– Так, и что дальше?
– А дальше все просто, – развел руками Кос. – С сотрясением мозга дают отсрочку, мне Батон говорил. По теории Пчелу мы уже подковали
– он кивнул на книгу, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении медицинским справочником. – Что говорить, на что жаловаться – он знает. Осталось только обеспечить материальное подтверждение факта сотрясения, понимэ? Хороший фонарь под глазом – и всех делов-то! Фил уперся, как этот… и ни в какую!
– Погоди, так вы хотите, чтобы Фил? – Саша с веселым изумлением обвел глазами друзей.
– Ну, ясен пень! – решительно кивнул Кос. – Не под машину же ему бросаться!
Белов не выдержал и расхохотался. Космос и Пчела обиженно переглянулись.
– Хорош ржать! – сердито оборвал Сашу Пчела. – Может, что дельное посоветуешь?
Оборвав смех, Белов задумался: а ведь верно, предложенный Космосом вариант был самым простым и правдоподобным. Драка во дворе, капитальный фингал – и вот вам, пожалуйста, сотрясение!
– Ну что? – нетерпеливо спросил Пчела.
Саша, пряча улыбку, кивнул:
– Да, пожалуй, фонарь – это выход…
– Ну, ты слышал? – снова ткнул Фила в бок Космос.
– Вот сам и бей, – буркнул Фил. – Почему я-то?
– Я ж тебе уже говорил, – покачал головой Космос. – У меня удар не поставлен. Ну что я ему навешу? Банальный бланш? А нужна фирменная гематома, желательно – с отеком!
– У меня, между прочим, травма… – упрямо бубнил Фил.
– Так с левой! – взвился со своего места потерявший терпение Пчела. – Японский городовой! Сто раз же уже сказано – с левой!
Фил поднял совершенно растерянный взгляд на Белова. Саша вздохнул и хлопнул друга по плечу:
– Ничего не попишешь, Фил… Надо!
Фил обреченно кивнул и опустил голову. Взгляд Саши наткнулся на бутылку, он взял ее и протянул Филу:
– На вот, прими для храбрости… Но портвейн тут же перехватил Космос:
– Ты что! – вытаращил он глаза. – Это же анестезия для Пчелы! Ну все, братцы, хорош базарить, давайте начнем…
Фил и Пчела поднялись со скамеек.
– Вить, может, не стоит? – взмолился Фил.
– Я прошу тебя, Валер! – тихо ответил тот.
– Минутку! – встрял между ними Космос со стаканом и бутылкой. – А анестезия? Стакан – до, стакан – после!
Пока Пчела принимал "лекарство", Белов инструктировал Фила.
– Смотри, Теофило, бей без дураков! Схалтуришь – придется повторять, ясно? Помнишь, как Папанов в "Брильянтовой руке"? "Бить буду аккуратно, но сильно!" – вот и ты так же!
– Ладно, – с отрешенностью смертника кивнул Фил. – Сделаю.
"Секунданты" разошлись. Фил стал готовиться к удару.
– Так, Пчел… Голову левее и пониже, еще немного… Ага… – с угрюмой деловитостью распоряжался он. – Теперь колени чуть подогни… Так… Кос, встань за ним – подхватишь, чтоб не упал, понял?
– Ладно, Фил, не тяни… – нервно усмехнулся Пчела.
– Готов? – спросил Фил.
– Готов.
Бум-м-м!!! От могучего удара Фила Пчела отлетел на руки Космосу, и они оба рухнули на дощатый пол беседки! Белов с Филом бросились к ним. Правый глаз несчастного Пчелы почти мгновенно заплыл – осталась только узенькая, как у монгола, щелочка.
– О-о-о… Ну, у тебя и кувалда, Фил… – жалобно простонал он.
– Анестезию, быстро! – скомандовал из-под него Космос.
В мгновение ока Пчелу поставили на ноги и сунули ему в руку стакан.
– Ну, чтоб не зря… – выдохнул он и выпил.
На следующий день в военкомат с Пчелой пошли все – было ужасно интересно, чем закончится история с мнимой сотрясухой. Помимо друзей, Пчелу сопровождали три беспрерывно хныкавшие продавщицы из универсама.
– Витенька, больно? Витенька, как ты? – то и дело спрашивали они, с участливым любопытством рассматривая его выдающийся фингал.
