Я хотел было сказать, что ничего не подслушивал. Просто услышал - уж больно громко они говорили. Но тогда пришлось бы сознаться, что я тихонько прокрался в кухню, стоял и слушал.
- Так почему вы не можете купить новую машину? - упрямо повторил я.
- Не твое дело, - злобно огрызнулся он.
- Думаю, скоро узнаешь, что мое, - сказал я. - Все, что имеет отношение к матери, - это мое дело.
- Нет и нет, черт побери! - И он тоже вылетел из кухни, оставив меня одного.
Я подумал, что в этот момент ненавижу его всеми фибрами души. Наверное, он это почувствовал.
* * *
Я слышал, как мать с отчимом о чем-то снова спорят наверху, и прошел из холла в их кабинет.
Еще раньше отчим говорил, что они могли бы купить новую машину, если бы не "бесконечные отступления от маленького, но разрушительного плана" моей матери. Что за план, интересно? И почему происходят "бесконечные отступления"?
Я оглядел письменный стол. Две стопки бумаг по обе стороны от стандартной клавиатуры, над ними темный экран монитора с постоянно перемещающимся названием "КОНЮШНИ КАУРИ"; два этих слова возникали снова и снова в разных местах.
Я постарался запомнить, где что лежит на этом столе, чтобы потом оставить все как было. Просто, войдя в кабинет, уже принял решение выяснить наконец, что за чертовщина творится в этом доме, при этом не хотелось, чтоб мать знала, что я знаю.
Бумаги были разложены в определенном порядке.
В стопке в левом углу лежали счета и чеки, имеющие отношение к содержанию дома: плата за электричество, баллонный газ, налоги на недвижимость и прочее. Все оплачено списаниями с банковского счета. Я просмотрел все эти бумажки, но ничего особенного в них не нашел, хоть и был удивлен тем, как дорого теперь стоит отопление большого старого дома с неплотно прилегающими рамами окон. Нет, конечно, я ни разу в жизни не платил за отопление, и меня нисколько не волновало, какое влияние на эту сумму может оказать открытое для проветривания окно, даже если температура на улице ниже нуля. Возможно, и в армии стоит начать устанавливать счетчики в каждой казарме и штрафовать солдат за перерасход энергии. Научатся тогда беречь тепло.
В другой стопке были собраны счета и чеки по содержанию конюшен: электроэнергия, тепло, корма, средства ухода, плюс еще зарплаты постоянным работникам. Были также счета по оплате тренерских услуг, с одним или двумя прикрепленными к ним чеками, которые тоже следовало пропустить через банк. Все на своих местах, ничто не указывает на существование некоего загадочного плана.
В третьей стопке были собраны журналы и другие публикации, здесь же находились копии буклетов из календаря скачек. Тоже ничего необычного.
Зато в четвертой стопке я наконец нашел ружье с дымящимся дулом. Вернее, сразу два таких ружья - в переносном смысле, конечно.
Первым являлись выписки из банковского счета. Стало ясно, что у матери два банковских счета: один для тренерского бизнеса, второй - для личного пользования. Судя по этим выпискам, мать еженедельно снимала с личного счета по две тысячи фунтов наличными. В принципе, ничего подозрительного в том не было - многие люди, связанные со скачками, предпочитают иметь дело с наличными, в особенности когда хотят делать ставки напрямую. Но второй листок бумаги помог прояснить ситуацию. Это была написанная от руки крупными печатными буквами записка на листке, вырванном из блокнота, где страницы скреплялись проволокой. Записка была вложена в конверт, адресованный матери. И содержание ее было ясно и не оставляло ни малейших сомнений:
"ЗАДЕРЖКА С ПЛАТОЙ. ЕЩЕ РАЗ ТАКАЯ ЗАДЕРЖКА, И ПЛАТА ВОЗРАСТЕТ ДО ТРЕХ ТЫСЯЧ. ЕСЛИ НЕ ЗАПЛАТИШЬ, ПАКЕТ ИЗВЕСТНОГО ТЕБЕ СОДЕРЖАНИЯ БУДЕТ ПЕРЕДАН ВЛАСТЯМ"
Ясно и просто. Чистой воды шантаж.
Стало быть, "бесконечные отступления", о которых говорил отчим, были не что иное, как невозможность еженедельно выдавать шантажисту по две тысячи фунтов. В год набегало больше ста тысяч фунтов чистыми безналоговыми наличными. Неплохой доход. Неудивительно, что они не могут позволить себе новенький "БМВ".
- Ты что здесь делаешь, черт побери?
Я так и подпрыгнул.
В дверях стояла мать. Я не слышал, как она спустилась на первый этаж. Был настолько поглощен чтением, что не осознал, что крики и споры у меня над головой прекратились. А записка шантажиста оставалась у меня в руке, так что теперь не отвертеться.
Я смотрел на нее. Она смотрела на мою руку и зажатую в ней бумажку.
- О господи! - произнесла она это почти шепотом, и еще я заметил: ноги у нее подкосились.
Я торопливо шагнул к ней, но не успел подхватить - так быстро она упала. Наверное, не смог бы, даже если б мы стояли рядом.
К счастью, упала она почти вертикально, на подогнувшихся ногах, не на живот и не на спину, а потому голова ее мягко опустилась на покрытый ковром пол. Но она потеряла сознание.
Я решил оставить ее как есть, лишь слегка выпрямил ноги. Знал: мне все равно ее не поднять. Затем с большим трудом опустился на колени и подложил ей под голову маленькую подушечку.
Она начала приходить в себя. Открыла глаза - они непонимающе смотрели на меня.
А потом вдруг все вспомнила.
- Все хорошо, - сказал я, чтоб успокоить ее.
Впервые за все время, что я помню, мать была явно напугана. Вернее, боялась просто до безумия - глаза дико расширены, на лбу проступили мелкие капельки пота.
- Ты полежи, - сказал я. - Сейчас сбегаю, принесу тебе воды.
Я вышел в кухню налить стакан воды. И пока тонкая струйка бежала из-под крана, аккуратно положил записку от шантажиста обратно в конверт и убрал его в карман вместе с выписками из частного банковского счета. Вернувшись, я увидел в кабинете отчима, он стоял на коленях рядом с женой, бережно держа в ладонях ее голову.
- Что ты с ней сделал? - гневно спросил он.
- Ничего, - спокойно ответил я. - Она просто потеряла сознание.
- Почему? - озабоченно спросил он.
Я хотел придумать какое-то псевдонаучное объяснение, ну, к примеру, что кровь плохо поступала в мозг, но затем отказался от этой идеи.
- Дерек, он знает, - все еще лежа на полу, пробормотала мать.
- Знает что? - нервно спросил он.
- Все, - ответила она.
- Быть этого не может!
- Всего я, конечно, не знаю, - сказал я ему. - Но одно знаю точно: вы стали жертвами шантажа.
* * *
Для того чтоб привести в чувство их обоих, понадобился бренди, не вода, и я тоже отхлебнул чуток.
Мы сидели в гостиной, в глубоких обитых ситцем креслах с высокими спинками. Лицо матери было бледно и почти сливалось по цвету с бледно-кремовыми стенами за спиной, а руки тряслись, и о края бокала, из которого она пила, стучали зубы.
Дерек, отчим, сидел, плотно сжав губы, на краешке кресла и отпил глоток "Реми Мартин" с таким видом, точно этот напиток давно вышел из моды и вызывал у него отвращение.
- Расскажите мне все, - попросил я, наверное, уже в двадцатый раз.
И снова ответа от них не последовало.
- Не хотите говорить мне, ладно, - сказал я. - В таком случае мне остается только обратиться в полицию, сообщить о факте шантажа.
На секунду показалось - мать снова потеряет сознание.
- Нет, - пробормотала она, едва шевеля губами. - Пожалуйста, не надо.
- Тогда объясни мне, почему не надо, - сказал я. Каким четким и звучным показался свой голос в сравнении с полушепотом матери.
Снова вспомнились слова чернокожего сержанта моего подразделения в Сэндхерсте: "Команды следует подавать соответствующим тоном. Половина сражения выиграна, если ваши люди верят, что вы знаете, что делать. Даже если на самом деле этого не знаете, просто громкий решительный тон вселяет в них уверенность".
Сейчас я командовал ситуацией, и неважно, верили мне мать с отчимом или нет.
- Потому что тогда твоя мать отправится в тюрьму, - тихо произнес Дерек.
"Должно быть, бренди ударил мне в голову", - подумал я.
- Не говори глупостей, - сказал я.
- Это не глупости, - ответил он. - Отправится. И, возможно, я тоже, как ее сообщник.
- Сообщник в чем? - спросил я. - Вы что, кого-то убили?
- Нет, - он выдавил улыбку. - До этого еще не дошло.
- Тогда за что?
- Налоги, - ответил он. - За неуплату налогов.
Я взглянул на мать.
Теперь у нее дрожали не только руки, все тело, и она плакала - открыто, никого не стесняясь. Прежде мне никогда не доводилось видеть ее плачущей. И уж определенно, сейчас она совсем не походила на женщину, которой гордилась вся деревня. Она была лишь тенью, жалким подобием того человека, которому всего лишь месяц назад вручали Национальную премию "Женщина года" и показывали церемонию по телевизору. И еще она сразу стала выглядеть гораздо старше своих шестидесяти лет.
- Ну и что будем делать? - командным тоном осведомился я.
- Что значит - что? - спросил Дерек.
- Вы же не собираетесь и дальше платить по две тысячи фунтов в неделю?
Он удивленно взглянул на меня.
- Я видел банковские выписки.
Дерек вздохнул:
- Дело не только в деньгах. Мы бы справились, если бы речь шла только о деньгах.
- А в чем еще? - спросил я.
Он ссутулился.
- В лошадях.
- Нет, - еле слышно шепнула мать.
- А что с лошадьми? - не отставал я.
Отчим промолчал.
- Лошади должны проигрывать специально, по чьему-то приказу? - спросил я в мертвой тишине.
Он опустил глаза, нервно сглотнул слюну и еле заметно кивнул.
- И с Фармацевтом было так?
Он снова кивнул. Тем временем мать сидела, закрыв глаза, так делают маленькие ребятишки, уверенные в том, что стоит зажмуриться, и их никто не увидит. Дрожь прекратилась, теперь она просто раскачивалась в кресле.
- Как вам поступают эти приказы? - спросил я Дерека.
- По телефону, - ответил он.
Вопросов еще оставалось множество: как, что, когда и в особенности кто?
Мать с отчимом, судя по всему, знали ответы на большинство из них, но, к сожалению, только не на последний.
Я наполнил стаканы бренди и продолжил расспросы.
- Как же вы умудрились вляпаться в это дерьмо? - спросил я.
Ответа не последовало. Мать еще глубже вжалась в кресло, точно хотела стать невидимкой, Дерек же жадно припал к стакану и пил бренди, пряча лицо за граненым стеклом.
- Послушайте, - начал я, - если хотите, чтоб я помог, стоит рассказать мне все без утайки.
Снова долгая пауза.
- Мне не нужна твоя помощь, - тихо сказала мать. - Хочу, чтоб ты уехал и оставил нас в покое.
- Но я уверен, эту проблему можно решить, - уже более спокойным тоном заметил я.
- Я все решу сама, - сказала она.
- Как?
Снова долгая томительная пауза.
- Я решила выйти из этого бизнеса, - сказала она.
Мы с отчимом уставились на нее.
- Но ты не можешь выйти… - пробормотал он.
- Почему нет? - уже более решительно спросила она. Теперь она походила на себя, прежнюю.
- Тогда каким образом ты собираешься расплатиться? - с отчаянием спросил отчим. Мне показалось, он вот-вот заплачет.
Мать снова съежилась в кресле.
- Единственный выход - найти, кто этим занимается, и остановить их, - сказал я. - А для этого вы должны ответить на мои вопросы.
- Только никакой полиции, - заметила мать.
Эта фраза заставила меня призадуматься.
- Но без помощи полиции шантажиста не найти.
- Нет! - теперь она почти кричала. - Никакой полиции!
- Расскажи мне о налоговых проблемах, - сказал я, пытаясь хоть как-то прояснить ситуацию.
- Нет! - снова крикнула она. - Никто не должен знать.
Она пребывала в полном отчаянии.
- Я не смогу помочь, если не буду знать, - пытался вразумить ее я.
- Мне твоя помощь не нужна, - в очередной раз заметила она.
- Джозефин, дорогая, - вмешался Дерек. - Нам без посторонней помощи не обойтись.
Снова пауза.
- Я не хочу сесть в тюрьму. - И тут она заплакала.
И мне вдруг стало страшно ее жаль.
Чувство жалости по отношению к ней было мне чуждо. Ведь большую часть жизни я провел, стараясь свести с ней счеты, переступая через обиды, мнимые и настоящие, ненавидя ее за отсутствие материнской любви и утешения. Наверное, теперь, с возрастом, я стал мудрее.
Я подошел к ее креслу, уселся на подлокотник, погладил мать по плечу и, наверное, впервые за всю свою жизнь заговорил с ней ласково.
- Послушай, мам, - сказал я. - Никто тебя в тюрьму не посадит.
- Еще как посадят! - ответила она.
- Ну откуда такая уверенность?
- Он так сказал.
- Кто? Шантажист?
- Да.
- Ну, знаешь, я бы не стал верить на слово этому типу.
- Но… - тут голос ее стих.
- Почему ты не даешь мне шанса помочь тебе? - тихо спросил ее я.
- Потому что ты сообщишь в полицию.
- Нет. Никакой полиции, - сказал я. "Но в таком случае разве я смогу оказать ей реальную помощь?.."
- Обещаешь? - спросила она.
Что мне оставалось?
- Ну, конечно, обещаю.
Оставалось лишь надеяться, что я смогу выполнить это свое обещание.
* * *
Постепенно, с уговорами и не без помощи допитой до дна бутылки "Реми Мартин", я наконец выслушал эту печальную историю в самых общих чертах. И ничего хорошего в ней не было. Мою мать действительно могли упечь за решетку, если б вмешалась полиция. Судили бы и признали виновной в уклонении от уплаты налогов. И она бы распрощалась с прекрасной своей репутацией, домом и бизнесом, даже если б осталась на свободе.
Как выяснилось, "маленький разрушительный план" матери зародился в голове одного хитреца, молодого бухгалтера, с которым она познакомилась на вечеринке лет пять тому назад. Это он убедил Джозефин, что она может зарегистрировать свой тренерский бизнес в оффшорной зоне, в данном случае в Гибралтаре. И якобы пользоваться всеми благами и выгодами безналогового статуса.
Сегодня тренировки скаковых лошадей стоят недешево, примерно столько же, сколько стоит обучение подростка в хорошей школе-пансионе, а у матери насчитывалось семьдесят пять стойл, и почти все они были заняты под завязку. Ее услуги пользовались большим спросом, а тот, кто пользуется спросом, может назначать высокие цены. И в год по налогам, которые составляли где-то пятнадцать-двадцать процентов от платы, набегало несколько сотен тысяч фунтов.
- Неужели ты ничего не заподозрила? - удивленно спросил ее я.
- Конечно, нет, - ответила она. - Родерик сказал, что все легально, раз мы зарегистрированы в безналоговой зоне. Даже документы какие-то показывал.
Родерик и был тем шустрым молодым бухгалтером.
- А эти документы у тебя сохранились? - спросил я.
- Нет. Они у Родерика.
"Ну, ясное дело, что у него".
- И еще Родерик говорил, что и владельцы останутся не внакладе, потому как владельцы скаковых лошадей имеют право на возвращение налога на добавленную стоимость. И выплачивает эти деньги правительство.
Таким образом, получалось, что моя мать воровала у правительства. Она не платила государству налогов, как полагалось, а владельцы лошадей требовали эти же деньги у государства. Заколдованный круг.
- Неужели тебе не показалось, что это слишком хорошо, чтоб быть правдой? - спросил я.
- Да нет, - ответила она. - Родерик говорил, что сейчас все так поступают, и я много потеряю, упустив эту возможность.
Похоже, этот Родерик умел очень ловко манипулировать людьми.
- А на какую фирму работает этот твой Родерик? - спросил я.
- Он не на фирму работает, он независимый эксперт, - ответила мать. - Совсем недавно окончил университет и на работу еще не устроился. Нам повезло, нашли такого уникального специалиста за небольшие деньги.
Я просто ушам своим не верил.
- А куда же девался Джон Милтон? - спросил я ее. Джон Милтон, сколько я себя помнил, занимал у матери должность бухгалтера.
- Вышел на пенсию, - сказала она. - И мне крайне не понравилась молодая дамочка, занявшая его место. Шустрила, иначе не скажешь. Вот почему я так обрадовалась знакомству с Родериком.
Можно представить, что любая бухгалтерша, не вызвавшая у матери симпатии, тут же заслуживала прозвище шустрилы, это еще в самом лучшем случае.
- Родерик - это его фамилия?
- Его звали Уорд, - сказала она.
- Почему звали?
- Да потому, что он умер, - вздохнув, ответила мать. - Попал в автокатастрофу. Примерно с полгода тому назад.
- Ты уверена? - спросил я.
- Что значит - уверена?
- Ты уверена, что он погиб, а не сбежал? - спросил я. - Уверена, что это не он теперь шантажирует вас?
- Послушай, Томас, не говори глупостей, - строго сказала она. - Статья об этом происшествии была напечатана в местной газете. Ну, разумеется, я точно знаю, что он умер.
Мне хотелось спросить ее, видела ли она мертвое тело Родерика Уорда. В Афганистане у талибов не подтверждали список убитых без предъявления трупа или, на худой случай, без головы в качестве доказательства.
- И как долго работал этот твой так называемый план? Когда ты перестала платить налоги?
- Примерно четыре года тому назад, - с несчастным видом ответила мать.
- А когда начала платить снова?
- О чем это ты? - спросила она.
- Теперь, надеюсь, ты платишь налоги как полагается? - спросил я, заранее страшась ответа.
- Ну, конечно, нет, - ответила она. - Как же я могу начать платить снова? Ведь они начнут задавать вопросы.
Однако, подумал я, ты решила не платить, не задавая им вопросов. И, разумеется, разоблачение - лишь вопрос времени. Четыре года неуплаты налогов - да тут набегает кругленькая сумма почти в миллион фунтов. Не напрасно мама так боится угодить в тюрьму.
- Кто сейчас ведет твою бухгалтерию? - спросил я. - С тех пор, как Родерик Уорд погиб?
- Никто, - ответила она. - Просто боюсь нанимать кого-то со стороны.
"И не напрасно", - подумал я.
- Ну а прямо сейчас ты можешь выплатить всю задолженность по налогам? - спросил я. - Если выплатишь все и объяснишь, что тебя ввел в заблуждение твой бухгалтер, тогда уж точно в тюрьму тебя не посадят.
Мать снова заплакала.
- У нас нет на это денег, - мрачно вставил Дерек.
- А что же произошло с накопленными за четыре года излишками? - спросил я.
- Денег почти не осталось, - ответил он.
- Но не могло же ничего не остаться, - удивился я. - Ведь набралось около миллиона фунтов.
- Больше, - буркнул он.
- Тогда куда они делись?
- Мы потратили большую часть, - ответил он. - В самом начале очень много тратили, на отдых, поездки там разные. Ну и Родерику, конечно, тоже кое-что перепадало.
"Да уж конечно, как же иначе".
- Сколько может стоить дом вместе с конюшнями? - спросил я.
Мать пришла в ужас.
- Мамочка, дорогая, - произнес я ласково, но твердо, - чтобы не попасть в тюрьму, мы должны найти способ рассчитаться с долгами. Выплатить все налоги.
- Но ты же обещал, что не пойдешь в полицию! - взвыла она.