Но он поплакаться не успел, потому что вдруг нащупал деньги. Еще не веря, вытянул банкноту. Пятьсот рублей. Он вспомнил: в магазине утром, когда алкаш просил у него десятку и из-за этого случилась свалка, Хмель так и не расплатился, хотя продукты специально для него продавец уже успела сложить в пакет. Когда милиционер выпроводил Хмеля из магазина, продавец была под таким впечатлением от увиденного, что о деньгах забыла напрочь.
Проводница быстрым движением взяла у Хмеля пятисотрублевку и прошла в вагон. Хмель поднялся по ступеням.
– Нас к платформе подают в шесть. Я в пять тебя разбужу. Белья не дам. Можешь взять матрац и одеяло.
Она была уже в своем купе. Там горел свет. Не слишком яркий, но тут тетка смогла рассмотреть Хмеля гораздо лучше, чем видела в полутьме у вагона. Она работала на этой собачьей работе много лет. Она многое видела. И многих. Она своим проводницким чутьем теперь людей распознавала с первых же секунд. Только бросит взгляд – и готова полная характеристика субъекта. В этом изможденном седом парне с глазами затравленного зверька она вдруг угадала столько страха и пережитых бед, сколько редко кому достается. Она старалась держаться подальше от всего такого. Несчастья липнут. Бедой можно заразиться, будто гриппом.
Тетка сунула пятисотрублевку в руки Хмелю и коротко сказала:
– Уходи!
– Почему? – опешил он.
В вагоне было тихо, тепло и безопасно. Хмель уже расслабился немного и не ожидал, что отпущенная ему мера счастья окажется такой малой.
– Уходи! – повторила женщина.
Хмель встретился с ней взглядом и понял, что упрашивать бесполезно.
Он пошел из вагона прочь, по-стариковски шаркая ногами. Когда спустился по ступеням, проводница с грохотом захлопнула за ним дверь, отгораживаясь от чужой беды.
Хмель слышал, как за его спиной щелкнул механизм замка.
Вернувшись к мосту, Хмель решил никуда не идти. Из найденных здесь картонных коробок, сплющенных в листы, Хмель соорудил подобие кровати. По мосту прямо над головой Хмеля проезжали машины, но это вряд ли могло помешать ему заснуть. По рельсам прокатился, беспечно свистнув, маневровый тепловоз.
Безнадега, подумал Хмель. Одна сплошная безнадега. Непонятно, что ему делать дальше. Полный мрак. Я не хочу думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра. Где он эту фразу прочитал? В "Унесенных ветром"? Хорошая фраза. Правильная. И тетка эта молодец, которая в книжке. Она никогда не сдавалась. Что бы там с нею ни случалось. Вообще-то она не сдавалась не только потому, что такая уж смелая была. Иногда ей было просто некуда деваться. Сдался – погиб. А умирать не хочется. Совсем как у Хмеля, один к одному сложились обстоятельства.
Хмель уже успел задремать, когда под мостом вдруг кто-то появился. Услышав шаги, Хмель встрепенулся. Трое мужичков уже успели подойти вплотную. Разглядывали Хмеля недобро и оценивающе. Судя по виду и по запаху – бомжи.
– Выпить есть чего? – спросил один.
– Нет, – ответил Хмель.
– Все выпил, что ли?
– Я не пил.
– Тут наше место, – сказал другой бомж. – И коробки тоже наши.
Хмель промолчал, но он готов был уйти отсюда.
– Недавно приехал? – спросил один из бомжей.
Они никак не могли взять в толк, что за птица перед ними.
– Ага, – соврал на всякий случай Хмель.
– Откуда?
– Из Екатеринбурга, – Хмель для достоверности добавил правды.
– Обокрали тебя, что ли? – продолжали прощупывать его мужички.
– Да.
– В поезде?
– Да.
– А деньги какие-нибудь остались? Дай рублей десять, ты же наше место занимал.
– Нет денег, – поспешил отбояриться Хмель, и этой поспешностью он себя выдал.
Они одновременно бросились на него, прижали к земле, били и успевали обшаривать карманы. Один из них, найдя пятисотрублевку, отшатнулся от Хмеля, тогда и двое остальных отступились. Хмель вскочил и побежал. За ним не гнались.
Через четверть часа он вышел к платформе, где днем останавливались электрички. Здесь при свете фонарей он обнаружил, что его рубашка сильно пострадала: перепачкана в грязи, карман оторван, отсутствуют несколько пуговиц. Рубашку он снял и выбросил в урну, оставшись в одной футболке. Хуже дело обстояло с его разбитым лицом. Лицо не выбросишь. В найденной на платформе пластиковой бутылке оставалось немного воды. Хмель этой водой умылся – это все, что ему было сейчас доступно.
Часы на платформе показывали третий час ночи. Хмель вышел в город. Москва спала. Редкие машины притормаживали рядом с Хмелем, но ему некуда и не на что было ехать. Машины уезжали, презрительно обдав его дымком.
Хмель шел, старательно изображая припозднившегося горожанина. Метро уже закрылось, денег на такси нет, но есть цель впереди, есть дом, куда он спешит, и ему якобы осталось пройти совсем немного.
Он отмахал приличное расстояние. По пустынным улицам. Мимо подмигивающих желтым глазом светофоров. Вдоль ярко освещенных витрин.
Очередную витрину Хмель проскочил, как и десятки прочих, но потом запоздало осознал, что зацепился за что-то взглядом. Вернулся к витрине. Охота и рыбалка. Все для активного отдыха. В витрине стоял манекен в камуфляже и сжимал в руках бутафорское ружье. Хмель впился в него взглядом.
"Ты, возможно, Грибника знаешь…"
Это ему сказал покойный нынче Шурик.
"Может, не очень близко…"
"Из твоего окружения человек…"
Ай да Шурик! Ай да сукин сын! Ведь хорошая подсказка!
Этот Грибник молод. У него короткая стрижка. У него водятся деньжата. Его забава: поохотиться с ружьишком. И у него есть джип.
Суворкин.
* * *
Бывший шеф Хмеля Суворкин приехал к офису на своем "Лендровере" стоимостью в сто тысяч баксов в половине девятого утра. Заглушил двигатель, но выйти из машины не успел. Вдруг распахнулась дверь, и на соседнее сиденье плюхнулся Хмель.
– Вперед поехал! – скомандовал Хмель. – Быстро!
И стрельнул настороженным взглядом окрест.
Суворкин даже не шелохнулся.
– Тебя уже допрашивали? – спросил Хмель.
Вот тут Суворкин дернулся.
– Это только начало, – посулил безжалостно Хмель. – Ты же всего не знаешь. А я знаю.
Зацепило Суворкина, Хмель это видел.
– Поехали, поговорим, – сказал Хмель.
– Где?
– Где угодно, только не здесь.
– Почему?
– Потому что здесь я работал.
– Ну и что? – все еще не понимал Суворкин.
– Там, где я раньше был, мне теперь появляться нельзя. Убьют.
Суворкин запустил двигатель.
– Уезжай! – торопил его Хмель. – Мы и так торчим тут слишком долго!
"Лендровер" отчалил от офиса.
– Куда-нибудь, где не так много машин! – сказал Хмель. – Где нет пробок! Пробка – это ловушка!
– Может, к реке? – предложил Суворкин.
Точно! Нескучный сад. Набережная. Там в этот ранний час нет машин и нет людей.
Приехали к реке. В свинцового цвета воде отражалось свинцовое же небо. Первые крупные капли летнего дождя ударили по крыше машины.
– Ксюху убили, – сказал Хмель.
– Я знаю.
– Она была у меня.
– Знаю.
– Ночью мы пошли за пивом. На ней была моя куртка. Ксюху убили вместо меня. По ошибке.
Суворкин молчал. Этих подробностей он не знал.
– Менты при мне сказали, что это мог быть ты, – продолжал Хмель. – Не напрямую сказали, а так – намекали.
Суворкин изменился в лице.
– Я не верю в то, что это ты, – сказал Хмель. – Кишка тонка. Ты не потянешь.
Суворкин даже не обиделся. Ему сейчас любое алиби годилось. Наверное, здорово его напугали на допросе.
– Этот мужик, который убил, – сказал Хмель, – он настоящий зверь. Менты устроили засаду, хотели его взять, я был приманкой. Так он пришел, убил мента, который меня охранял, и исчез. Ты такое не потянешь, – снова повторил Хмель.
Дождь пошел сильный. И редких прохожих с набережной тотчас будто ветром сдуло.
– Ты не любишь меня, я не люблю тебя – это все понятно, – сказал Хмель. – Но сейчас не до обид. Меня хотят убить, тебя – посадить, такая получается ботва. Нам надо как-то выкарабкиваться. Ты будешь смеяться, но я рассчитываю, что ты мне поможешь.
– Чем?
– Ты можешь его знать.
– Кого?
– Того, кто убивал.
Суворкин посмотрел подозрительно.
– Чушь! – сказал он. – Что за бред! Ты зачем ко мне пришел? Это шантаж?
Так его можно сильно напугать. И все испортить. Ему надо объяснить, понял Хмель. В подробностях.
– Я бы к тебе не пошел, если бы мог справиться сам, – сказал Хмель. – Но в вашем мире я, как иностранец: не знаю языка, не знаю ваших правил, я вообще чужой.
– Какой такой наш мир?
– Мы с тобой случайно рядом оказались. Мы разные. Мы из разных миров. Я езжу в метро, ем чебуреки по восемнадцать рублей и запиваю их пивом "Бочкарев". У тебя тачка за сто тыщ баксов, есть свой бизнес, а на выходные ты летаешь в Африку, чтобы львов пострелять. Я из тех, кто в обслуге. Это в меня должны были шариками стрелять.
– Что за шарики? – нахмурился Суворкин.
– Пейнтбол, игра такая. Знаешь? Так вот эти, которые из ваших, – они платят деньги и получают право меня по лесу погонять. А у меня с деньгами туго, поэтому мне достается роль жертвы. В общем, мне мент этот, которого убили, незадолго до своей смерти сказал, что это должна быть такая игра. Для богатых буратин. Это ваши играют. Те, у кого денег много. Кому уже Канары осточертели, и Африка со львами – тоже. Охота на живого человека. Слышал про такое?
– Нет.
– Надо узнать, – сказал Хмель. – Навести справки. Этот, который сейчас за мной гоняется, который Ксюху убил, он из таких вот буратин – кто-то из вашего мира. Ты можешь не знать его лично. Но ты можешь найти тех, кто в такие игры играет.
– Зачем мне это? – не понимал своего счастья Суворкин.
– Нельзя, чтобы он убил меня. Тебе же будет хуже, – втолковывал Хмель. – Тебя к этому делу менты могут пристегнуть… Через Ксюху. Типа, ревность. Оно тебе надо?
Суворкин думал недолго.
– Ладно, я попробую узнать, – сказал он. – Что еще?
– Еще – деньги, – с готовностью добавил Хмель. – Я на нулях.
По выражению лица Суворкина можно было догадаться, что это уже слишком.
– Мне негде жить, – сказал Хмель. – Я эту ночь провел на улице.
– Ты же снимал квартиру.
– Я туда не вернусь.
– Если хочешь, можешь пожить за городом. У моих родителей осталась дача. Шесть соток. Там сейчас никто не живет.
– Не годится.
– Почему?
– Мне нельзя быть рядом с теми, кого я раньше знал. Через любого из вас можно будет найти выход на меня.
– Я никому не скажу, – пожал плечами Суворкин.
– Ты не понимаешь. Этот, который меня ищет, от тебя узнает все, что ему надо. Такой человек. Он такой умелец, ты себе не представляешь.
– Слушай, а может, тебе просто уехать? – предложил Суворкин. – Скрыться? Страна большая.
– Я тоже думал об этом. Но менты сказали, что так будет только хуже. Свихнусь от страха. Все время буду ждать, когда он все-таки меня найдет. И вся штука в том, что я подозреваю: он действительно сможет меня найти.
Суворкин хотел было что-то возразить, но не успел, потому что Хмель продолжал:
– Вчера днем я был в своей квартире. Ну, которую снимал. Мне звонит хозяин, я его голос четко знаю, ошибки не было. Он говорит, что я ему должен за квартиру. И это тоже правда. У меня денег не было, я ему сказал, что позже заплачу, а он уперся: у меня, мол, внучка, и у внучки день рождения, и я сейчас приеду. А у него и вправду внучка. Понимаешь? Он приезжает, открывает дверь своим ключом, и вдруг оказывается, что это вовсе не хозяин, а Грибник.
