Лири, скорее, расстроился, чем удивился. Но затем кривая улыбка, будто бы его развеселил поворот событий, появилась на его лице.
- Ты хочешь застрелить меня, Фрэнк? После того, как я спас тебе жизнь?
Качаясь, Хорриган крепко сжимал пистолет. Он не владел левой рукой столь же хорошо, как правой, но он владел ею вполне достаточно. Достаточно для того, чтобы очистить мир от этого ублюдка и защитить президента в последний раз…
Лири словно прочел его мысль. Он сказал:
- Это твой единственный шанс, Фрэнк. Единственный шанс для тебя спасти президента. Стреляй в меня. Стреляй в меня сейчас.
Пот заливал глаза Хорригана, но у него не было свободной руки, чтобы стереть соленые капли. Он моргал, чтобы расплывчатый образ Лири, склонившегося над ним, несколько прояснился. А язвительные словак обрушивались на него как кислотный дождь:
- Хватит ли у тебя воли сделать это? Отдать свою; жизнь за его? Или ты все еще очень дорожишь ею, своей маленькой жизнью?
Его руки, его левая рука тряслась, когда он прицеливался в своего полоумного спасителя. "Хрен с ним"" - думал Хорриган, и его палец скользнул на курок, но Лири, точно еще раз прочел его мысли, хмурясь, качнул Хорригана в сторону и вбок от стены, и отпустил его.
Падение было почти веселым: он почувствовал свободу и никакого страха. С тяжелым лязгом и шумом он приземлился на металлической площадке пожарной лестницы двенадцатью футами ниже. Движение Лири, то самое - от стены и вбок, спасло ему жизнь. Но, падая, он уронил свой пистолет: тот еще где-то летел, и он услышал его удар о булыжник тремя этажами ниже.
Лири улыбался ему, глаза- его сияли.
- Теперь мы никогда не узнаем, не правда ли, Фрэнк? А вдруг ты и вправду бы сделал это?
- Лири!
Голос Д’Андреа.
Хорриган посмотрел вверх и в сторону, там, на соседней крыше, выступив из-за огромной вентиляционной трубы, стоял Д’Андреа с пистолетом, нацеленным на Лири. Он наверняка находился там и раньше и видел происшедшее, но что он мог поделать? Если бы он выстрелил в Лири, Хорриган разбился бы насмерть.
- Не шевелись, Лири! - кричал Д’Андреа.
Хорриган приподнялся и прислонился к перилам, откуда он мог видеть Лири, поднявшего руки вверх. Где же его пистолет? Все еще в руке?
- Ты в порядке, Фрэнк? - спросил Д’Андреа, бросив взгляд на партнера. Гордость, за то, что он впереди, что он поборол страх, отчетливо светилась на его лице, отражалась в его сдержанной легкой улыбке, но в ту же самую секунду Хорригану захотелось кричать, предупредить его…
Слишком поздно.
Маленький пистолет все еще был в руке Лири, и машине убийства было достаточно этого единственного мгновения. Этого единственного горделивого взгляда.
- Эй! - крикнул Хорриган. - Эй!
Слишком, слишком поздно. Секунда уже ушла, и жизнь вместе с ней. Три выстрела один за другим, и голова специального агента Альберта Рикардо Д’Андреа превратилась в даласское облачко из крови, мозга и кости, и его безжизненное тело обрушилось на крышу и скрылось из виду.
Лири исчез тоже.
Хорриган остался один. Один на пожарной лестнице вместе с ветром, со своей скорбью и болью, и отдающимся в пустынных строениях домов криком.
Его криком.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Бармена в ближайшей к Хорригану забегаловке звали Джо. И даже Джо, круглолицый и лысоватый, с тоненькими усиками а ля Сапата и широкими, но простоватыми манерами, даже он знал, какой это штамп. Но ничего нельзя было поделать. Его звали Джо, он был бармен, и так оно все и было.
Есть вещи, с которыми ну совсем ничего нельзя поделать.
Хорриган сидел ссутулившись за стойкой со стаканом "Джеймсона" - он не выпил еще и половины из того, что налил - и бутылкой перед собой.
"Лучше иметь бутылку в руках, - думал он, - чем дырку в башке". Это была старая шутка. Она всегда забавляла его.
