- А я ответил: "Президент? А почему же вы больше похожи на хорька в плохом костюме, сэр?"
Смех не утихал:
- Хорошая концовка: "сэр". Классно, Фрэнк.
Он улыбнулся, подняв брови:
- А на следующий день они перевели меня в отдел охраны зарубежных гостей. И первым мне достался Фидель Кастро, когда он приехал в ООН.
- Ой! - воскликнула она.
- Вот тебе и ой. Один из самых заклятых наших врагов. Ой, как же я хотел подарить пулю сукину сыну.
- Грязное дело, но…
- А знаешь, я потом узнал, что ЦРУ готовило покушение на Фиделя, и как раз в это время. Дьяволы, могли бы просто обратиться ко мне.
Она подняла бокал с шерри:
Давай за бюрократию.
Он улыбнулся, убрал правую руку с клавиатуры и, подняв свой бокал "Джеймсона", чокнулся с ней. Затем он отпил мягкого ирландского виски и заиграл новую вещь - "Я привык к твоему лицу", придавая ей прекрасную джазовую инструментовку.
Фрэнк… почему ты никогда не надеваешь темные очки, стоя на посту? Даже рядом с лимузином ты бежишь с глазами, открытыми солнцу.
- Прямой свет всегда трудно выдержать, - сказал он, - но в очках я утрачу свой взгляд, а это мое секретное оружие.
- Правда?
- Правда. Мне нравится, что все эти сраные гордецы готовы увидеть мои белки. Я бы хотел, чтобы они всегда знали, что есть кто-то, может быть, хуже, чем они сами.
Он перестал играть, и вновь на лице его застыла сверхнапряженная маска.
- Ого, - вскрикнула она, отступая, - от этого молоко скиснет, парень.
- Попробуй сама. У тебя получится.
- О’кей, - согласилась она, качая головой, поблескивая волосами, настраиваясь. Затем она уставилась на него тяжелым угрюмым взглядом и расхохоталась через пару секунд.
- Неплохо, - отметил он, - молоко не закиснет, но ты растешь. Со временем, думаю… ты заткнешь меня за пояс.
- Ладно, ладно… Дай я еще попробую, - она пригладила волосы, расправила плечи, прочистила горло, настроилась мысленно, и выстрелила в него ледяным немигающим взором. Он ответил ей тем же.
И тогда что-то произошло.
Лед в ее огромных карих глазах растаял и обратился в огонь, сначала тлеющий, а потом яркий и сильный, ее губы задрожали, его лицо приблизилось к ее, и он уже готов был поцеловать ее, когда она резко отвернулась, точно в смущении.
Он вновь опустился на стульчик около рояля.
- Почему, агент Рейнс, тебе стыдно?
- Пошел ты, Хорриган.
- Мне показалось, что это неплохая идея.
Она хотела рассердиться, но вместо этого paccмeялась.
- Ты невыносим.
- Нет. Я неподъемен. Заруби на носу. А чего ты, собственно, испугалась?
Она подняла одну бровь, откинулась от рояля и выпрямилась.
- Боюсь… сделать ошибку. Очень серьезную. Спокойной ночи, Фрэнк.
Она собралась и пошла прочь медленно через почти пустой холл.
- Посмотри, милая, милая, - думал он, - обернись ко мне, сейчас…
И она обернулась. Мимолетный взор, смущенный: трудный взор. Но именно он и был нужен.
Он пошел за ней через вестибюль, где она кивнул агенту, стоящему на посту. Он догнал ее уже в лифте, вошел в него, когда тот готов был уже тронуться. Он стоял рядом с ней, пока двери закрывались, потом повернулся к ней.
Сначала ему почудилось, что в ее глазах был гнев, но потом он понял, что это нечто другое, и он прижал ее к себе. Она будто бы попыталась освободиться, но глаза ее уже полузакрылись, и она казалась почти пьяной, когда произнесла: "Все к черту". Но она не была пьяна, ее охватил жар случившегося, и она поддалась ему. Его губы нашли ее, и они прижались друг к другу в отчаянном порыве.
