Наши головы синхронно повернулись к свитеру, затем к Лепяго.
– Этот свитер связан из шерсти мамонта, – пояснил директор музея. – Преподнесён в дар Феликсу Романовичу одним авторитетным человеком… можно сказать, в авторитете. Согласно преданию, геологи на одном из островов в Восточно-Сибирском море наткнулись на мамонта в размытом береговом обрыве. Зверь был великолепной сохранности, он пролежал не оттаивая в вечной мерзлоте до того особенно жаркого лета. Геологи нашли его совершенно целым. За день они успели надрать два мешка шерсти. Они торопились, потому что начал задувать ветер. Ночью поднялся шторм. Вы знаете, какие в Восточно-Сибирском бывают шторма? Не знаете? Счастливые люди! В общем, утром мамонта уже не было и куска берега тоже. Всё размыло до твёрдого слоя вечной мерзлоты и унесло в море. Геологи чудом спаслись и привезли мамонтовую шерсть на материк. Из неё отобрали подшёрсток, соткали пряжу и связали два свитера и варежки. Опять же, по преданию, в мамонтовом свитере и варежках щеголял до самой пенсии начальник партии, а другой свитер он заиграл в карты.
За один вечер мы хапнули северной экзотики столько, что она перестала укладываться в голове. Заметив наше остолбенение, Андрей Николаевич закончил экскурсию.
Мы вернулись в дом и стали готовиться ко сну. Кровать была одна – хозяйская, да ещё топчан в комнате. Андрей Николаевич принёс с чердака раскладушку и пару толстых одеял, одно из которых постелили на печь.
– Располагайтесь. Желаю доброй ночи, – и удалился в спальню, предоставив нам самим выбирать место по душе.
Мы разместились быстро. Я занял топчан. Слава улёгся на раскладушке, а Вадик залез на печь. Любителю экзотики было там самое место.
С утра наша банда пробудилась бодрой и готовой к действию. Недаром французская пословица гласит, что самый крепкий сон у самых отпетых негодяев. Как следует перекусив, я за чашкой крепкого кофе (захватил предусмотрительно жестянку растворимого) принялся выведывать у Лепяго дорогу к пещере.
– Будучи человеком в истории края весьма компетентным, вы должно быть помните историю об эвенкских шаманах?
– А, запертые харги, – сразил меня наповал Андрей Николаевич. – Кто же эту легенду не знает. Вас, наверное, пещера интересует?
– Ну… в общем-то, да.
– Можно будет сходить, – сказал Лепяго.
– Далеко это?
– За Марью выйти и по дороге километров пятьдесят. На машине придётся ехать до повёртки. Дальше километров шесть через лес. Дорога была, но заросла очень, там даже ЗИЛ не пройдёт.
– Так туда и дорога была? – у меня упало сердце. Какие могут быть сокровища, если об этом каждая собака знает. – Это что, местная достопримечательность?
– Вроде того, – подтвердил мои опасения Андрей Николаевич. – Да не бойтесь, – рассмеялся он, – нет там никаких кладов и не было!
– А что, проверяли? – спросил Вадик.
Вчера, выслушав подробности гибели отца, от загрустил, а сейчас вообще нос повесил. Наверное, горестно было узнать, что родитель ещё и умер впустую.
– Сколько раз ходили, – ответил как ножом резанул директор. – Я сам, пацаном будучи, лазил туда, всё хотел клад найти. Загодин, в семидесятых "хозяином" был, тоже искал.
– Нашёл? – ревниво спросил Вадик.
– Какое там… Во-первых, вход завален был наглухо. Вы не представляете, какой это был завал! Полковник зэков нагнал, они всё вычистили. До него тоже пытались завал растащить, но это работёнка та ещё, скажу я вам. В общем, пытались разгребать, но бросали. А вот Загодин разобрал. Сколько камней выгребли – посмотреть страшно! Кучи выше роста человеческого до сих пор лежат.
– И всё впустую? – на Вадика было жалко смотреть.
– Открыли сталактитовую пещеру. Большую, надо сказать. Я теперь в неё детишек вожу на каникулах.
– А во-вторых?
– Во-вторых, в дальнем конце пещеры оказался другой завал. Загодин начал разбирать, но плюнул. Слишком тягомотно оказалось заключённых в такую даль на работы выводить. Машины, бензин, все дела… Вскоре перевели его.
– А перевод никак не связан с…?
Лепяго пожал плечами.
– А завал как же? – спросил я.
– Завал остался, – улыбнулся Андрей Николаевич. – Детям интересно. Они думают, что клад всё ещё там, а я их не разочаровываю. В жизни должно быть место для романтики.
– Откуда же вы знаете, что дальше ничего нет? – не унимался Вадик.
Известие о несостоятельности семейного мифа задело его за живое.
– Онтокольников, новый начальник колонии, вызывал геологов. Они какой-то аппаратурой просвечивали – нет там никакого золота. Поэтому и завал разбирать не стали.
– Печально, – заключил я.
– Таковы факты, а факты – вещь упрямая, знаете ли.
– Что же, так и уехали? – заёрзал на стуле Гольдберг-младший.
– Уехали, – сочувственным тоном подтвердил Андрей Николаевич. – Должен вам сказать, что за завалом они обнаружили полость, и не маленькую, но никаких признаков золота, которое там, согласно легенде, насыпано, закрывая вход. Завал несомненно имеется, но из камней.
– В камнях золото искали? – проявил неожиданную сообразительность Слава.
– Откуда ему там взяться? Это же не кварцевая порода.
– Жаль, – вздохнул я. – Но взглянуть надо. Зря, что ли, ехали. Вы нас туда проводите, Андрей Николаевич?
– Провожу, конечно, – Лепяго был человек сговорчивым. – Вы только шофёру заплатите, а машину я найду. Туда на машине надо ехать.
– Тогда поехали, – буркнул Слава, – чего там тянуть. Давай прямо сейчас и отправимся.
– Вы как, Андрей Николаевич? – спросил я.
Лепяго помялся.
– У меня тут ещё кое-какие дела есть, да и машину надо найти. Придётся вам подождать пару часиков.
– Хорошо, – согласился я. – Подождём.
Когда директор музея удалился по своим делам, а случилось это вскоре после нашего разговора, мы обменялись многозначительными взглядами.
– Ну чего? – спросил у меня Слава. – Как ты считаешь?
– Я считаю, что нам нужно съездить и посмотреть на всё своими глазами.
– Ты думаешь, это может иметь какие-то перспективы? – безнадёжным тоном осведомился Гольдберг-младший.
– Доверяй, но проверяй.
Вадик побарабанил пальцами по столу.
– А по-моему там ничего нету, – заявил он. – Зря только всю эту канитель затеяли. Сколько волокиты. В такую даль забрались, а без толку.
– Съездив туда, мы ничего не потеряем, – терпеливо сказал я, понимая состояние компаньона.
– Столько мотались, столько мотались, – пожаловался он неизвестно кому. – У меня, наверное, все бабочки погибли. Донна за ними присмотрит, как же! Дурак я, Давид дурило и мы все дураки!
Я раздражённо кашлянул. Настроение и так испортилось, вдобавок, Вадик тоску нагнетал.
– Зачем я только ввязался, – продолжал причитать Гольдберг. – Неужели непонятно было, что никакого клада там нет. И быть не могло! Всё это туфта, что дедушка насобирал. Этнолог, Миклухо-Маклай! Из-за него теперь весь бизнес загнётся!
Слава засопел.
– Новый начнёшь, – отрезал я. – Дурное дело не хитрое.
Вадик тоже рассердился.
– Слушай, лапа, – с вызовом заявил он. – Ты мне не хами, понял?
– А кто тебе хамит? – срывать злость на мне я никому не позволю. – Не зуди над ухом. Шёл бы ты лучше… на хутор бабочек ловить!
Вадик легко приподнялся, видимо, собираясь закатать мне в морду, но тут на его плечо легла Славина клешня и энтомолог брякнулся своими откляченными ягодицами обратно на стул.
– Сядь, – одним-единственным, но весомым словом оборвал афганец наши пререкания. – Хорош бухтеть. Съездим, раз Ильюха сказал. Мне тоже кажется, что Лепяга чего-то темнит.
– Да… – рыпнулся было Вадик, но тяжёлая рука приковала его к сиденью.
– Засохни пока, – буркнул Слава. – Вот если Ильюха ничего не найдёт, тогда можешь возникать.
– Ладно, – вздохнул Гольдберг-младший, усилием воли сгоняя с лица досаду. Он улыбнулся. – Не зря же пёрлись в такую даль. Хоть на пещеры посмотрим.
– Это точно! – подытожил я.
По возвращении Андрей Николаевич Лепяго преподнёс нам сюрприз. Его сопровождали двое молодцов в гражданском с короткими уставными причёсками. С первого взгляда становилось ясно, откуда они. Слава моментально ощерился, один Вадик не мог понять, почему с появлением гостей в избе стало тихо и как будто даже холоднее.
– Вот, знакомьтесь, – затараторил директор, – поедут с нами за Марью. Это Саша, водитель, а это Вася… сопровождающий.
Покуда он представлял нас, я многозначительно перемигнулся с друганом. Что за номера начал выкидывать Лепяго? А тот радушно сообщил:
– Машина ждёт.
Мы двинулись к выходу. В дверях я немного подзадержался и ухватил за рукав Андрея Николаевича.
– Кто это такие? – поинтересовался как бы невзначай. – Уж больно на "прапорщиков" [9] похожи.
– Их Феликс Романович прислал, – ничуть не смутился директор. – Надо же было ему о вас доложить.
– Так ты к нему сейчас бегал? – я не смог сдержать неприязнь.
– Ну а как же, – Лепяго вроде бы даже удивился, маскируя смущение. – Без него ведь никак нельзя.
– Ясненько, – заключил я. – Тогда поехали.
Злиться на подневольного человека, живущего милостью хозяина, было бесполезно. Всё-таки лагерный посёлок, и порядки здесь соответствующие: чуть что – сразу на легавую педаль! Однако же столь подлый ход задевал.
"Никому нельзя верить, никогда! – думал я, трясясь в кузове ГАЗ-66, великодушно выделенного полковником Проскуриным. – Люди всегда предают, одни из корысти, другие по незнанию, а если не предали пока, так потому, что не представилось удобного случая."
Разочаровал меня Андрей Николаевич, сильно разочаровал. Не люблю стукачей, а директор подаренного музея без верноподданических чувств жить не мог. "У моего хозяина я был любимый раб!"
Раб угнездился с шофёром Сашей в кабине. "Прапорщик" Вася, наверняка ещё вчера шарившийся по зоне в поисках самогона, ненавязчиво уселся на дальнем конце скамьи. От него меня отделял Слава. Гольдберг-младший в гордом одиночестве разместился напротив. Он всё ещё не понимал, сколь коварно нас подставили.
– Но это же менты! – запротестовал Вадик, когда до него дошло, как в действительности обстоят дела.
– Согласен! – крикнул я в ответ. Сквозь рёв мотора и лязг кузовных частей было трудно разбирать слова.
– Зачем мы тогда едем?!
– Чтобы осмотреться! – гаркнул я. – И если будет смысл, начать поиски!
– Да они же с нас теперь не слезут, дурачок! – укоризненно крикнул Вадик.
– Лично я, господин гомосапиенс, под них ложиться не собираюсь!
– Как же ты от них отделаешься?!
– Ты в карты для выигрыша или для удовольствия играешь?
– Я вообще в карты не играю!
– В самом деле?! – проорал я и подумал, что, убери кто-нибудь машинные шумы, наш диалог мог бы показаться яростной перебранкой. – Ну тогда слушай! Картёжники делятся на две категории: одни играют ради азарта, других интересуют исключительно деньги. Первые, как правило, выигрывают, вторые – нет. Знаешь почему?
– Ну?! – рявкнул Вадик.
– Потому что играть надо ради самой игры. Я приведу тебе избитую пословицу: деньги хороший слуга, но плохой хозяин. Так вот, мусору нужны деньги.
– А тебе они не нужны?!
– Нужны! Но я не делаю их самоцелью. Я археолог, понимаешь? Мне интересен процесс, как хорошему игроку. Это придаёт способность импровизировать! А у кого желание только – набить карманы, количество ходов куда ограниченнее! Алгоритм его действий гораздо проще. Поэтому действия "хозяина" поддаются вычислению. А, значит, и обмануть его легче. Он будет держаться за деньги и буксовать, потому что деньги тоже станут держать его! А мы будем скакать вокруг, урывая куски, и удаляться с добычей, потому что мы – свободные люди! Ты меня понял?!
От продолжительного ора в горле запершило и я отмотал флягу с водой. Вадик тем временем осмысливал мою лекцию. Она мне и самому понравилась. Сгодится, чтобы вырваться из западни, куда мы волею Лепяго и Гольдберга-старшего угодили. Пока я не представлял, как именно будем действовать, если найдём золото, а им, несомненно, заинтересуется начальник колонии. Может быть, мы вообще ничего не найдём. Вероятнее всего, золота в пещере никогда и не было. Или кто-то из прежних начальников его прикарманил, не зря ведь Загодин навострил лыжи сразу после раскопок. А Лепяго падла всё ж таки! Так хорошо разговаривал: романтика, детишки; улыбались друг другу как родные, а потом сбегал и настучал. Что за урод, прости Господи!
– Ну, пусть! – наклонившись ко мне, заорал Вадик. Он обмозговал мою идею. В этот момент машина остановилась и лязг прекратился. – Давай сделаем, как ты хочешь!!!
В наступившей тишине его крик прозвучал как непристойное предложение. Я отшатнулся. Сидевший в глубине кузова Вася скабрезно ухмыльнулся.
– По-иному всё равно не получится, – пробасил Слава вполне нормальным голосом. Глухо урчал мотор.
Скрипнула жестяная дверца.
– Приехали, – крикнул высунувшийся из кабины Лепяго.
Дорога к пещере представляла собой две параллельные рытвины, рассекающие старую вырубку, густо заросшую березняком. В канавках уже вымахали молодые деревца. Заметно было, что когда-то здесь пролегали разъезженные колеи, видимо, работы велись нешуточные и техники в те края гоняли преизрядно.
Оставив ГАЗон с водителем у развилки, мы двинулись по старой дороге и часа через полтора довольный Лепяго указал на лысый белый холм – выход известняка. Лес вокруг холма был вырублен, а по бокам дороги возвышались зубчатые гряды камней, выброшенных довольно давно, потому что успели зарасти пучками высокой жёсткой травы. Там, где гряды заканчивались, у подножия холма темнел чёрный зев дыры.
– Всё это раньше было в пещере, – пояснил Андрей Николаевич.
Слава присвистнул. Мы с Вадиком почтительно оглядели отвалы. Тут же сотни кубометров породы! Представляю, как их замучились вытаскивать. А ведь ещё раньше кто-то ухитрился это сложить, собирая камни по всей округе. Кто-то отнёс их в пещеру, запечатав её, казалось, надёжно и навсегда. Пока не пришли кладоискатели.
Но какой должна быть цель, чтобы проделать такую неимоверную работу?
Мне вдруг стало не по себе. Потому что я понял: цель могла быть только одна – закрыть вход. Или выход! Я почувствовал, как по телу пробежали мурашки.
Выход имеют обыкновение закрывать, чтобы не выпустить кого-либо наружу. На волю. Кого-либо или что-либо! Судя по лицам моих спутников, они ни о чём таком не догадывались.
– Начнём, так сказать, экскурсию! – бодро воскликнул Андрей Николаевич, включая фонарь.
Фонарей у нас было три. Мы врубили их и двинулись вслед за экскурсоводом. Проём был высотой в человеческий рост и шириной метра четыре. Похоже, его специально увеличивали, чтобы освободить место рабочим. Проход вёл вниз, но через двадцать шагов пол выровнялся, воздух стал сырым и холодным, а впереди зазвучало эхо.
В лучах фонарей засверкали белые бугристые столбы.
– Вот мы и в пещере, – оповестил Андрей Николаевич, светя куда-то вверх. Я задрал голову. С высокого потолка свисали толстые известковые сосульки. – Видите сталактиты? Когда идёт дождь, вода проникает внутрь холма, вымывает из него соли и по трещинам стекает в пещеру. Там, где она капает на пол, – луч переместился вниз, – образуются вертикальные напластования, называемые сталагмитами. Если трещина достаточно большая или процесс продолжается долго, сталактит и сталагмит могут соединиться. Тогда образуется колонна – сталагнат. Ими, как вы можете убедиться, пещера изобилует.
