Перекрестный галоп - Дик Фрэнсис 16 стр.


* * *

Обед в субботу прошел в полном мраке. Неужели прошла всего неделя со дня моего приезда в конюшни Каури? Казалось, что целый месяц, не меньше.

Как и прежде, мы все трое уселись на кухне за стол и ели запеканку из мяса, риса и овощей, приготовленную на медленном огне в микроволновке. Я подумал, что в таких случаях можно было бы подать и бифштекс, хотя, если честно, мне было все равно. Да и беседа казалась равно неаппетитной.

- Так что будем теперь делать? - нарушил я мрачное молчание.

- В каком смысле? - спросил отчим.

- Будем сидеть и ждать, пока шантажист не позвонит или не заявится?

- А ты что предлагаешь? - спросила мама.

- Ну, не знаю, - ответил я. - Просто чувствую, пришло время начать контролировать его, другого выхода нет.

Еще какое-то время все молчали.

- Вы расплатились с ним на этой неделе? - спросил я.

- Да, конечно, - сказал отчим.

- А как вы платите?

- Наличными, - ответил он.

- Это понятно. Но как именно вы передаете ему деньги?

- Так же, как всегда.

- Как? - раздраженно спросил я. - Почему ответы из вас приходится вытягивать клещами?

- По почте.

- Значит, есть адрес? - нетерпеливо спросил я.

- Есть. Где-то в Ньюбери.

- А как вы получили этот адрес?

- Он был указан в первом послании с угрозами.

- Когда оно прибыло, это послание?

- В июле прошлого года.

Когда Родерик Уорд погиб в автокатастрофе.

- И адрес этот все тот же, ни разу не менялся? - спросил я.

- Да, - кивнул он. - Каждый четверг я должен положить две тысячи фунтов банкнотами по пятьдесят в плотный конверт и отправить почтой по указанному адресу.

Я вспомнил записку с угрозами, которую нашел на письменном столе матери.

- А что произошло, когда один платеж не поступил вовремя?

- Да я застрял в пробке и не успел в банк снять деньги. Он уже закрылся.

- Но разве нельзя было получить из автомата по кредитной карте?

- Да у меня там оставалось всего двести пятьдесят.

- Можете дать мне этот адрес? - спросил я.

Он поднялся принести его, но тут зазвонил телефон. Все мы дружно взглянули на настенные часы. Ровно девять вечера.

- О господи, - пробормотала мама.

- Давайте я подойду, - сказал я и направился к телефону.

- Нет! - вскрикнула мать и поднялась со своего места. Но было уже поздно.

- Алло? - бросил я в трубку.

Ответом было молчание.

- Алло, - повторил я. - Кто это?

И снова тишина.

- Кто говорит? - спросил я.

В трубке послышался щелчок, потом - частые гудки. Звонивший повесил трубку.

Я вернул свою трубку на место.

- Не слишком разговорчивый попался тип, верно? - улыбнулся я матери.

Она была в бешенстве.

- Зачем ты это сделал?

- Да затем, что этот гад должен усвоить: мы не собираемся плясать под его дудку.

- Конечно. Тебе легко говорить. Не тебя засадят за решетку, - сердито проворчал отчим.

- Нет, - сказал я. - Но думаю, все мы понимаем, что пора перестать платить деньги шантажисту. Надо как-то разобраться с ситуацией по налогам. И прежде всего мне хотелось бы знать: кто он такой, этот шантажист. Надо заставить его совершить ошибку. Хочу, чтоб этот тип высунул голову из-за изгороди хотя бы на секунду, тогда я увижу его.

"А еще лучше, - подумал я, - просто пристрелю".

Тут телефон зазвонил снова.

Мать шагнула к нему, но я успел снять трубку.

- Алло, - сказал я. - Конюшни Каури.

На линии снова царило молчание.

- Конюшни Каури, - повторил я.

- Миссис Каури будьте добры, - прошелестел голос.

- Простите? Нельзя ли погромче? - сказал я. - Я вас не расслышал.

- Миссис Каури, - повторил голос тем же тихим шепотом.

- Извините, - нарочито громко произнес я, - но сейчас она не может подойти к телефону. Что передать?

- Позови миссис Каури, - прошептал голос.

- Нет, - сказал я. - Вам придется говорить со мной.

