- Находился по соседству, в Лаосе. Туда прилетал из Ханоя, где теперь сижу постоянно. Дело мое сложное. Хочу написать, как принято говорить, о положении трудящихся у вас тут. Не вообще, конечно, с перцем...
Ват подтолкнул указательным пальцем очки к переносице.
- Давай закажем кофе?
В бангкокских супных, забегаловках и ресторанчиках под этим напитком имели в виду пойло, на две трети состоящее из сгущенного молока и сахара и на треть - из декофеированного кофейного порошка. Если спросить черный, то сгущенка с сахаром уступала в той же пропорции порошку, оседавшему на языке.
- Один, для тебя, - сказал Бэзил.
Интересно, писала бы дважды в неделю под диктовку друзей письма в тюрьму Рита? Или жена, пока не вышла за нового мужа? Слава Богу, до этого еще не доходило. Рита вообще против разлук. А бывшая жена заняла бы принципиальную позицию. Какую именно? Принципиальную. Большего не скажешь. И меньшего тоже. Ни добавить, ни прибавить. Может, в отношении нового мужа она этого не делает. Дай ей Бог. И глядя, как Ват оловянной ложечкой поддевает густое варево, именуемое в Бангкоке кофе, Бэзил почувствовал, что хотел бы сделать для этого парня что-нибудь большее, больше, чем просто пожелать удачи, даже большой, помолиться кому-нибудь, что ли...
- Пока ты тянешь кофе, - сказал он, - закажу-ка "кхао пхат".
- Два, - сказал Ват по-тайски.
Куски буйволятины, крабов, свинины, лука, яиц в рассыпчатом рисе источали острый аромат, перемешивавшийся с другим, поднявшимся от жаровни с решеткой. На ней коптились "ларб пладук ярнг" - рыба, называющаяся кошачьей, с желтыми травами, заказанная клиентом в салатовом сафари. С запястья любителя копченостей свисала тяжелая сумочка.
- Не будем спешить, - сказал Ват. - Дадим тому человеку не давясь доесть все, что он заказал. Отлично будет, если он выкурит и сигарету. Сдвинемся раньше, оторвем его от удовольствия за казенный счет и заставим тащиться за мной по жаре. Тогда возникнет злобный отчет. Поев же, проникнется благодушным настроением... Таковы правила игры... Если я ему дам двести батов и пообещаю вечером сообщить, где побывал за день, он отстанет вообще... Знаешь, мы - все тайцы, зачем враждовать между собой? Но у меня нет такой суммы.
- Я бы нашел... Но не будем вводить в искушение блюстителя законов страны пребывания или, тем более, пытаться нарушать их, - сказал Бэзил. Машинально отметил, что хохотнул, как это сделал бы любой таец, прикрывая шуткой серьезные вещи.
В заречье опять запустили ракеты. На этот раз пять - одну за другой.
- Праздник там, что ли? - спросил Бэзил, обрадовавшись, что можно связать оборвавшуюся нить разговора.
- Кто знает... Может, у кого в очередной раз победила любимая рыбка. Вот и заказал пальбу...
- Но сегодня не воскресенье, только суббота.
- Подлинные болельщики рыбьих боев с днями недели не считаются.
Ват ждал главного вопроса. Бэзил сказал:
- Поговорим о деле?
- Цифры можно найти в печати. Я подправлю их для тебя. Но не планируй драматических описаний классовых битв, как их представляли недавно. Все сложнее. Постарайся слушать меня, будто ты ничего не знаешь об этой стране. Будто в первый раз у нас. И в первый раз пишешь о том, чего хотят работяги, кто они здесь такие и о чем помышляют, если помышляют...
- Это трудно?
- Ты постарайся...
Бэзил достал синюю пачку "Житан", купленную утром в гостинице. Самыми дорогими вещами в Бангкоке были французские, включая газеты.
