Укради у мертвого смерть - Валериан Скворцов 33 стр.

Становилось очевидным, что Ли-младший осторожно прощупывал торгпреда, специально выйдя на него с голь­фом, - известно ли севастьяновскому руководству о его, Се­вастьянова, подходах к делу о банкротстве "Ассошиэйтед мерчант бэнк". Вполне вероятно, что юрист истолковал иск­реннее изумление торгпреда размахом финансового мошен­ничества как изощренною скрытность и хитрость. Ни Ли- старший, ни тем более Ли-младший никогда и ничему не верили без достаточных гарантий, которые бы покрыли из­держки обмана.

Прихлебнув грузинского чаю, Севастьянов подумал, что прощупывание сингапурцем торгпреда усиливает его собст­венную позицию.

- Да, действительно, - сказал он.

Накануне, ворочаясь от бессонницы, вынашивал мысль пойти утром к торгпреду и посвятить в сложившийся план. Теперь это казалось диким.

Правильно он поступил, и сыграв вчера под занавес встречи с журналистом комедию отказа от намерений схва­титься с жуликами. С чего бы верить и тому? Побежал бы доносить...

- Ли-младший, - сказал торгпред, - говорил о вас...

- Обо мне?

-- Хорошо говорил, не волнуйтесь... Говорил, как нрави­лись ему и вообще местным ваши деловые качества, квали­фикация, вспоминал вашу работу с Васильевым. У меня сложилось впечатление, что вы встречались с ним недавно...

"Вот за этим и позвал", - подумал Севастьянов.

Но лгать не приходилось. Ли-младшего он действитель­но не встречал, и не только в эту командировку, но и пред­ыдущую, когда работал в группе Васильева по кредитова­нию, потому что Ли-младший проходил стажировку в Лон­доне.

- Нет, не встречался... Откуда?

- А вы не знаете, с кем из представителей деловых кругов встречался Шемякин?

- Шемякин? - удивленно переспросил Севастьянов.

- Да, региональный гастролер из газеты. Смотрите-ка, что он настрочил...

Торгпред прочел газетную заметку о беспомощности торговой делегации, приезжавшей на серию подготовлен­ных торгпредством встреч из Москвы. Финансовая некомпе­тентность, незнание английского языка, неквалифициро­ванная переводчица на девять человек, общие рассуждения и оставленное разочарование в серьезных деловых намерени­ях.

- Он ведь, кажется, ваш близкий знакомый? Мне пере­дали, что вы провели вчера с ним субботнее утро за пивом в гостинице "Кэйрнхилл"... Я, конечно, узнал случайно, мне сообщили об этом сами по себе два эксперта, которые живут там же... Потом он звонил вам в торгпредство. Об этом доло­жил дежурный.

- Познакомились в Бангкоке, летели одним самолетом сюда. Теперь он на обратном пути из Джакарты, попросил встретиться просто так... Говорили вообще.

- Смотрите, чтобы после разговора вообще он что-ни­будь не тиснул конкретное! Ведь это же разглашение служеб­ной тайны! Что ж из того, что члены делегации не знали языка? Мы не виноваты. Пусть в Москве об этом думают. Я ведь писал...

- Наверное, Шемякин с таким расчетом и писал, чтобы Москва поняла.

Торгпред помотал головой.

- Непривычно это... Газета должна, знаете ли, призы­вать...

- Я не знаю, - сказал Севастьянов.

- Не нужно защищать дружков, Севастьянов! Не нужно! Нехорошо это, не по-советски, извините за громкое слово... Непринципиально... Я бы действительно хотел знать все, о чем он вас расспрашивал! В этом случае, сообщив в Москву, мы сможем предотвратить публикации очередных его ше­девров сомнительного свойства.

- Мы говорили просто об этой стране... История, обы­чаи... О чем вообще люди говорят... за пивом. В субботу.

- Есть к вам и прямое замечание. Хочу высказаться от­крыто...

- Спасибо, - сказал Севастьянов.

- Мне кажется, что вы преувеличиваете собственную значимость в этом учреждении.

- Не понимаю.