Снова щелчок. Он повесил трубку.

Тут на меня набросилась мать.

- Томас, - вскричала она, - чтоб больше не смел этого делать! - Она была на грани слез. - Мы должны делать, как он говорит.

- Почему? - спросил я.

- Потому! - Она почти кричала. - Потому что иначе он пошлет весь компромат в налоговую.

- Не пошлет, - уверенно заметил я.

- Откуда тебе знать? - крикнула она. - Вполне может!

- Это вряд ли, - заметил я.

- Надеюсь, ты прав, - мрачно заметил отчим.

- Что он от этого выиграет? Ровным счетом ничего, - сказал я. - Вообще все потеряет.

- Это я все потеряю, - заметила мама.

- Да, - согласился я. - Но ты платишь шантажисту две тысячи в неделю, и он не будет получать этих денег, если донесет на тебя налоговикам. И не откажется от этого прибыльного дела лишь потому, что я не даю ему переговорить с тобой по телефону.

- Но ведь ты делаешь все, чтоб вывести его из себя, - заметил отчим. - Зачем это?

Более двух тысяч лет тому назад таинственный китайский солдат и философ по имени Сунь-цзы написал трактат, ставший учебником войны, его до сих пор изучают в военных академиях. В этой книге под названием "Искусство войны" он утверждал, что воин "должен как следует исхлестать траву, чтоб напугать змею". Он имел в виду, что солдат должен сделать нечто неожиданное, неординарное, чтоб заставить противника выдать себя.

- Да затем, что я хочу знать, кто он такой, - ответил я. - Только узнав, кто мой враг, я могу начать сражаться с ним.

- Не хочу, чтоб ты с ним сражался, - сказала мама.

- Но ведь надо же что-то делать! Мы и без того задержались с подачей налоговых деклараций, и это лишь вопрос времени, когда они обнаружат факт уклонения. Мне нужно узнать врага, нейтрализовать его, вернуть все ваши деньги и документы и уже затем уплатить налоги. И делать это надо быстро.

Снова зазвонил телефон. Я снял трубку.

- Конюшни Каури, слушаю вас.

Молчание.

- Послушай, ты, жалкий уродец, - начал я "хлестать траву". - С миссис Каури говорить тебе не дам. Будешь говорить со мной. Я ее сын, Томас Форсит.

Снова молчание.

- И вот еще что, - добавил я. - В будущем все лошади из наших конюшен будут из шкуры выпрыгивать, лишь бы только выиграть. Если тебе это не нравится, что ж, тем хуже для тебя, козел вонючий. Можешь прийти и потолковать со мной об этом в любое время, лицом к лицу. Ясно тебе?

Я слушал. Еще несколько секунд в трубке стояла тишина, затем раздался щелчок и короткие гудки.

Я только что совершил очень значимый и рискованный тактический ход. Это я первым высунул голову из-за изгороди, открылся врагу, хлестал траву в расчете, что эта проклятая змея струсит и выдаст свое местоположение, с тем чтоб я мог пристрелить ее.

Но, может, это он выстрелит в меня первым?

* * *

Воскресенье прошло спокойно, без каких-либо значимых событий, и новых телефонных звонков от шантажиста не последовало. Однако полной уверенности в том, что он не звонил, у меня не было, так как в середине дня пришлось отлучиться из дома.

Мать ответила на мои субботние инициативы, спрятавшись, точно улитка, в раковину, и не выходила из спальни до шести вечера. Позже появилась на кухне только затем, чтоб взять из бара напитки и снова подняться наверх. Потом на кухню зашел Дерек, сделать ей бутерброд на ужин.

Я был уверен в том, что если "шептун" позвонит снова, когда меня не будет дома, мать с ним поговорит и ничего не скажет мне об этом. Возможно, в этом она уподоблялась большинству гражданских, с которыми мне доводилось сталкиваться в Афганистане. Хотя сами мы твердо верили в то, что сражаемся с талибами от имени и во благо афганского народа, сам этот народ так не считал. И старая истина "враг моего врага - мой друг" тут просто не работала. Да, это правда, что большинство простых людей ненавидели талибов, но в глубине души они в равной степени ненавидели и иноземцев, которых прислали сюда воевать.

Вот и я призадумался: может, мать считает меня не меньшим врагом, чем шантажиста?

