- Если расстреляете, я вам ничего не скажу! А если отпустите, расскажу очень интересную вещь.
Он волновался, но говорить старался с достоинством.
- Что расскажешь? - насторожился Мизинчик.
- Военную тайну. Я возил офицера связи с секретным пакетом.
- Давай, рассказывай.
- А вы даете слово, что отпустите?
- Отпустим.
- Нет, сначала вы дайте слово.
- Ну, даю… Веди его сюда, Чикин.
Дед Алеха подвел пленного поближе.
- Мы отвезли пакет полковнику Рябчевскому, в штаб дивизии. - Офицер поглядел на небритых и оборванных бойцов маленького отряда. - Насколько я понимаю, вы отрезаны от своих и, наверно, не знаете: красные начали большое наступление. В нескольких местах уже вышли к Тоболу.
- Это нам известно, - не моргнув глазом, соврал Мизинчик. - Но ты рассказывай, рассказывай. Для проверки.
- Так вот, полковник Рябчевский получил секретный приказ: послать динамит и, команду саперов, чтобы взорвать мост через Тобол. - Он приостановился, давая Мизинчику время оценить всю важность этого сообщения. - Понимаете? Разрушить мост и сорвать переправу ваших частей. А теперь вы можете предупредить своих, чтобы они как-нибудь помешали, не дали взорвать. - Его губы опять шевельнулись в чуть заметной усмешке. - Если, конечно, успеете…
- Послушайте, - вмешался Святополк. - Вы сказали, приказ секретный. Откуда же вам известно его содержание?
Помявшись, пленный ответил:
- Видите ли… Дело в том, что я племянник генерала Лебедева, и Рябчевский это знает. Он вскрыл пакет при мне…
- А какой дорогой повезут динамит? - возобновил допрос Мизинчик.
- Дорогу перерезали партизаны. Поэтому повезут пароходом по Тоболу. Пароход называется "Ермак Тимофеевич". - Пленный обернулся к Святополку, самому интеллигентному из слушателей. - По-моему, эти сведения стоят того, чтобы не расстреливать какого-то поручика?
Ответил ему Мизинчик - не сразу и почти с сожалением:
- Нет, паря… Расстрелять тебя все ж таки придется.
Пленный задохнулся от ярости:
- Как это придется? Вы же обещали!
- Ну, некуда тебя девать… Чикин, отведи его.
- Где у вас совесть? Что вы делаете! Мерзавцы, сволочь большевистская! Бандитье!
- Тихо! Молчать! - рявкнул Святополк и повернулся к Мизинчику. - Ты дал слово не расстреливать.
- А что с ним делать? К сосне привязать? Так его комары насмерть заедят. Это, что ли, лучше?
- Мизинчик, надо его отпустить. Ты обещал, - сказала Саня.
- Во, во! Отпусти… А он на тебя всю колчаковскую армию натравит!
- Ни. Вин того не зробит, - рассудительно заметил Степан Байда. - Злякается военного суда. Вин секрет продал.
- Я стрелять не буду, - запротестовал и дед Алеха. - Зачем грех на душу принимать? Нe будет нам фарта.
- Вот вы как? Все на меня? - скрипнул зубами Мизинчик. - Ладно, сам расстреляю!
- Не расстреляешь! - И Святополк заотупил командиру дорогу.
- Не надо при нем, - шепотом попросила Саня. - Отойдем в сторонку.
Она первая отошла к другому краю полянки. Остальные пошли за пей. Только дед Алеха остался охранять офицера, который, устав от нечеловеческого напряжения, молча ждал решения своей судьбы.
- Что я, кровосос? - говорил Мизинчик. Нго трясло от обиды и возмущения. - Мне нешто удовольствие его шлепнуть? Но ведь нельзя отпускать!
- Он нам дал такие сведения, что… - начал Святополк, но Мизинчик не дал ему договорить:
- Вот именно, что сведения! Через это он для нас самый опасный человек! Если колчаки дознаются, что он их продал, - переменят план, и каюк! Да кого вы жалеете? Вражину закоренелую. Он бы вас пожалел?
- Чому ж ты свое слово давал такой поганой людине? А дал, так держи! Дэ ж твоя справедливость? - жестко сказал Степан Байда. - Думаешь, я до революции бидно жил? Та я и одного дня голодным не был! Але мени потребна была справедливость!
