- Не берусь утверждать, что именно так, господин Дроздов. Агентурное наблюдение велось известной в наших краях частной фирмой "Деловые советы и защита", предоставляющей платные услуги на основе соответствующих соглашений. При этом мне представляется, что здесь-то, как говорится, и стоит основная точка... Владелец "Деловых советов и защиты" является отцом директора бангкокского отделения "Индо-Австралийского банка", с которым господин Севастьянов имел деловой контакт.
- Вы предполагаете сбор компрометирующих материалов партнерами на Севастьянова? А если это рутинная проверка серьезности его деловых намерений?
- Господин Дроздов! Проверять серьезность деловых намерений государственных служащих вашей страны ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову. Государственный служащий есть государственный служащий, и за его поступки отвечает правительство или правительственное учреждение. Не так ли? Для деловых людей нашего мира нет необходимости в проверке полномочий или серьезности людей вашего мира, если они приезжают сюда... Мы вправе только предполагать все остальное.
- Попытку компрометации?
- И все остальное. Частная агентура, бывает, нанимается правительственными службами. Вербовка, например, через третье лицо...
- С какой же целью?
- Мы не всезнайки, господин Дроздов.
- Ваша практика, дорогой капитан, - сказал Дроздов, - как и ваш опыт... Вы разрешите обращаться к ним? Смотрите-ка... "Индо-Австралийский" - стиральная машина. Связан с фирмой "Деловые советы и защита" самыми родственными узами. Севастьянов вступает в переговоры с главой бангкокского отделения "Индо-Австралийского" и немедленно оказывается под наблюдением "Деловых советов и защиты". Это не партнерство, а скорее противостояние!
- Вполне логично предположить, что идет какой-то сложный и тщательно скрываемый спор. Активность проявляет Севастьянов. Может быть, "Индо-Австралийский" не хочет выплачивать каких-то сумм организации, которую представляет Севастьянов. Допустимо, что и не сам банк, а кто-то из его значительных клиентов... Возможно также, деньги, которые хочет вытянуть Севастьянов, срослись с грязными. Их бы и рады возвратить, чтобы покончить со спором, да не в состоянии. Снять большую сумму с какого-то счета - значит привести в движение тщательно скрываемую цепь связей, тянущуюся к стиральной машине... А мы немедленно уловим это движение и выявим ту ее часть, которая пока еще для нас - пунктир... Может так быть?
Дроздов кивнул.
- Отсюда и слежка за Севастьяновым... Вы знаете, насколько это дорогое удовольствие. А ради друзей или дружественных партнеров на такого рода расходы, господин Дроздов, не идут...
- Весьма ценные соображения, - сказал Дроздов.
Супичай встал из-за стола первым. Он-то знал все-таки,
что перед ним подполковник.
После трапезы всякий клиент "Чокичая" получал свой автомобиль со стоянки отмытым до зеркального блеска.
Вписываясь в поворот скоростного шоссе, проложенного по эстакаде над Бангкоком, в своей мощной "тойоте-крессиде", Дроздов скорее по привычке, чем надобности, взглянул в зеркало заднего вида. Все реже в последние месяцы тянулись "хвосты". Отделались от страхов, которых набирались в американских школах?
Дроздов пропел:
- Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, как никогда! Дела идут совсем прилично, за исключеньем пустяка...
Но пустяков, которые бы отравили легкую радость за Севастьянова, не выискивалось.
"Вот тебе и бухгалтер, вот тебе и тихоня", - подумал консул.
Текст донесения в Москву почти сложился, когда дежурный посольства на Саторн-роуд, заметив на экране монитора наружной телекамеры консульскую машину, раздвинул автоматические ворота.
Едва открыв дверь в мезонин, Дроздов услышал дребезжание телефона.
- Консульский отдел, - сказал он в трубку.
- Николай, это - Шемякин...
- Из дальних странствий возвратись! Ты мне маску с Бали доставил? Говори сразу...
- Я к тебе иду, - сказал Шемякин.
