Запыхавшись, мы опустились у ручья, погрузили в воду лица и стали жадно пить.
Хайде и еще двое стали собирать документы у мертвых русских.
Один притворялся мертвым, но укол штыком в бедро быстро заставил его подняться. Заикаясь, он сказал, что они сопровождали пленных. Пленные находились в отдалении под охраной двенадцати солдат во главе с сержантом.
Порта обмотал шею русского куском стальной проволоки, давая понять, что его ждет, если он не приведет нас к пленным.
Плутон первым обнаружил позицию противника. На дереве сидело трое солдат. Автомат Плутона застрочил, и они попадали как перезрелые яблоки. Один был еще жив, но его прикончили выстрелом из пистолета.
Старик приказал взводу рассредоточиться. Наше отделение двигалось вперед, взяв наизготовку оружие.
Шедший первым Порта неожиданно крикнул по-русски:
- Стой, руки вверх!
И жестом поманил нас. Мы присоединились к нему за упавшим деревом. Он указал нам на десятерых людей, стоявших с поднятыми руками на прогалине.
Штеге и я остались за деревом с пулеметами, прикрывая пошедших вперед друзей.
Порта поднес нож к горлу здоровенного сержанта.
- Где пленные?
Сержант ответил на непонятном языке. Один из русских перевел:
- Они в лесу, за грузовиками.
Малыш и Легионер ушли, вскоре вернулись с десятком немецких пленных и штатскими русскими мужчинами и женщинами.
Бауэр позвал Старика, тот сразу же приказал обыскать русских солдат. Потом пожал плечами и кивнул Порте.
- Ты знаешь, что делать. Мы не можем вести их с собой и не можем оставить здесь, иначе они предупредят весь батальон.
Порта злобно улыбнулся.
- Я охотно расстреляю этих гадов-энкаведистов. - Махнул рукой Бауэру и Малышу. - Ведем их в лес.
Они повели русских, подталкивая автоматами.
Немецкий ефрейтор, бывший одним из пленных, крикнул:
- Дайте мне автомат! Я порешу этих тварей. Вчера вечером они расстреляли сто пять человек из нашей роты. Вон там. - Он указал на север. - Командира роты, лейтенанта Хубе, привязали к дереву и вбили ему в лоб гильзу. И с нами было гораздо больше штатских русских, когда мы пять дней назад тронулись в путь.
Плутон бросил ему автомат.
- Действуй.
Хлещущие очереди одна за другой огласили лес. Раздалось несколько криков, потом наступила тишина.
Порта оделся в русскую форму. Легионер поднял карманное зеркальце, чтобы он полюбовался на себя.
- Почему ты не надел мундир лейтенанта? - спросил Малыш.
- Клянусь святым Петром, ты прав! Это мой единственный шанс стать офицером.
Он отбежал и чуть погодя важно вышел из кустов в мундире с погонами лейтенанта НКВД. С запястья его свисала нагайка. Он замахнулся ею на нас и крикнул:
- Прочь с дороги, грязные ублюдки! Идет товарищ комиссар, лейтенант Иосиф Портаев!
- Кончай дурачиться, - приказал Старик.
Штатские русские покорно уступали дорогу оравшему и толкавшему их Порте.
Он попытался рассмотреть свое отражение в воде ручья.
- Какая жалость, что у нас нет фотоаппарата, - крикнул он. - Вот удивились бы все в Веддингене, увидев фотографию герра Йозефа Порты в наряде штурм-фюрера сталинских СС.
Малыш тоже хотел надеть русскую форму, но не нашел подходящей по размеру. И был вынужден удовольствоваться фуражкой с зеленым околышем.
Мы продолжали свой прерванный марш колонной по одному. Пройдя полтора километра, обнаружили тела ста пяти человек, расстрелянных энкаведистами. Все были убиты пистолетными выстрелами в затылок.
По скрюченным телам ползали мухи и муравьи.
Одна из освобожденных женщин с плачем повалилась и отказывалась встать. Показала дырявые валенки, едва покрывавшие окровавленные ступни.