Хозяин супной, не спрашивая, принес высокие стаканы с кокосовым соком, из которых грудились с верхом засыпанные куски серого льда. Пожалуй, как расстанусь с Ватом, выпью "Мекхонга" для дезинфекции, подумал Бэзил.
- Ежегодно, - сказал Ват, - сто тысяч человек в стране теряют работу. Одновременно семьсот тысяч молодых людей появляются на рынке рабочих рук. Цифры определены профсоюзами, выводят эти цифры профсоюзные клерки, а клерки во всех странах есть клерки - их не жалованье, а должность кормит. Клерки называют цифру безработных в триста пятьдесят тысяч человек из двадцати трех миллионов занятых... Однако поднимать вокруг этого шум - все равно, что... э-э-э.... потеряв голову, плакать по шапке...
Вату доставила удовольствие улыбка Бэзила. Он испытывал теплоту к этому московскому азиатцу. И доверие. Но Бэзил не должен был об этом догадываться. Это ему бы повредило, считал таец. В журналистской работе, если ею заниматься серьезно, нельзя расслабляться. И потом: теплота да еще доверие - это далеко от деловых взаимоотношений, от дела. А оба занимались делом, да еще таким, как политическая журналистика, в прагматической и расчетливой, чтящей прежде всего силу и материальные интересы, а не принципы, части света. Дальний Восток... Разве он дальний для Вата, да и для Бэзила? Почему бы не быть Дальней Европе? Откуда смотреть... Годы требовались, чтобы пересечь евроазиатский материк на лошадях и верблюдах, месяцы или недели на чайных клиперах, затем теплоходах, часы, не больше суток, во всяком случае - на самолете. Отношения многократно расширялись и ускорялись, а что узнали европейцы об азиатцах, азиатцы - об европейцах? Так ли заметно взаимопроникались образы жизни и склад ума тех и других? Ват растерялся, услышав рассуждения преподавателей в Киеве об эпохе великих географических открытий. Великих для кого? Португальцы и испанцы выползли словно насекомые из щели за пределы Европы, крохотного полуострова в масштабах огромного евроазиатского материка, и потянулись на Восток, где о них и до этого достаточно знали, кроме, может быть, их удивительных достижений в технологии массового человеческого поражения, именуемой артиллерией. Ездил Ват домой и через Пекин, слушал в университете Синьхуа в Куньмине профессоров, излагавших иную точку зрения на историю. Слова "дальняя Европа" не произносились, но - подразумевались. Дальние варвары населяли дальние окраины великого срединного государства, ближе жили - ближние...
Бэзил употреблял общепринятые понятия - Европа, Азия, Дальний Восток, но не считал ни один народ вправе смотреть на себя как живущий в центре Вселенной, дальше или ближе. Бэзил подавал пример, считал Ват, и пример тем более достойный, если учесть загребущий интернационализм хозяев его московского режима. Земля для него действительно представлялась круглой. Для Кхуна - нет, еще нет, пока нет, в течение какого-то ближайшего будущего, возможно, нет... А почему, он и хотел бы объяснить читателям. Но в последние десять лет радио, телевидение и газеты столько всего всем объяснили, что каждую строчку, чтобы сделать ее настоящей, приходилось писать чуть ли не кровью.
- Чего примолк? - спросил Бэзил.
- Я хочу сказать, что для этой страны пока еще нет проблемы трехсот пятидесяти тысяч безработных. Это не срочно. Скажем, слишком прогрессивно заниматься ими. Есть два миллиона малолетних, которые по четырнадцать часов вкалывают на мелких предприятиях. Они и содержат безработных родителей, которым в большинстве случаев наплевать на судьбу детей... Говорит ли кто на бесконечных профсоюзных посиделках об этом? Так же, как о женском труде? Политиканы понимают это... Всмотрись в досье деятелей, которые особенно активно выступают за создание партии труда. Для них такая партия станет просто ступенькой наверх, специально втиснутой среди прочих таких же ступенек политической лестницы, ведущей в верхи. А что реально переменится в положении работяг - малых и старых? Или даже иначе: обещает ли это кому-либо хоть ничтожное облегчение?