Но не сегодня.
Джо вытирал стаканы и говорил:
- Сегодня ты еще не играл на пианино.
- Нет.
- Нет настроения?
- Нет.
- Ты уже сидишь здесь целый час, Фрэнк, с этой бутылкой перед собой.
- Лучше иметь бутылку в руках… - промямлил Хорриган.
- И ты больше не доливал себе, только в первый раз.
- Я знаю.
Джо занялся другим стаканом.
- Почему?
- Теперь я пью по настроению.
- Зачем же тебе нужна бутылка в руках?
- На тот случай, если я передумаю. - Он подвинул бутылку к бармену. - Налей себе тоже.
- Ладно, - согласился Джо и налил.
Хорриган поднял свой бокал с виски:
- Выпей со мной на пару?
- Конечно. За что?
- За парня по имени Эл, которого я знал.
С женой Эла он поговорит позже. Выразит соболезнование. Как же ее зовут? Что-то поэтическое…
Ариана!
Он спрятал свое лицо в руках и заплакал. Джо вновь вытирал стакан, оставив его в покое. Телевизор над баром в выпуске последних новостей упомянул об этой истории, но только и всего. Разумеется, смерть агента Секретной службы не была обыденным событием, но коли ответственность лежала на "перебежчике", то и не стоило об этом много говорить.
Так хотел Отдел охраны президента. Если бы в руки прессы попали бы материалы о Лири, случилось бы непоправимое.
Он положил кулак на угол. Какого дьявола он отговаривал Д"Андреа от увольнения? Эл был бы жив сейчас, и ничего бы с ним не произошло, и сейчас был бы он дома с сыном Рики и женой Арианой, дома - живой, веселый и счастливый.
Может быть, теперь ему надо уйти.
После того, как он поймает этого злобного урода.
В гостиничном номере Лири, тот самый эксперт-дактилоскопист Грейди, чей "Омнипринт-ЮОО" прояви; отпечаток ладони Лири на передке автомобиля, теперь обнаружил под телефоном записку, на которой от руки были начертаны буквы "ЮЗ СКЕЛЛУМ ЛА"
Джон Окура сделал для Хорригана фотокопию:
- ЦРУ подтвердило, что это почерк Лири. Но hi они, ни мы, ни кто-нибудь еще не смогли понять, что означает вся эта ахинея.
Хорриган задумался над запиской: "ЛА, очевидно может означать Лос-Анджелес - место следующей остановки президентской кампании. Но что такое "СКЕЛЛУМ"? Иностранное слово?"
Окура кивнул:
- Старое голландское слово, до сих пор употреблялось в Южной Африке. Означает - "мошенник" юн "негодяй". А на слэнге может означать - "некто, заслуживающий смерть.
- Может быть, Лири так пишет собственное имя, - сухо сказал Хорриган.
Несколько часов спустя в баре Хорриган вновь извлек фотокопию из кармана, развернул ее и снова yглубился в неровный почерк человека, убившего его партнера. Он вертел фразу так и сяк, пытаясь придать ей хоть какой-нибудь смысл, держа в уме склонность Лир к иронии, но все без толку.
Он не слышал телефонного звонка, когда Джо подошел к нему и сказал: "Фрэнк, тебя к телефону". Он удивился. Он прошел вдоль стойки к тому месту, Джо держал телефон и сказал: "Алло".
- Извини, Фрэнк, - произнес тонкий шепчущий голос.
Нечто вроде сочувствия сквозило в этих словах, возможно, и нечто другое, принадлежащее человек; который когда-то знал, что такое сочувствие, и теперь старался припомнить и выразить это.
- Это была самооборона, Фрэнк. Мне действительно жаль.
Хорриган чувствовал, как кровь приливает к его лицу. Его мышцы напряглись, челюсти закостенели, вены вздулись на лбу, и Джо, ополаскивая стакан, взглянув на него, дважды повторил: "Боже! Боже!"
- Было так: или он, или я, - объяснил Лири.
Трясущийся, кипя и бледнея от гнева, Хорриган заставил свой голос звучать сдержанно:
- Расскажи мне про СКЕЛЛУМ.
