– Ну, а потом маятник качнулся в обратную сторону. Наши выбили отсюда басаевцев, которые намеревались прорваться в Дагестан. Погибшие от рук чеченцев милиционеры были местные, и их многочисленные родственники за них отомстили. Страшно – по законам адата – кровной мести.
– Тут сложные межклановые отношения.
– Никого не пощадили. Вот, полюбуйтесь.
Машина въехала в селение, о котором говорил комбат несколько минут назад. По обе стороны дороги стояли обгорелые остовы домов, слегка припорошенные снегом. Изредка торчали черные трубы русских печей – в основном для выпечки лепешек пользовались плоскими печками – тандырами. Кое-где стояли остовы сгоревших дотла машин, изуродованная сельхозтехника.
Трупов нигде не было видно.
– Чеченцы не оставляют своих трупов.
– Знаю.
Они разговаривают с большим трудом – мотор ревет и грохочет, преодолевая перепады. Приходится кричать.
Вскоре мертвое селение скрывается за холмом.
Командный пункт.
Здесь ждут командира батальона.
Поздний офицерский ужин.
Издалека доносятся глухое уханье взрывов – то ли из пушек садят, то ли мины взрываются.
Однако все это происходит вне зоны, контролируемой батальоном, поэтому никого не волнует.
Посреди палатки стоит наскоро сколоченный стол, к нему придвинута длинная лавка, стоит несколько стульев. Появляются две – три буханки хлеба, но он заморожен и тверд как камень, офицер откладывает в сторонку нож и принимается за тесак – так гораздо сподручнее.
– Как хлеб? – спрашивает Матейченков.
– Хлеб получаем неплохой, товарищ генерал – полковник, – откликается командир батальона.
– Пожалуй, единственный приличный продукт, который нам приходит, – уточняет комполка.
– Где выпекают?
– В Грозном.
– Молодцы.
Один из офицеров выкладывает на стол невесть откуда взявшуюся здесь таранку, ломает ее на куски, другой тщательно чистит рыбу от насквозь просоленной чешуи.
– Эх, под эту бы тарань да пивка холодненького, – громко вздыхает кто-то из офицеров.
Пивка нет, но есть водка.
Дежурный ловко расставляет перед сидящими миски и стаканы. Посуда разнокалиберная, видно, с бору по сосенке, но это никого не смущает. Было бы что наливать.
Появляется крупно нарезанная колбаса, эмалированная миска, в которой холодная картошка в мундирах.
– Как колбаска? – спросил Матейченков.
– Не первой свежести, но есть можно.
Генерал взял кружочек, пожевал, поморщился, но проглотил.
Разлили водку.
Комполка назвал их по старой памяти "наркомовские сто грамм".
– За нашу победу, – громко провозгласил он, чокнулся с высоким гостем и выпил первым.
После первой стало повеселее, а после того, как кое-кто из офицеров закурил – вроде даже и потеплее.
– Товарищ генерал-полковник, разрешите обратиться, – через стол произнес раскрасневшийся офицер.
– Слушаю.
– Вы мин не опасаетесь?
– В смысле?
– Да у нас мины на ужин предполагаются.
– Надеюсь, свеженькие? – уточнил Матейченков, который уже начал догадываться, о чем идет речь.
Дружный хохот, покрывший его слова, показал, что реплика угодила точно в яблочко.
– Мы бы и сами не прочь… Увы, свеженьких нет, – развел краснощекий офицер руками.
– Тухлыми пробавляемся.
– И спасибо за них не говорим.
На краю стола появилось несколько банок солдатской тушенки. Сидевший рядом взял одну из них, прицелился консервным ножом. Со всех концов стола послышались реплики:
– Осторожней!
– Взорвешь всех.
– Газовая атака.
– Где противогазы?
Офицер проткнул банку. Послышалось змеиное шипение. Палатка наполнилась запахом сероводорода, а может, и чем-нибудь похуже.
Офицер спросил:
– Вопросы есть?
Вопросов не было.
Он резко поднялся, откинул брезентовый полог палатки и зашвырнул банку подальше, в снег.
Та же участь постигла и остальные банки. Когда оставалась одна, последняя, Матейченков попросил:
– Подайте, пожалуйста.
Банку передали, он повертел ее в руках. На аляповатой этикетке значилось – "Краснодарский консервный завод". Даты изготовления генерал не обнаружил.
Комполка заметил:
– По спецзаказу.
