* * *
– Мы навели справки, – сказал Китайгородцев Марецкому. – По уголовному делу по факту нападения на салон парикмахерских услуг. Подтвердилось, что лично к вам это не имеет никакого отношения. Это их внутренние дела. Там двое соучредителей рассорились. Один другого кинул. Обиженный решил отомстить. А мы с вами случайно оказались в эпицентре скандала.
– Налетчиков-то взяли?
– Нет, они успели исчезнуть до приезда милиции.
– Вот мне интересно, – сказал Марецкий. – Ты ведь их держал под дулом пистолета. И если бы дождался приезда милиции…
– Это исключено. Прежде всего я обязан эвакуировать вас из опасной зоны. Это моя задача. У милиции своя работа, у меня – своя.
– И что? Тебе наплевать на то, что после твоего ухода те ребята могли продолжить свои бесчинства?
– Пускай с ними разбирается милиция! – упрямо повторил Китайгородцев.
– Цинично, конечно, – признал Марецкий. – Но как к профессионалу к тебе претензий нет. Знаешь, я стал уважать тебя после того случая.
– А прежде? – усмехнулся Китайгородцев.
– Не могу сказать, что ты был мне несимпатичен. Но твое присутствие рядом сковывало и ограничивало мою свободу.
– Потому что вы не сами принимали решение нанять телохранителя?
Это было так неожиданно, что у Марецкого вытянулось лицо. Он молчал так долго, что казалось – онемел навсегда.
– Что еще тебе известно о моей жизни? – спросил он после долгой паузы.
– Я встречался с вашей сестрой, – признался Китайгородцев. – И после той встречи возникла необходимость разговора с вами. Сейчас в нашем охранном агентстве разрабатываются мероприятия по усилению вашей защиты.
Марецкий сделал протестующее движение рукой, как будто хотел остановить собеседника, но Китайгородцев твердо сказал:
– Игорь Александрович! На эти меры придется пойти. Степень опасности лично вы недооцениваете.
– Что тебе наговорила эта истеричка?
Так, все-таки у них действительно неважнецкие отношения. Не любит Марецкий свою сестру. Следовательно, все, что от нее исходит, будет принимать в штыки. Значит, нужно четко отделить информацию, полученную от Инны Марецкой, от комплекса мер, прорабатываемых в "Барбакане". Мухи отдельно, а пирожки отдельно. Начнем, пожалуй, с мух.
– Инна Александровна сообщила о своих сомнениях. Я говорю о генеалогическим древе, о той схеме, которую вы мне показывали.
Марецкий стремительно темнел лицом.
– Есть, по крайней мере, один настораживающий факт, – сказал Китайгородцев. – Смерть человека, составлявшего эту схему.
Марецкому это, казалось, было неинтересно. Так бывает, когда у человека есть собственная версия происходящих событий.
– Ты знаешь, почему сестра интригует против меня? – сказал Марецкий. – Знаешь, чем ей эта схема не нравится?
Ткнул в бумагу пальцем.
– По ней получается, что граф – это я. Наследник рода Тишковых по отцу. А она – никто. У нас общая мать, но Инна не имеет права на графский титул.
– А для нее это важно?
– Это просто каприз. Понимаешь? Такой вид зависти. Инна – очень властная. Она деловая женщина. Такая русская бизнес-вумен. Кстати, знаешь, чем наши деловые женщины превосходят западных? Да, у наших знаний зачастую не хватает, с этикетом проблемы и с культурой, но зато есть хватка, наглость и выносливость. И вот ее, которая и Крым, и Рим уже прошла, вдруг ставят перед фактом: а братец-то ваш, извиняемся, знатного графского рода. Как? Почему? По какому такому праву? Я тут убиваюсь на своей работе, магазин содержу, все своим горбом, а он, видишь ли, музыкант, на роялях польку-бабочку изображает – и ему, получается, графский титул, а мне ничего?
– А вы лично верите в правдивость этой схемы? – спросил Китайгородцев.
– А как же! – с готовностью отозвался Марецкий. – Только с небольшими поправками, разумеется.
Взял карандаш и уверенно перечеркнул квадрат, в который было вписано имя его сестры.
– В остальном все правильно, – сказал он. – Никаких сомнений.
Так, с мухами они разобрались, кажется. Теперь другая тема.
– Мой шеф обеспокоен, – сообщил Китайгородцев.
Именно так. Не сестра Марецкого, а шеф Китайгородцева. Когда вовремя переведешь стрелки, сохраняется вероятность того, что разговор пойдет по нужному пути.
– Вся эта история ему очень не нравится.
Еще недавно Китайгородцев не собирался посвящать Марецкого в тонкости происходящего. Но после разговора с Инной пришлось. Один только Марецкий мог рассказать о том, каким событиям был свидетелем в последнее время, чему он, возможно, не придал значения и уж тем более не поделился со своей сестрой.
– Нам потребуется ваша помощь, Игорь Александрович. Мой шеф попросил меня поговорить с вами.
И опять – "мой шеф". Упоминания об Инне Марецкой Китайгородцев старательно избегал.
– В вашей жизни в последнее время не происходило ничего такого, что выбивалось бы из общего ряда?
– Нет.
– Какие-то встречи… Новые интересные предложения… Кем-то проявляемый интерес…
– Нет.
– А человек, который принес вам доказательства вашей принадлежности к знатному роду, – он не показался вам подозрительным?
– Чем же он подозрителен?
– Какие-то изыскания… Схемы… Вы вдруг стали графом… Вам не показалось, что он хочет на вас заработать?
– Конечно, показалось, – пожал плечами Марецкий. – Лично для него смысл его работы в том и заключался, чтобы на ком-то заработать. Но я лично не вижу в этом ничего зазорного. Я, например, ради денег пишу музыку. Вы ради денег меня охраняете. Все мы зарабатываем друг на друге.
– Я не о том. Вам не показалось, что в его действиях заключено какое-то жульничество, что-то такое нехорошее, что заставляло насторожиться?
– Ничего, – сказал Марецкий. – Совершенно безобидный старикан. Нашел себе кормушку. Разве можно его за это осуждать? Кто-то привозит на рынок картошку и продает ее. Кто-то саженцами торгует. А этот предлагал купить целое дерево. Генеалогическое. Беспроигрышный вариант. Знаешь, почему?
– Почему? – спросил Китайгородцев.
– Потому что его товар будет куплен всенепременно. Это очень здорово – быть графом, ты пойми. Бывают ситуации, когда без графского титула – никуда.
* * *
– Так ты, говоришь, людям денег задолжал? – осведомился парень, явно приглашая Юшкина к разговору.
Обычно он вел себя отстраненно, держал с Юшкиным дистанцию. Но то ли заскучал от долгого сидения на этой даче и ему понадобился собеседник, то ли теперь, когда все раскрылось, что никакой он Юшкину не друг и не собутыльник, можно было не таиться.
– Ты не смотри, что я такой, – сказал ему Юшкин. – На бомжа похожий и пьющий, как лошадь. Это жизнь такая. Она ведь то вверх, то вниз. Сейчас вот вниз. Я работал инженером на заводе. Сто шестьдесят в месяц еще теми, советскими деньгами. Премий почти не было. Ну цех такой у нас. Вечно в отстающих. А потом перестройка, демократия и гласность. Не забыл еще? Или ты тогда в пионерах был и это времечко мимо тебя прошло? Я вот в нужное время в нужном месте оказался. Все, что раньше было общим, умные люди стали прибирать к рукам. Знаешь, как тогда делали? Надо, допустим, разворовать завод. Учреждали при заводе какой-нибудь кооператив или малое предприятие, туда оборудование самое ценное переводили, все заказы, а на заводе оставались только люди без зарплаты и огромные долги. Сам директор завода не мог сидеть на двух стульях сразу. Он на это малое предприятие поставил своего человека. Вот так я пошел вверх. В основном, конечно, для него деньги зарабатывал, но и самому перепадало. И зажил я хорошо.
– Директором был? – спросил парень.
– Ну! Квартиру купил, машину хорошую…
– Какую? – заинтересовался парень.
– Ну какая может быть машина хорошая? "Мерседес", ясное дело.
– Хорошо жил.
– А я тебе о чем говорю! А залетел на жадности. Решил завести свое дело. Чтоб самому, значит, быть хозяином. А мне что? Я работу знал, клиенты у меня все были вот где, – Юшкин сжал руку в кулак и продемонстрировал собеседнику. – Короче, отделились мы. А дальше пошла такая фигня… – затосковал Юшкин. – Деньги-то у нас зарабатывает только тот, кому разрешают это делать. Все схвачено. Понимаешь? А я прежнему хозяину стал вроде как конкурентом, но у него-то и связи, и прикрытие. Ну и начались у меня неприятности. То налоговая заявится, выпотрошит, как бройлерную курицу, то за поставки не заплатят, а я денег выбить не могу. В общем, почти полмиллиона задолжал. Квартиру им отдал, машину, оборудование, сырье, и все равно не хватило. Специально меня разоряли, ясное дело. Хотели бы только свое вернуть, так помогли бы, не топили. Знаешь, как бывает: человек кому-то задолжал, но видно, что отдаст, надо только потерпеть немного, подождать. И ему дают время отработать долг. Да, пашет он, получается, на дядю, но раз должен – плати. Я бы заплатил, если бы меня не разорили. Все отняли, – сказал Юшкин, заметно ожесточаясь, – а потом говорят, что убьем, мол, если не заплатишь.
– На-ка, выпей, – придвинул ему парень стакан с водкой.
Деморализованный Юшкин выпил.
– Холодно мне что-то, – сказал он.
Его действительно знобило.
– Это нервы, – подсказал парень. – Психанул ты, братец.
– Налей-ка мне еще, – попросил Юшкин.
Вид у него был жалкий.
– Ну чего ты! – попенял ему парень. – Никто тебя убивать не собирается. Не трясись.
Он говорил вроде бы недовольным тоном, за которым, однако, угадывалось почти что сочувствие.
Юшкин выпил еще.
– И не надо меня успокаивать! – вдруг осерчал он. – Не надо! Ведь врешь же! Врешь!
– Ты о чем?
– О том, что не убьете!
Тут Юшкину стало так себя жалко, что он заплакал. Слезы текли по щекам и запутывались в бороде, которой Юшкин зарос за дни своего заточения.
– Тебя же специально ко мне приставили! А потом убьете!
Юшкин был настолько пьян, что почти себя не контролировал. Зрелище было тягостное. И парень не выдержал.
– Да не собираюсь я тебя убивать! – сказал он с досадой.
И это было похоже на правду.
– А ты-то здесь зачем? – поднял заплаканные глаза Юшкин. – И зачем у тебя пистолет? И почему меня сюда привезли?
– Ну не знаю я! – сказал парень в сердцах. – Мне сказали за тобой смотреть – я это и делаю! Ну с чего ты взял, что я тебя грохнуть собираюсь?
– Ты правда меня не убьешь? – спросил Юшкин с надеждой.
Ему важно было услышать успокаивающее "нет" хотя бы от этого парня. Услышать, что лично он ничего плохого Юшкину не сделает. Те, другие, кто этого парня прислал сюда, были сейчас далеко, а парень был близко, и Юшкин с ним уже почти сроднился, хотя боялся и ненавидел.
– Нет! – сказал парень. – Я этого не сделаю! Я никогда никого не убивал!
И тогда Юшкин закивал часто-часто. Да-да, я верю тебе, я нисколько не сомневаюсь в твоей правдивости.
Он выглядел очень плохо, и парень помог ему добраться до кровати. Уложил, накрыл сверху старым, истертым до проплешин, одеялом и даже не примкнул к кровати наручниками.
* * *
Сначала была идея встретиться в ресторане, но Костюков ее сразу же отмел.
– Жарко там, – сказал он в телефонном разговоре. – Душно. Из кухни жареным мясом несет. Вокруг потные лица. Уж лучше на бульваре. Сядем на лавочку – красота!
И только при встрече, уже когда поздоровались, Костюков сказал, будто извиняясь:
– Вы прямо с работы? Хотели, наверное, пообедать? Просто я не люблю рестораны. Там прослушка сплошная, ни о чем не поговоришь спокойно.
Его собеседник был в штатском, но, где тот работает, Костюков знал. Его звали Андрей, он вел дело, возбужденное по факту нанесения тяжких телесных повреждений Мятликову Борису Евдокимовичу, повлекших смерть последнего. Встреча состоялась благодаря их общему знакомому – с ним прежде служил Костюков, а теперь под его началом тянул служебную лямку Андрей.
– Нужна помощь, – сказал Костюков. – Мы сейчас занимаемся одним человеком. Прочесали пятачок вокруг него и вдруг наткнулись на этого Мятликова. Теперь нужна информация из первых рук.
Андрей был в курсе того, что в органах Костюков не служит уже давным-давно, а трудится в охранном агентстве, которое, как ни крути, всего лишь частная лавочка, и потому делиться с ним информацией о ходе расследования – значит, нарушать закон. Но существует еще и такое понятие, как реальная жизнь. Раньше большинство охранных агентств находилось под контролем спецслужб. И значительную часть их работников составляют отставники из органов. Сегодня ты за копейки расследуешь уголовные дела, а завтра переходишь на усиленный паек в коммерческую структуру. И важно не порвать связи. Коллеги все-таки.
– Я готов, – сказал Андрей. – Что именно вас интересует?
– Что вы по Мятликову накопали? Это бытовуха? Или заказное убийство, замаскированное под бытовуху?
– Ну кто у нас убивает пенсионеров на заказ? – пожал плечами Андрей. – Убийство из хулиганских побуждений в чистом виде.
– Другие версии не рассматривались?
– Они возникали и тут же умирали, – усмехнулся Андрей. – Естественной смертью. Недоброжелатели? Не установлены. Ограбление? У него ничего не пропало, даже часы с руки не сняли. Неприязненные отношения с родственниками? У него всего одна родственница, старенькая бабуля, которой его смерть совсем ни к чему. Так что очень скоро версия осталась одна-единственная.
– А профессиональные дела? – подсказал Костюков. – Он ведь архивариусом каким-то был.
– Не то чтобы архивариусом, – ответил Андрей. – А этот дедуля просто ездил по архивам, копался в старых бумагах, отыскивал корни наших знаменитостей.
– Доказывал их дворянское происхождение?
– Не обязательно. Не у всех ведь предки были голубых кровей. У кого-то крестьяне. Или священники, к примеру. Людям все равно интересно. Вот Мятликов и удовлетворял их любопытство. За небольшие совсем деньги. Так что и тут мы ничего настораживающего не обнаружили. Да, были там кое-какие дела, – не очень уверенно вдруг добавил Андрей.
Как будто не знал, стоит ли об этом говорить.
– Что такое? – заинтересовался Костюков.
– Дедушка иногда зарабатывал на делах не очень красивых. Когда мы копнули чуть глубже, возникли подозрения, что он помогал выправлять фальшивые родословные.
– Фальшивое генеалогическое древо?
– Ну зачем же целое древо? Достаточно одной прабабки-еврейки. Это для тех, кто за границу намылился – в Израиль или в Германию по еврейской линии. Уехать хочет, а у самого в метрике: Иван Петрович Сидоров. Значит, что-то с метриками надо делать. Доставать бумагу о том, что прабабка была еврейкой. Сейчас это запросто. От тысячи до трех тысяч долларов. Мятликов, кажется, помогал такое проделывать.
– "Кажется"?
– Мы не стали в этом направлении копать. Потому что это стопроцентный "висяк". Мятликова уже нет, с кем он имел дело, нам неведомо, а те, для кого он выправлял бумаги, уже давно уехали за рубеж, попробуй их теперь найди, а потом добейся их выдачи – никаких нервов не хватит.
Так, значит, решили пойти по более легкому пути. Убийство из хулиганских побуждений. Если даже не найдут настоящих убийц, все равно можно выкрутиться. Кого-то прихватят на другом преступлении, а человеку все равно срок мотать, годом раньше, годом меньше. Другое дело – заграница. Следственные действия толком не проведешь, процент раскрываемости летит в тартарары. Но Костюкова сейчас совсем не интересовали цифры милицейской статистики. Ему этот Мятликов был нужен. Человек, который первым обнаружил связь между композитором Марецким и старинным родом Тишковых, а сразу после этого был забит ногами у подъезда собственного дома. Было это случайностью или нет – вот что важно.
– Я уже понял, в каком направлении вы дорожку топчете, – сказал Костюков. – Схема накатанная. Но меня не формальная сторона дела интересует. Нашли вы что-нибудь такое, что в вашу версию не вписывается и вы на это просто закрыли глаза?
– Фальшивые метрики для выезжающих в Израиль.
– И все?
– И все! – твердо сказал Андрей.
Вряд ли он лукавил. Ведь его попросили встретиться с Костюковым и поделиться информацией. Не случайный знакомый попросил и не дальний родственник, а начальник. С начальством не шутят. И если он говорит, что ничего на Мятликова не накопали, значит, так оно и есть.
– Дед этот незадолго до смерти занимался историей рода Марецких, – сказал Костюков. – То есть, точнее, не Марецких, а Тишковых.
– Каких Тишковых?
– Вы вообще его бумаги просматривали? – спросил Костюков. – Дома у этого Мятликова были?
– Естественно.
– Бумаги какие-нибудь у него сохранились? Копии этих генеалогических схем, которые он составлял.
– Сохранились. Прямо филиал архива, честное слово.
– Там должны быть упоминания о роде Тишковых. Наследник Тишковых, известный композитор Марецкий… Вы про Марецкого-то слышали? Знакома такая фамилия?
– Песен его не назову, но фамилия мне известна.
– Так вот Мятликов незадолго до смерти занимался этим самым Марецким.
– Откуда у вас такие сведения? – удивился Андрей.
Кажется, он был не в курсе.
– Стоп! – сказал Костюков.
Пауза была нужна, чтобы все осмыслить и установить истину.
– Фамилия Марецкого разве не всплывала?
– Нет! – твердо сказал Андрей.
– Ошибки нет?
– Нет! Мы прошерстили его бумаги, и со всеми, кто в тех бумагах был упомянут и для кого он эти схемы составлял, мы встречались и беседовали. А он действительно Марецким занимался?
– Стоп! – опять сказал Костюков.
Он выводил следствие прямиком на Марецкого, а это уже было против всяких правил – создавать проблемы для клиента.
– Знаешь что, – сказал Костюков, впервые за время их сегодняшней беседы переходя на доверительное "ты". – Давай сделаем так. Пока что будем считать, что я тебе ничего не говорил. И ты про Марецкого ничего не слышал. Время у тебя еще есть на расследование? Сроки не поджимают? Можешь подождать немного, не дергать Марецкого?
– Могу. Но только недолго.
– Не в службу, а в дружбу! – Костюков просительно прижал руку к груди. – Не надо пока Марецкого трогать. Мы немного сами повозимся, а уж потом делайте что хотите. Договорились?
– Да.
Костюков поднялся со скамьи. Его собеседник тоже поднялся.
– Как тебе твоя работа? – спросил Андрей. – Лучше, чем под погонами ходить?
– Хорошо там, где нас нет, – философски заметил Костюков. – Тоже не сахар, если честно.
– Но зарплата нормальная?
– Нормальная.
– Я вот все присматриваюсь. Подумываю, не уйти ли в охранную структуру? Все-таки деньги. Или к вам не пробиться? Конкуренция, наверное? За свои места народ держится, чужаков и близко не подпускают? Вакансий не бывает в принципе?
Ему была нужна информация из первых рук.
– Ну почему же? – сказал Костюков. – Вакансии появляются. Недавно вот одно место освободилось. Не в личной охране, а на одном объекте.
– Уволился кто-то?
– Нет. Убили его. Охранял обменник, а два отморозка туда пришли долларами разжиться. Расстрел на Беговой. Не слышал? В прошлом месяце. Четыре месяца только как отработал.