Сообщать о находке безумцу было довольно рискованно, но Хорриган находился именно в таком настроении. Он стоял, не шелохнувшись, всю затянувшуюся паузу, боясь пропустить ответ Лири.
- Скеллум бесполезен. Ты лаешь не на то дерево, Фрэнк. Эта песенка уже допета в игре, мой друг. Ты просто безнадежно проигрываешь по очкам.
- Нет, Митч. Я впереди.
- Чем докажешь?
- Я знаю, как ты выглядишь. Я видел смерть в твоих глазах.
- Как поэтично, Фрэнк.
- Как имя Ариана.
- Что?
- Так зовут жену моего последнего партнера. Того, что ты убил вчера.
- Может быть… может быть, мои глаза всегда такие разные.
- Контактные линзы тебя не спасут. Твои больные перекрученные дьявольским безумием мозги просветят сквозь что угодно.
Еще одна пауза.
- Ты сердишься на меня, - сказал Лири.
- Я знаю, кто ты, я знаю, что ты, и я знаю, что найду тебя. И когда я это сделаю…
- Ты убьешь меня, Фрэнк?
- В точку.
Лири захихикал:
- Сам не понимаешь, Фрэнк? Просто ситуация настолько ясна, что можно чокнуться.
- Не вижу никакой иронии в том, что я всажу тебе пулю в башку. Поэзию, возможно.
- О, нет. Это ирония, Фрэнк, подумай! Одно и то же государство обучало меня убивать, а тебя защищать. И вот теперь я спасаю тебя там, на крыше, а ты, тем временем, хочешь убить меня! Это же хрестоматия иронии, страница первая, параграф первый, дружок!
- Заткнись, Митч.
- Они еще напишут книги о нас, Фрэнк.
- Возможно, но я не буду читать их.
- Почему нет, Фрэнк?
- Потому что меня уже тошнит от тебя и всего твоего дерьма, Митч.
Звук: "Ш-ш-ш"
- Это просто хорошая мина при плохой игре. У тебя; был твой шанс, помнишь? Твой момент истины. Ты бы успел убрать меня, если бы был чуть порешительнее, не так, как в Далласе, но ты заколебался. Как же, на весах лежала твоя драгоценная задница… Итак, ты сделал свой выбор, Фрэнк, и можешь рыдать в жилетку!
Хорриган бросил трубку. Джо поднял бровь: "Ты в порядке?"
- Нет. Если этот придурок позвонит опять, скажи ему, что твой телефон прослушивается; И он оставит тебя в покое.
Джо сглотнул: "Понял, Фрэнк"
Хорриган допил свой "Джеймсон", кинул пятидолларовик на прилавок, пожелал Джо спокойной ночи вышел на улицу. Воздух был холодным, изо рта валил пар. Нужно было бы одеться потеплее. Он скрестил руки, хлопая себя по бокам. По дороге домой, прямо перед ним, человек, стоя спиной к Хорригану, набирал в телефонной будке номер.
Бут?
Лири?
Хорриган ускорил шаг и сунул руку под куртку и уже почти выхватил револьвер, когда человек обернулся и… это был молодой, усатый, крепкий парень и абсолютно не Лири. Со вздохом, никак не ответив на подмигиванье парня, Хорриган прошел мимо, копя в себе гнев. Дома он опять вставил диск "Битлз" в проигрыватель, сел на стул, вчитываясь в текст песни N2, который нашел в книжке. Слушал, пытаясь найти связь во всем этом. Понять проклятую иронию Лири.
И не смог.
Он скомкал бумагу с текстом и запустил шар через комнату. Сердито схватил пульт от компакт-проигрывателя и выключил музыку так, будто стрелял из ружья. А когда зазвенел телефон, он взял трубку и сказал: "Пошел на хер, Лири!"
Но это был Окура. Смутившись, Хорриган выслушал сообщение агента о том, что на всей огромной площади, которую занимает Лос-Анджелес, не проживает ни один человек по фамилии Скеллум.
- Ладно, а как насчет Луизианы? Поищите там.
- Мы думали об этом. Пусто.
- Дерьмо.
- Мы все еще что-то пробуем.
- Хорошо. Спокойной ночи, Окура.
