Остальные присоединились к погоне, но Хорриган был впереди всех, неизвестно откуда черпая энергию и силу, а хиппи, которым и был Бут, чьи светлые патлы трепались по ветру как парик (им-то они и были), выскочил на дорогу прямо наперерез такси, и заревел сигнал, и заскрежетали тормоза, но, похоже, уже поздно.
Хорриган вздрогнул, надеясь, что машина сшибет Бута достаточно крепко… по некоторым причинам он предпочел бы, чтобы мерзавец остался жив именно теперь… но автомобиль только зацепил его, подбросив на капот лишь на мгновение, а затем сбросил, свернув на тротуар, разогнав пешеходов, бросившихся в разные стороны, как кегли от катящегося шара.
А Бут продолжал свой путь через улицу, проскальзывая, ввинчиваясь между машинами, тормозящими перед перекрестком. Хорриган то видел его, то терял из виду, и тогда в желудке начались судороги, он опять начал задыхаться. Его надули. Его так паршиво надули!
Остальные агенты тоже безнадежно отстали. Но он видел Бута. Не то, чтобы действительно разглядел его, ом узнал добычу. В это время Бут как раз огибал угол улицы Ай и тоже остановился перевести дух и посмотреть, где находятся его преследователи, и именно тогда
Бут врезался в капот форда модели "эскорт", затормозившего у светофора.
Затем Бут скрылся.
Хорриган ненавидел себя, ненавидел все полстолетия своей жизни и свое уставшее тело. Он глотал воздух и думал, что теперь медицинская помощь нужна ему уже всерьез. Он застыл на улице с пистолетом в руке, словно вызывал на дуэль всю улицу с ее непрерывным потоком машин.
- Не смог, - повторял он. - Ни хера не смог…
Но была еще машина, к которой прикоснулся Бут, на которую он положил свою долбаную ладонь, и эта машина двигалась прямо на Хорригана.
Он напрягся и направил револьвер на опешившего водителя, свободной рукой доставая свой жетон и крича: "Секретная служба! Стоп!"
Автомобиль со скрежетом остановился, и, подобно затраханному работнику разъездного буфета, обслуживающего пассажиров автомобильного транспорта, Хорриган проковылял к боковому окошку у водительского кресла и заявил:
- Я конфискую твою телегу.
Д’Андреа подбежал к нему.
- Бут оставил свои пальчики на капоте этой машины! - крикнул Хорриган своему партнеру. - Не подпускай никого к ней на пушечный выстрел.
Водитель, круглолицый парень лет тридцати в рубашке с туго завязанным галстуком прохрипел:
- Конфискуете мою машину? Из-за пяти вшивых талонов на парковку?
Хорриган готов был расхохотаться на это, но сдержался, опасаясь, что кровь пойдет горлом. Он убрал револьвер и жетон и присел, опустив руки на колени, пока остальные агенты окружали машину так, будто бы жизнь президента зависела от этого.
Хотя, думал Хорриган, так оно и было на самом деле.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Хорриган скорее был похож на человека в открытом космосе, но розовые стекла на его глазах и глазах Д’Андреа были нужны для того, чтобы наблюдать как специалисты дактилоскопии колдуют над капотом конфискованной машины в гараже Секретной службы, и, надо признать, это было восхитительное зрелище. Сверкающий оттиск ладони с пятью прекрасными, почти совершенными отпечатками пальцев проявился в красно-оранжевой пудре и обретал цвета под действием различных лучей направленного света.
Агенты улыбались.
- Отлично, - заявил Хорриган.
В тот же вечер в компьютерном центре здания Эдгара Гувера, здания столь же мрачного и приземистого, как и человек, в честь которого его назвали, эксперт ФБР сидел перед мерцающим экраном компьютера в помещении, переполненном такими же мониторами и такими же экспертами. Правда, в этот час он был заполнен едва на четверть. Ночная смена вступила в свои права.
