- Нет, не в этом смысле... На твое назначение.
Джефри помолчал. Усмехнулся пришедшей догадке.
- Уходишь, Бруно?
Тишина стояла такая, что оба слышали легкий, напоминавший гудение трансформаторов шум включенного монитора компьютера.
- Думал об уходе совсем...
- О самоубийстве? Теперь?
- Чтобы не было завтра...
- Что же такое должно случиться завтра?
-А вот что... А вот что... И не завтра, а уже сегодня, Джеф! Рассвет скоро... Сюда доставят Крота, Клео и еще восемь человек. Вся орава, включая меня, называется Круг, который властвует над "Бамбуковым садом". И я выложу им предложение, от которого они лишатся дара речи. Потому что никто из них никогда ничем, кроме вымогательства, не занимался. Им до того непривычно отдавать свое... Однако их жизни в моих руках, они пойдут на все, лишь бы оставили им немного...
- Откуда же их привезут, Бруно?
- С чрезвычайного заседания Круга, на который налетит полиция с облавой... Пресса после этой операции загрохочет во все пустые ведра, какие найдутся. Потребуют слушания в парламентской комиссии, а то и в парламенте... Те воротилы "Бамбукового сада", которые еще в недосягаемости, не соберутся с силами и через полсотни лет, чтобы отнять назад у меня или моего сына то, что я забираю у них сегодня. Понял, Джеф?
- И никогда-никогда не появятся в этом городе никакие бамбуковые, дубовые, сосновые, пальмовые братья! И другие вымогатели! И жулики! Биржевые! Компьютерные! И прочие! Их больше не будет...
-- Как и нас с тобой! - сказал Бруно со смехом.
Они долго хохотали.
В полдень Рутер Батуйгас, переодетый в полицейскую форму, включил в помещении 8-Эй экран телевизора. Диктор представил Барбару Чунг.
Бруно сидел в вертящемся кресле. Крот и Клео - на раскладных табуретах, принесенных агентами фирмы "Деловые советы и охрана". Агенты стояли за спинами пленников, не успев переодеться после маскарадного полицейского налета, инсценированного Бруно, на собрание Крута в отдельном кабинете ресторана гостиницы "Пенинсула". Нападение кончилось незапланированно. Предполагалось, что трупов не будет, немного постреляют в воздух... Но перепуганные жестокими, словно по железнодорожному расписанию проведенными убийствами накануне, боевики Крута излишне нервничали. Пришлось уложить всех. Самое смешное, что старший из боевиков пытался прикрыть телом Бруно...
Шести участникам Круга, державшим синие флаги, дали преднамеренно возможность уйти. Они представляли таксистов, ссора с которыми была нежелательна. Пощадили и для того, чтобы шум вокруг мафии не уподобился, как сказал Бруно, атомному взрыву из-за слишком большого числа трупов.
Темно-синие рубашки и брюки с черными лампасами выглядели непривычно на агентах, носивших обычно коричневую униформу с аксельбантами. Джефри не отпускало странное ощущение, будто все они угодили в полицейский участок.
Барбара объяснила с экрана, что выступать по непривычной для нее теме - о рэкете и мафии - побудила необходимость. Междоусобная война гангстеров, в которой нападающая сторона, как стало известно от следствия, использовала полицейскую форму, вынуждает ее поделиться некоторыми соображениями о будущем бизнеса в этом городе-государстве. Газеты сообщат детали. Она не собирается их повторять. Хотела бы только заметить, что простые таксисты показали пример решительного отпора вымогателям, заявив три дня назад, что сами защитят себя от рэкета, если им не поможет администрация. Не исключено, что сопротивление таксистов как раз и вызвало междоусобную грызню внутри "Бамбукового сада" и прочих группировок в этом роде.
Она сказала, что всякий раз, когда речь идет о необходимости искоренить преступность, следует прежде всего взять под защиту главный, основополагающий принцип. Этот принцип - незыблемость правового государства и правового общества. Это общество, слава Богу, способно еще самоочищаться от преступных союзов именно потому, что оно - свободное общество в лучшем смысле этого слова, то есть обеспечивает свободу конкуренции. Пусть лучшие поднимаются, а худшие - гибнут в пучине прошлого.
Барбара заявила, что мафии в городе больше нет. Сингапур чист и останется таким навсегда. Финансовый бизнес, торговля и предпринимательство не терпели подпольной экономики и не потерпят ее в будущем...
Пустили армейскую рекламу. Когда показали пилота, ввинчивающего перехватчик в бирюзово-желтую бездонную высь, Джефри удивился, как изменились внутри кабины самолетов. Диктор сказал: "Рожденные побеждать ждут новых товарищей! Вербуйтесь в военно-воздушные силы!"
- Что скажет рожденный побеждать Рутер? - спросил Бруно.
- Договаривались с ней о другом, сэр...
Кнопка памяти, которую вдавил Бруно Лябасти на своем телефоне, чтобы вызвать номер Барбары, была под цифрой один. Объяснения такой значимости журналистки в жизни хозяина Джефри, сидевший рядом, не находил.
- Здравствуй, Барбара. Это Бруно... Твой кабинетик в редакции, где тебя снимали, выглядит мило...
Все молчали вокруг, хотя другие бы на их месте, подумал Джефри, о чем-нибудь разговаривали, пусть вполголоса. Но минувшей ночью они перестали быть компаньонами и превратились в подчиненных одного человека, властного над их имуществом и будущим. Каждый обдумывал свое новое положение, и зарождалось между ними то, что неминуемо взращивается в кругу прихлебателей, - взаимная подозрительность и отчуждение.
А Клео думал, что Бруно - счастливчик. Как всякий, умеющий заводить не одного, а двух и больше врагов.
- Быстрый отклик, - сказала Барбара Бруно. - Я еще не успела прохладиться от жутких софитов...
- Ты говорила блестяще!
Она вдруг почувствовала, как, должно быть, сильно любит ее этот человек.
- Ты читал когда-нибудь книги барона Стендаля, Бруно?
- Имя мне неизвестно...
- Барон родился французом или итальянцем, что-то в этом роде, но хотел иметь немецкое имя... Так вот, он вложил в уста своего героя...
Барбара запнулась, вспоминая название книги.
- Это ведь не важно, в конце концов... Что он там изрек великого?
- Слова такие: "У меня ничего нет, кроме репутации"... У Сингапура, Бруно, тоже ничего нет, кроме репутации. В этом городе мафии и прочих преступлений давно не было. Их нет и не может быть... А если и случилось что, будет пресечено. Непременно... Возможно, что ты еще не знаешь, что на рассвете арестовано около ста проходимцев, занимавшихся вымогательством "масляных денег" у таксистов и в барах?
"О, Господи!" - подумал Бруно.
Он посмотрел на Рутера.
Чистая случайность, что участники маскарадного налета в "Пенинсуле" не нарвались на настоящих полицейских, устроивших собственную "ночь длинных ножей"... Сколько раз говорил себе, что необходим информатор в управлении по подавлению преступности, сколько раз! Вот она, хваленая неподкупность сингапурской полиции!
- Нет, не знаю, сказал Бруно.
- Это - опасно... для тебя...
- Почему ты так думаешь?
Барбара помолчала.
- Ты выжидаешь? - спросил Бруно.
- Ты помнишь, конечно, что через несколько дней будет слушаться дело о банкротстве некоего Ли Тео Ленга по инициативе со стороны "Ассошиэйтед мерчант бэнк"? Аудиторский совет намерен прислать свидетеля в суд. Им назначен младший Ли, этот бульдог-сутяга, достойный отпрыск папы из конторы "Ли и Ли". Добросовестность иска "Ассошиэйтед мерчант бэнк" он будет выявлять дотошно, поскольку восемнадцать миллионов... ты знаешь чьих... висят на "Ассошиэйтед мерчант бэнк"... желающем перевесить их на беззащитного Ли Тео Ленга, сидящего в гонконгской тюрьме. Или, если хочешь, Амоса Доуви... Другими словами, твой компаньон и друг Клео Сурапато хочет повесить собственное преступление на снежного человека в Гималаях... Чтобы покончить со слухами о мафии и финансовых преступлениях, пачкающих репутацию этого города, младший Ли пойдет на все... То есть на все пойдут его отец и другие отцы города... Там как-то оказались замешаны русские, а их добросовестность в делах известна. На ней проверяются репутации.