- Пришло письмо из управления, которое вас рекомен­довало сюда. Вы выступили с какими-то инициативами, на­правив в центр письмо, которое, оказывается, я не видел, и мне вы о нем не докладывали.

- Приехав я сообщал, что...

- Я этого не помню! Вас предупредили еще в Москве... К провалившимся васильевским начинаниям не возвращать­ся! Вас прислали для выполнения обязанностей простого бухгалтера. И если в Бангкоке поручили провести перегово­ры, то исключительно ознакомительного характера, так ска­зать по пути... Мне не нравится также, что вами в частных беседах интересуются представители местных деловых кру­гов. Вынужден напомнить, Севастьянов, что государствен­ной монополии внешней торговли не отменяли и полномоч­ным представителем советских деловых интересов, всех без исключения, является торгпред. Торгпред! С которым вы обязаны согласовывать все ваши действия, если уж испыты­ваете зуд к провалам...

- Но...

- Получено письмо, лично ко мне, от вашего московско­го коллеги Семейных. Он сообщает, что они вынуждены искать вам замену. Ваши дела, видимо, настолько запутаны, что сюда категорически отказывается приезжать даже ваша жена. Так ведь?

"Есть ли у меня хоть неделя?" - подумал Севастьянов.

Воздух в груди начальника иссяк, и понадобился глубо­кий вдох.

Севастьянов отодвинул чашку. Шел ведь форменный разнос. Может, ему следовало встать?

- Я не хочу вас обидеть, - сказал мягко торгпред. - Только предостеречь. Ведь это моя обязанность просто как вашего старшего товарища... Воздержитесь от частных бесед с этим журналистом. Он посетил меня в этом кабинете. Ка­кие-то не те у него вопросы... А то, что в скором времени вернетесь в Москву, не истолковывайте как результат пре­тензий к вам по работе... Сыграли роль семейные обстоятель­ства. Только.

- Спасибо за доброе отношение, - сказал Севастьянов.

- Хотите еще чаю?

- Спасибо. Разрешите мне теперь уйти?

В лифте и потом, оказавшись в бухгалтерии, сев за свой стол, он думал о письме Людки Семейных торгпреду, о Кла­ве, которая носит теперь фамилию Немчина, о своем посла­нии генеральному по поводу непогашенного кредита, един­ственного оставшегося за покойным Васильевым, об Оле, которая не может - или не хочет - приехать...

Он методично разделил содержимое двух ящиков со сво­ими бумагами надвое - что действительно необходимо, а что - нет. Отложил сафьяновую коробочку с серебряным браслетом, купленным для Оли в лавке возле причала Клиф­форда. Тщательно подсчитал, сколько ему полагается еще зарплаты на два дня вперед, открыл сейф и взял эти деньги из казенных.

Около двух часов пешком он добрался до Орчард-роуд, где пообедал в китайской супной - пельмени с креветками, крученые блинчики со свининой и мороженое. Расплачива­ясь у выхода, попросил на сдачу десятицентовые монетки. У ближайшего телефона-автомата достал из бумажника кар­тонку размером с визитную карточку, полученную от Клео Сурапато.

После третьего гудка полный достоинства баритон про­звучал в трубке:

- Эфраим Марголин...

- Господин Марголин, - сказал Севастьянов. - Говорит русский, который хотел бы обсудить сделанное ему предло­жение. Неплохо, если бы встреча состоялась достаточно ско­ро и в районе Орчард-роуд.

- Ничего нет проще, господин Севастьянов. Вестибюль гостиницы "Династия" в шестнадцать пятнадцать?

Его звонка ждали. Он не назвался, а к нему обратились по имени.

Бэзил долго смотрел сквозь огромное стекло сада-кафе на залоснившуюся под дождем улицу.

Отогнал мысль позвонить Севастьянову в торгпредство из аэропорта, когда приедет туда. Не потому, что бухгалтер мог и не добраться еще до дому. Твердо решил: "С этим покончено".