На экране монитора в десятикратном увеличении был изображен отпечаток указательного пальца правой руки рядом с определением: "Образец отпечатка #337-04В".
Эксперт - молодой русоволосый очкарик в белой рубашке и черном галстуке без пиджака, сосредоточенно, хотя и без особого энтузиазма, вводил информацию на дискету. Он не имел ни малейшего представления, с чьим отпечатком ему пришлось работать в эту секунду-
Введя текст, он оставил машину наедине с самою собой и откинулся на стуле, вернувшись к растрепанным страницам популярного триллера "Опасность в округе Колумбия" и углубясь в книгу. Его совершенно не беспокоили мгновенно меняющиеся на экране тысячи отпечатков, среди которых компьютер старался обнаружить тот самый, единственный.
Наконец, через четыре с небольшим минуты такой отыскался, но эксперт, увлекшийся текстом, не обратил на него внимания, но вскоре на мониторе вспыхнули слова: "Классификация: группа С-12".
Мерцание экрана привлекло эксперта, и он выпрямился и прочел надпись, которая смутила его. Более чем за год работы в отделе с подобным посланием он столкнулся впервые.
Он позвал старшего сотрудника:
- Эй, Крис! Тут что-то странное на экране. Ты не знаешь, что это значит?
Начальник, темноволосый парень потяжелее и постарше, но тоже в очках, подошел к нему. Он взглянул на экран, и его лицо побледнело. Это смотрелось так, будто врач изучает собственный рентгеновский снимок.
- Что-то не так? - спросил молодой эксперт.
- Ничего. Выключай программу.
- Выключать?
- Ты меня понял?
Эксперт пожал плечами и сделал то, что ему сказали, а старший извлек дискету из компьютера, разорвал ее на четыре части и выбросил в ближайшую корзину.
За стеной в приемной ФБР Хорриган вышагивал, как муж роженицы в приемной родблока. Д’Андреа перелистывал журнал "People" шестимесячной давности и читал статью о поп-звезде, которую уже успел абсолютно забыть.
Темноволосый полноватый инспектор появился в дверном проеме, вздохнул и отрицательно взмахнул рукой.
- Простите, мистер Хорриган, - произнес он с тяжелой усмешкой, - но боюсь, что ничем не могу помочь.
Глаза Хорригана расширились.,
- Вы уверены?..
Инспектор щедро зажестикулировал:
- Мы сопоставили ваш отпечаток со всем, что у нас было… и получили все, что угодно. Мне действительно жаль.
- Дерьмо, - выругался Хорриган.
- Я того же мнения, - согласился инспектор, пожал плечами и удалился.
- Надо же было так дешево наколоться! - воскликнул Д’Андреа, откладывая журнал в сторону.
Хорриган уже направлялся к выходу. Он шел, опустив плечи, руки в карманах, быстрым шагом, точно мальчишка-хулиган, ищущий, чего бы пнуть: жестянку, а, может быть, и кошку.
Д’Андреа спешил за ним следом, почти переходя на бег.
- Это исключает ветеранов, государственных служащих и кого бы то ни было с любым криминальным прошлым…
- Не шутишь?
- Но что это нам дает?
- Большой лужок со стогами сена и единственной иголочкой в них.
Д’Андреа покачал головой:
- А я надеялся, что он уже наш.
- Он был наш. И я упустил его. - Руки в карманах сжались в кулаки. - Я бездарно упустил его.
- Фрэнк…
Хорриган остановился и вдохнул воздух. Он озирался по сторонам, как скаут в поисках индейцев, но вокруг ничего не было кроме стен и потолков ФБР.
- Завтра я уезжаю с президентом.
- Бог мой. Удачи тебе.
- Боюсь, что президенту она понадобиться больше, чем мне.
- Дерьмо. Он будет там или нет? Бут?
- Он будет.
- И ты будешь там, чтобы остановить его.
Хорриган нахмурился:
- Ага. Верно. Тем не менее, занимайтесь им.