А потом ее губы попытались освободится от его губ она пыталась прервать поцелуй и заговорить с ним наконец, она тревожно замычала, и он опомнился и увидел ее брови, взвившиеся вверх, и ее палец, указывающий на индикатор этажей.
И когда через секунду эти двери отворились на следующем этаже, являя агентов Билла Уоттса и Мэтта Уайлдера, ожидающих на площадке и обсуждающих компьютерный график, агент Рейнс стояла у одной стены лифта, а агент Хорриган у другой. Оба были подтянуты и невозмутимы, выходя наружу и приветствуя своих коллег.
- Билл, - сказал Хорриган сдержанно, но сердечно, - Мэтт.
С некоей горечью Уоттс подал Лилли листок - "Расписание на завтра".
- Спасибо, - поблагодарила она. - Доброй ночи, джентльмены.
И она проворно пошла прочь по коридору одна.
Уайлдер держал лифт открытым, пока Уоттс передавал Хорригану экземпляр распорядка и пока тот не вышел наружу. Хорриган проследил, чтобы было видно, как он проходит в холл в противоположном направлении от комнаты Лилли, пока двери лифта не закрылись.
Ему не пришлось стучаться. Она ждала его у дверей. Она закрыла дверь на ключ и на задвижку за ним и выключила свет и отдала себя в его руки, и он поцеловал ее сильнее и темпераментней, чем в первый раз.
И вскоре на пол гостиничного номера Лилли полетели его и ее одежда и снаряжение: ботинки и револьверы, наручники, микрофоны, рубашки, пара пуленепробиваемых жилетов.
- Не забудь про свою автоматическую дубинку, - хитро сказал он.
- А ты про свою, - ответила она с немножко противной улыбочкой и цапнула его за ухо, пока он расстегивал ремень, молнию, пока его брюки скользили на пол. Она уже была только в белье, и он взял ее на руки, мягче, чем раньше, но не менее страстно. Он опустил ее на кровать, лаская ее губы своими, его поразила и взволновала ее жажда и страсть, которая казалась сильнее, чем его, и она уже была под ним, нежно глядя на него, и он почувствовал то, что не чувствовал уже многие годы и не зерил, что может чувствовать это, зазвонил поганый телефон.
Ее лицо напряглось: выражение сожаления или что? Конечно, не стыда… Он откатился, давая ей дорогу к аппарату. Она села на краю кровати, спиной к нему и сняла трубку.
- Рейнс, - произнесла она профессионально хладнокровно. Некоторое время она слушала молча. Кивнула. Кивнула еще раз: "Конечно, сейчас спущусь".
Она повесила трубку на рычаг, не поворачиваясь к нему, сказала:
- У Путешественника проблемы в Висконсине. Последние события обязывают нас отправиться в Милуоки завтра утром.
- Лилли…
- Уоттс хочет видеть меня. Сейчас.
Он приподнялся, нежно прикоснулся к ее плечу, но она отшатнулась, встала и также спиной к нему, наклонилась и быстро подобрала свою разбросанную одежду и амуницию Секретной службы. Она не запиналась, выбирая свои предметы среди его, но пара мелочей все-таки выпала из ее рук по пути, придав еще более неловкости ее неуклюжему походу в ванную.
Лилли ни разу не взглянула на него.
Но она все же остановилась, промолвив:
- Фрэнк… Это неправильно. Это просто слишком сложно… Черт!.. Прости меня.
Она закрылась в ванной, Хорриган сел на постели, расправив подушку за собой и положив обе руки за голову, локти наружу. Он грустно улыбнулся сам себе, покачал головой, повторяя: "Да, Лилли, милочка, сложно, но как замечательно".
Он посмотрел на закрытую дверь ванной, встал с постели, оделся и вооружился. А потом он кое-что заметил.
Она непреднамеренно ухватила одну его вещь с собой, и это заставило усмешку исчезнуть с его лица, и он вновь улыбнулся. Ему нужно только дождаться подходящего момента, чтобы указать ей на промах.