Мы, равнодушно пожав плечами, пошли дальше. Какое-то время слышали ее рыдания, похожие на вопли раненого животного. Потом лес сомкнулся вокруг нее. Тени удлинялись. Ночь скрыла живых и мертвых, забытых и брошенных.
Один из русских с разбитой головой метался туда-сюда. Спотыкался, взывал к Богу, клял свою страну и прерывисто звал друзей. Другой, всхлипывая, без конца обшаривал свои карманы. Третий, умирая, сжимал мягкую моховую кочку и негромко плакал по оставшейся в Грузии матери. Украинская девушка-крестьянка в панике бестолково суетилась, пытаясь спастись от мрака, угрожавшего ее рассудку. Двадцать восемь немецких пехотинцев и танкистов и четырнадцать русских мужчин и женщин устало пробирались по темному лесу.
На рассвете мы вышли к новой линии фронта. И весь день оставались на месте. Усталые, измотанные, лежали в полузабытьи под кустами, подложив под себя оружие. Все мышцы и сухожилия ныли.
Кое-кто из штатских отстал от прошедших суровую школу солдат, лежавших теперь на опушке в ожидании темноты.
Порта снял сапоги. Ступни его были окровавлены. Он стал осторожно срезать отставшие лоскутки кожи боевым ножом. С любопытством нюхал их, удовлетворенно кивал и продолжал резать.
- Больно? - спросил Малыш; он сидел, вытянув ноги, и жевал веточку.
Легионер крепко спал на спине, подложив руки под голову.
Штеге с эсэсовцем сидели на дереве, укрывшись среди ветвей. Видны были только стволы автоматов, угрожающе торчавшие из листвы.
Когда стемнело, мы снялись с места и пошли по узкой тропинке. Впереди шел Порта в русском обмундировании. Длинный русский китель морщился складками на его тощем теле. Цилиндр свой он сменил на русскую папаху. Автомат держал наготове.
Чуть сзади него по бокам шли Плутон и Легионер.
Чей-то громкий кашель заставил нас остановиться, словно пораженных молнией. Порта опомнился первым. Он вытолкнул вперед Штеге и крикнул:
- Кто там?
Появился рослый русский. Обругал Порту за крик, но голос его смягчился, когда Порта прокричал:
- Я поймал немца!
Часовой предложил расстрелять Штеге на месте. Упер ему в спину ствол автомата и заставил его опуститься на колени. Потом принялся наклонять ему голову, чтобы выстрелить в затылок.
Внезапно русский взмахнул руками. Выронил автомат и повалился навничь, хрипло булькая горлом. Порта поднял его и достал проволочную удавку. Зашел сзади и обмотал проволоку ему вокруг шеи. Через две минуты русский был задушен.
Штеге издал сдавленный смешок.
- Больше не устраивай таких фокусов, скотина.
Порта лишь усмехнулся.
Над линией фронта в небо беззвучно взлетали ракеты. С обеих сторон велся пулеметный огонь. В небе слышался гул летящих на запад бомбардировщиков. К ним взлетали очереди трассирующих пуль и гасли.
Порта поднял руку. Мы бесшумно остановились и стояли древесными стволами среди деревьев. Прямо перед нами тянулась траншея русских. Мы явственно видели их блиндажи. Кто-то прошел по траншее и скрылся.
Порта махнул рукой, приказывая идти вперед. С негромким шорохом мы перемахнули через бруствер, через траншею, через какие-то холмики, падали, поднимались, падали снова, скользили по мокрой земле и скатывались по склону. Застучал пулемет. Засвистели пули. Гулко выстрелили два миномета. Мины прожужжали мимо нас, словно разъяренные осы. Мы лежали, прижавшись к земле, на дне снарядной воронки.
Немецкий пулемет стал выпускать над воронкой длинные очереди. Одна из русских женщин закричала и прежде, чем мы смогли удержать ее, вылезла. Качнулась назад и согнулась пополам с предсмертным нечленораздельным криком. Весь ее живот был продырявлен пулями.
Старик выругался.