Не поднимаясь в номер, попросил индуса-портье подо­гнать такси и послать коридорного за чемоданом. Рассчитав­шись, постоял на лестнице перед автоматическими дверями гостиницы... В двухстах метрах под откосом Кэйрнхилл-серкл начиналась улица Изумрудного Холма. Он попытался распознать черепичную крышу дома Барбары среди таких же других, но понял, что просто тешит себя иллюзией.

И тут осознал, что, в сущности, покидая Сингапур, начи­нает дорогу в Москву, поскольку через пару месяцев предсто­ял отпуск и наверняка никаких выездов из Бангкока до тех пор не случится. Домой, домой!

Ему повезло. Таксист молчал до Чанги...

Бэзил разыскал багажную тележку, водитель поставил на нее чемодан и, получив по счетчику, укатил на первый этаж аэропорта к стоянке. Табло в пассажирском зале показывало, что рейс на Бангкок вовремя. Полицейский проверил чемо­дан на взрывчатку и оружие, заклеил замок лентой, надпи­санной "Безопасность", пустил сумку с камерой и блокнотом через "рентгеновскую" установку, весело сказал:

- Когда обратно?

- Небо ведает, - ответил Бэзил, не задумываясь, откуда его знает агент.

И тут увидел Барбару возле барьера, отделявшего пасса­жиров от провожающих. Она мягко, будто пробовала горя­чую воду в ванной, помахала ему кистью опущенной руки.

- Разрешите мне вернуться за ограждение на несколько минут, - попросил Бэзил охранника.

- Пожалуйста, пожалуйста...

- Улетаешь? - спросил он Барбару.

- Провожаем, - сказал появившийся из-за ее плеча Ру­тер Батуйгас. Он протирал бархоткой очки, мокрые волосы отражали неоновый свет, и правый рукав был хоть выжимай. Наверное, высадил Барбару у дверей, а потом, припарковав машину, шел под дождем. К груди филиппинец прижимал зеленую папку. Выпуклые бицепсы, крупные вены на них, широкая грудь и мощная шея в открытом вороте делали его схожим с доброй лошадью.

- Кого же?

- Я попросила Рутера сопровождать... Мы провожаем те­бя, Бэзил Шемякин. Мы желаем тебе доброго пути и удачи, да хранит тебя Бог!

- Будем друзьями, Бэзил? - спросил Рутер. Улыбка под усами казалась искренней.

- Будем, - сказал Бэзил.

- В машине по дороге в Чанги я посмотрел на Барбару и заметил, что эта прожженная леди сделалась красной... От волнения, конечно!

- Я и сейчас, наверное, красная, - сказала Барбара, при­кладывая ладонь к щеке. - Горит?

- Не только ты одна теперь красная, - балагурил Рутер. - И я тоже, попав в вашу подозрительную компанию. Кем не приходилось бывать! Полицейским, журналистом, гангстером, клерком... Теперь заделался красным вслед за тобой, Барбара! Ну, довольно... Я с вами постоял, роль пажа при восточной принцессе на свидании с заморским чертом сыграл... Барбара, я - в баре... Бэзил, дружище, прощай и не обещай вечной привязанности. Вообще держись подальше, старина, от этих мест... А почему, поймешь после прочтения бумажек в этой папке.

Дружеский хлопок филиппинца по спине весил кило­граммов двадцать.

- Эти документы могут путешествовать? - спросил он Барбару.

- Бумаги из чистых рук, Бэзил, - сказала она. - Они в любую минуту могут покинуть Сингапур. Человек, написав­ший эту дьявольщину в виде дневников, скрупулезно прав­див...

Мускулистый Геракл опирался вместо знаменитой дуби­ны на компьютер с затейливой готической надписью "Дело­вые советы и защита" в левом верхнем углу папки.

- То есть это - подарок?

- Мой, Бэзил. Дневники, вырезки из газет, кое-что из телетайпных лент.

Она положила обе ладони на его локоть.

- Вот ведь как получилось, - сказал он. - Кто бы мог подумать?

Над стойкой оформления билетов побежали красные буквы объявления посадки в "боинг" на маршруте Синга­пур - Бангкок.

- Я всегда улетал с легким сердцем отсюда, - сказал он. - А теперь словно все перевернулось. Будто из Москвы... Может...