Посмотреть и вправду было на что! За ночь фонарь, казалось, увеличился еще больше, да к тому же еще и расцвел всеми цветами радуги. Доминировали, конечно, черный и темно-синий, но помимо них в творении Фила присутствовали и голубой, и зеленый, и желтый тона. Картинка, что и говорить, была еще та!
Феноменальный синяк волшебным образом изменил и самого Пчелу. Он приобрел настолько шпанистый, беспредельно-отвязный вид, что Космос, внимательно его рассмотрев, удовлетворенно хмыкнул:
– Н-да, Пчел, будь я военкомом – ни за что не доверил бы защиту Отечества такому раздолбаю!
– И почему ты не военком, Косматый? – с тоской в голосе спросил Пчела.
По дороге Космос еще раз проэкзаменовал потенциального новобранца на знание основных симптомов сотрясения мозга. Пчела отвечал уверенно и точно. На пороге военкомата ему пожелали ни пуха ни пера и, усевшись на лавочку, принялись ждать.
Через час с небольшим он вышел – с непокрытой головой, в расстегнутой куртке. На его асимметричной физиономии роились, сталкиваясь и, как в калейдоскопе, непрерывно сменяя друг друга, совершенно несовместимые эмоции – радость и разочарование, облегчение и досада, растерянность и гордость.
– Ну? – вскочили с мест друзья.
Пчела обвел их единственным своим глазом, в котором в эту секунду застыло недоумение.
– Не годен… – едва вымолвил он.
– Иес! – восторженно рявкнул Космос. – Сотрясуха?
Лицо Пчелы исказила гримаса боли, отчаянья и обиды. Он вцепился себе в волосы и простонал:
– Какая, на хрен, сотрясуха? Пацаны, у меня, оказывается, плоскостопие!
XIX
Оставшиеся до призыва дни таяли, как сосулька на солнце. Днем Саша – из автоколонны он уже уволился- валялся на диване, читал, бесцельно болтался по улицам, но в шесть вечера он, как штык, встречал Лену у дверей ее прачечной. Они дорожили буквально каждым часом, проведенным вместе, ведь времени до рокового дня оставалось так мало…
О предстоящем расставании они почти не говорили, но, прощаясь за полночь у Лениного подъезда, каждый с горестью отмечал про себя – еще одним днем у них стало меньше. Словно у обоих в голове непрерывно тикал невидимый хронометр, отсчитывающий часы и минуты, остающиеся им до неизбежной разлуки.
За день до. проводов, в десять утра, в квартире Беловых раздался телефонный звонок. Звонила Лена.
– Саш, ты можешь прямо сейчас за мной зайти? – сходу выпалила она. Голос ее звучал странно – так, словно она бежала и запыхалась.
– Конечно! – обрадовался Белов. – А в чем дело?
– Я… я отпросилась на сегодня…
– Ну? Здорово! – завопил Саша. – Все, Лен, лечу!
Через каких-нибудь четверть часа он открыл дверь прачечной. Лена, уже одетая, ждала его у окошка приемной. Она тут же подхватила Сашу под руку и шагнула к двери.
– Счастливо, Леночка! – пропела ей вслед слащавым голоском пухлая, ярко накрашенная женщина, высунувшаяся из окошка.
– До свидания! – хором ответили Лена с Сашей и выскочили на улицу.
– Ну, куда пойдем? – спросил Белов, оглядываясь по сторонам.
Честно говоря, бесконечные прогулки ему уже порядком поднадоели, Саша хотел пригласить Лену к себе, но, памятуя о ссоре у Космоса, как-то не решался. Как на это посмотрит Ленка – еще неизвестно, а портить последние дни размолвкой ему не хотелось совершенно.