- Теперь русские знают, что здесь что-то происходит. Не удивлюсь, если нас начнут обстреливать из тяжелых орудий.
Едва он договорил, воздух задрожал от разрывов мин и 75-миллиметровых снарядов. В небе вспыхнули осветительные снаряды, и тут огонь открыли русские.
Одному из пленных осколком снесло лицо. Еще трое погибли, пытаясь вылезти из воронки.
На рассвете огонь прекратился, но чтобы вылезти, нужно было дождаться темноты.
Малыш уставился на убитых. Указал на человека с оторванным лицом.
- Что это у него там серое?
Штеге наклонился над ним.
- Мозг и раздробленные кости. Смотри, глаз свисает до того места, где был рот. Какими большими кажутся зубы, когда оторвана нижняя челюсть. Черт возьми, ну и зрелище. - Повернулся к Малышу. - Какого черта таращишься на это, любопытный скот?
- Тихо ты, Штеге, - вмешался Порта. - Оставь Малыша в покое. Вечно ты придираешься к нему.
Малыш расчувствовался.
- Вот-вот. Вы все постоянно обижаете Малыша. Я никому не делаю ничего дурного.
Легионер похлопал его по плечу.
- Не плачь, Малыш, а то я тоже заплачу. Мы будем добры к тебе и прогоним это привидение.
Фельдфебель из освобожденных немецких пленников раздраженно выкрикнул:
- Неужели нужно из всего устраивать потеху? Вы не в своем уме, бандиты!
Порта приподнялся.
- Сбавь слегка тон. Ты наш гость. Если тебе это не нравится, проваливай. Два шага вверх и прямо вперед. Если б не мы, ты держал бы путь на Колыму, и готов держать пари, двух лет не протянул бы в Дальстрое.
- Что ты себе позволяешь? - возмутился тот. - С каких это пор обер-ефрейтор разговаривает с фельдфебелем подобным образом?
Порта изумленно покачал головой.
- Господи, приятель, ты что, лишился рассудка? Думаешь, это все еще старое время, когда ты раскрывал пасть, а бедняги-солдаты лизали тебе сапоги?
- Я поговорю с тобой, когда вернемся! - рявкнул фельдфебель.
- Черт возьми, - сказал Бауэр, - это похоже на угрозу. Трибуналом, тюрьмой, особым нарядом из двенадцати человек. Смелый тип этот пехотинец. Настоящий герой. Как его зовут?
- Я поговорю с тобой, когда вернемся, - рявкнул фельдфебель.
Плутон подался к нему и взглянул на его погоны.
- Судя по этим белым нашивкам, ты действительно пехотинец.
- Молчать! - взъярился фельдфебель. - Я еще с тобой разберусь.
- Мы сами со всем разберемся. Приказы здесь отдаю я, - спокойно сказал Старик.
Фельдфебель повернулся и уставился на Старика. Старик лежал с закрытыми глазами на дне воронки.
- До русских сорок метров, до наших - семьдесят, и земля между ними не особенно изрыта. Смелый человек этот пехотинчик, - язвительно усмехнулся Бауэр.
Через два часа после наступления темноты Легионер бесшумно вьГлез из воронки и пополз к немецкимпозициям предупредить артиллеристов, чтобы не стреляли по нам.
Прошло три часа, потом в небо взлетели две долгожданные ракеты.
Мы поползли один за другим и наконец спрыгнули в свои траншеи. Последним появился Порта. Тот фельдфебель исчез. Что с ним сталось, никто не знал.
20
За обедом исполнились наши самые фантастические желания. Мы стали сами не свои от важности. Порта даже приказал Штеге начистить сапоги.
Мы высокомерно выбрасывали недокуренные сигары. Малыш утверждал, что всегда поступал так.
Старик потребовал к кофе салфетку. Мы были очень важными. Порта был важнее всех - но недолго.
Чего хотите поесть?
Позиция, красивая, спокойная, располагалась в лесу. Каждые пять минут взрывалось несколько снарядов, но в приятном отдалении. Солнце сияло по-весеннему и щедро грело нас.