- Ты словно бы продиктовала колонку в газету, - попробовал пошутить Бруно.
- Я, конечно, именно так не напишу, - сказала Барбара серьезно. - Однако что-то в этом духе придется делать, чтобы почитали в их посольстве или где там еще у них это читают.
- Барбара, мне говорили про одного русского возле тебя...
- Правильно говорили, Бруно. Может, мне удастся укрепить его в мысли, что в этом городе не все так уж отвратительно, как непременно должно быть, по их мнению, при капитализме... До свидания!
Наверное, она рассмеялась у себя дома.
- Клео! - сказал грубо Бруно. - Отруби ты конец, который тянется от тебя в Себастьяну! К этому русскому!
- Его фамилия, босс, произносится Севастьянов, - сказал Джефри.
- Ну, как там его! Собери ты ему эти крохи в восемнадцать миллионов, которые утянул у этого... этого...
- Васильева, - сказал Джефри.
- У него! Верни, не обнищаешь. Иначе младший Ли из юридической псарни "Ли и Ли" по поручению аудиторов обгрызет тебе все штанины...
- Бруно, - сказал вкрадчиво Клео. - Возвращая деньги, придется ведь обозначиться. Признать, что они - у нас, у тебя то есть... И вынырнет меченый атом, если возьмутся за дело серьезно, в Швейцарии.
- Можно, босс? - спросил Джефри.
- Да?
- Клео лучше встретиться с русским и переговорить. Компромисс с ним возможен. Слежка велась за Севастьяновым по моему указанию агентом "Деловых советов и охраны" в Бангкоке. На всякий случай, правда, без вводных... Наверное, что-нибудь нашлось, можно будет использовать.
Бруно, вдруг зло рассмеявшись, сказал:
- Клео, с этими русскими миллионами твой "Ассошиэйтед мерчант бэнк" все больше напоминает мне обезьянку в их хвойном лесу. Колко хвататься за ветки...
ГОЛУБАЯ КРОВЬ
1
Вырезанные из тяжелого тика раскрашенные фигурки беспорядочной толпой ждали покупателей. Как ждали их в этом же месте - двухэтажном ангаре близ города Денпасара на индонезийском острове Бали - сто лет назад рабы.
Пропитанный морилкой истукан мечтательно покусывал оскаленными зубами цветочный стебелек. Танцовщица выгибала стан, воздевая бескостные руки к небесам, забрасывала волосы за спину. Глумливо ухмылявшийся. Будда, покрытый мышами и змеями, ползающими по его чреслам, приплясывал, поддевая сандалеткой змею на спине крокодила. Истощенный старец раскуривал опиумную трубку.
Скульптор, почесывая присыпанную опилками шевелюру, выжидательно смотрел на Бэзила. Крошечная девочка сжимала в грязном кулачке подол папашиной юбки-саронги. Чесоточные пятна проступали на ее ключицах. Фигурка разносчика с коромыслом, которую Бэзил высмотрел, выглядела прелестно, и цена подходила, но тик весил почти половину того, что позволялось брать в самолет...
Пришлось суетиться последние двое суток. Как обычно, разрешения на встречи пришли почти к концу командировки. А завершающую беседу губернатор Бали, поэт, меценат и изощреннейший политикан, назначил за три часа до отлета в Джакарту. На аэродром мчался на наемном автомобильчике - маломощном вездеходе "сузуки", водитель которого, наверное, родственник скульптора, выкроил время заскочить к ангару.
Под потолком висела доска с резной надписью - "Когда у друга болит рука, у меня болит сердце".
Бэзил вымотался и нуждался в отдыхе.
Заплатил больше, чем полагалось, - он почувствовал это и, спустившись к "сузуки", тронул за плечо дремавшего водителя.
- Не беспокойтесь, сэр, - сказал парень. - Самолет не улетит без вас...
На перелете Денпасар - Джакарта - Сингапур удалось поспать полтора часа, и все же он впал в дрему на лекции в клубе университетского кампуса на сингапурской окраине Кент-бридж, куда велел таксисту ехать прямо из Чанги.
Докладчика, плечистого европейца, звали Бруно Лябасти, представленного собравшимся руководителем фирмы "Деловые советы и защита". Компания пользовалась известностью как ведущая на рынке услуг по охране информационных электронных запасников и коммуникаций корпораций от организованной преступности. Около двухсот банков считались клиентами Брукс Лябасти.
На лекции предложила встретиться Барбара Чунг, когда Бэзил позвонил ей из Джакарты.
Локоть Барбары касался его руки. Она делала заметки, магнитофоном не пользовалась... Подтолкнула сильнее.
- Проснись... Ведешь себя так, будто у нас сто дней тянутся какие-то особые отношения. Послушай-ка изречения этого блестящего фаранга!
Аудитория походила на лимонную дольку, в которой пластиковые кресла вытягивались в несколько длинных полукругов. Докладчик оглядывал зал из конца в конец, и Бэзилу показалось, что всякий раз, когда он поворачивался в их с Барбарой сторону, приметно кивал и слегка улыбался.
- Непреодолимая брешь между Западом и Востоком, между их культурными наследиями, - говорил Бруно, - существует лишь в качестве некоего оптического обмана души человеческой. Я бы назвал это заблуждение духовной иллюзией. Вероятнее всего, ее появление связано со стремлением простого человека, с улицы, как мы говорим, попроще объяснять себе сложные явления. В представлении о пропасти, лежащей якобы между Востоком и Западом, нет и частицы правды, не то чтобы правды, господа!
Несильно хлопнув ладошками, Барбара спровоцировала шелестящие аплодисменты.
- Глава фирмы - хранительницы секретов показал, как беззастенчиво сам ворует чужую интеллектуальную собственность, - сказала она Бэзилу.
- То есть?
- Твое невежество объяснимо. Ты выскочил из-под бамбукового занавеса со стороны Ханоя... Лябасти слово в слово воспроизвел первые строчки книжки Пьера Буля "Мост через реку Квай"... про британцев в японском плену.
- Тогда не мешай дремать!
- Тогда не мешай слушать!
Докладчик доказывал отсутствие различий между восточной и западной цивилизациями на примере развития денежных систем, финансов и банковского дела в изолированных географически и исторически районах по одному и тому же пути. Однородность эта не могла не вызывать мысли о существовании некоей высшей воли, свободной и не ограниченной временными и пространственными рамками. Разве формирование независимо и самостоятельно друг от друга одинаковых инструментов и средств обмена материальными ценностями, денег и бачков на Западе и Востоке не свидетельство этого?
Зал шевельнулся, когда Бруно сослался на курьезы, связанные с деньгами. В Китае, сообщил он, в четырнадцатом веке выпущена банкнота размером двадцать три на тридцать три сантиметра, называвшаяся "полотенцем". Шесть столбиков золотых монет, изображенных на ней, обозначали стоимость. В 1944 году американское казначейство отпечатало бумажки достоинством в десять тысяч долларов, и несколько сотен таких остаются в обращении.
Бруно пополоскал зеленую купюру в воздухе.
- Вот она!
В зале воцарилась тишина.
Бруно сделал несколько мягких шагов от пюпитра, у которого стоял, к первому ряду и протянул десять тысяч долларов слушателю, жестом показывая, что просит передавать их по кругу. Гул разрастался за банкнотой, как шлейф за кометой.
- Абсолютно настоящая, - сказал Бруно в микрофон. И добавил под одобрительный смех, почти заглушивший его голос: - Хотя моя фирма могла бы представить две точно такие из своего музея подделок...
- А каков крупнейший по сумме чек в истории банковского бизнеса?! - крикнул через три кресла от Шемякина сикх в чалме.
- Самую крупную сумму, которая когда-либо значилась на платежном документе в истории человечества, правительство Соединенных Штатов обозначило на чеке для правительства Индии в 1974 году, уважаемый коллега, - ответил Лябасти. - 853 миллиона!
- Долларов?
- Отличный вопрос... Британских фунтов стерлингов! Больше миллиарда долларов!
Бэзил не предполагал, что так долго можно аплодировать финансовому документу. Достал блокнот и записал цифру. Вспомнился Севастьянов. Наверное, тому будет интересно...
Шемякин мягко коснулся ладони Барбары, остановив ручку, выписывавшую скорописью иероглифы. Один остался недорисованным.
Она спросила:
- Во сколько самолет завтра?
- В Чанги к двенадцати...
Недолговечная временная опора в их общих расчетах на будущее.
Барбара с европейцем представлялась Бруно условным центром аудитории, к которой он обращался. Ему показалось, что рука этого человека легла на ее колено. Не останавливая гладкого течения речи, приготовленной Джефри Пиватски, он взглянул на часы. Золотая "омега" на запястье показывала, что лекция идет сорок шесть минут. Собрав волю, заставил себя говорить еще пять и почти оборвал фразу.
Кажется, никто не понял, что лекция кончилась. Пришлось добавить:
- Авторство изложенных вам мыслей вы вправе приписать новичку на Дальнем Востоке. Ибо неизменно правило - больше опыта, меньше уверенности. Мои же выводы безапелляционны. Что ж... Но когда-то мне довелось участвовать в боевых действиях в этой части Азии, в частности в воздушных десантах. Если солдат прыгал первый раз, шансов сломать конечности было пятьдесят на пятьдесят. Второй раз - восемьдесят. И не оставалось сомнений, что в третий он расшибется... Это относится и к судьбе наезжающих деловых людей с Запада. Но я остался здесь, никогда не покидал Азии. То есть мой первый прыжок стал и единственным. Думаю, это в общем русле перемещения людей с нераспыленным запасом надежд с Запада на Восток, людей первого и единственного прыжка, людей, которые прибывают не для пробы, а навсегда. Они формулируют новую тенденцию: "Производить на Востоке и возвращаться с товарами на Запад"... Каким же оборотнем стал сегодня киплинговский постулат-ворожба, что Запад есть Запад, а Восток - Восток и вместе им не сойтись!
Догадка, что рядом с Барбарой сидит русский, сделала Бруно вялым.
Он принял от поднявшейся к пюпитру девушки десятитысячную купюру и, вкладывая ее в бумажник, сверкнувший золоченым вензелем, закончил:
- Сходимся, я надеюсь... В поисках общего процветания...
Аплодисменты смешались с грохотом трехсот стульев. Президент студенческого клуба благодарил в микрофон за интересное, как он сказал, устное эссе представителя нового технологического направления в финансовом бизнесе.
Русский, если это был он, потащился за Барбарой к выходу в фойе. Бруно попытался вспомнить лицо танкиста, которого прикончили возле баррикады на его глазах в сорок пятом. Проскочила дикая мысль, что русский - сын злосчастного или еще какой родственник...
Бруно спрыгнул с подиума и догнал парочку.
- Вся лекция читалась для тебя, дорогая... И я видел, что ты делала пометки, - сказал он по-французски Барбаре.
Складки серого костюма не стесняли ее движений и делали походку свободней и шире, хотя туфли она надела на прямом японском каблуке.
Русский казался одиноким существом, привычно ждущим, когда на него обратят внимание.
- Здравствуй, Бруно, - сказала Барбара, протягивая ладонь, в которой оставалась ручка.
Лябасти подержался за золоченый колпачок и кончики пальцев.
- Рукопожатие выродилось на Востоке, - сказал Бруно, - превратилось в нечто, напоминающее касание носами на Соломоновых островах...
- Это - Бэзил Шемякин, корреспондент русской газеты, - сказала она.