Она прихватила его автоматическую дубинку.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Лири находился у себя в похожей на приемную офиса квартире в стороне от рабочего стола, сидя в своем мягком кресле, смотря свой переносной телевизор и поедая ложкой приготовленные в микроволновой печи спагетти из единственной в доме консервной банки, когда дикторша объявила, что
Кампания двенадцати штатов продолжается.
Чернокожая репортерша стояла неподалеку от выезда с военно-воздушной базы Эндрюс, перекрикивая в эфире бравурные звуки марша военного оркестра.
- Предвыборная команда президента, почти голосила она, - надеется, что если турне включит в себя и большое собрание в центре Мак-Кормика в Чика, то президент сумеет вернуть себе утраченную популярность среди избирателей среднезападных штатов.
А когда Лири увидел Фрэнка Хорригана среди других агентов и людей, сопровождающих президента к Воздушным Силам № 1, он возбужденно и восхищенно подумал: "Я знаю его! Я знаю этого парня!" Это давало ему возможность чувствовать себя частью истории о, какое прекрасное, даже облагораживающее чувство, но еще гораздо лучше знать, насколько большую роль ты еще можешь сыграть…
Немедленно он набрал номер авиационного агентства и заказал себе открытый билет в Лос-Анджелес.
- Я, наверное, сделаю несколько остановок на Среднем Западе на обратном пути, - говорил он служащему, - Когда? На ближайший рейс, разумеется.
Проходя через детектор металла в аэропорту Даллес в шерстяном костюме и вязанной кепке, он услышал сигнал тревоги. Спокойно улыбнувшись контролеру, он извлек связку ключей с брелоком - счастливой кроличьей лапкой - и прошел еще раз, в этом случае без проблем, и его талисман и ключи были возвращены ему.
В Лос-Анджелесе Лири поселился в дешевом мотеле около аэропорта и опять превратился в Джима Карни: очки, деловой костюм, дипломат. На нанятом "бьюике" он выехал через центр Лос-Анджелеса и остановился возле дряхлой конторы.
Пройдя через пустой мраморный холл мимо дверей из дерева и стекла других служб, Лири остановился у двери с надписью: "Корпорация "Майкроспан"". Напевая свой любимый битловский мотив, он извлек ключи на кроличьей лапке и, открыв замок, вошел внутрь, почти споткнувшись о скопившуюся на полу кучу газет, наваленных сквозь щель в двери.
Скромных размеров офис выглядел гораздо просторнее, чем был на самом деле, поскольку был почти абсолютно пуст, не считая стола и единственного деревянного стула. Свет пробивался сквозь задернутые шторы в затемненную комнату. Он и не пытался зажечь верхний свет, так как знал, что тот неисправен.
Закрыв за собой дверь, Лири начал собирать почту с выражением полувосторга, так ребенок смотрит на новую игрушку. Он сложил почту на стол, сел и стал сортировать ее, улыбаясь, наконец обнаружил небольшой коричневый пакет, отправленный из Санта-Моники.
Юго-Западный банк.
Он вскрыл пакет и извлек из него чеки корпорации "Майкроспан".
- Спасибо тебе, Пэм, - мягко сказал он. - Вот теперь ты совсем исправилась.
Он сидел, напевая под нос, и, оторвав первый листочек из хрустящей чековой книжки, вписал в него сумму 50000 долларов для платежа в Калифорнийский фонд Победы. Буквально светясь улыбкой, он извлек из дипломата конверт (стол был пуст) и адресовал его туда же. Туда же он вложил отпечатанное письмо о состоянии Корпорации "Майкроспан", заготовленное еще дома. Он полизал кромку и запечатал конверт.
В Международном аэропорту Лос-Анджелеса, неся сумку в руке, он шел быстрым шагом, все в том же шерстяном костюме, но сменив старую кепку на другую - с рекламой милуокских пивных. Насвистывая, он бросил конверт в почтовый ящик и вошел в двери аэропорта.
И вновь его ключи со счастливой кроличьей лапкой потревожили детектор металла, и он опять пожал плечами и улыбнулся скучающему служащему и бросил связку в корзину на контроле.
Как же он гордился каждый раз, когда связка возвращалась к нему. Ему хотелось засмеяться в полный голос.
Но он не делал этого.
На следующий день в Милуоки под крепким проливным дождем Лири стоял под зонтом, в пивной кепке на голове, одетой верно, козырьком вперед, безо всякого вызова и рисовки. Он растворился среди этих верноподданных шавок. Несмотря на непогоду, толпа вокруг зала собраний была велика, и Лири не был единственным обладателем пивной кепки, далеко не единственным.
Полиция оттеснила их назад, и он находился всего лишь в пятидесяти футах от Хорригана, стоящего без зонта, продрогшего, с пальцем у наушника, хмурого, слушающего, ждущего прибытия президентского лимузина.
Бедный мальчик, - говорил Лири про себя.
А когда лимузин прибыл, и президент вышел наружу, хаос достиг апогея - толпа с энтузиазмом вопила со всех сторон.
- Мистер президент!
- Сюда, мистер президент!
Эй, мистер президент, посмотрите сюда!
Репортеры обступили сияющего, машущего политика. Фотовспышки полыхали, как слабые разряды молний, операторы телевидения с камерами на плечах, ловили в глазок видоискателей, как Секретная служба гурьбою теснила и прессу, и самого президента.
Лири должен был отдать должное Хорригану и его коллегам. Они исполняли свое неприятное, мерзкое и мокрое (под дождем) дело, несмотря на обстоятельства, весьма профессионально.
Он почувствовал прилив чувств и тепла прямо здесь под холодным дождем. Он действительно обожал Хорригана.
То, что он испытывал к агенту, стоявшему так близко от него, полностью переполняло его, оно было глубоко в душе Лири, сравнимое разве что со схожим чувством разочарования и ненависти.
Хорриган, один из людей окружавших идущего президента, теперь оценивал взглядом толпу. Лицо Лири как будто бы ничего не выражало, но в душе он прямо Подпрыгивал, как ребенок через скакалку: момент истины приближался, и ожидание было ужасным и превосходным…
Лири просто физически почувствовал взгляд Хорригана, задержавшийся на нем, как луч лазерного прицела.
Потом этот взгляд перешел на другое лицо, на третье.
А потом президент и агент Хорриган, и все остальные (Лири они волновали меньше всего) скрылись внутри зала собраний.
А Лири под своим зонтом пошел прочь из толпы, которая все еще не расходилась. Одиночка во всем, он был доволен собой. И он тоже испытывал свою выдержку. И еще он думал о залитом дождем лице Хорригана, когда агент суровыми безжалостными глазами сканировал толпу.
Падающие капли создавали впечатление, что он почти рыдал.
- Бедный малыш, - опять подумал Лири, - скоро у тебя будет достаточно причин для этого.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Хорриган чувствовал себя, как дерьмо в проруби.
Голова горела, из носа текло, мускулы сводило, а Боинг-747, известный как Воздушные Силы № 1, когда президент находился на его борту (а так оно сейчас и было), проваливался и выныривал в провалах грозовых облаков, бесконечного дождя и молний. Хорриган уже давно присматривался к медицинскому пакету в кармашке предстоящего кресла первого класса.
Прямо за крылом салона перед ним в застекленной кабинке Мэтт Уайлдер и другие агенты спали. Многие сиденья были пусты, но в самолете, в центре связи Секретной службы Билл Уоттс отдавал еще последние приказы службам безопасности в Чикаго, и в специальном отсеке Харри Сарджент, глава администрации, просматривал текст президентской речи, который был, без сомнения, написан и переписан, правда, с тем же хорошо известным результатом, который можно было бы назвать "тошнотворным".
Именно этого слова Хорриган опасался больше всего. Его желудок подобно самолету, скручивало и выворачивало. Но ему все еще не хотелось прибегать к услугам лекарств, вгоняющих его в сон, он хотел прочитать рапорт Д’Андреа, присланный ему по факсу, перед тем как погасить свой маленький индивидуальный светильник и отдаться, наконец, сну.
Непрерывные назойливые всполохи головной боли одолевали его. Он достал баночку с лекарством из кармана спинки сиденья перед собой, намереваясь позвонить и вызвать стюардессу, чтобы она принесла ему немного кофе или воды, или чего-нибудь еще, чтобы запить таблетку.
Но он все еще никак не мог раскрыть эту проклятую баночку. Он сражался с ней до пота, слишком больной, чтобы понимать, как смешно он выглядит.
Стараясь не расплескать из чашки свой кофе, Лилли Рейнс, тоже слегка побледневшая и не совсем здоровая; с разлетающимися при каждом рывке самолета рыжеватыми волосами, держась за спинки сидений по бокам широкого прохода, переступала ногами, неловко пробираясь к Хорригану.
Ее улыбка была кривой, но не безразличной, когда она все же уселась в кресло по соседству и опустила перед собой столик для чашки кофе.
- Знаешь, почему ты не можешь открыть ее, или нет? - спросила она его, наблюдая за бесславной борьбой с пластиковой медицинской бутылочкой.
- Нет. Почему? - его зубы просто скрипели. Подлая штука!
- Она безопасна для ребенка.
Это заставило его улыбнуться. Немного.
- Дай ее мне, - сказала она, и он отдал, и она открыла ее, вытряхнула оттуда таблетку и предложил! ему свой кофе.
- Спасибо, - пробормотал он, проглотив таблетку и порцию горячей черной жидкости.
Она изогнула бровь:
- Выглядишь так, будто тебя подрали коты.
- Спасибо за сравнение, - поблагодарила он.
Раздался взрыв грома, и залитое дождем окно перед ними осветила яркая полоса молнии.
- Из-за погоды, а? - спросила она.
- Надеюсь, что да.
- А?
- Из-за погоды.
Самолет мелко затрясло в потоке воздуха, и его желудок грохнулся куда-то с высоты в тысячу футов без всякого парашюта. Он только молился, чтобы принятая таблетка не выскочила обратно.
Она дотронулась до него коленкой, но на его удивленный взмах бровей усмехнулась и заявила:
- Не бери в голову, - и сама взяла в руки твердую папку, озаглавленную "Так называемый Джон Уилкс Бут".
Пока она пробегала глазами переданный факсимильный материал, он спросил:
- Путешественнику удалось заснуть?
Она кивнула, листая страницы.
- Когда посадка? - спросил он.
- Через несколько минут. Примерно в 11.40
- Уоттс в курсе всего?
Она опять кивнула:
Я только что докладывала ему. Весь маршрут от аэропорта охраняется. Снайперы полиции Чикаго на своих позициях. Охрана в отеле.
- Хорошо. А как с упреждением?
Двадцать три местных сумасшедших под колпаком. Вся полиция Чикаго подключена к работе.
- Где ближайшая больница?
- "Святая Вика". Дополнительные запасы крови группы Путешественника под рукой. То же при изменении маршрута.
- Это хорошо. Уоттс неплохо поработал.
Она оторвалась от бумаг:
- Мне казалось, что ты считаешь нашего бесстрашного лидера "язвой".
- А я и не говорю, что он не язва. Я говорю, что он хорошо поработал.
- Это заключение психологов, - заметила она, взмахнув тонкой папкой Бута, - выглядит как бульварный роман.
Он согласился:
- Оперативная команда психологов Секретной службы проанализировала все, что мы знаем о Буте - его голос, его привычки и пришла к гениальному заключению, что Бут может предпринять шаги, дабы причинить вред президенту.
Она пожала плечами.
- Эксперты, - заключила она слегка насмешливо.
- Итак, - мягко спросил он, - ты совершила большую ошибку?
Вопрос застал ее врасплох.
- А?
- В баре прошлой ночью ты сказала, что боишься совершить большую ошибку. Ну и как?
Она вздрогнула в замешательстве.
- Хорриган, на самом деле ничего не произошло..
- Точнее, что-то почти произошло. По мне, большая ошибка в том, что этого не случилось.
- Хорриган…
- Фрэнк.
- Фрэнк, - она подбирала слова, казалось, превозмогая боль, - все не так, как если б мы работали в маклерской конторе или рекламном агентстве и в том же духе. А в нашем с тобой деле, это… Братство, вот то…