Лена теснее прижалась к его руке и, опустив голову, негромко сказала:
– Пойдем ко мне, Саш…
Это было так неожиданно, что растерявшийся Белов не придумал ничего лучшего, как задать абсолютно нелепый вопрос:
– А твои родители? Они в курсе? Девушка улыбнулась и, не поднимая глаз, покачала головой:
– Их нет дома. Мама до шести на работе, а отец… Отца тоже нет…
Саша и вовсе оторопел. Подумать только – то, что не решался предложить ей он, Лена предложила ему сама! Он посмотрел на нее – она шла, не поднимая головы, и, похоже, напряженно о чем-то думала. До самого ее подъезда они не проронили ни слова. Обычный их треп стал вдруг казаться неуместным, легкомысленным и глупым, а говорить о том, чем они будут заниматься у Лены, не решался ни тот, ни другой.. Лена открыла дверь, шагнула за порог и, улыбнувшись, повернулась к Саше:
– Проходи, раздевайся… Я сейчас чай поставлю…
Пока она хлопотала на кухне, Саша прошелся по комнатам. Обычная "двушка", точно такая же, как у них с мамой. Только, пожалуй, еще скромнее, но зато очень чистая и ухоженная.
– Саш! – позвала Лена.
Он зашел на кухню – там на столе уже стояли чашки, вазочка с печеньем и конфетами и… бутылка вина.
– Вот это фокус! – Саша с усмешкой кивнул на бутылку. – А это с чего вдруг? Что, есть повод?
– Есть, Саша, есть… – без тени улыбки ответила Лена. – Садись, открывай…
Открыв бутылку, Саша разлил вино по бокалам. Подняв свой, он со смущенной улыбкой взглянул на девушку.
– За что пьем?
– Давай, Саш, без тоста… – Лена тоже явно смущалась. – Или нет! Давай за нас!
– За нас!
Стекло тихонько дзынькнуло. Лена едва пригубила вино и тут же поставила свой бокал.
– Ты пей, я сейчас… – улыбнулась на Саше, вставая. – Я быстро…
Она ушла в свою комнату. Саша услышал, как за стеной хлопнула дверца шкафа. "Переодевается…", – решил он. Допив свой бокал до дна, он снова наполнил его вином и выпил все залпом.
Все было так странно… Саша чувствовал, что что-то должно произойти, он, пожалуй, даже догадывался – что именно, но боялся поверить своим догадкам. Вдруг он представил себе, как сейчас, в эту самую минуту, в трех шагах от него раздевается Ленка, и у него перехватило дыхание. Ужасно захотелось курить, он даже достал сигареты, встал, отошел к окошку, но закурить не решился.
Через минуту в кухню вернулась Лена. Она действительно переоделась – теперь на ней было простенькое домашнее платье. Она шагнула к Саше и взяла его за руку.
– Пойдем, – тихо, почти шепотом сказала она.
Кровь ударила Саше в голову. Он шел за Леной, не чувствуя под собою ног. Она привела его в свою комнату и первое, что бросилось ему в глаза, был разложенный и застеленный диван.
– Вот… – прошептала Лена. – Я решила…
Вдруг голос ее дрогнул и оборвался. Она стояла перед ним ни жива ни мертва, низко опустив голову и не смея поднять на него глаза. Саша обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Ленка… – дрожащим голосом пробормотал он. – Ты же будешь потом жалеть, Ленка…
– Нет, никогда! – она вскинула голову и сверкнула блестящими от проступивших слез глазами. – Никогда, потому что… Знаешь, Саш, два года – большой срок. Мы будем очень далеко друг от друга и… Нам останутся только письма и воспоминания. Только письма и воспоминания… – повторила она, горестно и как-то по-бабьи покачав головой. – Так вот, я хочу, чтоб этих воспоминаний и у тебя, и у меня осталось больше, понимаешь? Чтобы они крепче связывали нас. Чтобы нам легче было дождаться друг друга, вынести все, дотерпеть… Ну, скажи – ты понимаешь меня?
"Да, да, да…" – оглушительным набатом громыхало в висках у Саши.
– Да… – едва вымолвили его непослушные губы.
Лена выскользнула из его объятий и отступила на шаг – к дивану. Медленным, как будто ленивым движением она подняла руку и стащила с волос резинку, стягивающую их в хвостик. Густые волосы рассыпались по плечам и почти закрыли ее опущенное лицо. А руки поднялись к груди и принялись одну за другой расстегивать пуговицы платья.
Он видел, как трепетали ее кисти и, будто загипнотизированный, не мог оторвать глаз от ее тонких, мелко подрагивающих пальцев. И вся она, такая любимая и желанная, дрожала, замирая от робости и стыда. Он не видел этой дрожи, но чувствовал ее всем своим естеством – так, словно он по-прежнему держал ее в своих объятиях.