В воскресенье утром Ян Норланд к нам в дом не заходил, и я из окна кухни наблюдал за тем, как он инструктирует персонал, как надо убирать за лошадьми навоз, кормить и поить их. Судя по всему, подумал я, он решил остаться, по крайней мере на какое-то время. А испорченные поводья будут пока что храниться в запертом багажнике моего автомобиля.

Днем я поехал в Ньюбери и, используя спутниковую навигационную систему, встроенную в мой "Ягуар", отыскал дом, адрес которого дал мне Дерек, тот самый адрес, на который мать с отчимом еженедельно отправляли деньги шантажисту.

- Уж больно близко к нам, - заметил я отчиму. - И наверняка ты ездил посмотреть, куда именно попадают ваши денежки.

- Он не велел, - коротко ответил Дерек.

- И ты его послушался? - недоверчиво спросил я. - Но ведь мог просто проехать мимо, взглянуть одним глазком? Ну, допустим, ночью, а?

- Мы не могли. Мы должны были делать то, что он говорит. - Он был на грани истерики. - Мы так его боялись.

Я верил ему.

- Ну а каким именно образом он дал понять, чтоб вы не смели приезжать и смотреть, куда поступают деньги?

- В записке.

- Где теперь эта записка? - спросил я.

- Я ее выбросил, - ответил отчим. - Я понимаю, что не надо было, но при взгляде на нее мне становилось дурно. Я выбросил все его записки.

Все, кроме одной, которую я нашел на столе матери.

- А когда начались телефонные звонки?

- Ну, когда он начал говорить нам, какая лошадь должна проиграть.

- И когда именно это было?

- Перед самым Рождеством, - ответил он. - Два месяца назад.

В глубине души я не слишком рассчитывал на то, что адрес поможет установить личность шантажиста. И оказался прав.

Дом под номером 46В на Чип-стрит в Ньюбери, оказался заведением, где можно было арендовать почтовые ящики. Там была целая стена этих ящиков, а квартира под номером 116 оказалась вовсе не квартирой или офисом, как можно было предположить, но отдельным серым почтовым ящиком размером шесть на четыре дюйма, висевшим на уровне плеча. По воскресеньям они были закрыты, но даже если б работавшие там люди были на месте, вряд ли они сказали бы мне, кто арендовал ящик под номером 116. Но ничего. Когда я как следует подготовлюсь, полиции не составит труда выяснить это.

Я вернулся домой из Ньюбери через "Уилрайт Армс", таверну в деревне, где очень славно отобедал, заказав ростбиф с гарниром. Я не особенно спешил оказаться в удручающей атмосфере дома. И еще решил, что теперь самое время начать подыскивать себе отдельное жилье - уж лучше поздно, чем никогда.

* * *

На следующий день, прямо с раннего утра, я поехал в Оксфорд и припарковал машину в многоэтажном подземном гараже при крупном торговом центре. В центре города было как-то необычно тихо, даже для февральского утра в понедельник. Поднялся страшный порывистый ледяной ветер, он пришел с севера и продумал мое пальтишко насквозь, прошивал, как хорошо заточенный штык курту талиба. Самые разумные люди, очевидно, решили остаться дома, в тепле.

Оксфордский городской суд располагался рядом со зданием Совета графства Оксфордшир, на Нью-роуд, неподалеку от старой тюрьмы. Согласно вывешенному на стене расписанию слушания по интересующему меня делу Родерика Уорда, ныне покойного, значились в списке вторыми.

Ждать на улице было слишком холодно, поэтому я вошел в зал заседаний, уселся в заднем ряду и начал слушать первое дело - о самоубийстве неуравновешенного молодого человека лет двадцати с небольшим, который повесился в доме, где жил с другими студентами. На протяжении всего процесса две девушки, его подружки и соседки, рыдали почти непрерывно и во весь голос. Это они, вернувшись из ночного клуба в два часа, обнаружили раскачивающееся на веревке тело, практически натолкнулись на него в темноте.

Патологоанатом описал причину смерти как удушение путем повешения, полицейский доложил о предсмертной записке, найденной в доме.

Затем взял слово отец молодого человека, коротко рассказал о сыне и его надеждах на будущее, которые не оправдались. То был своеобразный трогательный панегирик, произнесенный с большим достоинством и не меньшей печалью.

