- Садитесь, садитесь, - сказал он. - Я вот о чем думаю, мистер генерал. - Он вновь задумался, и было похоже, что следующая фраза будет для министра трудной, но очень важной. - Как вы думаете, может быть, есть смысл в том, чтобы в случае явного бездействия египетских командиров в боевой обстановке, решения принимались русскими советниками? И тем более, при гибели офицеров-египтян, от которых зависит управление войсками…
- Но, господин министр…?
- Я прекрасно понимаю ваши сомнения, - прервал своего советника генерал Фавзи. - Вы сейчас скажете, что русские советники не имеют права принимать участия в боевых действиях против Израиля. Да, это так. Но и война арабов с Израилем официально ни кем не объявлена… Так что подумайте, генерал.
- Есть, господин министр, - ответил Катушкин. - Но в таком случае ответственность за принимаемые решения, как вы понимаете, ложится на плечи советских офицеров. Я должен подумать и, с вашего позволения, доложить в Москву. Это уже политика, а я - человек военный…
- Конечно, докладывайте. Сегодня у меня состоится разговор с господином президентом Насером. Надеюсь, он поддержит мое предложение. Вы же, генерал, постарайтесь незамедлительно сообщить мне решение вашего руководства. Договорились? И допивайте кофе, господа, а то он уже давно остыл…
Кофе допивать не стали. Генерал-полковник Катушкин быстрыми шагами вышел из здания египетского генштаба и направился к своей машине, недовольно глядя на отстававшего Белоглазова.
- Гони в офис! - приказал он водителю. - А ты, подполковник, как только приедем, скажи оперативному, чтобы срочно вызвал ко мне Сизарева и Дольского. - Гони, мать твою! - не выдержал Катушкин, видя, как водитель, аккуратно объезжая припаркованные автомобили, медленно выруливает на трассу.
- Каир - не Москва, товарищ генерал-полковник! - смело огрызнулся водитель.
- Ты мне поговори еще! Мигом в Союз отправлю! Сказал - гони!
* * *
И советник командующего ПВО генерал-майор авиации Сизарев, и его коллега, генерал-майор Дольский, советник командующего ВВС Египта, и генерал-майор Ивановский, советник командующего третьей полевой армии, уже все знали, и причина срочного вызова к главному военному советнику Катушкину сомнений у них не вызывала.
- Вы это видели? - Катушкин швырнул на стол лондонскую "Санди Таймс". Полюбуйтесь, товарищи генералы! И язЫков импортных знать не обязательно! Позорище на весь мир!
На первой полосе британской газеты был изображен израильский вертолет со звездой Давида, уносящий египетскую пирамиду. Генералы рассматривали карикатуру и молчали.
- Ну, - не выдержал Катушкин, - дошло? Вы понимаете, чем это чревато? Или нет? - На его лице яростно зашевелились желваки. - Это же наша новейшая станция… Израиль и, соответственно, американцы, получили "Кремний-1" - систему государственного опознавания самолетов!
- Товарищ генерал-полковник, а мы здесь при чем? - спросил генерал Сизарев и посмотрел на Ивановского. - Не от нас же зависит охрана и оборона поставленной техники.
- Как это не от вас? - взвился главный военный советник. - Именно вы, генерал Сизарев, были обязаны предусмотреть все, подчеркиваю - все, чтобы обеспечить сохранность и работоспособность боевой техники. Ценность которой измеряется не только в рублях и египетских фунтах. - Катушкин достал носовой платок, промокнул им вспотевший лоб и посмотрел в упор на генерала Дольского. - А где ваша хваленая авиация, генерал? Опять евреи действуют, как у себя дома?!
- Это не наша авиация, товарищ генерал-полковник, а - египетская! - резко ответил Дольский. - Если вы, Иван Сергеевич, сейчас опять скажете, что мои люди ничего не делают, а только жрут авиационный спирт, я прямо сейчас напишу рапорт с просьбой откомандировать меня в Cоюз! Мои люди, между прочим, - боевые летчики, они умеют воевать! Но здесь - не наша война…, и самолеты поднимают в воздух египтяне, а не мы…
- Не горячись, генерал, успокойся!
- Не успокоюсь, товарищ генерал-полковник! - продолжал возмущаться Дольский. - У израильтян полное господство в воздухе, появились новейшие американские "Фантомы", летчиками передан огромный вьетнамский опыт… Египтяне, по сравнению с ними, неумелые сосунки… Какой там Рас-Гариб, им бы Каир, как минимум, прикрыть…
- Так, все! - шлепнул ладонью по столу генерал Катушкин. - Давайте думать. - Проблема с пропажей "Кремния-1", как вы понимаете, выходит за рамки Египта. Речь идет о замене системы опознавания "свой-чужой" не только в СССР, но и в странах Варшавского Договора. Как бы там ни было, положение, мягко говоря, очень херовое. Очень. Но и замена этой системы, что будет сделано незамедлительно, не даст перевеса египтянам в войне с Израилем. Приоткрою вам, товарищи генералы, один секрет: на уровне Политбюро решается вопрос о вводе в Египет наших регулярных сил. Пока речь идет о вводе дивизии ПВО полного состава. С новейшими зенитно-ракетными комплексами "Печора" и авиаполком МиГ-21…
- Но это же война! - сказал генерал Дольский. - С Америкой!
- А разве сейчас - не война? - Катушкин сощурил глаза. - Разве не американские евреи, как мне докладывают, бомбят Египет?
- У них израильское гражданство, Иван Сергеевич, - нервно сказал Дольский громким голосом. - Это, как говорят в Одессе, две большие разницы. И потом - не факт, что они - американцы!
- Ладно, генерал, не шуми! - поморщился Катушкин. - Речь не об этом. Американцы, евреи… Я говорю о возможном вводе нашего воинского контингента. Впрочем, не нам решать. Пусть в Москве думают. Мы - вояки и будем выполнять приказ! Да, вот еще что. Военный министр Фавзи высказал мне предложение о том, чтобы в критических ситуациях в ходе боевых действий на советских советников возложить управление войсками. Я сказал ему, что подумаю… Хотел бы услышать ваше мнение…
* * *
На Новый Год в Каир никого не отпустили. "Главный запретил, - сказал подполковник Хоменко, - наверное, из-за ЧП в Рас-Гарибе…" Советники угрюмо посмотрели на Чапая, а потом, с укоризной, - на Полещука, как будто он, только что вернувшийся оттуда, был виновником случившегося.
- Саня, едрена вошь, дуй в госпиталь за спиртягой! - не выдержал подполковник Субботин. - Арабийю дадим, гроши…
- Отставить госпиталь! - приказным тоном произнес Чапай. - Никакого спирта, всем отдыхать! И чтоб ни-ни! Вдруг, не дай Бог, что случится…
- Так Новый Год, Василь Иваныч!
- Ну и что? Забыли, как "через день на ремень" в Союзе? И в будни, и в праздники… Все, товарищи офицеры. Всех с Новым Годом! - И Василий Иванович Хоменко отправился в свою отдельную хибару.
Но Новый Год, как известно, святой и любимый праздник всех, без исключения, советских людей. Где бы они не находились. Встретить его в поломанной железной койке под рваным солдатским одеялом в Богом забытом египетском Агруде - было, в принципе, нежелательно. И, мягко говоря, никому из офицеров не хотелось.
Переводчики собрались в домике Полещука, так как в отсутствие продолжавшего болеть Кузакина, он был старшим. Захарченко, Хушвахтов и двое студентов-стажеров, Игорь и Денис, сгрудились вокруг Александра, решая вопрос добычи алкоголя.
- Так, мужики, обстановка хреновая, - сказал Полещук. - Новый Год встретить надо, но нечем. Какие предложения?
- Чапай сказал спать, значит нужно спать, - произнес, зевая, Сафар Хушвахтов.