- Ты имеешь в виду - Бутом? - глаза Д’Андреа насторожились. - Какого черта мне нужно делать?
- А с какого черта я это знаю? Ты молодой, перспективный. Тебе платят деньги за разыскную работу, разве нет? Срочный розыск.
Безнадежно качая головой, Д’Андреа раскрыл дверь на улицу, ночь обступила их холодом и ветром, и они вторглись в нее.
Хорриган шел впереди.
- Знаешь, партнер, - позвал его Д’Андреа, - а ты и вправду большая заноза в заднице, если дела идут не по твоему.
- Такое впечатление, что ты об этом первый раз слышишь, - заявил Хорриган и свернул на ближайшую автобусную остановку.
Лири скорее был похож на человека в открытом космосе. Это происходило на следующий день за его рабочим столом в подвальной квартире. На CD-плейере, стоящем поблизости, негромко играл альбом "Сержант Пеппер’с".
Кроме защитных очков, на нем были надеты респираторная маска, тяжелый пластиковый фартук и резиновые перчатки. Пот струился по его бритым щекам, но он не обращал на него внимания. Сосредоточившись, и сконцентрированно сидел он за рабочим столом, смешивая различные элементы в металлическом цилиндре. Это была опасная работа: вещество выделяло огромное количество тепла и токсичных газов. Но он знал, что делал. В конце концов, пластик, полученный им, был его собственным изобретением.
Формы для деталей револьвера были уже готовы: бесформенные куски металла с просверленными коричнево-желтыми полостями. Он залил свою смесь в первую из них.
За кислородной маской сияла улыбка.
- Отлично - заявил он.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Хорриган торчал на посту в коридоре отеля "Рэдиссон" в Сент Поле, Миннесота, пытаясь сосчитать, сколько же часов в своей жизни он угробил на всю эту тоску. Недели точно, возможно, месяцы, а может быть и год, и больше, и именно так: стоя в пустых коридорах, ожидая пока секунды сольются в минуты, а минуты сваляются в часы. Это была одна из причин того, почему агенты так охотно расставались с обязанностями охраны президента. Как сохранить молниеносную реакцию, как сберечь способности к концентрации и мгновенному действию во все эти часы бесконечного безделья и скуки.
Да и в награду за все это пространство тоски, как однажды заметил агент Деннис Маккарти, остаются лишь "мгновения ужаса, когда из какой-нибудь дурной машины откроют огонь по президентскому эскорту".
А последняя неделя вся и состояла из невыносимой скуки или бешеной гонки, пока президент прокатился через двенадцать штатов за вдвое меньшее число дней.
Пресса обозвала это "отчаянной попыткой президентской команды нахватать побольше голосов в сердце страны", а часы уже отсчитывали последние пять недель предвыборной гонки.
И с того самого первого утра на военно-воздушной базе Эндрюс, где президент и его жена, и его советники переместились из военно-морского вертолета № 1 в Воздушные Силы № 1, Фрэнк Хорриган, так же как и Лилли Рейнс, обратились в часть охранного периметра президента.
В Де Мойнсе, Айова, под проливным дождем Хорриган, сопровождая президентский лимузин на автостраде, поскользнулся и шлепнулся на задницу прямо посреди Цветочного проезда; в Эйме, Айова, все еще морщась от боли, он стоял у стены зала во время митинга, на котором президент обращался к благодарной тусовке солидных средних американцев. Правда, Хорриган не слушал речь, которую он уже почти выучил наизусть за полудюжину последних выступлений, и даже не смотрел на Лилли Рейнс, бывшую на сцене рядом с Человеком. Он всматривался в лица этой вскормленной на кукурузе толпы, состоявшей из студентов, фермеров, бизнесменов, домохозяек, пытаясь опознать в одном из них безумца, называющего себя Бут.