Коронер, выслушивающий показания свидетелей, поблагодарил всех, затем официально заявил, что молодой человек ушел из жизни добровольно.

Все присутствующие в зале встали, коронер поклонился нам, мы - ему, а затем он вышел через дверь за трибуной председательствующего. Вся процедура заняла от силы минут двадцать, не больше. Какой-то, как мне показалось, слишком быстрый финал для жизни, длившейся двадцать два года.

Затем начали разбирать дело о смерти Родерика Уорда.

В зале произошла смена участников. Отец молодого человека и его рыдающие подружки вышли вместе с полицейским и патологоанатомом, дававшими свидетельские показания. На смену им явились какие-то мужчины в костюмах, потом зашел еще один, в темно-синем свитере и джинсах, и сел невдалеке от меня.

Я покосился на него, лицо на секунду показалось знакомым, словно я где-то видел его прежде. Но когда он повернулся ко мне анфас, я понял, что не знаю этого человека. Да и он тоже смотрел на меня как на незнакомца.

В зале заседаний не оказалось ни одной женщины, которая могла бы сойти за Стеллу Бичер. Но ведь, с другой стороны, она так и не получила повестки, посланной ей из офиса коронера по адресу Бэнбери-драйв, 26 и уведомляющей, что рассмотрение дела состоится именно сегодня. Я был абсолютно уверен в этом, потому что повестка до сих пор лежала у меня в кармане.

Разбирательство началось с выступления коронера, который изложил суду ряд деталей. Он назвал адрес Родерика Уорда - Оксфорд, Бэнбери-драйв, 26, но даже я знал, что адрес фальшивый. Так зачем сообщать его суду?.. Меня так и подмывало встать и заявить, что они ошибаются, но как тогда объяснить, откуда это мне известно? Стоит только начать, и остановиться уже не будет возможности. Придется изложить суду всю печальную сагу об уклонении от налогов, и об этом немедленно сообщат в Департамент по сборам и таможенным пошлинам. И матери выдвинут обвинение быстрее, чем часовому, застигнутому спящим в карауле.

Затем коронер перешел к рассказу о том, как тело погибшего было опознано его сестрой, миссис Стеллой Бичер, проживающей по тому же адресу. Еще одна ложь. А может, вся эта история с опознанием тоже ложь? И действительно ли тело, найденное в машине, принадлежало Родерику Уорду? Может, кому-то другому? И где теперь Стелла Бичер? Почему ее нет здесь? Вся эта история казалась мне крайне подозрительной, наверное, потому, что я знал: Родерик Уорд сам давно не в ладах с законом. На взгляд любого другого человека, то был заурядный дорожный инцидент с трагическим исходом.

Первым свидетелем выступал полицейский из группы расследования дорожных происшествий Теймз Вэлли Роуд, он описал все обстоятельства происшествия, сопутствующие - именно так он и выразился - кончине Родерика Уорда в ночь на субботу 12 июля.

- Темно-синий "Рено Меган" мистера Уорда следовал по трассе А415 в южном направлении, - заявил он. - Следы шин на траве указывают на то, что водитель не вписался в поворот, вылетел на встречную полосу дороги и ударился о бетонный парапет моста в том месте, где трасса А415 пересекает реку Виндраш. После чего указанное транспортное средство оказалось в реке, где его в понедельник, 13 июля, в восемь утра и обнаружил местный рыбак. Машина лежала на боку и фунтов на шесть или около того выступала над уровнем воды.

Тут коронер остановил его и записал что-то в блокнот.

- Продолжайте, - сказал он после паузы, подняв глаза на полицейского.

- Чуть позже тем же утром транспортное средство извлекли из воды с помощью крана. Было это приблизительно в десять тридцать. Тело покойного было обнаружено в машине, когда ее подняли. Он находился на водительском сиденье и был пристегнут ремнем безопасности. Был немедленно уведомлен офис коронеров, на место происшествия в… - тут он заглянул в записную книжку, - в одиннадцать двадцать восемь прибыл патологоанатом. К этому времени я уже прибыл к месту происшествия и начал расследование.

Полицейский снова сделал паузу, все это время коронер что-то яростно строчил в своем блокноте. Когда он закончил писать, полицейский продолжил:

Назад Дальше