Плутон сидел на стволе дерева на бруствере, штопая носки. Мундир и рубашку он снял. Время от времени наклонялся и кричал нам, играя свою роль в нашей болтовне.
Нам принесли еду - всего по двойной порции - и даже трубочного табака и сигарет "Юно".
289
Порта поднял в вытянутой руке свою пачку и радостно заорал:
- Berliner raucht Juno! Я прямо-таки чувствую запах Веддингена и доброй старой Фридрихштрассе с де-сятимарковыми шлюхами.
- Да, шлюхи, - взохнул Малыш. - Интересно, скоро ли мы снова примем участие в тяжелом бою?
- Вот уж чего не хотелось бы, - сказал Плутон. - Представь себе, что погибнешь, так и не сходив в бордель!
Малыш уставился на ладонь.
- Парень, ты нагнал на меня страху. Покажи свою линию жизни.
Плутон протянул руку.
- Твоя покороче моей. Это хорошо. Пока ты валяешь здесь дурака, я буду знать, что у меня еще есть время. Странная штука эти линии на ладонях.
Запыхавшийся интендант с важным видом спросил, чего мы хотим завтра на обед.
- Мы что, можем получить что захотим? - недоверчиво спросил Порта.
- Да, заказывайте, что угодно, - и получите. Я человек сговорчивый. Приготовлю то, что захотите.
- Утку, жаренную с цикорием, черносливом и всеми турецкими приправами, - заказал Порта и оглушительно испортил воздух. - Нюхайте, ублюдки! В воздухе пляшет весь набор витаминов!
Интендант добросовестно записал заказ, повторяя его себе под нос.
Мы разинули рты. Штеге вытянул шею.
- Мне жареную свинину с горчицей.
- Непременно, - спокойно сказал интендант.
- Пресвятые угодники! Ты спятил? - спросил Старик. - Или ограбил целое поместье?
Интендант скорчил обиженную гримасу.
- Будем считать, что я этого не слышал. Чем хочешь завтра набить желудок?
- Могу заказать, что пожелаю? - уточнил Старик.
- Чего хочешь завтра на обед?
- Молочного поросенка, жареного целиком со сладким картофелем, - торжествующе объявил Старик в полной уверенности, что потрясет этим интенданта.
Тот совершенно невозмутимо записал: "Молочный поросенок, зажаренный целиком со сладким картофелем".
- Готов ты поклясться, что я получу это блюдо? - выкрикнул Старик.
- Ты его хочешь, так ведь?
Старик заставил себя слегка кивнуть. Выражение его лица было идиотским.
- Значит, получишь.
Плутон свалился со своего дерева. И, лежа на земле, уставился на интенданта.
- Куропатку, нет, двух со всем, что мог бы пожелать король.
- Непременно, - ответил интендант, записывая заказ в блокнот.
- Господи, - прошептал Малыш. - А меня никто не спрашивает. Что происходит? Вас что, завтра должны расстрелять?
- Кончай ты, делай заказ на завтра, - раздраженно перебил его интендант.
- Свиную печенку с картофельным пюре и горячее молоко с запеченными яблоками. Это будет очень вкусно, и я досыта наемся. Может быть, последний раз в жизни.
- Мне poussin с овощным рагу и pommes frites, - заказал Легионер.
Интендант непонимающе уставился на него.
- Такого блюда я не знаю. Говори по-немецки, бестолочь.
Легионер записал заказ на листке и отдал ему.
- Найди в словаре, и да поможет тебе Бог, если напутаешь.
- Суп из бычьих хвостов и десять перьев зеленого лука со спагетти. Яичницу из пятнадцати яиц с луком, обжаренную с обеих сторон, - сияя, заказал Бауэр.
- Ладно, - ответил интендант. - Я позабочусь, чтобы с обеих сторон обжарился даже лук, тупой ты скот.
Когда заказы сделали все, интендант закрыл блокнот и сунул его под кепи.
- Все ваши желания будут выполнены, глупые животные. Фон Барринг приказал, чтобы все вы наелись чего захотите. Батальон неожиданно получил дополнительные продукты, и он решил устроить пиршество.
- А сам что будешь есть? - спросил Порта.
- Свиные ножки с квашеной капустой, рубленые овощи, приправленных гвоздикой птиц - видимо, жареных голубя и цыпленка. Если в желудке останется место, съем еще пудинг.
Он ушел, а мы остолбенело уставились друг на друга.
Плутон снова взобрался на свое дерево и продолжал штопать носки.
Старик обратился к Петерсу, который, как обычно, курил трубку в одиночестве.
- За что тебя отправили в Двадцать седьмой полк?
Петере молча взглянул на Старика, выколотил трубку и снова стал набивать ее, спокойно, задумчиво.
- Хочешь узнать, почему я здесь? - Оглядел наши выжидающие лица. - Хорошо, расскажу. В тридцать третьем году семья моей жены была видной. Мой тесть стал ортегруппенляйтером. Такой зять, как я, им был не нужен. Мне предложили развестись с женой. У них были свидетели, готовые подтвердить, что я преступник. Я был так наивен, что отказался. Следующее предложение было сделано с легкой угрозой, но я, осел, послал их ко всем чертям. Года два они помалкивали. Затем последовало последнее предупреждение. Сделано оно было утром, а вечером явилась полиция. Я провел в камере два месяца. Потом меня привели к судье-коротышке, сущему дьяволу. Выглядел он в высшей степени прилично. Галстук, платочек в нагрудном кармане, сияющие ботинки. Он был тщательно выбрит, аккуратно подстрижен. Каждое мое слово записывала усмехавшаяся мне стенографистка.
Когда меня повели в подвал, я все еще понятия не имел, в чем меня обвиняют. Один из эсэсовцев, ведших меня вниз, развлекал приятеля разговорами о том, что со мной сделают.
- Его отправят на большую мясорубку в Моабит. Раз, и нет башки!
Вместо того чтобы помалкивать, я принялся утверждать, что невиновен.
Они огрели меня резиновой дубинкой с криком:
- Да, в поджоге рейхстага ты невиновен!
Каждую ночь меня три-четыре раза вытаскивали из камеры и после обычных пинков и затрещин мне приходилось прыгать взад-вперед по коридору с еще несколькими арестантами. Мы должны были выть волками или каркать воронами, в зависимости от каприза наших тюремщиков.
Одного старика семидесяти лет заставляли вставать на руки. Всякий раз, когда он наполовину поднимал ноги, они били его в пах.
- Долго он мог это выносить? - спросил Штеге.
- Не очень, - ответил Петере. - Удары были резкими, приходились по одному месту. Три удара, и старик терял сознание. Но человека можно привести в себя пять-шесть раз с помощью серной кислоты и других утонченных методов. В два часа ночи меня вызвали на повторное рассмотрение дела в суд. Первой показания давала моя жена. Она указала на меня и закричала: "Уведите этого негодяя, этого насильника детей!" И плюнула на меня. Двум полицейским пришлось держать ее, чтобы она не выцарапала мне глаза. Я, как сами понимаете, лишился дара речи.
Тесть посмотрел мне прямо в глаза и сказал: "Как ты мог изнасиловать собственную дочь? Мы молимся за твою душу". Другие свидетели были обычной сворой вплоть до священника с Железным крестом с Первой мировой войны.
- Странное дело, - перебил Старик, - столько безработных офицеров решили стать священниками. С чего бы?
- Все очень просто, - ответил Порта. - В мирное время офицерская служба - просто детская игра для тех, кто не хочет утруждать себя работой. Когда эти ребята становятся безработными, они ищут что-то похожее на праздную офицерскую жизнь. А что на нее похоже? Жизнь священника, дорогие друзья. Где еще человек может так легко предаваться праздности и при этом маскировать свою глупость? Кроме того, вспомните, как почтительно относятся простые души к духовенству. В довершение всего эти противники дьявола могут отчитывать людей с кафедры, не встречая никаких возражений - это напоминает им казарменную тиранию.