Бруно кричал свое приветствие с грузовика, стиснутого оборванцами. Если затихал, поднимался угрожающий гул. Толпа поняла, что других слов заморский дьявол на языке улицы не знает, и выжидала, когда страх погонит его домой, чтобы разграбить машину. Конечно, перебравшись в кабину, можно бы жать и жать на сигнал, пока не прибегут вьетнамцы-полицейские. Но дьявол с отвратительными синими глазами, уродливыми бесцветными прядями, слипшимися на мокром лбу, в почерневшей под мышками и на груди пестрой распашонке не хотел встречи с законом.
- Вскоре тебя стащат с борта, - сказал по-французски подошедший Клео, перед которым расступились. - И швырнут в канал, чтобы унесло...
-Ох!
- Извини, сержант, - сказал Клео, - что значит этот звук на твоем языке?
- Плохие вести.
- Надо запомнить. Звук интересный.
На отброшенный с грохотом задний борт машины легли тиковые доски. Запрыгнувшие по-кошачьи в кузов кули - не оборванцы, а крепкие ребята в черных пижамах с завязками вместо пуговиц, с синими шнурками через лоб поверх длинных косм - сноровисто стаскивали фанерные ящики.
- Зачем разули грузовик? - спросил Бруно. Сухую гортань саднило от крика. Губы горели. Едва удержался, чтобы не вдавить каблук в ладонь, которую Клео положил на ребро борта.
- Я обещал резину бедным людям. Товарец стратегический, ха-ха... На них они проживут пару недель при их ... ха-ха... экономии.
- Стоимость покрышек прибавь к платежу за товар!
- А получишь ли платеж?
- Ой-ой-ой-ей, - протянул Бруно, против собственной воли угрожающим тоном. Виски пронизывала острая боль.
- Опять любопытный звук, - сказал Клео.
- Издается, когда рассчитываешь только на кулаки.
- Богатый язык, а? Положение отражает точно.
- Жалею, что не прикончил тебя у протоки.
- Сожаления, сожаления... Никудышная долговая расписка, предъявленная несостоявшемуся будущему.
- Дерьмо!
- Протухшее яйцо заморской черепахи!
- Червивое потомство!
Клео повел шеей, стиснутой галстуком-бабочкой. Фланелевый пиджак резал под мышками да и казался коротковатым, поскольку чувствовалось, как кольт, заткнутый на спине за ремень, выпирает из-под полы козлиным хвостом.
- Хорошо, - сказал он. - Последнее слово пусть будет за тобой. Но в этом случае извинись перед дамой.
Сун Юй протянула крохотный пакетик, перевязанный лыком. Бруно рванул узелок зубами... Они платили золотом!
4
Потеря казенного грузовика возле паровой рисорушки на набережной канала У Кэй повлекла не только разжалование в рядовые. Бруно Лябасти стал в 13-й полубригаде Иностранного легиона и кандидатом на увольнение в отставку. Обещанное французское гражданство спасало от бродяжничества, но не от материальных затруднений. Франция "ждала новых сыновей", и только. Позаботиться о трудоустройстве предстояло самостоятельно. Бывших легионеров нанимали в складские сторожа в порту или спасателями на городские пляжи.
Бруно выгодно продал полученный слиток. Пенициллиновая сделка принесла деньги на два-три года безбедного существования. Но положенный в банк миллион франков выглядел мертвым с ничтожным процентом. Узнав, что сержант лишился нашивок, отринут от материальных ценностей и ждет отставку, Клео утратил к нему интерес. Бруно задумался. Завести мастерскую по ремонту радиоаппаратуры или американских холодильников, открыть кафе, скажем, "Свидание легионеров", получить на льготных условиях плантацию - эти пути отталкивали его. Да и из Сайгона придется рано или поздно выметаться. Следовало взяться за нечто, сулившее скорый и обеспеченный отъезд в Европу.
Рене де Шомон-Гитри подсказала выход.