-- Потому ты и назвал свои репортажи "Сиам без близнецов"? Получилось: ты защищаешь детей?
- Мне рано что-либо защищать в этой стране, кроме национального достоинства... За полвека сменилось сорок четыре правительства и произошло четырнадцать удавшихся и неудавшихся военных переворотов. Гражданская администрация находилась у власти одиннадцать лет, военная - тридцать девять. Скоро очередные выборы. Избирательная кампания началась с двух убийств... Такса за каждый голос уже объявлена - сорок батов...
- Но нельзя исключать и того, что партия труда станет демократическим элементом?
- Она станет при тех людях, которые про нее шумят, за ничтожным, может, исключением, тем элементом, который, как бильярдный шар в лузу, уложат в систему одним ударом. Уложат неподвижно. Плотно.
- Военные уложат твой шар?
- Не совсем... В деревне ты видел: крестьянин нарабатывает столько, сколько необходимо для расчета с долгами и на пропитание. Попадая в город, таец становится чиновником, но действует аналогично. Держит в руках должность, монополизирует посты, коллекционирует правительственные медали, и тем кормиться справедливо, с его точки зрения, полагая, что так - от века. В политических партиях и группах тот же психологический климат... Он всеми способами поддерживается компрадорскими кругами, состоящими в большинстве из китайцев, взявших тайские имена. Кроме собственной финансовой мощи, на их стороне - связи с иностранными корпорациями...
- Но, допустим... Допустим в порядке бреда, что все-таки объявятся в партии труда деятели или силы, которые попытаются придать ей действительное демократическое направление?
- Их уберут большие деньги.
- Так уж решатся эти... эти большие деньги на прямой вызов?
- Есть поднаторевшие манипуляторы. Они внимательно следят за всякой восходящей звездой и способны погасить, прибегнув к неожиданным интригам, эту звезду немедленно... Нынешнее положение в профсоюзах подтверждает это. Раньше в них насаждалась аполитичность. Сейчас говорить об аполитичности - значит в открытую связывать себя с прошлым. И заговорили о политизации. Не подумай чего такого - совсем не масс и в этом духе... Традиция сохраняется: сделки с властями, интриги и соперничество в рамках обсуждений социальных проблем с целью дезориентации и приглушения активности действительно демократических кругов...
Человек в сафари успел докурить сигарету. Подсучив брюки до колен, развалясь, дремал, обмякнув на металлическом стульчике. Сумка свисала на петле, захлестнутой за подлокотник. Вспомнился оборванец на лестничной площадке дома, где жил Ват. Нет, не из недосмотра крутился там потолочный фен. И неизвестно еще, действительно ли полицией назначены к Вату салатовое сафари и рваные шорты...
Плоские часы на чугунной мачте над причалом показывали начало второго. Сколько именно, приходилось гадать. Минутная стрелка отсутствовала. Хозяин супной покрутил настройку приемника, поймал последние известия. "Завтра, - сказал диктор, - начинаются сингапурско-таиландские военно-морские учения под кодовым названием "Синг- Сиам" в Южно-Китайском море и Сингапурском заливе. В них участвуют три корабля наших ВМС и четыре сингапурских катера-ракетоносца. Маневры проводятся ежегодно с восемьдесят первого года... Их благотворное воздействие на обстановку, в частности, проявляется в обуздании бесчинствующих в Малаккском проливе и Сиамском заливе пиратских шаек..."
- Пошли? - спросил Бэзил. Он подложил кредитки под стакан, в котором остатки кокосового сока смешались с тающими льдинками и утонувшей мухой. Человек в сафари не пошевелился и не поднял век.
- Как ты смотришь, Ват, если я обращусь с просьбой о встрече к некоему Пратит Туку?
Они двинулись в сторону скопления сине-желтых трехколесных маршруток. Завидев белого, паренек в красной бейсбольной кепке выскочил из тенька с коромыслом, на котором болтались гирлянды надувных рыбок.