Последняя пуговица расстегнулась, полы платья разошлись, и Саша увидел между ними совершенно обнаженное тело девушки. Вид этой полоски неприкрытой плоти вывел его из прострации, он будто разом очнулся, его окатило нестерпимым жаром желания, и Саша решительно шагнул вперед – навстречу новым, неизведанным наслаждениям…
XX
Странное это было торжество – проводы в армию. У мамы и Лены глаза были на мокром месте, Катя тоже едва сдерживалась. Невеселы были и пришедшие Космос с Филом. На общем довольно-таки мрачном фоне выделялись лишь Пчела, все еще переживавший бурную радость по поводу своего так кстати обнаруженного плоскостопия и, как ни странно, сам провожаемый – Белов.
Помогая матери накрыть стол, Саша находился в каком-то приподнятом возбуждении, шутил, постоянно пикировался с Пчелой, смеялся. Все собравшиеся поглядывали на него с недоумением, гадая о причинах этого не очень понятного веселья.
"Это он, чтоб мы не грустили…" – думала мама.
"Бодрится, форс держит…" – считала Катя.
"Поддал, наверное, уже…" – подозревал Космос.
Но истинной причиной такого его состояния была, конечно же, Лена и то, что произошло между ними накануне. После вчерашнего эта девушка для Саши была уже не просто любимой – она стала невероятно родной и близкой, почти как мама. Он то и дело украдкой поглядывал на Лену, тоже хлопотавшую у стола, – просто не мог удержаться – и едва ли не каждый раз у него возникала одна и та же мысль.
"Вернусь из армии – женюсь! А что? Такая классная девчонка! И красивая, и меня любит, и вообще… Нет, правда, чего мне еще надо? И думать нечего – женюсь! Главное – чтобы дождалась, чтобы все по-честному…"
Потом, наконец, уселись за стол. Настроение компании начало подниматься только после первых трех рюмок, зазвучали шутки, смех. Космос плеснул себе в фужер водки и вскочил со своего места.
– Граждане, дайте слово немому! – выпалил он. – Виновника, так сказать, торжества я знаю с первого класса, и никогда мы не разлучались с ним больше чем на пару месяцев. Теперь он уедет на целых два года, и это, товарищи, грустно… Но давайте не будем о грустном! – Космос сделал короткую паузу и пожевал губы. – А если без
смеха, то я хочу сказать вот что… У Пчелы нашли плоскостопие, меня отмазал папаша, у Фила служба так, понарошку… Наверное, и Саня мог попробовать отмазаться. Но он этого не сделал. Потому что он – мужик. И раз уж вышло так, что за всех за нас отдуваться будет Саня, то… Короче, он нам как брат и… Служи, короче, Саня, спокойно и ни о чем не думай – и тете Тане поможем, и за Ленкой присмотрим, а к твоему дембелю подыщем тебе тепленькое местечко, чтоб не мыкался! За тебя, брат!
– За тебя, брат! – встал Пчела.
– За тебя, брат! – присоединился к ним и Фил.
– Спасибо, братья! – Саша тоже поднялся, бокалы встретились над серединой стола и со звоном столкнулись.
Через пару часов веселье захватило всех. Катя с Филом уже пели "На границе тучи ходят хмуро…", Космос с Пчелой изображали пантомиму "Пограничник Белов со своей собакой в дозоре", а Саша хохотал над всем этим как сумасшедший.
Потом в четырех стенах стало тесно, да к тому же и выпивка подошла к концу. Космос предложил прогуляться, и эта идея была одобрена почти единогласно. Татьяна Николаевна, понятно, возражала, но все, что ей удалось – это оставить дома захмелевшую Катю, которая тоже порывалась пойти с молодежью.
Они высыпали во двор и направились к своей беседке. Пчела сразу взял быка за рога:
– Братья, гоните бабульки – я за бухалом сгоняю!
С легкой руки Космоса они весь вечер называли друг друга братьями, и, похоже, им это ужасно нравилось.
– Держи, брат…
– На вот еще…
Набрав целую пригоршню мятых рублей, трешек и пятерок, Пчела убежал. Вернулся он быстро, и не один. Узнав об отвальной Белова, за ним увязались знакомые пацаны – Батон, Рыжий, Сява и другие дворовые приятели.