– То есть она очень старая, – сделал вывод Гольдберг-младший.
– Верно, – согласился Лепяго. – А теперь пройдём далее.
Прямо от входа через всю пещеру вёл ровный путь, расчищенный трудовой армией Загодина. Вскоре мы оказались у высокой, примерно в полтора человеческих роста, ниши, представлявшей собою проход, забитой пробкой из разномастного камня.
– Вот это и есть второй завал, который не стали разбирать, – таинственным тоном заявил Андрей Николаевич. – За ним пустота. Но что там кроется и от кого было закупорено – не ведомо никому.
Я снова почувствовал, как покрылся гусиной кожей. Жутко стало от догадок, что могли скрывать древние эвенки.
Запертые харги. Алчный полковник милиции, возжелавший того, что сам не клал, и не обретший оного. И его настырные последователи…
Я посмотрел на "прапорщика" Васю. Цирик, наверное, тоже был здесь впервые. Его простоватое лицо выражало крайнюю степень любопытства, немного растерянности и наивного испуга. Я оглянулся. Позади (отсюда казалось, что под самым потолком) сияло пятно выхода.
Который недавно был замурован.
Я глянул на компаньонов. Эти-то держались на удивление достойно. Вадик с интересом изучал сталагмит, лаская его кончик длинными тонкими пальцами, а Слава, выпятив челюсть, сосредоточенно уставился на завал.
– А вы, Илья, что думаете? – нарушил молчание Андрей Николаевич.
Вадик и Вася уставились на меня, словно ждали судьбоносного решения. Впрочем, нечто типа оного мне предстояло изречь. Сопровождающему надо было отчитаться перед хозяином, а Вадику – перед двоюродным братцем. Я зашёл в нишу и поднялся по наклонной осыпи насколько сумел.
– Вы не знаете, какова толщина завала? – покачал я верхний камень. Он держался прочно.
– Без понятия, к сожалению, – мотнул головой Лепяго. – Даже приблизительно не знаю.
– Плохо, очень плохо, – с расстановкой произнёс я. – А… э-э, господин Проскурин не поможет нам рабочей силой?
– Феликс Романович? – испуганно покосился на Васю директор. – Я даже не знаю… Вам надо самому с ним поговорить, обсудить… Если будете вести работы, то может быть Феликс Романович подсобит. Я вас не обнадёживаю, это уж как он решит.
– Так, ладно, – заключил я и сбежал с насыпи. Всё, что хотел, я узнал. Сверху из-за завала не дуло, а, значит, либо он настолько плотный или длинный, что не пропускает сквозняк, либо за ним находится глухая пещера, не имеющая другого выхода и даже трещины наружу. Что, в общем-то, не свойственно для известняков.
Не исключено, что она искусственного происхождения. И там кто-то есть. Или что-то. Что эвенки не хотели выпускать.
Я зябко поёжился.
– Холодно у вас тут, Андрей Николаевич, – сказал я. Пойдёмте наверх, а то батарейки садятся.
– Отчего же, пошли, – засуетился Лепяго.
Фонари и в самом деле тускнели. Свет становился всё желтее, словно подземелье отнимало у него силу. И мы поспешили вырваться из объятий тьмы, которая постепенно наваливалась со всех сторон, поглощая за нашими спинами нерукотворные колонны.
Когда мы, наконец, вынырнули на поверхность, все с облегчением вздохнули. Вася даже заулыбался. Мы дружно зашагали в лес, оставляя позади зловещий мрак пещерного входа. Обратная дорога показалась значительно короче и, спустя час, мы подошли к машине. Водитель меланхолично курил, демонстрируя образчик чисто шофёрской покорности судьбе. Правда, при появлении напарника, заметно приободрился и, похоже, перемигнулся о чём-то, известном лишь им. Вася, видимо, дал понять, что я согласился на раскопки. Он залез в кабину, а директор присоединился к нам и всю дорогу царило напряжённое молчание. Андрей Николаевич только поначалу пытался заговорить со мною, но долго перекрикивать рёв грузовика не смог и вынужден был заткнуться: