку к себе, крепко прижал к груди и стал целовать. Саня молча и отчаянно отбивалась. С грохотом покатились по земле ведерко, котелок.
Наконец девушке удалось вырваться. Запыхавшиеся, взъерошенные, они стояли и смотрели друг на друга. Потом Саня сказала прерывающимся от злости голосом:
- Если вы еще раз так сделаете, я буду считать вас подлецом. Вы, наверное, такой же, как ваш отец! А мой папа умер в царской ссылке от туберкулеза.
Закусив губу, Святополк отвернулся, поднял с земли ведро. А девушка продолжала уже спокойнее:
- Прямо не верится, что вы тот же человек, который вместо меня хотел пойти на виселицу. Вот тому человеку я всегда буду благодарна. А вы…
Святополк прервал ее:
- Тому человеку, как вы выражаетесь, это недорого стоило… Я ведь не очень ценю жизнь - не думаю, что она приберегает для меня что-нибудь хорошее. В общем, Саня, можете не беспокоиться. Я вас больше никогда не поцелую.
Они пошли дальше, стараясь не смотреть друг на друга. Саня первой прервала молчание:
- А почему вы сказали, что вам жизнь недорога?
- Могли бы и сами догадаться… Я-то революцию принял всей душой. А вот примет ли она меня - не знаю. Пока война, пока все нужны, меня терпят. А потом, конечно, вспомнят, и не раз вспомнят, отца, жандармского полковника.
- Ну, это совершенно необязательно, - сказала Саня с уверенностью. - Это у вас интеллигентский загиб.
Вдруг Святополк снова схватил Саню за плечи, повалил на землю и сам упал рядом.
- Ч-ш-ш! - шепнул он, прежде чем девушка успела возмутиться этим новым нападением. Через секунду она поняла, в чем дело: в просвете между деревьями виднелось озерцо, и от воды доносились голоса.
Святополк пополз вперед по-пластунски. Саня последовала его примеру - и сразу же в испуге прижалась к земле: на берегу озера стоял бронеавтомобиль. К его серозеленому пупырчатому боку прислонился молоденький офицер в кожаной тужурке, такой же, как у Святополка. Но у офицера и бриджи были кожаные, а вместо сапог - ботинки с крагами. Он стоял так близко, что Саня видела звездочки на его погонах; но, по счастью, офицер не смотрел в ее сторону. Он переругивался со своими товарищами, купавшимися в озерце.
- Вовка, Сергей! Вылезайте!.. Ехать надо!
Его товарищи - два таких же молодых офицерика - плескались в нестерпимо холодной воде возле берега. Зубы у них клацали, но, фасоня друг перед другом, они делали вид, что получают от купания большое удовольствие:
- У-ух, хорошо!.. Иди к нам! Слабо?
- Конечно, слабо. Мне и глядеть-то на вас холодно… Вылезайте, а то без вас уеду!
Тем временем Святополк, стараясь не хрустнуть веткой, не шуршать листьями, полз вперед. А Саня замерла на месте. Страшно было остаться одной, но еще страшнее - ползти безоружной прямо на пулемет броневика.
- Вылезайте, дураки! - уже сердито крикнул офицер. - Я ведь всерьез уеду!
В подтверждение своей угрозы офицер обогнул серо-зеленый "Руссо-Балт", распахнул дверцу, достал ручку и пошел заводить машину. Он крутанул ручку несколько раз, и мотор, взревев, заработал.
Воспользовавшись этим шумом, Святополк вскочил, в три прыжка преодолел расстояние от дерева, за которым лежал, до броневика и затаился, прижавшись к холодной броне.
Ничего не подозревавший офицер вернулся, забросил под шоферское сиденье ручку. Тогда Святополк подскочил к нему сзади, зажал шею согнутой рукой, не давая крикнуть, а другой рукой рванул на себя тяжелую бронированную дверцу. Дверь ударила офицера по голове, и он безжизненно обвис на руке у Святополка. Запихнуть его внутрь броневика и самому сесть за руль было делом двух секунд.
Из своего убежища Саня видела, как тяжелая машина, зарычав еще громче, дернулась, попятилась, потом пошла вперед.
Это видели и купающиеся офицеры.
- Ведь правда уедет, скотина! Игорь, не хами, подожди!
Оба выскочили из воды и стали натягивать подштанники. А броневик между тем проделывал странный маневр: вместо того, чтобы ехать по дороге вдоль опушки, он, описав полукруг, свернул на просеку и остановился. Дверца приоткрылась.
- Саня, влезай! - закричал Святополк отчаянным голосом.
Поняв, что происходит неладное, офицеры озябшими пальцами начали расстегивать кобуры своих револьверов.
А девушка от растерянности и испуга никак не решалась подняться с земли.
- Влезай, тебе говорят! - заорал Святополк.
А в воздухе уже свистели пули: оба офицера - босые, в одних подштанниках - бежали к бронеавтомобилю, стреляя на бегу.
Преодолев страх, Саня бросилась к распахнутой дверце. Две пули щелкнули по броне рядом с девушкой, но она успела вскочить внутрь. Дверца захлопнулась, и броневик, неуязвимый для револьверных пуль, победно покатил по просеке, подпрыгивая на корнях и кочках.
Взятый в плен офицер стоял, привязанный двумя ремнями к дереву. А Мизинчик, дед Алеха и Байда с восхищением разглядывали бронеавтомобиль.
Командира больше всего заинтересовал пулемет. Он даже забрался на сиденье стрелка, взялся за ручки и поглядел в смотровую щель, уже представляя себе, как хорошо будет стрелять из этого пулемета. Степан Байда нашел в патронном ящике три гранаты-лимонки и парабеллум пленника. А дед Алеха нырнул под сиденье и с торжеством извлек оттуда туго набитый саквояж. Он тут же принялся изучать его содержимое.
…Тем временем Саня и Святополк, присев на поваленную бурен сосну, тихонько беседовали.
- Мне до того стыдно, просто невыносимо, - говорила девушка. - Я была уверена, что па войне обязательно совершу какой-нибудь подвиг. А что получилось? Уже два раза струсила: у колчаковцев, когда офицер вызвал меня из строя, и вот сегодня… Понимаю, что надо делать, а не могу!
- Ничего, вы еще совершите свой подвиг, - утешил ее Святополк. - Вообще, по моим наблюдениям, женщины храбрее мужчин. Отчаянней.
Саня не приняла утешения.
- Ну да… Вот вы действительно отчаянный. - И без видимой связи заговорила о другом: - Я вам хочу сказать, не думайте, что это я тогда так из-за вашего отца. Все равно, я бы не могла вас полюбить. Тот, кого я полюблю - я точно знаю, - будет старше меня, умнее. Человек очень образованный, мягкий, добрый…
Против воли Святополк улыбнулся:
- По-моему, вы рисуете мой портрет.
- Ничего подобного. Совсем другой.
От броневика позвали:
- Саню! Идить сюда!
Когда Саня и Святополк подошли, они увидели целую кучу соблазнительных вещей, вываленных на плед. Плед тоже нашелся в броневике. Были тут банки с английскими консервами, голова сахара-рафинада в синей обертке, галеты и даже бутылка коньяка. А одну вещь Степан предназначил специально для Сани: флакон одеколона с пульверизатором.
- Ось, дивитеся! Перфюмы.
Но Саня сурово покачала головой:
- Мне не нужно.
Тогда Степан стал нажимать резиновую грушу, прыская одеколоном па всех подряд. Мизинчик недовольно сморщился:
- Хватит детством заниматься. - Он нагнулся, взял с пледа коньяк. - И это нам ни к чему.
К огорчению деда Алехи, он разбил бутылку о борт броневика и пошел к пленному. Остальные тоже подвинулись поближе.
- Давай, ваше благородие, выкладывай… Как звать?
- Черенков Игорь Михайлович. Развяжите мне, пожалуйста, руки. Очень затекли, - попросил офицер.
После некоторого колебания Мизинчик расстегнул ремень, который стягивал руки пленника, и вернул законному владельцу, деду Алехе. Затем продолжил допрос:
- Какой части?
- Отдельного мотодивизиона при штабе второй армии, - так же спокойно ответил пленный.
- Какие еще тут части расположены?
Пленный наморщил лоб, вспоминая:
- Сейчас… На правом фланге казачий полк. Командует им войсковой старшина Телятников. В центре пехотная дивизия генерала Донцова и южнее - голубые уланы, два эскадрона. - Он чуть усмехнулся: - Многовато на вас пятерых, а?
Мизинчик нахмурился, подумал, что бы еще спросить, и не придумав, сказал деду Алехе:
- Ты, Чикин, пистолет парабеллум знаешь? Вот, бери, и пустишь этого в расход. Только отведи подальше.
Стало тихо. Слышно было только, как клокочет что-то в горле у офицера. Присев на корточки, Алеха стал развязывать ему ноги.
- Вы… Вы хотите меня расстрелять? Военнопленного? - выговорил поручик наконец, стараясь унять дрожь в голосе. На этот бессмысленный вопрос можно было не отвечать, но Мизинчик ответил:
- А что нам, в бирюльки с тобой играть? Выполняй, Алеха!
Святополк, Саня и Степан глядели в землю и молчали. Потоптавшись, дед Алеха взял тяжелый парабеллум, вынул из кобуры, перевел рычажок. Офицер пожал плечами и двинулся туда, куда указывал ствол пистолета. Потом вдруг остановился: