Улыбка на лице Прилепы стала еще шире. Он был из породы "солнечных мальчиков". Давно его никто не звал Олегом, просто Олежка и все. Есть люди, с первого взгляда вызывающие доверие и радость, он был именно таким. Ростом выше среднего, гармонично сложенный, с правильными, тонкими чертами лица. Особенно удивительной была улыбка, обворожительная и на редкость заразительная.
Редко кто мог устоять перед его обаянием. Стрижа сначала удивляло, что в свои двадцать девять Олежка не женат. А претендентки роились вокруг, что те пчелы. Но со временем Анатолий понял, что друг просто не создан для совместной жизни. Он был из другой породы. Сто лет назад Олежка носил бы гусарский мундир и гордое прозвище - бретер. Бабник, кутила, игрок - и удачливый. О его карточных фокусах ходили легенды. Заманить его в семейную жизнь - все равно что посадить в клетку ветер.
- Держи, как обещал. - Олежка вытащил из шлема череп, подал его Стрижу.
- О, молодец, спасибо! Ты случайно его не сегодня ночью выкопал?
- Нет, вчера, - отшутился Олежка, выкладывая из сумки все, что нужно человеку для длительного и нудного дежурства - пищу для желудка и ума.
- Сколько с меня? - поинтересовался Анатолий, вертя в руках череп.
- Нисколько, - все с той же улыбочкой ответил Прилепа. - Я его увел у бывшей студентки мединститута.
- А ей что, он уже не нужен?
- Она теперь жена владельца трех ресторанов, а анатомию изучает по лысине своего мужа. Кстати, его, - он показал на череп в руках Стрижа, - зовут Йорик, он мужского пола. Челюсти совсем от другого черепа.
- Не челюсти, друг мой, а мундиболы и максиллы.
- Чего-чего? - переспросил Олег, наливая себе чай из большого, шестилитрового самовара, гордости спасателей.
- Верхние челюсти по-научному максиллы, а нижние… - Стриж сверился с учебником, - мундиболы.
- Ага, - понял Олежка, - значит это я вчера по мундиболам получил?
- Именно, - подтвердил, приглядевшись, Анатолий. На щеке у сменщика проглядывала явная припухлость слегка желтоватого цвета. - И за что такие жертвы?
- А, - с улыбкой махнул рукой Олег, - придурок один не вовремя домой приперся.
- Ты как, в окно прыгал? - смеясь, спросил Стриж.
- Ну еще чего, в дверь. Быстро, правда. Здоровый бугай, я еще дешево отделался.
- А жену, конечно, он задушил?
- Кто? Это она его скорей задушит. Не в первый раз. Вот такая кнопка, - он показал от пола уж совсем что-то метровое, - а вертит им как хочет.
Они с удовольствием попили чайку, поболтали на разные темы. Уже рассвело, шторм и в самом деле утих, только надолго ли? Время такое - сезон штормов.
Попрощавшись, Стриж спустился вниз на первый этаж.
В народе это здание звали просто - башня. Ее построили совсем недавно, года три назад. На другом конце огромного, более чем километрового пляжа стояла еще одна станция, старая, работающая только летом. До туристского бума она вполне удовлетворяла город, но когда пляж удлинили, произошла совсем дикая история, наделавшая много шума по всей стране. Один из отдыхающих в межсезонье после посиделок в ресторане решил показать жене свою удаль и полез купаться. Мужик приехал с севера, здоровый, вот только не учел, что коньяк и холодная вода несовместимы. Метрах в ста от берега у него прихватило сердце. Он смог добраться до ограничительного бакена. Пока искали спасателей, спускали катер, прошло часа полтора. Пловец умер от переохлаждения буквально на глазах у жены. После этого и построили башню, основным отличием которой от старой спасалки был встроенный элинг на втором этаже с наклонными стапелями, уходящими прямо в море. Система лебедок позволяла спускать на воду катер за считанные минуты. На третьем этаже помещалась обзорная комната с большими окнами на три стороны, по размеру гораздо меньшая, чем предыдущий этаж. На образовавшемся балконе летом под тентом любили кайфовать спасатели. Ну, а первый этаж занимала подсобная мастерская с верстаком и тисками, да еще комнатка для подзарядки и хранения аквалангов. Помещать рядом с кислородными баллонами какую-либо технику запрещалось, но ребята потихоньку наглели, а Стриж, тот и совсем "дошел до ручки" - держал там второй месяц свою новенькую "Яву". Собственного гаража у него не было.
Подняться наверх можно было или по хитроумной винтовой лестнице, ведущей сквозь все этажи, или прямо с земли по крутой железной лестнице, отзывающейся наподобие камертона мелодичным звоном на каждый, даже самый легкий шаг.
Стриж вывел свою "Яву", махнул напоследок рукой вышедшему на балкон Олегу и направился на другой конец города. До одиннадцати прозанимался с пацанами из секции, затем час потратил на себя - Анатолий все еще держал хорошую форму, просто так, по многолетней, въевшейся в душу и тело привычке. В первом часу он снова подъехал к башне и уже издалека увидел неподалеку на берегу "скорую", два милицейских "жигуленка", небольшую толпу людей. Загнав мотоцикл, Стриж протиснулся в первый ряд, нашел Олега, толкнул его в бок:
- Что случилось?
- Девушку выбросило на берег, - негромко ответил тот.
- Ты что ли вызвал? - продолжал расспросы Стриж.
- Да. Смотрю что-то темное в волнах, я за бинокль. Тело. Одел гидрокостюм, выволок на берег.
- Что с ней?
- Шею кто-то свернул. На ноге обрывок веревки.
Несмотря на то, что они старались говорить шепотом, на них обернулся какой-то круглолицый капитан-милиционер в легком осеннем плаще. Они невольно примолкли, затем капитан отошел, и на секунду Стриж увидел длинные, русые волосы девушки.
- Спасатель где у нас? - громко обратился к толпе один из милиционеров в штатском.
- Здесь я! - отозвался Олег и подошел к спрашивающему. Стриж поневоле оказался в первом ряду. Недалеко от него остановились двое, тот самый капитан и другой в штатском, вытиравший руки полотенцем.
- Часов двенадцать, не больше, - донеслось до ушей Анатолия.
"Значит, ночью, - высчитал Стриж. - Где-то рядом бросили, или с набережной, или с волнолома".
Подошел Олег.
- Ну что?
- Да протокол подписал. Спрашивали, не было ли у нее каких-нибудь документов, но я не дурак, сразу звонить побежал.
- Как она, красивая?
Олег пожал плечами.
- Наверное. Кожа чистая, молодая, а лицо сильно избито, скорее всего, о камни.
Покойников в жизни своей Стриж повидал немало, тем более утопленников - больше десятка поднял со дна. Но все равно на душе стало муторно, нехорошо.
Они отошли к станции, остановились на минутку. Сквозь тучи даже проглянуло солнышко, а еще Анатолий почувствовал, как подступила усталость. Не давал свежести даже остро пахнущий йодом морской ветер
- Ну ладно, я пошел, - сказал он сменщику, и они пожали друг другу руки.
Добравшись до дома, он первым делом поставил на огонь чайник, по уже устоявшейся привычке, не разогревая, проглотил завтрак. Налил себе очень крепкого чая, слабый он пить не мог: в зоне другого не употребляли, так и втянулся незаметно. Хотя перед сном это и ни к чему, но привычка - страшная штука. Пройдя в зал и усевшись в кресло, обнаружил на журнальном столике короткую Ленкину записку: "Буду поздно, зайду к матери за Верочкой".
Стриж усмехнулся. Отношения между матерью жены и внезапно обретенной внучкой приобретали прямо-таки идиллический характер. А Ленка, честно говоря, боялась прямо противоположного. Стольких трудов стоило ей уговорить мать приехать жить к ним в город, продав свой двухэтажный особняк. Первое время они ютились вместе в однокомнатной квартирке Стрижа. Лена хотела поменять ее с доплатой на большую, но пожив втроем, поняла, что подобный вариант не подарок. В конце концов они разъехались в две двухкомнатные квартиры в разных концах города.
Под запиской лежал большой конверт яркой, кричащей расцветки.
- Ну наконец-то! - радостно вырвалось у Стрижа.
Он с месяц надоедал Ленке, прося ее увеличить их свадебную фотографию, хотел повесить ее на стенку. Елену, даму с утонченным эстетическим вкусом, даже сама идея приводила в ужас. Но Анатолий не отступался.
На фотке были все его друзья. Вот они, стоят рядом. Ленка все-таки надела на свадьбу свои белоснежные туфли на невероятно высоком каблуке. И чуть ли не на голову возвышалась над женихом. По росту ей более подходил Андрей, его Стриж попросил быть свидетелем. Тут он еще совсем бледный, худой. Чеченская пуля в той давней переделке едва не достала сердце. На свадьбу его просто выкрали из госпиталя, без него для Стрижа праздник был бы не праздник. Через месяц они поменяются местами, и уже Стриж будет шафером у Андрея.
И рядом, как всегда, Илья и Сергей, неразлучная парочка. Порой Стриж сильно тосковал по друзьям, вот и хотел иметь перед глазами хотя бы их изображения.
Память невольно перенесла его к весенним событиям на Волге. Приехав в марте на похороны тренера, Стриж то ли случайно, то ли, наоборот, по неизбежной логике, предначертанной ему свыше, оказался в эпицентре кровавой драмы противостояния сил правопорядка и чеченского клана, занимавшихся поставкой оружия и наркотиков. Все кончилось самым настоящим побоищем с применением гранатометов и автоматического оружия, с горящими домами и десятками жертв. Начальство в Москве потом долго било себя кулаком в грудь, громогласно заявляя об удачно проведенной операции. Участие "некоторых штатских", вроде Стрижа и его друзей, старательно замалчивалось. Если бы не Семыкин, ставший все-таки капитаном и получивший орден "За личное мужество" из рук президента, не видать бы им и тех скромных медалей "За боевые заслуги". Но не медаль была важна Стрижу. Дружба, скрепленная испытаниями, дорогого стоит.
Перебирая в памяти все прошедшее, он незаметно заснул. Снились ему ночь, Волга, сгущающийся низовой туман… А разбудил его требовательный стук в дверь.
5
И вот спустя несколько часов после их прощального рукопожатия у башни перед Стрижом лежит донос, написанный Прилепой.
- Не понимаю! - прошептал Стриж.
Вспомнились Олежкина улыбка, его чистые глаза. Анатолий почувствовал себя обманутым и униженным. Было больно, гораздо больнее, чем когда тот летеха бил пистолетом по почкам. Стрижа предавали не раз и не два, но всегда ощущение было одним - словно перекрыли кислород. И совсем не хотелось жить.
В кафе с шумом и смехом впорхнула стайка девушек, невероятно молодых и красивых. Они расселись чуть впереди, по другую сторону прохода. Отсюда он видел только двух, озорных, хохочущих.
"Как хорошо быть молодым и здоровым, - думал Стриж, - полным надежд и задора. Их еще мало обманывали. Со временем и они изменятся. А жаль. Вот тут у меня, пожалуй, есть преимущество. Я уже битый-перебитый, переживу и это".
Одна из девиц поймала на себе тяжелый взгляд Стрижа, шепнула что-то своим подругам, те с любопытством обернулись на него, прыснули приглушенным смехом. Анатолий опустил глаза, просмотрел до конца все бумаги, снова сунул их во внутренний карман. Затем положил локти на стол, сцепил пальцы в замок и, уткнувшись в них лбом, задумался.
"Что теперь? Куда идти? Меня ищут. Какой-то капитан Калинин очень хочет меня убить. Лучший друг написал на меня донос. Эх, Олежка, лучше бы ты этого не делал. Придется вытрясать из тебя всю правду, иначе так и буду бродить в тумане."
Решившись, он поднялся из-за стола и, уже не обращая внимания на хихикающих девчонок, пошел к выходу. Невысокий, широкоплечий атлет с худощавым, упрямым лицом и пристальным, почти не мигающим взглядом много познавшего в этой жизни человека.
6
Напрямую к башне он подходить не стал - пространство между нею и набережной довольно хорошо освещалось. Стриж сошел на песок метров за триста и, пробираясь вдоль кромки прибоя, затаился за кабинками для переодевания. Там он долго наблюдал за ярко освещенными окнами башни, но ничего не заметил: ни теней, ни движения. Оглянувшись по сторонам, Стриж бегом преодолел последние пятьдесят метров, подпрыгнул, уцепился за рельсы стапелей, ловко, как кошка, вскарабкался наверх. Там, встав во весь рост, снова подпрыгнул, уцепился за какой-то кронштейн, другой рукой - за решетку и бесшумно спрыгнул на огибающую башню круговую площадку. Пригнувшись, он проскользнул к окнам, осторожно глянул внутрь. Олег был один, спал, опустив голову на кисти рук. Тогда, уже не прячась, Анатолий обогнул будку и дернул железную грохочущую дверь. На лязг закрывающейся двери Олежка вздрогнул, оторвал голову от стола и уставился на Стрижа ничего не понимающим взглядом. Тот понял, что Прилепа мертвецки пьян. В воздухе стоял густой запах перегара и табачного дыма.
- Ну, что скажешь, братан? - Стриж явно выделил последнее слово. Любил Олежка щегольнуть им, даже девушкам знакомым представлял так: "Братан мой Стриж".
- Толян, - узнал Олежка. Он облизал пересохшие губы, на лице вроде бы появилось подобие улыбки, только жалкое, вымученное.
- Прости меня, - хрипловатым голосом продолжил он, - слабак я оказался, сломался.
- На чем они тебя подловили?
- Карты. Месяц назад проиграл три "лимона", ну, думаю, мелочь, не такое отыгрывал. Расписку дал, все честь по чести. А тут полная невезуха, не идет карта и все. Десять дней как включили счетчик.
Он замолк, уставившись в одну точку, и только покачивался всем телом.
- Дальше, - потребовал Стриж.
- Сегодня пришли трое, показали расписку и велели заявить на тебя. Сунули в твой шкаф сумочку с деньгами, показали черновик того, что я должен написать, и заставили вызвать милицию. Я не хотел, видит Бог, не хотел! Но они приставили пушку к виску, и я испугался. Жить захотел, продал тебя.
Олег смолк, опустил голову.
- Ты их знаешь? - спросил Стриж.
- Нет, - слабо мотнул головой Прилепа. - Типичные качки, только один хилый такой, тот, что с пушкой был.
- Кому ты проиграл?
- Живец. Знаешь такого?
- Нет.
- Сутенер. Работает в "Приморской", всегда торчит в баре. Невысокий, с тебя ростом, одевается хорошо, лощеный такой, неприятный. Да ты его сразу отыщешь, рядом всегда три-четыре красотки сидят.
- Ясно, - Стриж вытащил из кармана документы, показал Олегу его пасквиль, затем сжег его в пепельнице.
- Предупреждал я, что не доведут тебя карты до добра, - Стриж говорил негромко, без пафоса, не отрывая от Олежки гневных глаз. - Сколько я таких в зоне видел дурачков. Все фарт прет, а потом или опускали их, или заставляли, как тебя, "торпедой" поработать еще на срок. А ты ловкость рук, ловкость рук. Ну-ка, покажи пару фокусов!
Олег нехотя достал из кармана новенькую колоду. Сначала пальцы не слушались его, потом вроде успокоился. Движения были плавные, отработанные. Длинные, тонкие пальцы безукоризненно раскладывали веером всю колоду, с быстротой автомата тасовали карты, заставляли их исчезать и появляться снова. Стриж, казалось, с удовольствием следил за манипуляциями бывшего друга, только рукой он шарил под столом. Там, на небольшой полочке, еще с лета лежал полуметровый стальной прут, отобранный у парочки заезжих хулиганов, припершихся с какой-то глупой разборкой.
- Молодец, - похвалил Анатолий артиста. - Ну-ка, покажи-ка свою ручку, да не так, положи на стол.