– Я у вас эту банку реквизирую, господа офицеры. Не возражаете? – Матейченков захотел сунуть злополучную банку в карман, предварительно покрутив ее в руках: банка зловеще раздулась.
– Не надо, товарищ генерал.
– Осторожно.
– Банка может взорваться, – пояснил комбат. – Такие случаи, чего доброго, у нас бывали.
Кто-то добавил:
– И даже с травмами.
Один предложил:
– Мы вам фольгой обмотаем.
– И запакуем.
– Для безопасности.
– Я однажды этой дрянью отравился, – произнес краснощекий. – Четыре дня мучился.
Второй добавил:
– И меня наизнанку выкручивало.
Матейченков резко спросил:
– Часто попадаются такие партии консервов?
– Других не бывает.
– Куда обращались? – посмотрел генерал на комполка.
– К снабженцам.
– Конкретно?
– К главному.
– И что?
– Концов не могут найти.
– Жуткий бардак в тылу, – добавил комбат.
– Тут не бардак, а кое-что похуже, – покачал головой Матейченков, крутя в руках злополучную банку.
– Похоже.
– Кто-то лапки греет.
– Жиреет на солдатской крови.
– Никому дела нет.
– Что ответил главный? – Матейченков назвал фамилию.
– Говорит, берите, что дают. Я, мол, такое добро и получаю. Не желаете – другие с руками оторвут, еще спасибо скажут.
– Честное слово, я его пристрелить хотел, – произнес комбат и мелко перекрестился.
– Зачем стрелять? Кто тогда вам такие мины поставлять будет? – усмехнулся Матейченков. – Еще свою голову из-за такого дерьма подставлять… Мы для него кое-что не хуже придумаем.
– А что?
– Разберемся и под трибунал отдадим, вот что. У вас и одной нормальной банки тушенки не попадалось?
– Как не попадаться.
– Попадалось.
– Мы, товарищ генерал, статистику навели, – внес ясность все тот же неугомонный офицер с румяными щеками, уписывая с аппетитом холодную картошку с таранью.
– И какова она?
– Примерно одна нормальная банка из десяти.
– Точно.
– Переходя на язык математики – десять процентов.
Генерал пообещал:
– Мы со снабженцами на другом языке поговорим.
После живительного напитка, который, согласно поговорке, бывает либо хорошим, либо очень хорошим, – третьего не дано, – языки у ужинающих как следует развязались.
В палатке стало повеселее.
Завязался общий разговор на самые животрепещущие и актуальные темы, которые волновали всех.
Полномочный представитель Президента старался почаще бывать в частях различного назначения. Ему важно было узнать, чем дышит народ, каковы настроения в армии, стоящей в беспокойной Чечне, которая готова в любой момент вспыхнуть, словно сухой порох.
Он неутомимо ездил из части в часть, и узнавал то, чего ни за что не узнаешь, сидя в штабе, изучая даже самые подробные донесения и аналитические записки.
…Любопытным был для него и разговор, завязавшийся нынче в офицерской палатке.
Дело было даже не в тухлых консервах, способных взрываться, словно мины, и не в колбасе не первой свежести, хотя и это было важно: расхлябанность следовало выжигать каленым железом, это однозначно. Такое решение он принял в первый свой день пребывания в Чечне.
Но не менее важно было узнать настроение в частях.
Моральный дух войск на войне решает если не все, то многое – это было кредо генерала Матейченкова.
Речь за ужином в офицерской палатке вскоре зашла на сакраментальную тему – что России делать с буйной Чечней?
Было высказано несколько точек зрения, носивших официозный характер – они Матейченкова не очень интересовали.
Заговорили и о том, что война в Чечне кое-кому выгодна:
– Кому война, а кому мать родна.
– Кто-то крепко руки греет.
– Ну, кто?
– Да хотя бы снабженец, что нас тухлятиной кормит.
– Такие деньги лопатой гребут.
– Вот ему война нужна.
– Снабженец – мелкая сошка.
– Вот кто оружие чеченцам продает – тот миллионы баксов заколачивает.
– Ребята, не с того конца подходите.
– А с какого надо?
– Надо поставить главный вопрос.
– Ставь.
– Хочет ли президент прекратить войну?
– Хочет.
– Он сам говорил об этом.
– Но для этого надо уничтожить бандформирования, все, до последнего бандита, – внес ясность командир полка, наливая из самовара в чашку крутой кипяток.
– Легко сказать.
– А как это сделать?
– Мы попадаем в порочный круг.
– Послушайте меня, ребята, – подал голос скуластый крутоплечий офицер, усы которого напоминали Матейченковские. До этого он сидел молча, слушая спорящих, и только перекатывал желваки на впалых щеках.
Шум спора несколько приутих – видимо, офицеры уважали своего немногословного собрата.
– Вы же знаете, я сам казак, из этих мест, родился недалеко, за Тереком, в станице.
В полном молчании он продолжал:
– У нас, казаков, своя точка зрения на Чечню.
– Какая же? – спросил Матейченков.
– Чечня России не нужна.
– Совсем?
– Совсем.
– А почему?
– Единство России разрушится, как карточный домик, если Чечня, не дай бог, сумеет выиграть.
– Принцип домино…
– Столько крови положили, чтобы ее завоевать… И что же, неужели все это – псу под хвост?
– Это наши исконные земли.
– Так всю территорию раздадим и с голым задом останемся, – произнес краснощекий.
– Зубами держать Чечню.
– Любой ценой.
Скуластый офицер спокойно выслушал все возражения, а когда поток их иссяк, сказал:
– Я до армии преподавал в школе математику. И сейчас докажу вам, как теорему, что я прав.
Комбат одобрительно кивнул:
– Попробуй.
– Но сначала необходимо выяснить существенный вопрос: где проходит граница между Чечней и Россией?
– Это не вопрос.
– Карту посмотри.
– Учитель, а географии не знаешь.
– Правильно, братцы: зачем учить географию, если есть извозчики, – заметил кто-то, но шутку не приняли: разговор шел серьезный, вполне можно сказать – жизненно важный.
– Вы о какой карте говорите?
– Обычной, которая утверждена правительством, и которая имеется в штабе каждого объединения.
– Это карта современная, – сказал скуластый офицер. – Она возникла при Советском Союзе и отражает тогдашнее состояние дел. Но теперь, извините, даже такой страны нет – Советский Союз.
– А карта осталась.
– Это и плохо, – возразил скуластый. – Отсюда – все беды, от которых мы не сможем избавиться.
– Что вы имеете в виду? – заинтересовался Матейченков.
– Давайте обратимся к нашей истории, – сказал офицер. – Совсем недавней. Не за царя Панька, а к девятнадцатому веку. Те земли, которые мы считаем исконно принадлежащими Чечне, исстари принадлежали нам…
– Кому – нам?
– Казакам.
– А то случилось, что Сталин не любил казаков.
– Он и чеченцев не любил.
– Но нас – больше. И потому отдал наши земли чеченцам.
– А казаков куда девали?
– Кого казнили, кого в ссылку отправили. Считалось, что мы царские палачи и сатрапы, берегли трон да изничтожали революционеров, – сказал казак.
– Разве не так? – спросил кто-то.
– Не так. Мы защищали страну, берегли ее государственные границы, это после революции и не понравилось большевикам.
Кто-то спросил:
– Отдали земли. А что дальше?
– На самом деле это была народная трагедия, корни нынешнего конфликта уходят в нее. Чеченцы с радостью переселились на тучные земли, однако заниматься хлебопашеством, как рассчитывало тогдашнее правительство, не стали.
– Почему?
– Не тот у них менталитет. Сами знаете, чем предпочитают заниматься горцы. Их интересует совсем другое…
– Люди меняются.
– Горец – он и в Африке горец. О каком хлебопашестве речь, ежели они только на оружие молятся? У них до сих пор кровная месть в ходу, как сотни лет назад.
Кто-то заметил:
– Этого требует мусульманство.
– Чепуха! – резко возразил казак. – Так могут говорить только малообразованные люди.
– Это верно, – поддержал его генерал Матейченков, внимательно слушавший вспыхнувшую дискуссию. – Посмотрите Коран – там нет ни слова о кровной мести, – добавил он.
– Откуда же она возникла?
– От экстремистов разного рода, которых мы называем ваххабитами, – сказал генерал.
– Я даже не хочу сейчас говорить, кто лучше, мы или чеченцы. – продолжал казак. – Просто мы – разные. Понимаете – разные. Поэтому дружбы у нас никогда не получится. Такая дружба – только сказки близоруких политиков.
– Допустим, так, – произнес краснощекий – к этому времени от выпитого чая он стал малиновым. – Что же ты предлагаешь?
– Да, – добавил сидевший с ним рядом. – Вот назначили тебя президентом – что станешь делать?
– У меня программа давно готова, – глаза казака озорно блеснули. – Мы со станичниками давно ее обсуждали. Сейчас заграница особенно много о Чечне ратует. Выступает, видите ли, за ее свободу и независимость. И доллары подкидывает, и оружие современное, и добровольцы из мусульманских стран в Чечню все время просачиваются, в специальных лагерях обученные.