Легендарная фермерская Айова была залита дождем, зато дикие равнины Небраски были, наоборот, настолько не по сезону раскалены, что, казалось, вокруг все еще июль, а вовсе не октябрь. Держать шаг рядом с лимузином по дорогам Омахи было испытанием на выживание, хотя, быть может, и было предпочтительней, чем сгонять кабанов в кучу, пока президент фотографируется вместе с группой фермеров и их орденоносных хрюкающих питомцев в ангароподобном выставочном зале. Потом Хорриган разносил свиное дерьмо на своих подошвах по дорогам, по меньшей мере, еще трех штатов.
Из-за кратковременности и беспорядочности маршрутов Хорриган не мог даже восстановить порядок событий последней недели, хотя его жизнь и зависела от них. Были ли они в Корн Паласе в Митчеле, Южная Дакота, до или после митинга в аэропорту Фарго, Северная Дакота? Он ясно видел силуэт президента на фоне нефтяных вышек и помнил, что это было в Оклахома-Сити, но произошло ли это в тот же день, что и встреча у Гэйтэвэй Арч в Сент-Луисе? Кто бы мог, ради лешего, все это запомнить.
Его сводили с ума все те тысячи лиц, которые он обшарил глазами, разыскивая единственного предполагаемого убийцу, которого он и видел-то раз в жизни издали, и который был тогда в гриме, но Хорриган чувствовал или, пусть так, надеялся, что, еще раз встретившись глазами с Бутом, он узнает его.
А, может быть, он просто дразнил себя. Бут мог бы запросто быть одним из толпы защитников окружающей среды, ожидавших сегодня президента у отеля, размахивая плакатами и выкрикивая заявления Главному администратору. Они утверждали, что президент не делает всего возможного против глобального парникового эффекта и всемирного потепления. После парилки в октябрьский день в Омахе Хорриган подозревал, что протестовавшие могли быть и правы.
А когда Хорриган и другие агенты построили фалангу рядом с президентом, сопровождая его к выходу из вестибюля отеля "Рэдиссон", какой-то длинноволосый парень в защитной куртке рванулся вперед сквозь полицейский кордон. Бут? На всякий случай Хорриган двинул его в пах и кивнул другому агенту, чтобы тот подобрал парня, пока он окончательно не развалился.
Но это был не Бут. Он даже не собирался протестовать, он был всего лишь избиратель, пытавшийся выразить свою преданность президенту. Теперь, торча на посту в коридоре "Рэдиссона" в стороне от президента, Хорриган смеялся над собой, опасаясь, что один голос за президента, пожалуй, уже потерян.
Агент в форме с немецкой овчаркой на поводке следовал мимо.
- Унюхала парочку бомб сегодня, собака? - спросил Хорриган.
Пес удивленно посмотрел на него, точно раздумывая, отвечать или не отвечать.
Невероятно молодо выглядящий проводник полу-улыбнулся и сказал:
- Бомб нет, хотя он и пометил пару комнат, к удовольствию уборщиков.
- Готов поспорить, - он почесал собаку за ухом. - Оставь мне немного косточек, малыш.
Собака и человек продолжили путь. Хорриган посмотрел на часы. Оставалось не так долго ждать. Если в баре в отеле отыщется дюйм - другой "Джеймсона", а в любом уголке - пианино, он сможет почувствовать себя вовсе не плохо.
Дверь в президентские покои отворилась, и Лилли выскользнула из нее. Она была еще в одном свободном брючном костюме, на этот раз с зеленым верхом, который, разумеется, шел ей необыкновенно. Ее рыжие волосы были распущены и падали на плечи.
Она выглядела поразительно свежо, учитывая, сколько выпало на ее долю за последние шесть дней.
- Агент Рейнс, - сказал он.
- Агент Хорриган, - сказала она.
- Не спрашивала ли обо мне Первая леди?
Лилли прислонилась к стене и усмехнулась.
- Почему? Разве ты им еще не представлен?
- Чет.
- Почему нет?
Он пожал плечами:
- Не люблю сближаться с людьми, которых я охраняю.
- А, не хочешь привязываться к ним?