- Ни, это не дело, - встрял Володя Захарченко. - Надо горилки выпить, а то - шо це за Новый рик? Я не согласен с Сафаром, тем более, что он мусульманин. У них, нехристей, другой новый рик… Короче, надо выпить!
Два пацана-стажера молчали. Да и что с них, студентов, взять? В Египте без года неделя, по-арабски почти ни бум-бум…
- Подвожу итог дискуссии, - решительно сказал Полещук. - Кто готов нарушить правила поведения советских граждан за рубежами нашей великой Родины, в смысле отмечания наступающего 1970-го года путем употребления алкогольных напитков, прошу сдавать мне деньги!
Деньги сдали все. Даже засыпающий Хушвахтов.
- Ребята, кто может договориться с водителем? - спросил Полещук. - Разбудите его, если уже спит. Только не шуметь. В Суэц поеду я.
Водитель еще не спал. Разговор с ним был коротким, а фунтовая купюра - достаточной платой за поездку. Никаких сомнений солдат не чувствовал - ведь едет русский хабир, значит - надо.
- Сашка, ты куда? - возник из темноты подполковник Субботин с сигаретой в уголке рта. - Догадываюсь, не ври. В госпиталь, наверное. Слушай, Санек, захвати и на нашу долю граммульку, а? Совсем тяжко встречать Новый Год на сухую, мужики совсем заскучали…
- Госпиталь перебазировали, товарищ подполковник, - ответил Полещук, думая, что становится, похоже, единственным поставщиком алкоголя для хабирского коллектива. - Поищу в другом месте. И на вашу долю…
Другим местом был только разбитый израильской авиацией Суэц, где еще теплилась какая-то жизнь, и где Полещук знал пару-тройку точек, вернее полуразрушенных домов, в которых можно найти то, без чего советский человек не мыслит встретить Новый Год.
Через двадцать минут въехали в Суэц. Газик остановила военная полиция.
- Хабир русий? - спросил для проформы полицейский и, не утруждая себя проверкой документов Полещука, махнул рукой: "Проезжай!"
В кромешной темноте, объезжая воронки и горы ломаных кирпичей, Полещук с трудом отыскал знакомое здание, где когда-то разживались спиртным. Но там было все заколочено, а на крики никто не отозвался. Поехали в другое место. И тоже безрезультатно: развалины, мрак и тишина… И лишь из третьего дома, почти целого, на зов Полещука вышел заспанный мужик в галабийе.
- Лязим кохоль? - переспросил он. - Пошли, поищем.
Искали при свете ручного фонарика долго. Наконец, мужик что-то отыскал. Это были две бутылки непонятно чего с полуистлевшими наклейками.
- Кохоль! - сказал египтянин и протянул Полещуку бутылки.
- Этого мало, ахи, - беря непонятные бутылки, произнес Полещук. - Ищи еще!
Мужик опять полез в темноту бывшего магазина. И надолго пропал… Завыли сирены воздушной тревоги (и откуда они взялись в полуживом Суэце?), темное небо осветилось прожекторами, звонко затрещали зенитные пулеметы, выплевывая в невидимые цели трассирующие пули, загремели взрывы…
Полещук с бутылками метнулся к машине. Движок газика уже работал.
- Ялла бина! - крикнул он водителю. - Давай, быстро домой!
На скорости выбрались из Суэца. Успели вовремя: сзади вовсю полыхал огонь, оглушительно взрывались бомбы и ракеты, громыхали пушки зенитной артиллерии, надрывно ревели двигатели уходивших на форсаже самолетов… Полещук посмотрел на часы: до Нового Года оставалось сорок минут. "Похоже, евреи не собираются отмечать новогодний праздник, - подумал он. - Или у них другой Новый год, иудейский?" Полещук прижал к себе драгоценные бутылки с неизвестным содержимым и громко закричал:
- Бисура, я вахш! Куллю ам ва инта бихейр!
В Агруде Полещука с нетерпением ждали. Немудреный стол, чем Бог послал, накрыли хабиры. Они же, советники, взяв Полещука под "белы рученьки", потащили к себе. При свете разглядели бутылки: судя по этикетке на английском языке, это было бренди, остальное прочитать не удалось, так как бумажные наклейки пришли в негодность. Но это действительно было бренди, причем, настоящее и очень выдержанное (еще бы - даже бумага сгнила!), что подтвердил, решительно глотнув четверть стакана, бригадный "камикадзе" Субботин. Пригласили и переводчиков. Хотя и досталось каждому по чуть-чуть, Новый Год удался.
Распив бутылки, перешли к музыкальной программе и проникновенно затянули "Темную ночь". Тем более, что новогодняя египетская ночь была действительно темной, только "пули не свистели по степи", а доносился приглушенный расстоянием шум бомбежки в Суэце.
- Мужики, может, споете про танкиста? - вспомнил Полещук песню, поразившую его в Роде хватающими за душу словами.
"Нас извлекут из-под обломков, поднимут на руки каркас, - тихо, чтобы не разбудить Чапая, запели советские военные советники невесть откуда известную им песню, - и залпы ба-а-ашенных орудий в последний путь проводят нас…"
Полещук пел вместе со всеми, думая, что песня совсем непраздничная, а перед глазами стоял голубоглазый израильтянин в пустынном камуфляже, который совсем недавно должен был его, русского, непременно убить. Но, почему-то не убил…
Глава четырнадцатая
Ожесточенная трехчасовая перестрелка произошла сегодня ночью в южной части Суэцкого канала между переправившимся на восточный берег канала подразделением египетских войск и израильскими оккупантами.
Как сообщил в распространенном агентством МЕН заявлении представитель вооруженных сил ОАР, в ходе боя было убито много израильских солдат, уничтожены танк, автомашина на гусеничном ходу и джип.
(Каир, 6 января, ТАСС)
Подполковник Сафват пошевелил забинтованной рукой и застонал от резкой боли. Он откинулся на подушку и подождал, чтобы боль утихла. Белый потолок госпитальной палаты опускался все ниже и ниже, прямо на него, и прижимал, прижимал к койке… Сафват покрылся испариной и, еле сдержал стон, но уже не столько от боли, сколько от вновь каленым железом засверлившей голову тягостной мысли: его батальон почти полностью погиб…
"Какая сволочь предала? Ведь вся операция изначально была абсолютно секретной! - размышлял командир батальона. - Даже я до последнего момента не знал времени начала переправы через канал… Как все бездарно… Тренировки до седьмого пота, досконально изученный район высадки… Жаль парней, единицы спаслись… Отыщу предателя - застрелю собственноручно, будь он хоть из генштаба! Кус умму!"
Сафват вспомнил, как на воде их лодки осветили прожекторами и в упор начали прицельно расстреливать из танков. Спаслись немногие, евреи отлично подготовились, и знали практически все: время высадки, место, силы египтян… Утечка секретной информации, без сомнения, пошла из оперативного управления генштаба, только там знали все. "Аль-гидар ляху азан!" - пришла ему на ум пословица. Подполковник посмотрел на свою забинтованную левую руку и подумал, что ему еще раз повезло: касательное осколочное ранение, кость не задета, долго держать здесь не будут, крови, правда, много потерял, пока вытащили на берег. И контузило сильно - до сих пор голова как чужая… Он закрыл глаза. В памяти опять возникла ужасная картина ночной расправы с переправлявшимся на тот берег батальоном. Его батальоном…
В это самое время, когда раненый комбат Сафват страдал от раны и переживаний в палате военного госпиталя Маади, Полещук был в Каире. Наконец-то разрешили отпуска, и грязные, изъеденные клопами, несколько недель не мывшиеся советники и переводчики, вовсю наслаждались благами цивилизации. Приведя себя в порядок, Полещук решил на этот раз повременить с традиционной переводческой пьянкой, и рискнул позвонить с телефона-автомата в отель аэропорта.
- Рейсовый самолет из Афин? - переспросил на сносном английском мужской голос. - Да, мистер, прибыл. Вчера. Экипаж? Мисс Тэта Эстатопуло? Здесь, мистер. Соединяю с 203 номером.
- Hello! - раздался в трубке мелодичный голосок Тэты. И Полещук на мгновение растерялся. - Who is it? Speak, please!
- Это я, Тэта, Александр, - охрипшим от волнения голосом ответил Полещук. - Русский. Мы с вами познакомились в спортклубе Гелиополиса…
- Ох, Александер! - произнесла гречанка после нескольких секунд молчания. - Вы где, Александер?
- Здесь, в Каире. Совсем недалеко от вас, - обрадовался Полещук и подумал: "Вспомнила, узнала… Какое счастье!" - Мы можем встретиться?
- Конечно, darling, и обязательно! Я улетаю завтра, а сегодня вечером полностью свободна. Где мы встретимся, Александер?
Произнесенное Тэтой слово "дорогой" перечеркнуло все прежние сомнения Полещука, он по-детски обрадовался, забыв про особистов, мухабарат и прочие страшилки зарубежной действительности советских граждан. Договорились встретиться в семь вечера у кинотеатра "Рокси", неподалеку от того самого спортивного клуба, где они познакомились.
Времени было не так много, и Полещук как на крыльях помчался к своему дому в Насер-сити, чтобы с кем-нибудь из коллег смотаться в офис СВС за деньгами и письмами из Союза. А потом надо было еще успеть подобающим образом переодеться: смешно идти на свидание с Тэтой в костюме, выданном в Москве на складе "десятки", в таких ходит едва ли не половина хабиров и переводчиков. "Как цыплята из инкубатора! - усмехнулся про себя Полещук. - За сотню метров видно, что идет советский вояка! Наверное, чтобы кое-кому вычислять наших было легче…"
- Щука, где ты болтаешься? - на лице соседа по комнате сияла довольная улыбка, а в руках - пакет из плотной светло-коричневого цвета бумаги. - Ты из третьей армии? Дуй на четвертый этаж, там подарки выдают. Вот - получил! - Вадим пошлепал по пакету. Виски!
Незнакомый советник из штаба армии нашел в списке фамилию Полещука и под роспись вручил ему тяжелый пакет. В нем действительно была бутылка виски "White horse" и две бутылки египетского сухого вина. На маленькой карточке красивой арабской вязью было написано: "С наилучшими пожеланиями - военный министр Мухаммад Фавзи".
"Знает министр, что дарить русским, - подумал Полещук и пошел к лифту. - Как кстати были бы эти бутылки на Новый год в Агруде! Может, захватить бутылку вина на свидание с Тэтой? Нет, пожалуй, не стоит, гречанка не поймет…"
В офисе СВС Полещук получил 104 фунта (целое состояние!) и три письма: одно - от родителей и два - от одноклассницы, Любы Сотниковой, не устававшей регулярно ему писать; давнишний школьный роман, закончившийся ничем, когда он поступил в институт, зубрил арабский, стал мотаться по командировкам. Любаша же упорно ему писала, явно лелея надежду выйти за него замуж. Полещук спрятал конверты полевой почты 44 708 в карман пиджака - прочитаю потом - и, озираясь на встречавшихся на пути к выходу одинаково одетых хабиров аппарата главного военного советника (как бы не нарваться на генерала Вову Верясова!), выскочил на улицу.
- Полещук! Саша, постой! - услышал он за спиной голос референта главного - Белоглазова.
- Да, Вячеслав Васильевич! - обернулся Полещук и подумал: "Ну, вот, не успел. Сейчас чем-нибудь озадачит…"
- Саня, привет! - сунул ему всегда слегка влажную руку референт. - Как дела на фронте?
- Нормально. Как видите, еще жив…
- Слушай, старик, тебя Озеров из торгпредства ищет. Несколько раз интересовался.
- А на кой хрен я ему сдался? - удивился Полещук.
- Не знаю. Не говорил. Ты позвони ему в контору, уж больно он был настойчив. Позарез, говорит, Полещук нужен…
- Ладно, Вячеслав Василич, позвоню. - И Полещук поднял руку, останавливая такси.