- Не может, Бэзил. Это маленькая страна, и отсюда не посылают корреспондентов в Россию, потому что для здеш­них - это как на Луну. Но случается получить отпуск и поехать на край света... Да и Бангкок рядом, а от Гэри Шпиндлера спрячемся...

- Я буду помнить тебя всегда, Барбара, - сказал Бэзил.

- Неглинная, - выговорила она. - А потом?

- Неглинная, номер четырнадцать, комната двадцать два. Внизу магазин "Ноты", напротив ресторан и гостиница под названием "Будапешт". Рядом государственный банк.

- Запомнила. Странно, что рядом государственный банк. Ведь у вас все государственное? Тебе пора, дорогой...

- Не будем оглядываться, - сказал он.

- Не будем.

Он попытался, стоя на механическом тротуаре, тащив­шем его к воротам, обозначенным в посадочном талоне, вы­звать воспоминания о Голицыне, о женщине на Кронштадт­ском бульваре, о Песчаных улицах...

Память одрябла.

В самолете синие, зеленые и розовые чалмы раскачива­лись над спинками кресел. Даже дети выглядели миниатюр­ными копиями родителей, только без усов и клинообразных бородок. Женщин в черных платках отсадили, как в мечети, по другую сторону прохода, по которому бегали стюардессы, подсчитывая пассажиров.

Правоверные, объяснил сосед в полосатом халате, летели на встречу с единоверцами в Таиланд. "Ислам - путь жиз­ни", - сверкала тисненая надпись на папке, лежавшей на его коленях.

... Когда он проснулся от касания шасси самолета поса­дочной полосы в Донмыонге, в иллюминаторе ярко, ослеп­ляюще и радостно светило солнце. За аэродромным полем неторопливо перемещались фигурки с клюшками для голь­фа, катил оранжевый мини-автомобильчик с сине-белым зонтом над холодильником с напитками.

На полторы тысячи километров ближе к Москве.

Три длинных и два коротких, три длинных и два корот­ких...

Позывные с пульта в швейцарской.

Хозяин самого большого в мире ресторана "Чокичай" - восемьсот официанток и заставленные столиками четыре квадратных километра настилов над болотом в пригороде Бангкока - машинально взглянул в зеркало. Вдел ноги в лакированные штиблеты, вздохнул и спросил в переговор­ное устройство, подававшее сигнал:

- Кто?

- Капитан Супичай, хозяин... С ним дипломат... Индекс номерного знака восемьдесят два... По списку министерства иностранных дел такие у русских, - сказал старший дежур­ный.

- Какие цифры дальше?

- Три ноля и один.

- Никакого внимания, если капитан не обратится с по­желанием. Ясно?

Три ноля и единица на плашках номерных знаков всех посольств означали автомобили резидентов. Если капитану хочется встретиться с одним из них, затерявшись среди трех тысяч четырехсот столиков знаменитого заведения, попав­шего в Книгу рекордов Гиннесса, пусть затеряется. Если угодно получить огороженную зарослями и лианами особую веранду, изволит попросить... Он включил глаз видеокамеры на входе.

Метрдотель величаво сопровождал Супичая и русского, пересекая горбатый мостик над протокой, в которой толка­лись лоснящимися оливковыми спинами рыбы, выловлен­ные в Меконге, на лаосской границе. Рыбы назывались "на- мпу" и более нигде в мире не водились. Помощники поваров вылавливали сачками тех, которые выбраны клиентами.

- Вам нравится место, господин Дроздов? - поинтере­совался вежливо Супичай.

Он поглядывал на длинного русского консула, для чего приходилось задирать голову, ощущая, как на затылке воло­сы налезают на воротник. Устав и общепринятое правило предписывали высоко выстриженный затылок. Отпущенная или, по-военному говоря, запущенная прическа являлась данью занимаемой должности.

Хозяин "Чокичая" сделал известным ресторан одной фразой в газетной рекламе. Обещал летающих официанток. Девушки в матросках и голубых шортах, оранжевых и розо­вых чулках с якорьками по шву скользили между столиками на роликовых коньках, высоко вздымая подносы. Но все-та­ки не летали...

Поэтому капитан пошутил с метрдотелем:

- Что-то не летают, Ворапонг?

- Совершенно справедливо, господин капитан. Не лета­ют. Исключительно временное явление. Мы приносим из­винения, сэр...

Из уважения к капитанскому гостю говорили по-англий­ски.

Они выбрали столику самых бамбуковых перил, за кото­рыми открывался пустырь, заросший желтым ковылем и камышами с седыми метелками, волнами колышущимися под ветром. Иногда, распластав крылья, в волны бросались с раскрытыми клювами, похожими на плоскогубцы, крупные сороки. Оранжевое солнце, зажатое между набухавших туч, золотило подвешенные над столиками в деревянных гнездах разнокалиберные рюмки.

Официант по винам с хрустом свернул алюминиевую пробку с квадратной бутылки виски "Олд Парр".

Рассаживаясь, Супичай и Дроздов одновременно рассме­ялись. Это становилось почти традицией встреч. На первой консул, не рассчитав собственного роста, зацепил головой полку с гнездами для рюмок в пивной "Мюнхен" и оказался засыпанным битым стеклом. Расколовшаяся посуда счита­лась у русских доброй приметой, и капитан не опасался за­деть самолюбие Дроздова.

Тучи сомкнулись, оранжевый глаз солнца закрылся. Сер­вировка обрела естественный окрас. Голубой рисунок на фарфоровых пиалах углубился, загустел.

Супичай и Дроздов пригубили за встречу.

Креветки, лангусты, крабы, кальмары и морские черви с распаренной и разваренной зеленью, сладкую свинину и буйволятину, пропитанные специями, клейкий "лаосский" рис ели не торопясь, изредка обмениваясь короткими заме­чаниями и советами касательно блюд. Молчание не тяготило профессионалов. Не стоило приступать к серьезной беседе, забыв про остывающие яства.

По второму глотку сделали за наметившееся сотрудниче­ство.

Лотосовый кисель принесли, когда они говорили о фут­больном матче между университетскими командами. По­смеялись неудаче сборной дипломатического корпуса в игре против клуба бизнесменов. Первый секретарь уругвайского посольства закатил мяч в ворота собственной команды.

- Раз уж мы заговорили об успехах бизнесменов, - ска­зал Супичай и замолчал, свертывая салфетку с колен.

Дроздов ждал.

- Раз уж мы заговорили о них?

- В этом городе, господин Дроздов, несколько дней на­ходился гражданин вашей страны Севастьянов. Насколько нам известно, он уехал в Сингапур. Кажется, он встречался с представителями "Индо-Австралийского банка" и "Бэнк оф Америка". Не помню точно с кем. Да это и не столь важно...

- Что же показалось вам важным, господин Супичай?

- Небольшая пустячная история, не подтвержденная по­ка доказательствами... История о связях некоторых держате­лей акций "Индо-Австралийского" с героиновым бизнесом. Бангкокское отделение банка подозревается в использова­нии в качествеСтиральной машины дляочистки грязных денег от этого бизнеса и переводаих в обычный финансовый оборот, то есть срастания с "голубыми", как мы говорим, деньгами.

- Итак, Севастьянов?

- Выявлена была слежка за ним в гостинице "Амбассадор". Затем стало известно, что его снимали телеобъективом в аэропорту перед вылетом в Сингапур. Кроме того...

Супичай поворошил на дне пиалы ложечкой остатки ки­сельной гущи. Он ждал проявления интереса к теме.

- Кроме того? - спросил Дроздов.

- Мне неприятно вторгаться в частную жизнь ваших сограждан... Однако пришлось, поскольку слежка велась и за его отношениями интимного свойства с русской леди, женой первого секретаря вашего посольства господина Немчины...

Капитан справился с записью на костяной пластинке, вставленной в его портмоне.

- Госпожой Клывды... Прошу извинить мое произноше­ние.

- Имя произнесено безупречно, господин Супичай, - сказал Дроздов. - Клавдия... Кто же проводил слежку? Спец­служба третьей страны?

Капитан большим пальцем стер надпись на пластинке. Захлопнул портмоне.