Укради у мертвого смерть - Валериан Скворцов 30 стр.

- Вы явились из интереса или за компанию с Барба­рой? - спросил Бруно, не переходя с французского на обще­принятый английский.

- Много философии и общих мест, - ответил с хоро­шим произношением русский. - Да и отдавать в зал десяти­тысячную бумажку мне бы показалось все-таки рискован­ным...

- Экземпляр застрахован, ха-ха! - ответил Бруно.

Церемонно повернувшись корпусом к Барбаре, сказал:

- Мой новый знакомый и твой друг так образован, Бар­бара! В этих краях почти не владеют французским...

- Он работал во Вьетнаме, потом Лаос и Камбоджа, Бру­но. Как и ты в прошлом, - сказала Барбара.

- В самом деле? Когда же?

- Шестидесятые и семидесятые, - объяснил Бэзил.

- Первый русский в Сайгоне в семьдесят пятом, первый русский в Пномпене в семьдесят девятом, - сказала Барба­ра.

- И первый русский в студенческом кампусе Сингапур­ского университета на лекции, и первый русский в компании с известной финансовой Пифией этого города-банкира, и первый русский... где вы еще собираетесь побывать, месье... месье...

- Шемякин, - сказал Бэзил.

В таких случаях он говорил себе: "Не злись". Во-первых, ощущал личную неприязнь к Лябасти, а это к делу не отно­силось. Во-вторых, банкир с симпатией относился к Барбаре и мог оказаться ее существенным источником информации.

- Прошу извинить меня, - сказал Бэзил по-англий­ски. - Я прогуляюсь по фойе, потом выйду в парк, посмот­рю, как прыгают возле барьера через голову велогимнасты... Хорошо, Барбара? А вам еще раз большое спасибо, сэр, за лекцию. Мне приходится только сожалеть, что очередь по­держаться за вашу купюру в десять тысяч до меня не успела...

- В чем же дело! - сказал Бруно. - Пожалуйста...

Он сделал движение, будто собирается достать бумажник.

Русский развел руками и ушел.

- Галльский петушок, - сказала Барбара по-французски.

- Ты про него?

- Он - русский... Ты разозлился, Бруно. Не нужно, доро­гой... Он еще не стал моим другом в твоем понимании друж­бы... Как бы там ни было, я действительно сожалею, что не могу ответить на твое чувство. Я ценю его. Я заговорила об этом в последний раз, понимаю, что нарушила соглашение...

- Достигнутое высокими сторонами на борту джонки да Сузы, - докончил Бруно. - Но остается вопрос, пока не раз­решимый для меня. Зачем ты в действительности появилась на лекции?

- Два дня твой телефон молчит. Ты стал скрытным в последнее время. Даже Рутер Батуйгас не говорит, где ты. О лекции объявлялось еще две недели назад. Вот и попытала счастье...

- Нечто значительное?

- Помнишь мою колонку в "Стрейтс тайме" относитель­но краха "Голь и Ко" и "Ли Хэ Пин" и о том, как это началось с приобретения Клео Сурапато позолоченного кулака?

~Да.

- Я видела кулак в конторе адвокатской фирмы "Ли и Ли". Клео переправил реликвию старой лисе Ли. За какие услуги?

- О передаче я знаю... Сделал это некий бакалавр Ван Та, дружок сына Клео. Но вот за какие услуги, не ясно... Но все равно признателен за информацию, Барбара. Как я могу отблагодарить за заботу?

- Пообещай, - сказала Барбара, - не трогать русского парня. Вот и все, что мне нужно...

Было что-то зловещее в том, что золоченый кулак, укра­денный с грузовика на берлинской Рейхштрассе, проскочил обыск французской жандармерии, осмотры вещей в казар­мах, уцелел в болотах, джунглях и пожарах, чтобы превра­титься в фетиш двух китайцев, готовых из-за него пере­грызть глотки, растоптать и его, Бруно. За триста граммов старого дерева...

- Ты просишь о невозможном, Барбара.

- Как это понимать?

- Его невозможно тронуть. В смысле того, что за ним стоит... Мне и в голову бы не пришло... Как бы я его ни ненавидел!

Подачу кондиционированного воздуха в зал, где они ос­тавались вдвоем, выключили. Парило, а лицо Бруно остава­лось сухим, и лучи солнца, пробивавшиеся сквозь затемненные стекла, серебрили седину в усах, хотя ежик над выпуклым лбом стоял безупречным соломенным нимбом. Косой шрам на крутом подбородке порозовел, тени под гла­зами стали коричневыми, словно вечными от усталости.

Она быстро провела ладонью по ежику. Оказался необыч­но мягким.

- А я думала, твои волосы жесткие.

Бруно коснулся губами ее руки. Ниже браслета, скольз­нувшего с запястья на ладонь.

- Я вот что... вот что...

Не следовало, конечно, ему сообщать.

- Мы дадим колонку, Бруно... Общие идеи получены от коадъюторского совета, а детально развил адвокат Ли... Они разгромят Клео Сурапато. То, что он олицетворяет в деле о банкротстве Ли Тео Ленга, бывшего партнера "Ассошиэйтед мерчант бэнк". Клео разденут догола и проведут в таком виде по Сити...

- Там, где кровь голубая и богатства старинные... Это, кажется, твой стереотип, Барбара?

- Подумай о себе, Бруно.

Она сожалела о допущенной слабости.

Русский передвигался вдоль розоватой стены фойе, рас­сматривал серовато-малиновые акварели "постбиологиче­ской живописи", выставленные японским аспирантом. Лю­бовь, дружба и производственная деятельность членистых червей на глубине пяти тысяч метров в океане, как сообща­лось на специальном плакате, будили ассоциации и застав­ляли оглянуться на последствия электронной цивилизации на земле.

- Вон твой коллега, - сказал Бруно. Улыбка на его лице восстановилась.

- Желаю удачи, - сказала Барбара.

Обычно Бруно испытывал чувство гадливости, наблюдая парализующее воздействие на воображение людей низших классов больших денег, которыми оперировал. Севастьянов, несомненно, являлся человеком низшего класса. Как все красные бизнесмены, он оставался неимущим.

Сумму, которую Бруно Лябасти поручил Клео и Кроту предложить, русскому бюрократу не переварить в сознании так же быстро, как это бы сделал его коллега из частной корпорации. Необходимо время, чтобы Севастьянов привык смотреть на большие деньги как на собственные.

Кроту поручалось сопровождать Клео на встречу с Сева­стьяновым, поскольку он знал лично русского банкира, по­ниженного в должности и, кажется, презираемого своими. Свидание - в золотом салоне гостиницы "Шангри-ла" на Орчард-роуд. Разговор начинать с обсуждения висящей там картины бессмертного Чжан Фуцзо "Императорские фаза­ны", цена двести тысяч долларов...

Согласие русского на встречу заполучали несколько рис­кованно. Клео, звонивший Севастьянову, сказал, что пригла­шает его побеседовать по рекомендации адвокатской конто­ры "Ли и Ли". Русский не мог по телефону, находившемуся в помещении торгпредства и прослушиваемому их контр­разведкой, подробно расспрашивать. Севастьянов, как сле­довало из намеков Ли, действовал без санкции, на свой страх и риск. А это у бюрократов - смертельный грех. Вполне возможно, русский решил сыграть личную игру. Интрижка с женой сотрудника посольства в Бангкоке - немаловажный штрих в пользу предположения.

Ведя "ситроен" эстакадой над лагуной, Бруно вздохнул. Далеко внизу напротив причала Клиффорда красные джон­ки, подняв плавники парусов, уваливались под ветер. Если бы Барбара приняла предложение на палубе посудины да Сузы... Если бы приняла.

Сбросил бы с рук "Деловые советы и защиту", "Индо-Австралийский", остановил бы захват "Нуган Ханг бэнк" и наплевал на "Мосберт холдинге" вместе с китайскими скор­пионами Клео и Кротом, а в придачу на "Бамбуковый сад" и Крут! Да, он вынашивал большой жизненный план...

Возможно, Севастьянов вынашивает собственный боль­шой жизненный план, связанный с женщиной, которая при­ходила к нему в номер в бангкокском "Амбассадоре"?

Если эта ящерица Клео оказался схваченным за хвост, именуемый Ли Тео Ленг, он же Амос Доуви, русским ловка­чом - кто бы мог ожидать от бюрократа? - пусть хвост и останется в руках удачника. Хвост, даже при цене в восемнад­цать миллионов, стоит ящерицы в любом случае.

Радиотелефон подал сигнал. Номер принадлежал его кон­торскому телефону в "Деловых советах и защите". На авто­мобиль вызовы шли по радио.

- Слушаю, - сказал Бруно.

- Рад вас слышать, дорогой господин Лябасти... Здесь стряпчий Ли из конторы "Ли и Ли".

- Взаимно, дорогой господин Ли. Взаимно... Вниматель­но слушаю вас.

- Только пожелание... Да, именно только оно. От членов коадъюторского совета. У них там складывается впечатление о необходимости передачи ваших дел.

- Передаче моих дел?

- Ну, да. У меня, знаете ли, сложилось вполне определен­ное впечатление из бесед с членами совета на этот счет. Этот город, знаете ли, господин Лябасти, Сингапур. Вы живете в нем десяток с лишним лет, не так ли? У меня сложилось определенное впечатление, что передача дел сыну в резуль­тате... в результате какого-то форсмажорного обстоятельст­ва... скажем так. Вот... передача дел сыну. Он, кажется, в Банг­коке? Вот что подходило бы сейчас и вам, и ему. По наследству... Скажем так.

- По наследству?

- Скажем так, господин Лябасти. По законам этой стра­ны, где, как писала одна журналистка, кровь голубая, а богат­ство старинное... Ваш сын сможет именно этими словами говорить о своих движимых и недвижимых активах. Вы - нет... Если согласитесь, такое же предложение получит и гос­подин Сурапато. У него тоже прекрасный сын... Правда, в отличие от Жоффруа балбес, хотя и китаец...

Бруно обошел красный "фольксваген" со срезанными для фасона крыльями. Из окна высовывалась болонка с красны­ми подтеками на шерсти под глазами. С языка тянуло слюну.

- Но ведь имущество и капиталы Клео формально при­надлежат его отцу, - идиотски сказал Бруно.

- Господин Сурапато в эти минуты торопится к уважае­мому бывшему депутату Лин Цзяо, который почувствовал роковое жжение в области грудной клетки...

- От имени кого вы говорите, господин Ли?!

- Никто не хочет скандала, господин Лябасти, из-за этих восемнадцати миллионов, незаконно присвоенных Клео и вами тоже. Вы не там их взяли.

- Севастьянов посещал вас!

- Севастьянов бессмертен, потому что он - государст­венный служащий. Нет его, будет другой... Необходимо ваше завещание. Вы патриот этого города, господин Лябасти, а у этого города, знаете ли, почти ничего нет своего, кроме ре­путации. Таким образом, вы обещаете все взвесить и после­довать, скажем так, благоразумному совету. Да!

"Возьми себя в руки", - сказал он себе,

- Обещаю, - ответил в телефон.

- Вот и отлично. Я всегда вас считал, да и не только я, совершенно нашим. Ваш поступок не будет забыт. Ваши дети будут счастливы. Да... Всего доброго!

Ли разъединился.

Бруно набрал номер телефона квартиры на Кэйрнхилл- серкл. Слушал безответные гудки... Отец Клео уже ушел в мир иной?

Он представил поросшее дикой травой поле, холмы и рытвины, безобразные оползни оврагов и обрушившиеся участки каменной ограды китайского кладбища на берегу острова Пулау-Убин. Каждый раз, возвращаясь с рыбалки, Бруно приходилось пересекать запущенные аллеи, вдоль ко­торых поднимались надгробия и мавзолеи, похожие на ми­ниатюрные копии банковских зданий и торговых контор. Какое же архитектурное сооружение закажет Клео отцу? И будет ли его собственное надгробие поставлено Сун Юй в форме дорических колонн с фаянсовыми великоханьскими львами, как перед дубовыми дверями компании "Лин, Клео и Клео"?

Телефон на Кэйрнхилл-серкл ответил после десятого или пятнадцатого гудка. Бог, которому все эти долгие секунды молился Бруно, существовал.

В просторной квартире Клео Сурапато сквозняки гуляли по комнатам, бесстыдно, как покрывала танцовщиц, задирая над распахнутыми всюду дверями прозрачные белые зана­веси. Выписанные на них каллиграфом поминальные чер­ные иероглифы, казалось, метались сами по себе словно летучие мыши, вспугнутые среди бела дня. Дети с выпачкан­ными сластями мордашками носились, визжали и кричали, отнимая друг у друга игрушки. Едва не опрокинули в спальне покойного поставец литой бронзы с жертвенными воскуре­ниями перед лакированной табличкой с именами предков. Ни хозяева, ни гости ничего непочтительного в этом не усматривали. Депутат Лин Цзяо, бесспорно, скончался, и тело находилось в морге, но дух обретался в семье, в этом доме, наслаждаясь разноголосьем детской толпы, радуясь преумножению здорового и сытого, хорошо одетого потом­ства.

Клео улыбался родственникам, очень дальним, правда, скорее землякам, чем единокровникам, подгонял как поло­жено нанятых официантов из ресторана гостиницы "Манда­рин", изрекал банальности. А на душе камнем лежало сооб­щение Сун Юй, ездившей в госпиталь Елизаветы для юридического оформления кончины. Санитар, являвшийся агентом "Деловых советов и защиты", шепнул ей:

- Госпожа, ваш почтенный мертвый свекор посещал ла­бораторию, где ему делали внутривенные вливания витами­на Б-двенадцать. Последняя инъекция содержала раковые клетки... Быстродействующие.

Кто?

Все гости казались на одно лицо, будто каждое покрывала марлевая маска, как у санитаров в морге.

Сухое горло саднило. Он много пил пива, чего раньше не делал, но мучила жажда, и Клео подумал, что, возможно, это из-за отсутствия слез, которые принесли бы облегчение. В туалете он попытался заплакать. Не получилось. И начи­нал закрадываться страх, что он непочтительный сын и дух отца истолкует его поведение как низменную жажду наслед­ства, стремление к беспутной жизни с обретенными средст­вами.

Ох, сколько бы он дал, чтобы вернуться в то время, когда отец бил и бил из автомата по людям капитана Сы у озера Гашун Нгор в стране полудиких таджиков! Или когда леги­онер Бруно, жалкий и раздавленный собственной беспо­мощностью, кричал свою бессмысленную фразу с грузовика возле канала У Кэй!

Клео в раздумье, замешенном на неуместном в такие минуты озлоблении, прохаживался от стены до балкона в спальне отца, делая вид, что следит за воскурениями перед табличкой с именем покойного.

- Дедушка Клео, - сказала тихонько внучка бухгалтера его фирмы "Лин, Клео и Клео", - там звонит и звонит телефон...

Звуковой сигнал параллельного аппарата в спальне, ко­нечно, отключили. Мигал только проблесковый зеленый огонек вызова.

Поколебавшись, Клео снял трубку.

- Клео, - узнал он голос Бруно Лябасти. - Севастьянов нам нужен как спасение... Я понимаю, у тебя траур... Но, чтобы его не справляли через несколько дней по нас самим, выполняй приказ. Парень должен принять подарок от вас с Кротом! Что он заявил на встрече с вами?...

В золотом салоне круглый закусочный стол обычно ста­вили на отшибе, рядом с электрическим канделябром и поч­ти под рамой картины с императорским фазаном. Гостя усаживали на диван черного бархата, обставленный с торцов миньскими вазами, приспособленными под подставки для ламп с черными же абажурами. К дивану приставили глубо­кие кресла золотистой в красную полоску обивки.

Крот рассчитывал, что Севастьянов уловит символику цветов. Клео ухмыльнулся на этот расчет, но ничего не ска­зал. Обивка кресел обозначала в старом этикете места для людей, ждущих прозорливых советов.

Ожидая таковые, Клео с ненавистью наблюдал, как сме­ется Севастьянов, обнажая ровные лошадиные зубы, прису­щие большинству заморских дьяволов. Цвета переспелой рисовой соломы шевелюра, распадающаяся от макушки до лба надвое. Дорогой галстук фирмы "Ля Рош". Вот, наверное, думает, прилетели китайские птицы, уселись рядком и гото­вы полезть в силки. Смеется предложенному миллиону син­гапурских долларов!

Крот раскрыл кожаную папку с балансом фирмы "Мос­берт холдинге" на странице, где регистрировалось все, свя­занное с кредитом, полученным от Васильева. Там же лежала копия бумаги о возбуждении фирмой в суде дела о банкрот­стве Ли Тео Ленга.

Клео увещевательно сказал:

- Речь идет, дорогой господин Севастьянов, не о сдаче нашей позиции. Предмет беседы - сближение вашей и на­шей позиций. Некто, если вы согласитесь с таким принци­пиальным подходом, встретится с вами и немедленно пере­даст оговоренный миллион.

- Васильев отпустил "Мосберт холдинге" восемнадцать.

- Глубоко уважаемый господин Васильев скончался. В Москве дело закрыто. Таким образом, господин Севастья­нов, ни нам, ни вам некому возвращать деньги, - сказал Крот.

- Компромиссы, - вступил Клео, - мастерски достига­лись вашим учителем Васильевым... Мы согласимся вернуть деньги лично вам. Это будет наша уступка. А вы согласитесь, чтобы возвращался один миллион... Это будет ваша уступка. Это много, очень много, господин Севастьянов. Почти пол­миллиона американских. После этого вы оставите без вни­мания слушание о банкротстве Ли Тео Ленга.

Впервые за многие недели он ощутил уверенность. Ход, сделанный по наитию в адвокатской конторе "Ли и Ли", потянул. Потянул! Догадка, версия становилась делом и пла­ном.

- Возможно, желаете больше? - спросил Крот.

- Должно быть возвращено взятое у Васильева плюс за­конный интерес. Интерес мы можем вместе определить из средних процентных ставок минувших лет.

Молчание затягивалось.

- Если твердость вашего характера, которая вызвала у нас восхищение, господин Севастьянов, перейдет в непод­вижность, - сказал Крот тихо, - ничего не получите.

- Ничего, - подтвердил Клео. - Но с ответом мы ведь не торопим... Вам предлагают полмиллиона американских дол­ларов. Взвесьте.

- Мы знаем, что вы нуждаетесь в средствах, - сказал Крот. - Мы располагаем достоверной информацией о нали­чии в Бангкоке некоей русской леди, ваши чувства к кото­рой... как бы сказать... бросились там в глаза. Вы оба молоды, и полмиллиона - прекрасная основа для начала счастливой, комфортабельной и активной жизни.

- Мы располагаем также другими сведениями, - сказал Клео. - Характер вашей работы в торговом представитель­стве не включает более полномочий на решение вопросов о кредитах. Не так ли? Вы ведете личную игру. Согласитесь, если об этом узнают в вашем представительстве или в Мос­кве, утро следующего же дня начнется для вас с беседы с офицером контрразведки в посольстве. Вне сомнения, из посольства вы уже не выйдете. Прямехонько на машине по­сла в Чанги до трапа самолета "Аэрофлота" на Москву. Скан­дал усугубит подозрения относительно того, что Васильев и вы в прошлом действительно были... нечисты на руку, что ли...

- Мой друг Клео, - сказал Крот, - сгоряча даже соби­рался обжаловать ваши интриги в торгпредстве сразу, как только нам сообщили о них из конторы "Ли и Ли"... Знаете, стряпчий Ли - мой большой друг... Мне едва удалось охла­дить его горячность. Он собирался говорить с вашим торг­предом, что вы занялись вымогательством с целью обеспе­чить себе безбедное существование с известной вам русской леди из Бангкока где-то на Западе... Представляете, до чего можно дойти в преувеличениях?

Васильев, когда переходили на подобный тон, не злился. В конце концов, частный бизнес - есть частный, и различия между взяткой, шантажом и законным интересам по про­центам с кредита, по существу, нет. Партнеры по перегово­рам, если это переговоры, навязывали суету.

- Благодарю за содержательную беседу, джентльмены. Обмен мнениями оказался полезен. Мне пора, - сказал Се­вастьянов. - На службу...

- Вот номер телефона, - сказал Клео, а Крот протянул безымянную визитную карточку с семью цифрами. - Когда соберетесь с силами дать ответ, позвоните. Наше предложе­ние полностью отвечает вашим действительным и долго­срочным интересам. Мы в этом уверены.

Официант в желтом блайзере и красной "бабочке" прово­дил Севастьянова к лифту. Кланялся, пока сдвигались авто­матические двери.