- Ты в порядке, Фрэнк? Это так ужасно, потерять Эла…
- Не так ужасно, как больно.
Он повесил трубку.
Он сидел в темной комнате, не слушая музыку, долго-долго, пока, наконец, не уснул в кресле.
В эту ночь сон был немного другим.
Жаркий, но прекрасный день в Далласе. Он стоит на подножке машины, следующей в эскорте сразу же за… И все, как в хронике, - черное и белое. Звук хлопушки… Только это не хлопушка… И он увидел фигуру человека в машине. Прямо перед ним. И он остолбенел… А второй выстрел попадает в человека в машине, и его голова извергает кровавое облачко…
Но на этот раз человеком в лимузине был не Джон Кеннеди.
Им был Д’Андреа.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Стоя во главе огромного стола в своем офисе в Западном крыле Белого дома, Харри Сарджент размахивал руками, напоминая обалдевшего работника наземной службы аэропорта, разводящего самолеты на взлетном поле. Стараясь казаться невозмутимыми в эпицентре административно-командного урагана, за его столом сидели Сэм Кампанья, Билл Уоттс, Лилли Рейнс и самый ненавистный гость в хозяйстве Сарджента - Фрэнк Хорриган.
- До выборов осталось три недели, - шумел Сарджент, выкатив округлившиеся глаза, - и вы просите, чтобы я держал президента подальше от этой Кали-дуры-форнии?!
- Именно об этом мы и просим, да, - с достоинством подтвердил Кампанья, скрестив руки на своей медвежьей груди.
Сарджент и сам чем-то смахивал на медведя, а сейчас, суча конечностями, он и вовсе представлялся вылитым гризли.
- Вы не можете понять… Вы просите меня, вы просите, чтобы ваш президент совершил политическое самоубийство!
- Лучше так, чем по-другому, - мягко заметил Хорриган.
Ноздри Сарджента изрыгали пламя: он абсолютно не терпел присутствия агента Хорригана в своем офисе. Так, будто бы его здесь вовсе Не было, глава администрации повернулся к Кампанье:
- Неужели я должен объяснять вам, что Калифорния - это ключ ко всей долбаной предвыборной гонке? Об этом же каждый сосунок знает!
- Включая Лири, - сказал Хорриган.
- В этом-то и дело, - добавила Лилли.
Хорриган украдкой улыбнулся ей. С ее поддержкой он чувствовал себя неплохо.
Сарджент качал головой. Его лицо выглядело обвислым. Гладко зачесанные на никсоновский манер волосы оставались неподвижными, в то время как щеки дрожали в том же никсоновском духе.
- От провала в Калифорнии нас отделяют всего пять пунктов, - доказывал он. - И нам не набрать больше… У нас нет выбора, мы обязаны быть там. Это те голоса избирателей, которые могут решить все.
И он тяжело сел, точно закрывая тему.
Хорриган подался вперед и, осторожно жестикулируя, предложил:
- Тогда нам необходимо радикально изменить всю процедуру.
Сарджент уставился на агента:
- Каким образом?
Хорриган пожал плечами:
- Перевозить его в автомобилях без опознавательных знаков, без помпы, без эскорта. Обыскивать каждого, кто приблизится к нему ближе, чем на пятьдесят ярдов.
Брови Сарджента поползли вверх:
- Обыскивать клиентов, уплативших десять тысяч долларов за тарелку к ужину? Ты в своем уме?
Перифраз рейгановской строчки не ускользнул от уха Хорригана.
Нежно и угрожающе агент спросил:
- Что это значит?
- Это значит, - процедил глава администрации сквозь зубы, - что в который раз, Хорриган, собственно говоря, меня это не удивляет, ты перестарался.
- Если я не перестараюсь, президент мертв. Лири был вхож в правительственные круги. Он знает протокол, все обычные процедуры. А это делает их неэффективными и бесполезными…
Сарджент его не слушал. Он тряс головой, а его темные глаза были исполнены презрения.
- Возможно, если бы нам до сих пор не приходилось отмываться от того глянца, который ты навел на нас в Чикаго…
- Мы можем сделать некоторые процедурные изменения, - прервал его Уоттс.
Сарджент обернулся к нему, самому приближенному к президенту охраннику.