Она переписала найденный на отцовском столе документ, озаглавленный "Программа ввоза из США оборудования по коммерческой инициативе на 1953 год". Администрация Французского Индокитая разрешала частным лицам и компаниям закупку американских станков, транспортных средств или промышленных материалов в пределах до одиннадцати миллионов американских долларов. По курсу Индокитайского банка сумма составляла двести двадцать миллионов пиастров, а черного валютного рынка - пятьсот пятьдесят миллионов.
Банк, конечно, не .выдавал американских денег во Вьетнаме. Доллары выплачивались продавцу оборудования и материалов в Париже или США. В Сайгоне это могло делаться при двух условиях - при внесении золотого обеспечения и только французу.
- Ты становишься гражданином Франции после армии, - сказала Рене. - А твой желтенький дружок располагает золотом. Сложите один плюс один и получите пять...
Она набрала номер телефона Клео и протянула трубку Бруно.
Китаец понял с полуслова. Последовало приглашение отобедать в кабинете ресторана "Золотой дракон". На какие высоты, оказывается, забрался бандит!
Инкрустированную перламутром столешницу одетые по-китайски подавальщики сплошь уставили, как говорили в Шолоне, "лучшими десятью". Две разновидности водорослей - морской дракон и речная лошадь, травы великой питательной и врачующей силы, в которых вываривалась баранина или свинина, собачьи хвосты, половые органы тюленя и тигра, восстанавливающие генетические силы в необыкновенной пропорции. Ящерицы, доставленные из провинции Гуанси. Копытца жеребенка пони из Юньнани. Распаренные фрукты и внутренности угрей из Кантона. Первосортные ласточкины гнезда с островных утесов в Андаманском море.
Высокая разливалыцица с позолоченной чашкой на цепочке катала этажерку с винами, настойками на тигровых костях и сосудом, в котором густо лоснилась змеиная кровь.
Бруно и Рене оказались единственной европейской парой. Вьетнамцы и китайцы, приведенные Клео, выстроившись цепочкой, по-деловому вручили визитные карточки, получили в обмен захваченные Рене картонки отца с золочеными звездами. Не обратив внимания ни на них, ни на приписку под именем де Шомон-Гитри "генерал", попрятали карточки в потертые, несменяемые из страха потерять удачу бумажники. Рене попыталась завести светскую беседу о блюдах, от ароматов которых ее мутило. Клео, покивав, быстренько подложил достойные, по его мнению, генеральской дочери куски, заправил травами, намешал соусов в блюдце и жестом пригласил наслаждаться.
Бруно несколько раз перехватывал беззастенчивый, оценивающий взгляд Сун Юй. Жена Клео заявилась в золотистом шелковом платье с воротником-стойкой. Это был не вьетнамский "ао-зай", а доподлинное китайское платье с высокими на бедрах разрезами, в которых сверкали нейлоновые чулки. Сун Юй выводила Бруно после доставки пенициллина в европейскую часть города. Она же дирижировала свидетелями, показавшими французским жандармам, что воинский грузовик грабили коммунистические бандиты. Клео, видимо, занимался перепродажей бесценного лекарства именно им.
В Азии собираются вокруг стола для еды, а не разговоров. Чем изысканнее и богаче угощение, тем нелепее никчемная болтовня или, хуже, деловая беседа. Рене не притрагивалась к палочкам, больше пила и входила в свое обычное на светских сходках состояние. Вьетнамцев и китайцев, Бруно знал, такое не коробит. Выпивка, как и еда, оплачена заранее, оставаться не должна. Отчего не перебрать?
Проглотив компот из лотосовых семян, Бруно спросил по-французски Сун Юй:
- Вы знаете, что такое бескультурье, мадам?
Она щебетала на кантонском с морщинистой старухой с лысиной на коротко стриженной, по-птичьи крохотной голове. В ушах ведьмы поблескивали бриллиантовые серьги, которые по величине, если их сложить, возможно, оказались бы крупнее лысины.
Сун Юй неторопливо повернулась к Бруно. Двойные ямочки на щеках, когда она улыбалась, копируя гримасу мужа, делали кукольным ее круглое лицо, на котором удлиненные глаза вразлет уходили к вискам. Два крупных, пригнанных друг к другу передних зуба отблескивали желтизной. Подрубленная над бровями челка усиливала кукольное сходство, но в узких, черных и влажных глазах - над улыбкой полноватых губ и приветливыми ямочками на щеках - стояли презрение и ненависть.