Он криво улыбнулся:
- Может, я боюсь, что, узнав их поближе, пойму, что они не стоят и пули.
Она улыбнулась в ответ и покачала головой, ее волосы сверкали.
- Ты и наполовину не столь невыносим, как хочешь казаться. Не так ли Фрэнк?
Его выражение стало лукаво невинным:
- А насколько выносимым я тебе больше нравлюсь?
Ее улыбка застыла, а глаза их встретились.
Шаги по коридору заставили их повернуться. К ним приближался юный агент, чересчур спешивший куда-то в столь поздний час.
- Моя смена, - заметил Хорриган, - сосунок с жетоном и наганом.
- Они выглядят все моложе и моложе, - закивала Лилли.
Вскоре Хорригану улыбнулось счастье, он обнаружил кабинетный рояль в углу почти пустынного гостиничного холла. Никто не возражал, когда он сел за него и с настроением начал играть "Я и не знал, какое было время".
Лилли стояла у инструмента, бесконечно женственная и вовсе не похожая на полицейского, на губах ее блуждала загадочная улыбка. Ей нравилась его игра, он мог утверждать это. И он был рад этому. Он старался понравиться.
Но не меньшее наслаждение он получал от самой игры, от своих пальцев на клавишах. Музыка была для него лучшим, действительно единственным лекарством. Невозможно думать о печальном, когда играешь. Работа отступала на задний план. Без сомнений, музыка могла затронуть самые потаенные чувства, всколыхнуть воспоминания, но и это было замечательно. И это было необходимо.
Затем он сфальшивил, быстро исправился и посмотрел на нее. Вот этого он и хотел добиться, старался произвести впечатление на девчонку. Женщину. Личность.
- Играл когда-нибудь для президента? - спросила она его.
- Мелочь, я играл вместе с президентами.
- Трумен?
- Эй! Я еще не настолько стар.
Она легко и мягко рассмеялась, он готов был любить этот мягкий струящийся смех. Она прикоснулась губами к бокалу с шерри.
- С кем же тогда?
- Ну… Никсон и я соорудили не худший вариант "Лунного блеска".
- Я кое-что слышала о тебе и о нем.
- О? - и он заиграл "Чем чаще я_ вижу тебя".
- Я слышала, что старый хитрец Дик считал, что ты редко улыбался.
Хорриган рассмеялся.
- Не так, не так, - и он сымитировал эту действительно ужасную интонацию В.С.Филдси, - грязный поклеп, дорогая.
- А что же правда?
- Никсон и я, мы с ним шикарно уживались, этакая любовная парочка. А с кем я бодался не на шутку, так с его тупоголовым главою администрации.
- Холдеманом?
- Именно, "Бобом" лично. Сарджент напоминает мне его до зубной боли, - он смотрел на свои руки и клавиши, и воспоминания приходили к нему, и он делился ими с ней. - Однажды, во время предвыборных встреч в Бостоне, Холдеман приказал мне разогнать протестующих. Не хотел, чтобы телевизионщики снимали их. Я отказался.
- Отказался?
- Я ему кое-что напомнил.
- Что?
- Ну то, что мы свободная страна. Я объяснил ему, что это будет во всех газетах.
Она тепло рассмеялась:
- Готова поспорить, что после этого Боб точил на тебя зубы.
- Постоянно, постоянно, - и он стал наигрывать "Тебе неплохо было бы пойти со мной домой".
- Так это был Холдеман, кто обвинил тебя, что ты недостаточно улыбаешься?
- В точку, - подтвердил он, - и однажды заявил мне: "Агент Хорриган (он всегда подчеркивал это хорь, хорек) - я приказываю тебе чаще улыбаться". Боже. Он еще и "приказывает". Поэтому я уставился на него взглядом удава.
И он изобразил каменное выражение лица, и она захихикала, закивала головой, и ее рыжеватые сверкающие волосы заплясали.
- А потом он говорит: "Мистер, когда я говорю с вами, я президент".