- Отойди, - сказал ему Ват по-тайски. И Бэзилу по-русски: - Пратит Тук, пожалуй, интересная фигура среди профсоюзников. Но не самая влиятельная. Он, правда, стоит ближе всех к пониманию действительных интересов работяг. Очень популярен. Молодежь и даже кое-кто из офицеров- младотурков видят в нем еще и выразителя народных интересов вообще. Он, видишь ли, сообщил всем, что против засилья иностранцев. Упорно и методично бьет в эту точку. Есть в нем... как бы тебе сказать... нечто малопривлекательное. Четыре раза женился и каждый раз все неудачнее и неудачнее. А ты знаешь, что такое в этой стране семья...
- То есть?
- Нынешняя прибрала его к рукам. Стремится на роль подруги-соратницы. Держится рядом, не отлипает ни на минуту. Даже выступает с речами после него. Демонстративно играет на гитаре "Интернационал"... Пратит Тук от этого больше популярен среди текстильщиц. Тайки любят носить брюки своих мужей... Недавно скандал разразился. Одна тайка продала своего мужа другой. Все бы и сошло, если бы чек, выписанный в уплату, не оказался без обеспечения...
Боковым зрением Бэзил отметил, как длинногривый молодец в фиолетовой майке с котами, нарочито глядя в сторону лавок, где товар был не по его одежке, двинулся следом.
- Сафари сдал тебя, - сказал Бэзил.
- И все же, - засмеялся вполне без натяжки Ват, - всюду жизнь. Картина художника Ярошенко.
- Что?
- Всюду жизнь, говорю. Картина художника Ярошенко. В Третьяковке. Арестант в вагоне за решеткой, перед ним птица, ребенок, солнце...
- Шутки у тебя!
Они прошли мимо ворот Таммасатского университета. Самодельный плакат приглашал на дискуссионную встречу профессоров и студентов по теме "Христос и Будда - две надежды на демократию".
- Ну, я поехал домой, - сказал Ват.
- Удачи. Пробуду тут дней десять. Гостиница "Виктори"...
Трехколесная маршрутка "Дайатсу", пальнув клубом дыма, с треском сорвалась с места. Паренек в фиолетовой майке вскочил на ходу. Бэзил видел, как Ват подвинулся, давая тому место. Оба улыбались.
В номере, где кондиционер с утра оставался на режиме "очень прохладно", Бэзил ощутил, насколько промокла рубашка. Став моментально холодной, она липла на плечах и спине. Сбросил ее у порога, аккуратно повесил брюки. Взглянул на часы, забытые утром в ванной. Включил радио.
Под горячим душем, предвкушая, как отоспится, разобрал голос диктора:
- ... собственном доме близ железнодорожной станции Вонгвьен Яй в Тхонбури вчера, в пятницу 17 февраля, найден застреленным молодой подававший надежды профсоюзный функционер Пратит Тук. Убита также его жена. Расследование показало, что первой жертвы убийцы, пользовавшегося револьвером, стала женщина. Это наводит следствие на предположение о мести из ревности в качестве мотива преступления. Покойная была четвертой женой погибшего насильственной смертью Пратит Тука...
На втором этаже управления уголовной полиции Бангкокской метрополии в середине Си Аютхайя-роуд таксист, оставивший красную "тойоту" в квартале от управления, попросил у входа дежурного сержанта:
- Соедини по дружбе с картотекой.
На службе запрещалось жевать бетель. Допускалась резинка. Но дежурный и таксист были земляки, и сержант принял предложенную порцию.
- Здесь лейтенант Рикки Пхромчана, - сказал таксист в трубку. - Не могли бы вы подготовить копию портрета преступника, скомпонованного фотороботом на основании описаний ювелира... Ну, того, из "Объединенных гранильщиков", которого ограбили вчера, в пятницу, вечером. Мне кажется, я встретил злоумышленника на Чароен Крунг-роуд. Мельком... Нет, не сейчас. Портрет мне понадобится завтра. Сегодня у меня выходной. Спасибо!
Он провел ладонью с короткими сильными пальцами по ежику на темени. Рука увлажнилась.
- Жара, - подосадовал лейтенант Пхромчана. Еще шесть часов предстояло крутить баранку. И приближался час "пик".
- Жара, - отозвался земляк.
На пульте перед ним замигала красная лампочка.
Рикки Пхромчана хлопнул по заднему карману брюк, проверяя, на месте ли ключи зажигания. Махнул сержанту, тыкавшему в кнопки вызова концом шариковой ручки, и пошел к выходу.
2
Встреча обговаривалась еще на "Морском цыгане" - 17 февраля, пятница, шесть часов вечера, ресторан "Чокичай". Семь дней спустя после переговоров на сампане, почти сразу после "выполнения договоренности". Запасной вариант не предусматривался.
Цзо особенно по душе приходилось место. Свидеться с Палавеком предстояло не в роскошном баре "Чокичай", занимавшем двадцать второй этаж небоскреба на проспекте Рамы Четвертого, а в его тезке - скромном заведении без затей и музыки в заречье на Иссарапхарб-роуд.
Отправился пешком. Глядя с Памятного моста на грязноватые волны Чаопрайи, размышлял о том, что Самый старший брат, развивающий сложную комбинацию с перетасовкой профсоюзников, становится старомоден. Деньги, во всемогущество которых древний старец незыблемо верил, не столь уж надежный по нынешним временам рычаг. Такой человеческий материал, как Палавек и его люди, приходится долго подыскивать. А возможно, Самый старший брат и не так уж отстал, хитрит? Зачем настойчиво добивается именно от него, просто Старшего брата - второго в "Союзе цветов дракона" человека - личной вербовки "морских удальцов"? Подбирает себе гвардию?
Посматривая на реку сквозь решетки моста, Цзо размышлял о возможных личных потерях в столкновении с Палавеком, приведенным к покорности только под давлением обстоятельств... Скрытный, умеющий оставаться одиноким и хранить тайны. Безупречно преданный своим людям и своему слову. Такие черты - свидетельство большой силы. Если Палавек примется играть против "Союза цветов дракона", либо, оставшись на положении наймита, попадет в подчинение Цзо, в обоих случаях следовало держаться начеку. Пират способен взломать судьбу... Как коричневы воды Чаопрайя! А в верховье, севернее - голубые, приносимые притоками Пинг и Ванг. Прозрачный поток постепенно насыщается красноземом, смываемым с берегов. Соприкоснувшись с жизненным путем Палавека, какой станет судьба Цзо?
Самый старший брат давно ощущает дыхание Майкла на загривке. В иерархической пирамиде вторых и третьих старших братьев, затем первых, вторых и третьих младших братьев он, Цзо, приблизился к нему ближе всех. Денег же и почета, а главное, власти у него - в десятки, сотни раз меньше, чем у Самого старшего брата. Будь у старца хоть сын, а не дочери с обленившимися зятьями, как знать, приблизил бы он Цзо? У аристократов из семьи главы "Союза цветов дракона", чей предок участвовал в историческом банкете, данном в Иокогаме в начале века сливками иммиграции "по случаю 242-й годовщины гибели Китая", Майкл считался выскочкой. Ведь он не знал, где захоронен прах отца...
Все, абсолютно все можно рассчитать, если воспитать в себе крайнюю терпеливость. Воля проявляется не в варварском натиске. В упорном, постоянном, неослабевающем, взвешенном нажиме - в этом! А такой волей он обладает в большей степени, чем кто-либо в "Союзе цветов дракона", в том числе и зятья Самого старшего брата. Он ничего не боится. Ибо все можно предвидеть. Единственной реальностью, которой стоит дорожить, является постоянное ощущение полноты удовольствия от власти. Ничего не было, не могло быть и не будет лучше и возвышенней, кроме этого. О власти, только о власти - все книги истории...