Дроздов сполоснул руки в крохотном умывальнике, включил кофеварку, привычно ссутулившись, взглянул в окно.
На "психодроме" журналист смешил прогуливавшихся Немчин. Клава прикладывала ладони к щекам.
Консул вернулся в кабинетик.
По регистрационному журналу Немчинам предстоял отпуск через полтора месяца. Свидание в "Амбассадоре" ускоряло выезд и превращало его в окончательный отъезд. Приходилось выселять способного дипломата. Но Дроздов не мог подвергать малейшему риску операцию, развивавшуюся вопреки многим опасениям и по фантастически дерзкому замыслу. Шантаж Севастьянова могли начать с Клавы, в Бангкоке.
- Входите! - отозвался он на стук в дверь, наверняка Шемякина. - Там кофеварка включена и, верно, питье сготовил ось... Наливай, иду!
Следовало еще продумать формулировку для посла.
В прихожей грохнуло и сильно пахнуло кофе.
- Разбил и пролил?
Шемякин в дверях развел руками.
- Разбил и пролил... Тряпка есть?
Молчали оба, пока варился новый кофе.
- Николай, - сказал журналист. - Что такое Севастьянов? Парень, ехавший со мной в Сингапур...
Дроздов осмотрел чашки. У обеих отбились ручки. Разлил кофе. Отпил и крякнул.
- Человек. Русский человек... А почему такой вопрос?
К кофе Шемякин не притронулся, пока говорил речь в защиту готовившегося сингапурским бухгалтером героического поступка.
Дроздов не задавал вопросов и не уточнял деталей. Равнодушно катал чашку без ручки между лопатообразных ладоней.
Бэзил разнервничался. Будто консула подменили. Потом сообразил: между дроздовских губ не дымила сигарета.
- Ты курить, что ли, бросил?
- Бросил, - сказал Дроздов. - Хорошо теперь себя чувствую...
Встал, привычно ссутулившись.
- Может, ты думаешь, я выдумал про Севастьянова? - спросил Шемякин.
- Может, и не выдумал...
- Тогда надо что-то сделать для него! Поддержать... А ты зеваешь.
- Сделай...
- Слушай, Николай, ты меня не понял... Парень в одиночку может ввязаться в свалку. Не завтра, так послезавтра... Я чувствую. Такой он... Нужно помочь. У тебя ведь власть есть... поддержать...
- Вот и поддержи.
- Что значит поддержи? Не я консул, ты!
- А ты - пресса! Организатор, агитатор, вдохновитель и как там еще? Спроси с себя самого! Чего ты с советской власти спрашиваешь? Задай себе и другой вопрос, а потом сам, самостоятельно, без подсказки консула, ответь на него! Верю ли я, что мой соотечественник Севастьянов, русский человек, коррумпирован преступниками и намеревается сделаться перебежчиком? Прими на себя ответственность... И не лезь с этим ко мне... А то на донос как-то смахивает твоя забота...
Шемякин смолчал. Вскочил, забегал по мезонину. Вырвалось:
- А, черт!
- Обрати внимание, здесь учреждение, - сказал Дроздов равнодушно.
- Что же делать? Я как-то не подумал сразу, когда он делился планом в Сингапуре, что действительно ведь может ринуться в свару... Ведь погибнет же!
- Севастьянов, - сказал Дроздов медленно, взвешивая каждое слово, опасаясь сообщить больше того, чем хотел, -- действительно нуждается в сильной поддержке, но не здесь в Бангкоке или в Сингапуре... Он будет нуждаться в помощи в Москве, в своем управлении, где довольно скоро окажется снова. У них есть решение откомандировать его домой. Хотя севастьяновское начальство, я чувствую, не очень уверено в правильности такого шага... События могут пойти вразнос, и наш бухгалтер окажется в Москве настолько быстро, что не успеет обзавестись свидетельствами своей... своей... как бы тебе сказать...
- Скажи мне, дураку, сделай милость! Попытаюсь как- нибудь понять...