– Не только из мусульманских стран, – перебил кто-то. – Я слышал, ребята из отряда внутренних войск захватили группу волонтеров, так те и вовсе с Украины.
– А снайперши из Прибалтики, – добавил другой. – Белые колготки. Сколько они наших ребят повыбили!?
Казак кивнул:
– Все верно. Я уж не говорю о цивилизованной демократической Европе, которая заступается за Чечню, ничего по сути о ней не ведая. Не зная броду, суется в воду.
– Не забывай, ты президент, – подначил кто-то. – Долго не рассусоливай. Твои действия?
– Я лично немедленно дал бы Чечне независимость. Пусть те, кто за нее заступаются, забирают ее себе и носятся, как с писаной торбой. А я посмотрю, что запоют французы или итальянцы, когда чеченцы начнут похищать из них рабов. Да кстати, и рабынь: вот многоженство мусульманская религия не отрицает, это точно.
Воцарилась короткая пауза.
– Мои друзья живут в Прибалтике, пишут иногда, – задумчиво произнес кто-то, нарушая молчание. – Оказывается, там обожают чеченцев как борцов против русских, за собственную свободу и независимость.
– Отсюда и снайперы-добровольцы.
– Ну да! До того дошло, что они свои площади и улицы называют именами чеченских боевиков-головорезов, у которых руки по локоть, да что по локоть – по плечи в крови!
– Вот и они пусть посадят чеченцев себе на голову. Посмотрим, что запоют, – продолжал казак.
– Погоди-ка, друг, – напомнил Матейченков. – Ты разговор о нашей границе с Чечней начал. О старой и новой границе. Как же, по-твоему, нам с ней надо разбираться?
– Старая граница шла по Тереку. Вот ее и надо восстановить, – твердо произнес казак.
– По Тереку?
– Только так.
– Как их сгонишь?
– Да вы посмотрите! – воскликнул скуластый офицер. – Ведь там, где жили казаки, до сих пор остались русские названия. Их десятки и сотни, сами знаете.
– Грозный, – назвал кто-то.
– Вот вам первый пример, – подхватил казак. – Это же русская крепость Грозная, которую построил еще генерал Ермолов.
Несколько офицеров добавили:
– Наурская.
– Надтеречное.
– Знаменское.
– Кизляр.
– Шелковская.
– "Смирись, Кавказ, идет Ермолов", – процитировал кто-то, показав свою образованность.
– Тогда – вопрос, не отставал Матейченков. Он посмотрел на казака: – Как вы предлагаете держать границу по Тереку?
– Всей мощью нашей армии. Всей огневой силой, а она у нас – будь здоров!
– Круто.
– Только справедливо. – возразил казак. – Жечь как клопов керосином, если полезут через Терек. Только тогда будут порядок и мир, о чем так много говорят.
– А что будет с Чечней?
Кто-то подсказал:
– Независимое государство.
Офицеры переглянулись.
– Тогда еще посмотрим, как оно будет выживать, – усмехнулся казак. – Тогда они станут никому не нужны.
– Почему?
– Потому что это только теперь с ними носятся, используя как дубину против России. Многим наша страна поперек горла стоит, так уж сложилось. А когда мы их отделим – Чечня превратится в никому не нужный клочок земли. Ну, насчет никому не нужный – это я, конечно, перебрал: из ныне таких добрых соседей найдутся те, которые позубастей, чтобы захватить лишнюю территорию, особенно к тому же сильно нашпигованную нефтью и драгоценными ископаемыми. Но это будет, слава богу, уже не наша забота.
В разговоре участвовали все, и каждый защищал свою точку зрения, поэтому по временам шум возникал страшный.
– Закрыть границу, да еще по Тереку – это нереально.
– Почему?
– Местность сложная.
– Войск не хватит.
– Чеченцы все звериные тропы знают, это будет партизанская война на несколько столетий…
– Сейчас, по-моему, наше руководство склоняется к тому, чтобы все-таки начать мирные переговоры.
– С бандитами не договариваются.
– Всякая война заканчивается миром.
– С кем вести переговоры?
– С Масхадовым.
– Он утратил у своих авторитет.
– Тогда с Басаевым.
– Только если он готов сложить оружие.
– Заставим! Силенок у нас, думаю, для этого хватит, – подвел черту командир полка.
Экзотический план терского казака был забыт.