- Только не говори мне, что ты заодно с этим чудилой! - он игриво погрозил пальчиком Уоттсу. - Я же просил тебя, чтобы ты держал его подальше от меня.
Кампанья резко прервал его:
- Фрэнк Хорриган возглавляет это расследование. Он занимается Лири с самого первого дня. Я бы предложил вам послушать его.
Приняв замечание за упрек, глава администрации поглядывал на исполнительного директора, ответственного за охрану президента, точно размышляя, стоит или не стоит поддерживать марку. Вместо этого Сарджент, казалось, сжался, опустил плечи и сложил руки, словно собираясь помолиться, однако его унылая физиономия была постно атеистична.
- Послушайте, люди… - начал он угрюмо и неожиданно даже смиренно. - Я иногда забываю, что мы из одной команды. И я должен примириться с вами. Я хочу, чтобы вы поняли, почему я так протестую. Это не мое решение.
Хорриган посмотрел на Лилли, и выражение ее лица показалось ему таким замогильным, каким сейчас он ощущал себя сам. Кампанья побледнел, а Уоттс опустил глаза.
- Президент уже принял решение, - мрачно говорил Сарджент. - Он заявил, что лучше умрет, чем проиграет.
Тишина укутала комнату, словно черная вдовья шаль.
А потом тихими и продуманными словами, сдержанным тоном глава администрации обсудил с Секретной службой варианты изменения стандартных процедур, необходимых для этого жизненно-важного и опасного путешествия.
В тот же вечер за своим столом в Старом административном здании Хорриган опять изучал фотопринт "ЮЗ СКЕЛЛУМ ЛА". В своем блокноте он перепробовал все возможные анаграмматические сочетания, чтение сзади наперед - и ничего. Его стол был завален новыми компьютерными фотороботами Лири.
Заслышав звук шагов в почти опустевшем офисе, он обернулся и увидел Лилли, приближающуюся к нему. Он любил ее легкую походку и то, как она умудрялась носить мужские брючные костюмы, словно вечерние платья. Он приветливо улыбнулся: "Агент Рейнс".
- Агент Хорриган, - точно так же улыбнулась она в ответ. Она положила ладонь на его стол. - Мне передали, что ты хотел видеть меня.
- Присядь, пожалуйста, - он пододвинул к ней стул из-за стола, и она села, положив ногу на ногу и терпеливо ожидая.
Он продолжил, стараясь говорить сдержанно, насколько мог:
- Я хочу ассистировать тебе в лос-анджелесском деле.
Она не то что бы нахмурилась, но неудовольствие явно читалось на ее лиде.
- Что с тобой, Лил? Ты же была на моей стороне у Сарджента сегодня.
Она тщательно подбирала слова.
- Я думаю… может быть, ты чересчур близко принимаешь все это.
- Ты имеешь в виду, слишком близко к тебе?
- Это не совсем то, что я имею в виду. Слишком близко к Лири.
Он подвинул свой стул немного ближе к ее.
- Именно поэтому я и хочу быть там, Лил. Я могу вычислить его, узнать его, больше никто не сможет, правда.
- Фрэнк… - ей было действительно трудно говорить. - Даже Билл Уоттс принял твою точку зрения, по крайней мере, почти, но когда Сарджент сказал о том, что ты перестарался… Короче это мнение разделяет не один Сарджент.
- И ты тоже разделяешь его, Лил?
Она ушла от ответа:
- Я забочусь о президенте.
- Ты обязана. И я.
- Это не то, о чем я говорю. Эта поездка в Лос-Анджелес решающая для перевыборов, а ты… Ты сам говорил, что и гроша не поставишь на его честь и достоинство.
Он пожал плечами:
- Я много чего говорю, когда не в себе.
- Последнее время ты частенько не в себе, Фрэнк.
Он вздохнул, стараясь скрыть свое расстройство или растущее возмущение:
- Лил, если ты думаешь, что я хочу поехать в Лос-Анджелес, чтобы быть поближе к тебе…
- Я никогда не говорила этого.
- Нет, но разве не этого ты больше всего боишься? Меня, совершающего еще одну попытку? А может, наоборот, это то, чего ты ищешь?
Она покраснела:
- Иногда ты чертовски задаешься…