По мере того как мы продвигались на восток, погода становилась холоднее, ландшафт однообразнее, а дорога пустыннее. То и дело налетал шквальный ветер, подымая с обочин вихри опавших листьев, и, завертев их, швырял горстями в лобовое стекло. На небе висели тяжелые свинцовые тучи. Закрыв своими тушами солнечный свет, окрасили землю в траурно-печальные цвета. Серые пустынные поля тянулись до горизонта, кое-где в них врезались черные пунктиры лесополос. Вдоль трассы, как стальные великаны, стояли конструкции опор высоковольтных передач. Вдалеке темнели низкорослые постройки какой-то деревни. И действительно, через десять минут мелькнул дорожный указатель, сообщивший, что мы въезжаем в населенный пункт с поэтическим названием "Радужное". Это была небольшая деревушка, расположенная по обе стороны трассы. Преобладали одноэтажные домики, из чего можно было сделать вывод, что деревня небогатая. А по многим заколоченным окнам и обвалившимся постройкам можно было догадаться, что, несмотря на близость трассы, деревня вымирала. Зато в сельмаге - приземистой коробке, выложенной цветной мозаикой, как раньше еще любили облицовывать загородные автобусные станции и общественные сортиры, - с витрины сверкала реклама кока-колы, "Абсолюта" и "Мальборо".
- Во, дожили, - оскалился Андрюха, - кто бы мог подумать, что в такой глуши будут продавать и колу, и "Абсолют". Прогресс, дружище.
Не разделяя оптимизма своего товарища, я сказал:
- Наверно, так же рассуждали и индейцы, когда первые конкистадоры меняли им на золото стеклянные бусы и зеркальца. Ты не помнишь, чем все это закончилось? По-моему, индейцев истребили.
Постепенно начало смеркаться, из-за туч звезд не было видно, на дорогу опускалось серое марево. Навстречу прошла колонна многотонных грузовиков, слепя нас светом своих фар. Скоро будет совсем темно.
За ближайшим поворотом мы увидели прыгающего на холоде гаишника. Черный тулуп до колен, перетянутый белым ремнем с портупеей, белые нарукавники, шапка, надвинутая на глаза, сапоги гармошкой, в левой руке полосатый жезл. Увидев приближающуюся машину, гаишник замахал своей палкой, указывая в сторону обочины.
Андрюха включил поворот и медленно стал притормаживать. Я посмотрел на стража дорог. Кобура почему-то пустая, может, сунул оружие в карман? В карман… Постепенно перевел взгляд на задний план, за спиной милиционера редкой стеной возвышались чахлые елки, под ногами гаишника было натоптано. Не слишком ли для одного милиционера?
Акулов проехал с десяток метров вперед и уже затормозил, когда я рявкнул ему на ухо:
- Не останавливайся, ходу отсюда!
"Шевроле" взревел мотором и помчался вперед. В зеркало заднего обзора было видно, как гаишник сперва пробежал несколько метров, потом погрозил нам вслед кулаком.
- Ты что, озверел? - разразился матом Андрюха. - Не хватало, чтобы сейчас гаишники нас где-то стопорнули. Или думаешь, как тот колобок: "Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел"? Сейчас не уйдешь, не то время. И менты имеют полное право открывать огонь не только, чтобы остановить машину, но и на поражение. И все экипажи вооружены автоматами. Ты понял, Каскадер, мать твою?
- Чего ты завелся. - На этот раз начал раздражаться я. - Ты, благопристойный гражданин, полный дурак. Не знаешь, как пулю в затылок заработать. По знаку гаишника не остановились! А почему ты не задумался, что в полночь делает одинокий мент вдали от населенных пунктов, в месте, хорошо, подходящем для засады?
- Ну, мало ли, - пробубнил Акулов.
- Хорошо, перейдем к другим приметам неадекватной ситуации. Я не говорю о том, что в кобуре у него не было пистолета, так еще вместо серых милицейских штанов на этом лжегаишнике были зеленые, армейские.
- Темно же было, какого черта ты мне лапшу вешаешь. Ты, Глеб, не мог разглядеть, какого у него цвета штаны, - не сдавался Андрюха.
- Ну хорошо, хорошо, не веришь про штаны. А ты обратил внимание, какие на нем были сапоги? Не хромовые, не яловые, а обычные кирзачи. По-моему, это уж слишком, даже несмотря на упадок экономики, милиция не будет ходить в кирзухе.
- Ну ты глазастый, черт, - восхищенно проговорил Андрюха.
- Будешь глазастым, когда на дорогах полный беспредел. Едва зазевался - получи если не пулю в голову, то удавку на шею…
Предположение Акулова, что необходимо иметь запас горючего на случай его отсутствия в среднерусской глубинке, оказалось в корне ошибочным, на всем пути нашего следования попадались заправки, и не только машины-цистер-ны, торгующие одним сортом топлива, но и благоустроенные по европейским стандартам автозаправочные станции. С яркими рекламными вывесками, облицованные белым пластиком, с электронными счетчиками и обслугой в фирменной униформе.
- Вот, - не переставал восхищаться Андрей, - рыночная экономика в действии. Спрос рождает предложение, бензин - какой хочешь. Выбор - как в любом большом городе. Еще лет двадцать - и будем жить, как в Америке или Франции.
- Это вряд ли, - плюхнул я ложку дегтя в бочку Андрюхиного меда.
- Почему?
- Через двадцать лет у нас иссякнут все природные ископаемые, так что нечего будет продавать. А от производства останется только воспоминание, дескать, было когда-то. К тому времени все мозги и работящие руки уплывут за бугор. И останутся здесь самые глупые и ленивые, будут жить в трущобах. И вся экономика будет держаться на тех деньгах, что станут вкладывать в съемку фильмов ужасов на русской натуре.
- Ты хочешь сказать, на такой огромной территории будет жить жалкая кучка лентяев и дураков? А на эти огромные земли никто не позарится? Никаких территориальных претензий, так, что ли?
- На этот счет будет мировое соглашение.
- А-а, - улыбнулся Акулов, он посчитал, что загнал меня в угол. - Почему?
- Да потому, что все эти огромные территории с уничтоженной природой и опустошенными недрами будут пригодны только для складирования ядерных и токсических отходов. И станет некогда великая страна гигантской помойкой. Вот так вот, друг Гораций.
- Ну тебя, пессимист чертов, - буркнул раздраженно Андрей.
Несколько часов мы ехали молча, каждый думал о своем. Третьи сутки в дороге, посторонние люди за это время сближаются, мы же порядком надоели друг другу.
Осенью мало разнообразия на просторах матушки-России. Недаром классики не очень любили описывать это время года. Ночью мне сидеть за рулем, поэтому сейчас я решил вздремнуть. Закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья.
Мир меняется стремительно, может, и прав Андрюха, и лет через двадцать мы заживем, как люди в цивилизованных странах. Скорее всего так и будет - за всю историю государства Российского были взлеты, падения и снова взлеты. Нет, пожалуй, падать уже дальше некуда.
- А ты обратил внимание, Глеб, как гаишники реагируют на нашу тачку? - донесся до меня голос Акулова. Действительно, на всех попадающихся КПП милиционеры, безбожно стопорившие все машины, увидев "Блейзер", пропускали его беспрепятственно и как-то даже пугливо отводили глаза в сторону.
- Угу, - сонно подтвердил я, - видел.
- Это же надо, дожили, - бубнил себе под нос Андрюха. - Сейчас все открывающий пропуск - не удостоверение с гербовой печатью и названием спецслужбы. А короткая стрижка, кожаная куртка и дорогая иномарка. Езжай куда хочешь. Никто не остановит, никто ничего не спросит.
Поздно ночью мы увидели мерцающие огни огромного города.
- Подъезжаем к гиганту машиностроения. Городу революционной и трудовой славы Свердловску, - продекламировал хорошо поставленным голосом Андрюха, указывая на сияющий ореол над постройками города. Сделав короткую паузу, он исправился: - То бишь, на теперешний лад, Екатеринбургу:
Как обычно, въезд в город обозначался контрольно-пропускным пунктом ГАИ. Чем больше город, тем значительнее здание и соответственно количество милиции. На екатеринбургском КПП, кроме трех оранжевых гаишных "Лад", нас поджидал ядовито-зеленый "уазик" ОМОНа, чувствовалось, что город-труженик является кузницей не только рабочих и инженерных кадров, но и, по-видимому, криминальных.