- Позитивной деятельности. Сформулируем так! И не ори на меня. Здесь, как пишут в романах о ЦРУ, вопросы задаем мы... А как помочь в Москве Севастьянову, не знаю, пока не знаю. Подумай и ты. Подумаем давай вместе...
Зазвонил телефон.
Дроздов выслушал, повесил трубку и сказал:
- Завканц готовит обед. На первое - бульон с яйцом, на второе - зразы... Откроет банку с селедочкой. Полтора часа назад я наобедался с одним должностным лицом за казенный счет, есть не хочу. А истраченного дома продукта жаль. Чем выбрасывать, скормим тебе... Ты ведь прыгаешь по региону без жены... Хоть какую-нибудь азиаточку нашел? Разрешаю властью консула... Ха-ха!
"Нашел и без твоего разрешения", - подумал Бэзил и сказал:
- Вот что, Николай, поеду-ка я к себе на корпункт, соединюсь с редакцией и попрошу со следующей недели очередной отпуск. По каким обстоятельствам, найду... Как называется московская контора Севастьянова?
- Сначала обед. Какая редакция? Воскресенье сегодня... Кроме дежурных, никого в твоей газете. Рыбу ловят... Вперед к завканцу!
Бэзил мрачновато покачал головой.
По дороге к "тойоте-крессиде" на "психодроме" Дроздов спел про прекрасную маркизу, у которой все хорошо за исключением пустяка.
В журналисте, кажется, не ошибся. Где это сказано: судьба человека - его характер?
В центральной картотеке генштаба, двухэтажном здании начала века, выходящем фасадом на Королевскую площадь с конной статуей монарха, капитан Супичай заполнял чистый бланк со знаком Гаруды и грифом "Директорат объединенных разведок, совершенно секретно, ограниченный допуск". В графе "Имена агента" запись сделал на тайском, английском и русском. При этом пришлось консультироваться с переводчиком по телефону относительно правописания на родном языке непривычно звучавшей фамилии - Севастьянов.
Капитан не сомневался: бизнесмен - агент КГБ, интерес Дроздова к слежке за этим человеком повышенный.
В графе "Направление интересов" Супичай написал: "Выявление через банковские и финансовые связи средоточения средств наркобизнеса".
4
Севастьянова, с которым Эфраим Марголин выходил на контакт в высоком холле "Династии", ожидала плачевная участь. Адвокат испытывал патологическую ненависть к русским. Все второсортное вообще вызывало в нем отвращение, а деградирующий народ, кичащийся численностью и просторами, именно ненависть.
Тиковое панно в холле гостиницы скрывало голый кирпич в той части стены, на которую подрядчику не хватило мрамора. Материал, завезенный по особому решению беспошлинно, ушел на сторону. Посредничал Марголин.
Резная картина изображала разбойника, на счету которого числились сотни душ, гнавшегося за Буддой. Достигший блаженства не торопился скрываться. Злодей же, как ни прыгал, ни бежал, отставал... Вечный круг погонь и добыч, в котором смертен лишь человек. Но такой вывод делал Марголин. По Будде, всякий землянин после кончины лишь перевоплощается, душа переселяется дальше.
Юрист прикидывал, чьи души переселились в двух агентов безопасности, выряженных в безупречные смокинги с утра, чтобы проболтаться в холле до вечера, оберегая бриллианты и изумруды постояльцев от краж, их детей от похищений, политиков от террористов, когда заметил входящего в гостиницу Севастьянова. На русском оказались дешевые брюки и рубашка из местного универмага "Метро". Агенты приметили, пошли на сближение...
Эфраим Марголин стремительно подошел к бухгалтеру.
- Это просто отлично, господин Севастьянов! Просто отлично!
- Вы - Эфраим Марголин? - спросил бесцветным голосом русский. Взгляд казался тяжелым.
- Совершенно верно... Я - Марголин, доверенное лицо двух известных вам лиц. Пройдемте на автостоянку...