И снова звякали стаканы, лился рекой портвейн, не умолкал хохот, бренчала чья-то гитара и гремела нещадно перевираемая на все лады многострадальная "Не плачь, девчонка"…
Саша "поплыл". Он сидел, обняв одной рукой Лену, а другой – Космоса, пил стакан за стаканом и тупо горланил песни вместе со всеми. Лена время от времени пыталась его урезонить:
– Саш, не пей, ну, хватит уже… Саш, ну, я прошу тебя – не надо…
– Да все нормально, Лен! – таращил на нее уже мутные, покрасневшие глаза Белов и снова тянулся за стаканом.
Стало темнеть, и кто-то предложил прогуляться на смотровую. Компания поднялась и, продолжая горланить, двинулась на Ленинские горы. По дороге взяли еще выпивки, и когда добрались до места, все были уже, что называется, узюзюканы в дым. Там, на смотровой, Белов вдруг обнаружил, что с ними нет Лены.
– Где Ленка? – принялся орать он. – Братья, где моя Ленка?
Никто не мог ответить ему ничего вразумительного. Космос облапил его и захрипел прямо в ухо:
– Да на кой она тебе сдалась, брат? Что мы тебе – телку не найдем?
– Ты что, блин, охренел? – едва стоящий на ногах Саша отпихнул друга и, грозно набычившись, повторил: – Где Ленка, Косматый?
– А я откуда знаю? Я что – пасти ее нанимался? – вспылил тот.
– Здра-а-асьте! – криво ухмыльнулся Белов, двинувшись на него. – А кто обещал за ней… ик! присматривать, а-а-а?
Космос озадаченно взглянул на Сашу, потом, покачиваясь, опустил голову, пожевал губами… Вдруг он расплылся в хмельной плутоватой улыбке и, помахивая пальцем перед Сашиным носом, протянул:
– Э-э-э, не лепи мне горбатого, брат! Я тебе что обещал? Я тебе обещал за ней присматривать, когда ты служить будешь! А пока ты тут – сам за ней и следи!
Саша, беспомощно хлопая глазами, оглядел друзей и что было мочи, с надрывом, со слезой в голосе, проревел в небеса:
– Ле-е-енка-а-а!
К нему тут же сунулся Пчела со стаканом:
– Брось, Санек! На-ка вот лучше…
Белов залпом осушил стакан и уставился мутным взглядом на трамплин.
– Я щас с трамплина… ик! Лыжи дайте!
Фил, самый, пожалуй, трезвый из всех, перехватил уже полезшего через парапет Сашу.
– На лыжах, брат, любой дурак прыгнет! – подмигнул он ему. – А слабо – на коньках?
Идея Фила привела компанию в восторг.
– На коньках! – ревели пацаны. – Белый, давай на коньках! Слабо?
– На коньках! – орал вместе со всеми Саша. – Коньки давай!
– Рыжий, дуй за коньками! – приказал Космос конопатому пэтэушнику из Сашиного двора.
Пока ждали Рыжего, выпили еще… Что было дальше, Саша уже не помнил – все утонуло в мутном, хмельном угаре…
Утром его разбудила мама. Голова трещала от похмелья, вчерашнее вспоминалось с трудом, обрывками, и было ужасно совестно – перед мамой, перед Леной, да и вообще…
– Вставай, гуляка, – с горечью сказала Татьяна Николаевна, – тебе через час – в армию…
Он нехотя встал и прошел в ванную. В зеркале отражалась отвратительная, всклокоченная и одутловатая физиономия. "Дурак, – подумал Саша. – И чего нализался, как этот… Дурак…"
На кухне его ждал завтрак, но на еду Белов не мог даже смотреть. Он вяло поковырялся в тарелке и положил вилку.
– Не могу, мам, – признался он. – Не лезет…
– Ох, горе ты мое… – порывисто вздохнула мама.
Она с болью посмотрела на повесившего голову сына, еще раз вздохнула и открыла холодильник. Через минуту перед Сашей появилась запотевшая стопка с водкой.
– Ты что, мам? – поднял он удивленные глаза. – Я не буду! С меня и вчерашнего…
– Пей! – сердито перебила его мать. – Тебе поесть надо – когда вас теперь накормят? Пей, говорю!
Саша с отвращением заглотнул водку, и уже через пару минут и