Олег устроил правую ладонь на стол, с недоумением посмотрел на Стрижа. А тот резко, со всей силы обрушил прут на артистичные пальцы Прилепы. Жуткий вопль, казалось, потряс стены, Олежка упал на колени, потом вскочил, кинулся к раковине и сунул ладонь под холодную воду. Пальцы раздувало прямо на глазах.
- Ну вот, теперь мы в расчете. Долго теперь не сможешь ни играть, ни писать. - И, швырнув под стол прут, Стриж шагнул за порог.
7
Он быстро прошел по короткой асфальтированной дорожке до набережной и свернул на тротуар менее людной ее части, обращенной к морю. Еще немного, и он бы растворился в сумерках, но тут спокойно ехавший по другой стороне дороги милицейский "жигуленок" резко свернул на противоположную полосу движения и, коротко взвизгнув тормозами, остановился рядом.
- Стой! - крикнул один из выпрыгнувших навстречу Стрижу милиционеров.
Всего их было трое, но только один, с погонами ефрейтора, держал в руках короткоствольный автомат. Не дожидаясь, пока им займутся основательно, по полной форме, Стриж прыгнул вперед на ближнего, как раз того, с автоматом. Щуплый, со Стрижа ростом паренек не ожидал, что вид его грозного оружия вызовет так мало почтения, он даже не снял автомат с предохранителя. Сбив ефрейтора с ног, Анатолий прыгнул на багажник машины, затем на дорогу и, в сантиметрах проскользнув мимо капота затормозившего черного "гранд-чероки", перебежал на другую сторону набережной. Сзади неслись крики милиционеров, сочные пожелания пассажиров развернувшегося поперек дороги джипа. Впереди же сияла всеми своими фонарями и витринами пешеходная часть набережной. Но другого пути не было. Из поредевшего, но еще многолюдного потока гуляющих никто не решился преградить дорогу бегущему. Такие уж времена, каждому дорога своя личная безопасность.
Перебежав по прямой самое освещенное место в городе, Стриж нырнул под арку проходного двора и уже через сто метров очутился в царстве темноты. Сзади, уже довольно далеко, доносился нестройный топот милицейских башмаков. Стрелять на набережной преследователи не стали, слишком много там толпилось народа. А вот здесь, в темноте, другое дело. Если и зацепит кого лишнего шальная пуля, оправдание найдется.
- Стой, стрелять буду! - услышал Стриж, и тут же сразу резко бабахнул одиночный выстрел.
"В воздух палят, из "Макарова", - понял Анатолий и на всякий случай свернул в какой-то закоулок между гаражами, оказавшийся на счастье проходным. Попетляв по замысловатому лабиринту, Стриж все-таки не смог оторваться. Кое-где поставленные самими автовладельцами фонари высвечивали его бегущую фигуру. Менты открывали огонь еще три раза, и уже не в воздух.
Свернув в очередной проулок, Анатолий выскочил из района гаражей прямо перед каким-то забором из аккуратных секций сетки-рабицы. С ходу перемахнув через нее и пробежав еще несколько метров, Стриж понял, что оказался на территории детского сада. Лавируя между качелями, скамейками и кустами, он улыбнулся, как это не понял раньше, где находится - именно в этот сад они водили Верочку.
Бежать дальше он не стал. Слева размещался хорошо освещенный сквер, а вот справа, за углом, угольной чернотой царила тьма. Подбежав к деревянной веранде, он вскочил на перила и оттуда, подтянувшись, забросил тело на крышу павильона. Лежать на волнистой поверхности шифера счастье небольшое, но выбирать не приходилось, и Стриж замер, стараясь успокоить дыхание и чутко вслушиваясь в то, что происходило на земле. Сначала это был топот двух пар ног, затем тишина, потом снова топот отставшего милиционера. Дышали все трое тяжело, шумно глотая воздух пересохшими глотками.
"Тренировки никакой, пробежали метров пятьсот и уже готовы", - подумал Стриж. Сам он почти не вспотел.
- Где он? - прохрипел кто-то из преследователей.
Стриж представил, как они вглядываются в освещенный сквер, потом поворачивают головы в другую сторону.
- Туда! - скомандовал основательно севший голос, и тяжелый недружный топот снова нарушил хрупкую музыку ночной тишины.