Русский молчал, шел медленно, усаживался в кресле "ситроена", предоставленного Бруно Лябасти, обстоятельно, возился с ремнем безопасности, будто перед дальней дорогой. Покосился на радиотелефон под панелью приборов, на педали и рулевую колонку.
"Неужели успел напиться, свинья, как они делают, для храбрости?" - злобно прикидывал юрист, пытаясь растолковать приторможенность бухгалтера.
- Автоматическая коробка передач? - спросил Севастьянов.
- Конечно, конечно... Прекрасный автомобиль! Советую присмотреться, ха-ха, на будущее... Но это - мелочи. Скажите-ка мне лучше сразу, по-дружески, не стесняясь... Мне ведь можно. Я - только посредник, человек конкретной мысли... Какой чек вы предпочитаете, господин Севастьянов?
Вопрос остался без внимания.
Эфраим Марголин покосился на колпачок шарикового карандаша в кармашке дешевой рубашки русского. Могло ли это быть передающим разговор устройством? Всякий русский вполне может служить агентом советской разведки, которая не останавливается ни перед какими методами. В чем-либо виноватым перед таинственной организацией Марголин себя не чувствовал, но ведь кто знает?
- Мы едем сейчас в гостиницу "Пенинсула", - сказал он. - Пообедаем в клубе и одновременно обсудим некоторые технические параметры разговора по существу, который состоится несколько позже. Некое лицо устраивает воскресную вечернюю прогулку на моторной яхте вдоль островов... Вы располагаете неограниченным временем, господин Севастьянов? Не так ли? Не обязательно ночевать в торгпредстве... Не так ли?
- Я располагаю временем, господин Марголин, - сказал бухгалтер с самоуверенностью напыщенного дурака. Он становился невыносимым. В конце концов, марголинские гонорары составляли столько, сколько этому начинающему шантажисту не заработать бы на своей московской должности за жизнь.
- Вы не ответили на вопрос о чеке, - напомнил он.
"Ситроен" стоял перед светофором у торгового центра Фунань, напротив которого серо-белая громада бывшего британского комиссариата, превращенного в полицейский арсенал, напомнила Марголину о русских наемниках, служивших в помощниках у констеблей вместе с китайцами. Вот уж где место и этому, напыщенному.
- Я отвечу, - сказал Севастьянов. - Я хочу чек бангкокского отделения "Банка Америки".
- Итак, чек из "Банка Америки", бангкокское отделение, на сумму один миллион сингапурских долларов.
- Вы сказали, господин Марголин, что уполномочены обсуждать технические параметры договоренности. А сумма относится к существу сделки, не так ли? Для меня это наисущественнейший вопрос. Вы понимаете, конечно?
Резко сворачивая в сторону "Пенинсулы", Марголин признал справедливость замечания. Предложил:
- Мне лично представляется более удобным чек "Индо-Австралийского банка". Что же касается отделения, то оно есть у него в Бангкоке...
- Нет. Чек "Банка Америки". Это - чистый банк. "Индо- Австралийский" - стиральная машина.
Марголин постарался не забарабанить пальцами по рулю. Выдержал паузу. Разделяя слова, сказал:
- Миллион может превратиться в сто тысяч, господин Севастьянов, если ваша несговорчивость останется столь непоколебимой.
Севастьянов полуобернулся. Нет, пьяным он не казался. Угрожающим, скорее.
- Господин Марголин, я не намерен обсуждать с вами размер суммы, которую хочу получить. Кажется, мы об этом договорились... Из какого банка чек, также не относится к технической стороне дела. Вам определенно говорю одно - я согласен на чек, согласен на получение суммы... Кажется, ясно.
Бухгалтер изматывал юриста молчанием.
Тогда Марголин развил перед ним идею, выдвинутую еще в 1926 году бежавшим из совдепии экономистом Николаем Кондратьевым, автором известного труда "Длинные волны циклов занятости". Первый подъем в мировом хозяйстве пришелся, согласно Кондратьеву, на 1850 год. Потом в 1874-м начался спад, продлившийся до конца века, а затем снова волна подъема занятости до 1913-го...