- Справедливость после войны будет! Вы ж не военные люди, вы не понимаете: получилась возможность сделать огромное дело! Тыщу жизней уберечь, а то и больше. А вы из-за одного паразита…
- И все-таки придется рискнуть! - Святополк оглянулся на товарищей. - Видишь? Все так считают.
- Это ты их накрутил! - взорвался Мизинчик. - Ну, баба - с нее спрос маленький. Не надо было брать, сам виноват… А Степана с Алехой ты против меня науськал! Ты и никто другой! Думаешь, я не понимаю, с чего ты сегодня добрый? Своего пожалел, дворянскую свою породу!
- Позволь, ведь это я его к тебе привез.
- А теперь отпускаешь! Контра потаенная, Святой полк! Не хотите, шут с вами! Сейчас я его своей рукой порешу.
И, схватившись за рукоять шашки, Мизинчик двинулся к пленному. Но не успел сделать и двух шагов: сидевший на пеньке Степан сунул ему под ноги сухую жердину, и командир, споткнувшись, грохнулся наземь. Не сговариваясь, Степан со Святополком навалились на пего, прижали к земле. Мизинчик вырывался отчаянно: он признал свое поражение только после того, как дед Алеха присоединился к тем двоим.
- Ну, что вы стоите? - с ненавистью крикнула Саня офицеру. - Вы же видите, вас решили отпустить!
Поручик медленно, на ватных ногах, пошел с полянки. Он шел как во сне - потом вздрогнул, будто проснулся, и побежал, ломая ветки, в глубь леса.
После этого можно было отпустить Мизинчика. Тяжело дыша, он встал, отряхнул с себя мокрые листья. Никто не решался с ним заговорить. Только Сане стало жалко командира, побежденного, униженного.
Девушка подошла, двумя ладонями обхватила его руку.
- Мизинчик, не обижайся… Ну, пожалуйста. Я тебя прошу… Ты бы сам потом мучился…
Мизинчик резко высвободился:
- Пошла ты! - Он повернулся к остальным и сказал глухо - Амба… Теперь живите, как хотите. Я вам больше не командир.
Броневик катился по дороге, разбрызгивая осеннюю грязь. Пятерым беглецам в неуютном его нутре было тесно, как горошинам в стручке. И все-таки дед Алеха не переставал восхищаться:
- Ты гляди-ка, бежит, не устает! Чугунка против нее тьфу! Чугунка дура, она по рельсам прет. А наша куды хошь.
Других членов экипажа занимали более серьезные мысли.
- Що ж нам робити? - сказал после долгого молчания Степан Байда. - Може, ихать прямо до моста? А там засаду зробим, або еще что…
- Ерунда, - поморщился Святополк. - До моста у нас бензина не хватит. Надо предупредить своих.
Мизинчик сидел в мрачном молчании, отодвинувшись от остальных, насколько позволяла теснота. Но тут он не выдержал: хмыкнул и криво усмехнулся. А Саня озабоченно спросила у Святополка:
- А как мы их найдем?
Мизинчик снова презрительно хмыкнул. Девушка обернулась к нему:
- А твое мнение? Мизинчик, не молчи! Неужели до сих пор злишься? Ты прямо как ребенок…
Она примирительно положила руку ему на плечо, но он стряхнул ее и отвернулся к стенке.
Вдруг дед Алеха закричал, оторвавшись от смотровой щели:
- Гли-ка, гли-ка! Цыганы!.. Те самые, ей-ей, те самые!
Действительно, впереди двигались по дороге цыганские кибитки. Не раздумывая, Святополк прибавил газу…
Вожак с перебитым носом дремал, перекинув ноги через борт брички. Но дремота сразу слетела с него, когда с грохотом и лязгом огромная бронированная машина обогнала табор и вдруг завернула, перегородив дорогу.
Та-та-та-та-та!.. Это броневик пустил в небо предупредительную очередь из пулемета. Закричали цыганки, повыскакивали из кибиток встревоженные мужчины. А из броневика неторопливо вылез дед Алеха.
- Здравствуйте вам! - сказал он солидно.
- И вам здравствуйте, - настороженно ответил перебитый нос.
- Мы вам, граждане, одолжили на короткое время две винтовочки и карабин. Просим возвернуть.
Вожак поглядел на броневик и сделал знак одному из своих. Через секунду две драгунки и карабин были принесены к ногам деда Алехи. Он передал их в броневик, шепотом посовещался со своими и снова обратился к вожаку:
- Слушай, начальник, меняться будем?
- Что на что? - спросил вожак. Он видел, что Алеха не дразнится, а предлагает серьезное дело.
- Вы нам пять коней, мы вам броневик… Махнем?
И сразу к броневику кинулись трое бородатых востроглазых цыган. Они хлопали машину по бронированному крупу, заглядывали в смотровую щель, щупали тугие рубчатые шины. Потом поговорили по-цыгански с вожаком, и он объявил со вздохом:
- Хорошая вещь, полезная… Но нам ни к чему.
Дед Алеха тоже вздохнул:
- Ваше счастье, соколики. В ём керосин кончается.
Он влез внутрь, и дверца захлопнулась. Бронеавтомобиль покатил дальше.
- На Ольховку не езжайте! Там белые! - крикнул вслед вожак.
В броневике услышали. Машина приостановилась, попятилась и свернула налево, в поле.
Неторопливо текла на север холодная осенняя вода. Броневик стоял на берегу Тобола. Ежась на ветру, беглецы смотрели на далекий левый берег.
- Широка, - уважительно сказал дед Алеха. - Сажон полтораста, не мене.
- Пойдем деревню искать. Возьмем у кого-нибудь лодку и… - Святополк не окончил: не очень ясно было, что они будут делать после, на том берегу.
Мизинчик, который стоял поодаль и всем видом показывал, что не желает принимать участия в разговоре, все-таки не выдержал.
- На тот берег собрались, - сказал он горько. - Аукать, искать: где вы, наши? Отзовитесь! А пока мы будем чикаться, пароход этот с динамитной командой пройдет, куда им надо, и взорвет, чего им надо.
- У тебя есть другой план? - спросил Святополк, не обидевшись. - Выкладывай.
- Про это погоди… Сперва скажи мне, чего мы ответим, когда пас попрекнут: вы же знали, что мост хотят взорвать, - почему не помешали, по какому праву ушами хлопали?
Святополк продолжил неуверенно:
- Может, сделать так… Остаться здесь, устроить засаду и, когда пароход покажется, расстрелять его из пулемета. Он же такой груз везет, взорвется, как бочка с порохом.
- Думал, - серьезно кивнул Мизинчик. - Это можно бы, если он днем пройдет. А если ночью? Без огней? Тут надо так, чтоб наверняка. Есть у меня план, я бы вам сказал… Да ведь вы не послушаете, обратно спорить начнете.
- Мизинчик, не капризничай, - попросила Саня. - Говори, ведь это очень важно.
И Степан Байда попросил:
- Расскажите свой план. Вы командир, никто вас не скидал… Тильки трохи поправили. Или вы такой Бонапарт, что вам и слова поперек не скажи?
- Тогда слушайте! - Мизинчик снова почувствовал себя главным в отряде. - Делать надо так: захватим пароход и поведем его дальше сами, под ихним флагом.
Святополк даже присвистнул от изумления: - Ну, это ни в какие ворота… Пираты, корсары, флибустьеры…
- Чего, чего? - не понял Мизинчик.
- Я говорю, нереально это. Их там будет человек двадцать, а то и больше
- Ну и что? - Мизинчик весь затрясся. Не от злобы, а от страха, что не сумеет доказать, убедить. - Ну и что? Вы вспомните, какой нам фарт был всю дорогу! Из петли убежали, и не замерзли, и с голоду не подохли, на беляков ни разу не напоролись… И вот стоим здесь все пять, все с оружием. По мы ж его не применили ни разу за советскую власть! Только сейчас настал такой случай!
Дед Алеха почесал в затылке:
- Рисковое, однако, дело… Даже так скажу: верная погибель.
Мизинчик сверкнул на них глазами, словно сжечь хотел:
- Такая война идет, такая беспощадная рубка, а вы хотите всю свою жизнь до конца дожить? Возможное дело, и погибнем. Так ведь есть за что!
Никто ему не возразил. Наконец Степан Байда высказал общее мнение:
- Добре, спробуем щастья… Як той гетман казав: що буде, то буде, а може, и то. буде, що ничого не буде.
- А что с машиной делать? - спросил Святополк. - Не оставлять же белым. Может, в воду спихнем?
- Ой, жалко, - не удержалась Саня.
Мизинчик кивнул:
- Жалко. Погодим пока что.
Мизинчик, Святополк и Степан шли вдоль берега и наконец увидели то, что искали. На плетне сушилась сеть, рядом смоленым брюхом кверху лежала лодка, а за деревьями темнела крыша дома.
Святополк и Степан остались у плетня, а Мизинчик отправился на разведку.
Сане и деду Алехе было поручено сторожить броневик. Девушка серьезно от неслась к своей обязанности: с карабином за плечами прохаживалась взад-вперед, оглядывая окрестность. А дед Алеха сидел на подножке и скучал. Чтобы скоротать время, он напевал тихонько:
Придешь с работы грязный и усталый,
Придешь, захочешь лечь и отдохнуть,
А кандалы двенадцатифунтовые
Ни днем ни ночью покою не дают…
Саня прислушалась.
- Это революционная?
- А какая еще? - уверенно ответил Алеха. - Там вашего брата, знаешь, сколько было!.. И вашей сестры.
Саня продолжала ходить; дед Алеха некоторое время молча и неодобрительно наблюдал за ней. Потом сказал:
- Саньша, Санейка! Ты же как-никак девка. А я гляжу - у тебя вся выходка стала мужская. Идешь, сутулишься, руками машешь, ногами топаешь… А обязана совсем не так.
- А как? - обиделась девушка.
- А вот так. - Алеха встал и прошелся перед нею, показывая, какие походка и осанка должны быть у девушки. - Ручки при себе держи, не отмахивай, ножки ставь следок в следок… Что повыше - неси, чтоб не шелохнулось, что пониже - там, конечно, можно и повертеть.
Саня засмеялась.
- Хорошо, приму к сведению. Только не сейчас, а после войны, ладно?
- Да чё вы заладили: после войны, после войны. Что ты, что Мезенчик… Сей день надо жить, пока живые. Может, завтра и тебе и мене каранты! Каюк! - И, попугав Саню возможной гибелью, дед Алеха сказал совсем другим голосом, ласково просительным. - Санейка, чего я надумал. Давай с тобой закрутим любовь. А?
- То есть, как? - опешила Саня.
- Большая выросла, а не знаешь как? - Дед Алеха игриво подмигнул. - Ты не смотри, что года мои спелые!
Широко расставив руки, он шагнул к девушке. Саня схватилась за карабин:
- Только подойди!
- Ты это… Ты брось. - Дед Алеха поспешно отступил. - Винтовка дура, раз в год сама стрелит.
- Я еще не то!.. - Саня не находила слов от негодования. - Я еще Мизинчику расскажу!
Дед Алеха приуныл:
- С какого боку тут Мезенчик? Это ж был сердечный разговор, промеж нас двоих… Да я так, шутейно, языком молол! Кому ты нужна, такая тощенькая.
- Обязательно расскажу. Он тебе покажет!
- Вот ведь язвина! - Алеха подумал, полез в броневик и вытащил оттуда свою котомку. - Саньша! Я в офицерском припасе щеколадку нашел. Махонькую… Чего, думаю, ее делить на всех? И утаил… Возьми, на. А Мезенчику не сказывай, ну его, бешеного.
Он достал из котомки брусок шоколада в серебряной бумажке. И Саня дрогнула, пошла на компромисс.
- Давай сюда!
Она присела па подножку броневика, развернула бумажку и, жмурясь от удовольствия, стала есть шоколад.
Мизинчик, Святополк и Степан разговаривали в небогатой горнице с хозяином - угрюмым темнолицым мужиком. Другой мужик - помоложе, но такой же темнолицый - сидел молча на лавке и мял в руках картуз.
- А вон и бревны, далеко ходить не надо. - Хозяин повернулся к окну. Действительно, во дворе стоял аккуратный штабель. - Братану дом хотели ставить. Его-то двор каратели сожгли… Ну, потерпит, раз вам такая нужда. В землянке перезимует, как медведь.