Если на всем маршруте от Москвы до Урала работники правоохранительных органов относились с уважением к нашей машине, к нашей униформе (стриженые затылки, кожаные куртки, иногда солнцезащитные очки), то здесь почтительным отношением к заезжим гостям и не пахло. Гаишник в светоотражающей жилетке с белыми нарукавниками взмахнул своей полосатой палкой и указал на обочину.
Я послушно выполнил маневр, остановившись, заглушил мотор.
- Не боишься, что снова засада разбойничков? - съязвил Акулов.
Четверо ментов не спеша направились к машине - кроме офицера-гаишника, еще шли три омоновца. В отличие от своих московских коллег, они не носили щегольски заломленных беретов, их головы венчали армейские каски, а торс прикрывали тяжелые бронежилеты. Мощные "АКМС" милиционеры держали, слегка опустив стволы вниз, на уровне колес нашей машины.
Возле меня остановился капитан-гаишник, со стороны Андрюхи встал лейтенант-омоновец. Молодой парень лет двадцати пяти, худое скуластое лицо, настороженные глаза сконцентрировались на лице Акулова.
- Документы, - негромко произнес лейтенант.
- Капитан Дудин, - представился гаишник, приложил к шапке руку в черной кожаной перчатке. - Ваши права, техпаспорт на машину.
Я протянул документы капитану, в это время лейтенант разглядывал удостоверение офицера ФАПСИ. И так он его смотрел, и так, разве что на зуб не пробовал, потом спросил:
- Куда направляетесь, товарищ капитан?
- Это, лейтенант, государственная тайна, - с легким раздражением произнес Андрей. Чувствовалось, что этот парень знает, как поставить на место любознательных не по чину милиционеров.
- А ваш спутник тоже из ФАПСИ? - отдавая документы, спросил лейтенант, указывая на меня.
- Нет, - покачал головой Акулов. - Он из службы безопасности президента. Ему тоже документы предъявить?
- Не стоит, - стараясь сохранить остатки милицейского достоинства, растянуто ответил омоновец, затем, приложив руку к стальному шлему, буркнул: - Можете следовать дальше. В городе будьте осторожны, здесь нездоровая криминогенная ситуация.
- Спасибо, лейтенант, - поднимая стекло, поблагодарил Андрюха.
- Счастливого пути, - возвращая мои права, козырнул капитан. Я надавил на газ.
Екатеринбург - город-гигант не только в смысле производственных мощностей, но и своих размеров. В нем нет компактности городов среднерусской равнины. Растянутые проспекты с чахлой растительностью и домами-новостройками. Впрочем, новостроек теперь уже немного. Время позднее, улицы пусты, лишь в некоторых окнах горит свет, машин на дорогах единицы.
Остановившись на перекрестке перед светофором, я смачно зевнул, но мой напарник сделал вид, что не заметил. На следующем перекрестке я снова разинул рот на манер бегемота средних размеров. Акулов опять ноль внимания.
- Что-то спать захотелось, - пришлось сказать открытым текстом.
- Выпей кофе. - Андрей затянулся сигаретой. - Кофеин, говорят, бодрит. Хотя лично меня он наоборот…
Меня не интересовало, как на кого действует кофе, и я перебил собеседника:
- Дай термос.
Великолепный китайский двухлитровый красавец, расписанный золотыми фазанами и алыми маками, был приобретен бабушкой Андрея, еще в годы советско-китайской дружбы, каких-то лет сорок назад. Вся семья Акуловых гордилась этим шедевром ширпотреба, передавая его, как говорится, от отца к сыну.
Взяв термос за металлическую ручку, я обнаружил, что он на удивление легкий. Открутив крышку, убедился в правильности моего заключения.
- А кофе тю-тю, - расстроенно произнес я.
- Ничего удивительного, уже свыше трех суток в дороге. Как я термос в Москве залил, так его больше никто не наполнял. Вот тебе и тю-тю.