- Что же такое? Просветите!
Видимо, Сун Юй подучилась языку. На канале У Кэй во время отступления из Шолона она едва подбирала глаголы.
- Бруно, не кокетничай с мадам Баттерфляй! - сказала с другого края стола Рене.
- Меня зовут Сун Юй, мадам Доуви...
Бруно покосился на китаянку. Что за прозвище дает жене?
- Мадемуазель де Шомон-Гитри, - поправила Рене.
- Так что же такое бескультурье?
- Бескультурье, мадам, на мой взгляд, есть потеря культуры своей деревни или становища... Человек из деревни в таком скопище, как город, пытается обезьянничать, перенимать внешние признаки чуждой культуры и становится в общем нелепым... Пришлые, которые держатся землячествами, крепче стоят на ногах и остаются личностями, как были в становище или деревне. Не так ли в китайских кланах?
- Хотите выведать кто собрался? - сказала Сун Юй. - Нет, не земляки. Клео и его уважаемый отец с севера, пекинцы. А я из нищенствующей семьи второго поколения кантонцев...
- Значит, совместные деловые интересы?
- Ах, дорогой! - сказала Рене, облокотившаяся обнаженной рукой на плечо низенького Клео, сидевшего рядом. - Ты пытаешься очаровать мадам... мадам...
- Меня зовут Сун Юй, мадам Доуви.
- Мадемуазель де Шомон-Гитри, я же говорила...
Рене захохотала.
Клео с непроницаемым лицом осмотрел почти опустевшие блюда, размышляя, что бы еще подложить к нетронутым кускам на ее тарелке.
- Вы не ответили на мой вопрос, мадам Сун Юй, - сказал Бруно.
- Не торопитесь заворачивать огонь в бумагу, - ответила жена Клео.
Бруно посмотрел на Рене и подумал, что эта женщина, пытающаяся, приоткрыв рот, вникнуть в произношение Клео Сурапато, старше его на тринадцать лет. И что она ждет ребенка через три месяца. И беременна ли теперь Сун Юй?
Китаянка сказала:
- Вы и Рене прекрасная пара.
- Все ли ваши друзья говорят именно так, хотел бы я знать...
- Сплетничают, конечно.
- Что именно?
Бруно единственному за столом принесли кофе. Свежайший, дорогой и вкусный. Чашка оказалась тонкой.
Клео улыбнулся и покрутил за прической Рене ладонью, давая понять, что следует оставаться за столом, когда другие встанут. Бруно кивнул.
- Вон тот господин с золотыми зубами считает, что ваша супруга ... как бы поточнее перевести... словом, она - белое куриное мясо. А его собеседник справа от вас кричит ему, что нет, ваша уважаемая супруга как раз куриное мясо с соусом карри. Кроме того, он считает, что вы привели не первую, а младшую уважаемую жену, поскольку она так... так... свободно выпивает и все такое.
- Они так и говорят - его уважаемая жена?
- Они говорят - куриное мясо уважаемого заморского дьявола...
- Из почтения ко мне?
- Из боязни обидеть Клео. Он ведь платит за угощение, а вы главный гость... Не огорчайтесь за мадам Лябасти. Если сплетничают, значит, считают почти своими. О посторонних у нас не разговаривают. Какой интерес?
- Спасибо, мадам, - сказал Бруно Сун Юй.
- За что принято у вас благодарить в таких случаях?
- За перевод и урок юмора...
Китаянка торопливо тронула золотое колье, треть которого состояла из нефритовых пластинок. Желтовато-зеленый камень защищал от наговоров. Белые имели дурной глаз. А благодарность адресовалась ей. Если Нефритовый император спит и камень не убережет от голубого заморского глаза?
Клео громко сказал по-французски:
- Господа и дамы! Конфуций предостерегал иметь друзей, которым мы не ровня. Ужин устраивался, чтобы ввести в наш интимный круг равных старинного друга и компаньона, с которым мы давно имеем общее дело, но почти не встречались семейно, господина... Амоса Доуви!
Некоторые китайцы крестились и, случалось, носили европейские имена. Бруно знал это от контрразведчиков. Он осмотрелся, ожидая, кто из присутствующих встанет или покивает.
Встала Сун Юй. Она обошла стол, склонилась над Рене, что-то нашептывая, и вывела ее из кабинета.
Больше никто не вставал.
Смотрели на Бруно. Кивая, улыбались Бруно.
- Господин Доуви! Вокруг вас члены объединения. Присутствующие дамы являются либо старшими сестрами, либо женами его участников, не пришедших сегодня, а также не появляющихся по ряду причин никогда... Наш глава - уважаемый господин Нго...
Клео поклонился человеку с золотыми зубами.
Бруно на всякий случай кивнул. Все кивнули в ответ после Нго. Может, Клео не хотел сообщать этой сходке подлинное имя Бруно? Но тогда зачем понадобилась комедия с обменом визитными карточками? Впрочем, от них с Рене представлена генеральская визитка, и только... Опять берет врасплох, как на канале У Кэй?
- Господин Доуви, - сказал Клео. - Присутствующие понимают французский, но не решаются объясняться на нем...
Лгал, конечно.
- Поэтому я изложу то, что хотел сообщить уважаемый господин Нго.
Нго пустил скороговорку на китайском:
- Все согласились отдавать заморскому дьяволу три процента.
- Значит, так... господин Доуви, - подхватил Клео. - На Катина, ты знаешь, заведения принадлежат корсиканцам. И вокруг этой улицы. Гостиницы "Южный крест", "Империаль", "Континенталь", "Отель де насьон" и прочее. Господин Монастерио из "Индокитайского банка" передаст тебе полторы тысячи адресов родственников этих корсиканцев во Франции. Ты получишь определенную сумму от уважаемого господина Нго. Распределив на полторы тысячи порций, отправишь почтовыми переводами в Европу. Отправка в индокитайских пиастрах. Получат родственники во франках по официальному курсу, то есть в два раза выше реальной стоимости пиастра здесь. Дальше... Все деньги соединяются в одних руках.
- Каким образом? Кто гарантирует надежность полутора тысяч получателей? - спросил Бруно.
- Верный вопрос, - сказал Нго и оскалился золотыми коронками.
- Монастерио заверил, что если имеешь дело с одним корсиканцем, считай, твои партнеры - вся Корсика. Я доверяю ему.
- Гарантии доверия? - спросил Нго.
Все кивнули в знак согласия с замечанием. Бруно поймал себя на том, что и сам многозначительно вжал подбородок в узелок галстука. Принял в кресле более независимую позу.
За спиной Клео Сурапато из распахнутого окна была видна серо-коричневая река Сайгон. Она изнемогала под ржавым миноносцем, буксирами и кучкой торговых судов. Марево колебалось над болотами и протоками заречья, расстилавшегося ковром мангровых зарослей на многие километры в сторону дельты, далеко-далеко на юг, где несколько недель назад сошлись жизненные пути Клео и Бруно... Почему же - Доуви, Амос Доуви?
Утробно, словно из-под воды, взвывала сирена полицейского монитора.
- Гарантия такая. Монастерио открывает в "Индокитайском банке" счет на имя Амоса Доуви на сумму, которая будет переслана в Европу корсиканцами. Потом, когда корсиканцы отправят преумножившиеся деньги обратно в Сайгон, счет, естественно, будет отозван.
- Принято, - сказал Нго. И улыбнулся Бруно.