- А не жалко отдавать? - спросил совестливый Степан Байда.
- Для чужих жалко, а для такого дела… - Хозяин оглянулся на братана, и тот, по-прежнему молча, кивнул.
- Ну, спасибо, - неловко поблагодарил Мизинчик.
- Не на чем… Такой плот вам свяжем, плывите хоть до моря.
По Тоболу плыл надежный широкий плот. Построен он был по всем правилам: впереди треугольный нос, позади "перо" - плоско отесанное бревно, служащее рулем. На корме была сложена высокая поленница: отборные березовые дрова везли, видно, на продажу. На плоту было четверо, и каждый занимался своим делом. Черноусый крепыш чистил рыбу и кидал в ведерко; длинный худой подтачивал напильником концы четырехпалого якорька; бородатый в беличьем треухе тюкал топориком по полену - на железном листе посредине плота горел костерок. Четвертый - подросток в картузе, налезающем на уши, - присматривал за рулем. Все они - и Саня, и Степан, и Мизинчик - были наряжены в латаную-перелатанную крестьянскую одежонку, ту, что нашлась у братанов. Только деду Алехе позволили остаться в своем.
Выше по течению показался пароход. Он был такой замызганный, что Саня с трудом прочитала надпись на борту: "Ермак Тимофеевич". Но колеса бойко шлепали по воде, черный дым валил клубами из трубы, и расстояние между плотом и пароходом быстро сокращалось.
Мизинчик, продолжая ширкать напильником, наблюдал за приближающимся неприятелем. На корме парохода торчала скорострельная пушка Гочкиса, какими вооружают военные катера. Рядом видны были составленные в две пирамиды винтовки нижних чинов. Сами нижние чины - пять человек - стояли у перил, разговаривали. Пожилой офицер рассказывал что-то капитану в дверях рубки. А на самом носу стоял матрос с длиннющим шестом - мерил глубину.
- Двенадцать винтовок, а солдат пятеро, - тихо сказал Мизинчик. - Остальные в трюме.
Когда пароход почти поровнялся с плотом, дед Алеха крикнул весело:
- Господа хорошие! Дровишек не надо? Сухие, аж звенят!
- Не надо, не надо! - крикнул в ответ офицер, стоявший рядом с капитаном.
Саня тем временем заложила "перо" направо, и плот стал сближаться с пароходом.
- А рыбки? Рыбки не требуется? - не унимался Алеха.
Встревоженный капитан подскочил к борту:
- Куда прешь? Куда прешь? Отваливай!
На плоту остальные продолжали свои занятия: Мизинчик подтачивал якорек, Степан кидал в ведерко рыбу, дед Алеха тюкал топориком по полену.
- Парнишка-то у нас совсем глупой, несмышленый, - добродушно объяснил он капитану. - Сейчас отвалим.
Но Саня завернула руль еще круче, и плот подошел к пароходу вплотную. Офицер - он тоже подбежал к борту - вытащил из кобуры револьвер, заорал бешеным голосом:
- Отваливай! Сейчас всех постреляю!
Но выполнить свою, угрозу он не успел: дед Алеха, гакнув, как мясник, размахнулся, и топор, пролетев по воздуху, врубился в лоб офицеру. Тот без звука свалился в воду.
А Мизинчик бросил якорек вверх. Две острые лапы вцепились в релинг - плот пришвартовался к пароходу.
В ту же секунду Степан Байда выхватил из ведерка с рыбой гранату-лимонку и дернул кольцо. Кольцо выдернулось, но граната, скользкая от рыбьей слизи, выпала у него из рук. Саня в испуге ойкнула, Однако Степан не растерялся: подобрал гранату с бревен и швырнул.
Лимонка разорвалась на корме рядом со скорострелкой Гочкиса. Пушка осела, покосилась; разлетелись, как городки, винтовки из обеих пирамид.
Мизинчик и дед Алеха взобрались по узловатой якорной веревке на борт парохода. Капитан уже стоял с поднятыми руками.
Из каюты выскочил, застегивая на ходу китель, офицер, за ним показались еще двое.
- Руки вверх! - гаркнул Мизинчик и выстрелил из парабеллума.