Невозмутимый тон напарника вывел меня из себя. Увидев светящуюся вывеску "Бар", я направил туда машину.
- Ты чего? - спросил Андрюха.
- Хочу наполнить термос, - буркнул я, нажимая ногой на тормоз.
- Мы через три часа будем на месте.
- Я хочу сейчас кофе и чего-нибудь горячего, - выбираясь из кабины, ответил я.
Воздух был ядреным, морозным. После теплого салона морду на морозе аж зажгло. Подхватив за ручку термос, я обошел машину и направился к бару под названием "Калейдоскоп". Как обычно, дверь бронированная, обитая вагонкой и покрытая лаком. По бокам - фигурной формы окна, выложенные цветными стеклами и сверху прикрытые ажурной кованой решеткой.
- Между прочим, мы находимся уже на окраине, - опустив стекло, вслед мне крикнул Акулов. - По статистике, именно такие районы наиболее криминогенны, помнишь, что говорил лейтенант?
Я промолчал. Взявшись за массивную ручку, я потянул дверь на себя.
Внутри был полумрак, дым стоял коромыслом, в бликах цветомузыки можно было разглядеть силуэты посетителей. Небольшой зал на два десятка столиков был занят едва ли на треть. Но, учитывая, что время перевалило за полночь, для бизнеса такой наплыв довольно неплох. Дальнюю стену занимала стойка бара. Высокий дощатый барьер, обитый уже изрядно потертым дерматином. По другую сторону стойки открывалась огромная диорама винно-ликеро-водочных натюрмортов. Коллекция была впечатляющая. Во времена застоя такого выбора не было даже в валютных барах.
За стойкой с шейкером в руках ходила молодая девушка в белой рубашке и с черным галстуком-бабочкой. Невысокая круглолицая шатенка с безразличным видом скользнула взглядом по мне.
- Добрый вечер, - поздоровался я, присаживаясь на табурет рядом с уже хорошо набравшимся здоровяком. Он угрюмо вертел пальцами стакан из тонкого стекла, на четверть наполненный белой прозрачной жидкостью (подозреваю, что это была не вода).
- Скорее уж доброй ночи, - ответила девушка, ставя шейкер перед собой.
- У вас кофе есть? - спросил я.
- Есть, - ответила девушка-бармен. - Вам какой, натуральный или растворимый?
- Если можно, нерастворимый. - Ставя на стойку термос, я добавил: - Крепкий, сладкий, полную емкость.
- Вы что, нездешний? - Боковым зрением я заметил, как мой сосед после вопроса барменши замер, насторожившись. У меня мелькнула мысль: "Что-то тут не то". Но вслух, зевая, я произнес: - Да, я здесь чужак, был у вас на Урале по делам, теперь возвращаюсь домой. В Москву, столицу нашей родины.
- Один, что ли, едете? - Этот не совсем безобидный вопрос был задан с явно фальшивой, простенькой интонацией.
- Да, - молодецки ответил я и добавил: - Хотите посмотреть Москву? Доставлю с ветерком и комфортом.
Тут встрепенулся мой сосед. Развернувшись полным корпусом, детина дыхнул на меня перегаром и гневно произнес:
- Ты что, к нашим девкам цепляться будешь, козел вонючий?
Несмотря на табачно-водочный перегар и красную морду с вислыми мешками под глазами, завсегдатай бара не был пьян, и еще одна деталь: на голос этого пьянчуги в зале дернулось несколько голов, как боевые кони на звуки армейского горна. Подозреваю, что это не случайность.
Мой сосед ждал ответной реакции, решая, как дальше поступить со мной.
- Извините, не хотел обидеть девушку, - как можно мягче произнес я.
Физиономия соседа скривилась. Как большинство пьяниц и хулиганов, этот тип, по-видимому, любил поучить очкастых интеллигентишек, которые говорят "спасибо", "пожалуйста", "будьте добры", едят вилкой и ножом, а хлеб берут двумя пальцами.
- Ты на кого, козел, наезжаешь? - взвизгнул уже начавший заводиться здоровяк.
Я улыбнулся и негромко сказал:
- Извините, я не хотел вас обидеть.