Варвар вдруг проявил интерес, сообщив, что и в его стране предпочитают соизмерять статистические данные с 1913-гм. Разумно рассудил, что видит аналогии выкладкам соотечественника из эмиграции в послевоенный период. Вдруг спросил, как Марголин относится к закрытию Соединенными Штатами в 1971 году "золотого окна", то есть введению запрета частных продаж золота за границу?
Эфраим Марголин истолковывал свое нарастающее раздражение тремя причинами. В конце концов, выяснение их помогало сдерживаться... Во-первых, сам юрист надел пиджак и повязал галстук-бабочку в розоватых тонах. Севастьянов удосужился явиться в обличье дешевого туриста, да еще, как разглядел Марголин, в брезентовых ботинках. Во-вторых, русский проявил себя до неприличия жадным и прямолинейным, туповато скучным собеседником. И в-третьих, он явно не отдавал себе отчета, в какого масштаба дело ввязался, с какими фигурами ведет игру, что могло обернуться прямым риском, если бухгалтер сделается неуправляемым.
Эфраим Марголин чувствовал себя в роли председателя крупного банка, вынужденного просить взаймы десять центов.
- В чем заключался ваш конкретный интерес, господин Севастьянов, когда вы работали в группе Васильева здесь, в Сингапуре? - спросил он.
- Ух, - простовато отреагировал русский. - Трудно теперь вспомнить... В общем, помнится, внимательно следил за нефтедолларами.
- За чем внимательно следили?
- За нефтедолларами...
Ел он по-американски. Растаскал венский шницель на куски, перемешал их с брюссельской капустой, переложил вилку в правую руку и принялся жевать все подряд. К пиву не притрагивался, и эта примитивная осторожность позабавила Эфраима. Он развязал галстук-бабочку, сунул в карман пиджака.
- Вы не могли бы, господин Севастьянов, подробнее сказать об этих нефтедолларах... Ну, за которыми внимательно следили...
- Могу, отчего же... Скажем, к торговцу нефти где-нибудь в Кувейте является банкир и предлагает выгодно поместить его деньги на предмет процентов. Самое выгодное, это ясно, дать взаймы не частному лицу, а государству. Как известно, государства, сколько бы не должали, не разоряются...
- Потому и не разоряются, что ни одно государство никогда еще не возвращало своих долгов, - сказал Марголин.
Соображения варвара поражали примитивной простотой и свежестью.
- Значит, не разорятся и банки, которым они должны... Посмотрите-ка, что это за корпорации! Сити-бэнк, Чейз Манхэттен, Бэнк оф Америка, Ферст Интерстэйт, Моргэн Гэрэнти, Ллойде... Кто еще? В этом духе... Непотопляемые линкоры мирового бизнеса. И знаете, чем руководствуются правления финансовых гигантов?
- Чем руководствуются правления финансовых гигантов? - машинально повторил вопрос Марголин.
Наблюдения варвара захватывали невинностью.
- Жадностью, господин Марголин. Самой примитивной и животной.
- Это смешно, знаете... Огромный механизм учета интересов и управления...
- И все-таки жадность. Как финансист, я знаю, что половину прибылей каждый из гигантских банков набирает по крохам за границей, в том числе и в этом городе, буквально на сотых долях процента от предоставляемых кредитов... А ведь еще десять лет назад ни один из них не брался за такие мелочные операции. Это верно. Я знаю.
- Вы что же, иначе бы распорядились большими деньгами, окажись они в ваших руках?
- Это - иное... Когда вы станете клиентом моего банка, господин Марголин, тогда я вам буду давать советы... Информация в наши дни дорога... Что же, подадут кофе?
Русский оборвал финансовые мечтания так, будто сидел с незнакомцем за кружкой бочкового в забегаловке возле Сим-Лим-сквер, а не в клубном ресторане "Пенинсулы".