- Далее... Вернувшиеся преумноженные франки Амос Доуви помещает на счет сайгонской фирмы "Туссен Тор" в обмен на отправку ему этой фирмой девяти тысяч тонн американских удобрений, необходимых для кукурузных плантаций Доуви... Потом... Французские военные власти по прибытии в Сайгон парохода с удобрениями выяснят, что они содержат излишне высокую концентрацию серной углекислоты. Власти не только запретят разгрузку, они предпишут судну немедленно покинуть порт. В стране война. Серная углекислота - исходный материал для изготовления зажигательной смеси, бутылками с которой забрасывают французские броневики... Вины Амоса Доуви в своем коммерческом замысле нет. Банк по распоряжению фирмы "Туссен Тор" возвращает ему франки по сделке, которая не состоялась. Груз еще до этого будет предложен покупателю в Гонконге и сразу уйдет туда. Что же имеем? Опять франки, но которые вернулись к господину Доуви снова в двойном числе. Ведь они, когда ими платили за удобрения, переводились в доллары. И из долларов обратно во франки. А доллар теперь идет выше и выше... Никаких подозрений... Ведь Амос Доуви - француз.
- А дальше? - спросил Нго.
- А дальше это повторится столько раз, сколько сочтем выгодным. Деньги... Деньги будут поступать французскому гражданину Амосу Доуви, который волен помещать их в любой банк Европы. Мы вольны, если сочтем необходимым, рекомендовать Амосу Доуви в какой. Дважды в год он будет отчитываться перед участниками предприятия. Его можно обозначить словом "Круг". Мы ведь кружок партнеров?
Клео сел. Нго быстро переводил двенадцати мужчинам и женщинам вьетнамского и китайского происхождения суть изложенного на кантонский. Бруно подметил, каким коротким оказался перевод и как часто произносилось имя Амоса Доуви. Видимо, в нем и заключалась главная новость для обсуждения.
- Для чего этот камуфляж, Клео? - прошипел Бруно через стол.- Что за дьявольщина? Я согласен участвовать в операции. Но мое имя сгодилось бы не хуже вымышленного!
- Бруно, счет Амоса Доуви в "Индокитайском банке" существует восемь лет. Его открыли после капитуляции японцев. Все эти люди торопились припрятать нажитое в оккупации, пока вернувшиеся французы и англичане полностью не вникли в обстановку в переменившейся стране... Деньги-то подлежали конфискации союзниками! Все эти орлы видели Амоса Доуви три, от силы четыре раза в жизни. Для тебя азиатцы казались ведь на одно лицо, когда ты здесь появился? Так? Для нас заморские черти в равной степени... Вьетнамец, поддерживавший связь с этим Доуви, умер недавно от... ну, скажем, желудочной болезни после того, как свел меня с ним. Номер счета и документы на право распоряжения им ты получишь. О подмене знаем только мы двое. Ты и я.
- Сун Юй знает тоже. Она демонстративно называла Рене при всех мадам Доуви...
- Сун Юй это я.
- А этот Доуви уезжает отсюда, что ли?
- Доуви удалился на запад.
На запад, на закат, вдаль и за край земли вместе с солнцем уходили мертвые. Так считалось людьми этой части света.
Бруно хотелось верить, что его улыбка выглядела такой же безмятежной, как у Клео.
Из соседнего салона прорывались обрывки пения под аккомпанемент пианино. Рене терзала инструмент мелодией "Счет на сто поцелуев".
Венское пианино было втиснуто администрацией китайского ресторана в тиковую коробку с резными пейзажами - слоны на лесоповале в джунглях, крестьяне в "нонах" - шляпах конусом посреди рисовых чеков на фоне сахарных пальм, волны Тонкинского залива и перепончатые паруса джонок. Дерево, не поддающееся термитам, уничтожало смысл существования инструмента. Резная оболочка глушила музыку. Инструмент задохнулся в ней.
Но Клео жмурился, поводя шеей и дергаясь в европейском костюме. Господин Нго скалил золотые зубы с выражением поэтической задумчивости. Бруно доводилось видеть, как белые ахали от эстетического наслаждения восточной мелодией, извлекаемой из кустарного "кена", бамбукового органчика, полупьяным проходимцем в несуществующем национальном костюме. Чем нахальнее притворство, тем больше веры. Распоясавшаяся Рене поступала, правда, несколько благороднее. По крайней мере, никого не дурачила преднамеренно. Новые друзья жаждали приобщения к западному искусству. Рене и демонстрировала последние его достижения...