Это была последняя капля, мой сосед спрыгнул с табурета, ухватив меня за куртку, я уже хотел зарядить ему в дыню. Но завизжала барменша:
- Не надо, прошу вас, не здесь.
Из этой фразы можно было сделать вывод, что она в курсе местных развлечений.
- Выйдем. - Отпуская мою куртку, задира ухмыльнулся, показывая своим видом презрение к моей персоне.
- А это обязательно? - спросил я без особого удовольствия.
- Да, козел, - ответил задира и двинулся к выходу.
Оставив на стойке термос, я направился вслед за ним. За моей спиной раздались звуки отодвигающихся стульев, топот ног. Оглянувшись, увидел, что за нами идут еще четверо мужиков. Они были примерно одного возраста с задирой, да и одеты точно так же: теплые спортивные костюмы, поверх длинные кожаные куртки.
Двигаясь в небольшом отдалении от меня, они громко переговаривались, посмеивались. Один из них звучно стучал кулаком в ладонь. В общем, психологическая обработка будущей жертвы шла полным ходом. Поправляя рукой полы своей куртки, я пальцами коснулся кобуры, отстегивать клапан не стал. Зачем раньше времени разочаровывать людей.
Толкнув рукой дверь, забияка вышел, я за ним. К ночи мороз усилился. Зевнув, я буквально окутался облаком пара и тут же ощутил толчок в спину.
- А ну пошел, - раздался голос сзади. Пришлось слегка увеличить шаг. "Шевроле" стоял в отдалении от бара и был закрыт от взоров пузырем ларька-"батискафа". Это хорошо, по крайней мере не придется тревожить Акулова, он человек служивый, зачем ему эти хулиганствующие элементы. Впрочем, и я не член добровольной народной дружины, но что делать, если так получилось?
Мы обогнули пятиэтажку, в которой располагался бар "Калейдоскоп", вошли в глухой, темный двор, окруженный тремя длинными многоподъездными домами, свет горел лишь в одном из подъездов и на столбе, освещавшем ряд мусорных контейнеров. Контейнеры стояли, прислоненные к забору из трех бетонных плит, сюда меня и привели местные. Я медленно прошел к стене и повернулся лицом к хулиганам. Впереди стоял забияка, за его спиной шеренгой выстроились четверо друганов. Над моей головой со скрипом раскачивался фонарь, играя освещением. Ситуация вызвала у меня усмешку: "Прямо сцена из спектакля о Гражданской войне. Расстрел большевика".
- Ребята, может, обойдемся без мордобоя? - спросил я, делая еще одну попытку решить все миром.
Забияка сплюнул сквозь зубы и сделал шаг ко мне, потом негромко сказал:
- Выворачивай карманы, живо.
Я понял, что допустил ошибку, приняв за резвящихся хулиганов гопстопников, людей тяжелой и романтической профессии. Впрочем, для себя я не видел большой разницы. Если не считать такой мелочи, что хулиганы бы меня избили и бросили на морозе, а гопстопники еще и ограбят, хотя, если учитывать их метод работы, наверняка постараются как минимум определить меня на койку в реанимации.
- Выворачивай карманы, козел. - Забияка сделал еще шаг, запустив руку в карман, затем вытащил ее и опустил вдоль ноги.
- Не буду, - глядя затравленно, буркнул я.
Звонко щелкнуло лезвие пружинного ножа, и в свете блеснуло узкое тонкое жало.
- Карманы, - прохрипел бандит и сделал выпад. Это был скорее психологический прием, чем желание меня зарезать. Рука как-то вяло проделала путь по кратчайшему отрезку между двумя точками (от него ко мне). Но даже если бы скорость была в десять раз больше, ничего и тогда бы не изменилось. Ладонь, сжимающую нож, я перехватил своей рукой и резко вывернул ее наружу, так что сустав хрустнул громко, как сломанная ветка на морозе. Забияка даже не успел вскрикнуть от боли. Потому что в ту же секунду тупой носок моего ботинка врезался ему в пах с такой силой, что что-то чвакнуло у бандита в требухе. Он, скорчившись, разлегся на мерзлом асфальте.
Хрустнув суставами пальцев, я с усмешкой спросил:
- Кто следующий?