– Какой грибник? – осведомился изумленный Суворкин.
– Мужик, который хочет меня убить.
– Как же это так случилось? – никак не мог взять в толк Суворкин.
– Я не знаю. Но теперь тебе понятно, что это за баклан?
– Ты его видел?
– Только на видеозаписи. Качество было скверное. Там ничего не разобрать. Понятно только, что мужчина, что не старый, что у него короткая стрижка.
– Еще что-нибудь знаешь о нем?
– Он умеет обращаться с оружием. Он водит внедорожник. И он, по-видимому, не бедный человек.
Тут Суворкин нервно улыбнулся.
– Ты не находишь, что все это как будто про меня?
– Грибник – это не ты! – уверенно ответил Хмель.
– Да? Ты уверен? – спросил Суворкин, криво улыбнувшись.
– Грибник курит.
– Понятно, – кивнул Суворкин.
Он не курил.
* * *
Они расстались возле станции метро.
– У тебя мобильник есть? – спросил Суворкин.
– А что?
– Как я с тобой свяжусь?
– Никак, – ответил Хмель. – Я сам буду тебе звонить. Так лучше.
– Хорошо, – кивнул Суворкин.
– Ты свой мобильник всегда держи включенным. Даже ночью.
И снова Суворкин кивнул.
– И еще, – сказал, подумав, Хмель. – Если вдруг так случится, что у тебя проблемы… Если ты будешь разговаривать, а у тебя кто-то стоит над душой… Если разговор под контролем, в смысле… Ты мне тогда в разговоре скажи такую фразу: "А вообще у меня все в порядке".
– Договорились, – сказал Суворкин. – Никаких проблем.
* * *
Хмель вошел в метро в потоке привычно спешащих горожан. Купил билет. Ступил на эскалатор. Он проехал на эскалаторе приблизительно половину пути, когда ему в спину уперлось твердое. Хмель обернулся так резко, что стоявшая за ним женщина испугалась. Она испугалась даже не столько резкости Хмеля, сколько того ужаса, который у Хмеля был на лице. В руках женщина держала складной стул, одна из его ножек и ткнулась Хмелю в спину.
Он сел в поезд, уже успев растерять остатки своего непрочного спокойствия. Людей в вагоне было много, но Хмель проложил себе дорогу к месту, где он мог стоять, прижавшись спиной к неоткрываемой двери вагона, и видеть людей перед собой. На него косились осуждающе, но никто не сказал ни слова в упрек этому седому парню с затравленным взглядом.
Хмель проехал пару остановок, затем вышел из вагона и направился к эскалатору. Перед эскалатором он вдруг остановился и резко обернулся. Парень с короткой стрижкой, которого от Хмеля отделяла пара пассажиров, запоздало отвел взгляд. Хмель отступил к стене. Парень прошел мимо, старательно пялясь себе под ноги. Эскалатор понес парня наверх. Хмель бросился обратно на платформу, к которой только что подошел очередной поезд. Плотный поток пассажиров устремился навстречу Хмелю. Хмель врезался в эту лавину с отчаянной решимостью самоубийцы. Он расшвыривал людей, словно котят, и продрался к дверям вагона в самый последний момент, когда те закрывались. Двери сошлись у него за спиной. Состав тронулся. Пассажиры разглядывали Хмеля с недоброжелательной настороженностью. Он вышел на следующей станции. Поднимался на эскалаторе и то и дело оглядывался. Кажется, никто сейчас его не преследовал. Но успокоиться он так и не смог. Он вдруг обнаружил, что ему так страшно, как не было страшно даже в лесу. Там он мог упасть под куст и затаиться. Здесь ему негде было спрятаться. Там надо было лишь уследить, чтобы никто не появился рядом. Здесь его окружали тысячи людей, и он боялся их всех, потому что любой из них мог оказаться его врагом. В городе было намного страшнее, чем в лесу. Теперь он на своей шкуре испытал, что такое городские джунгли.
* * *
С барменом Хмель проделал тот же трюк, что и с Суворкиным прошедшим утром. Бармен подошел к своей машине, открыл дверцу, сел за руль, и тотчас на соседнее сиденье плюхнулся вынырнувший откуда-то из темноты Хмель.
– Привет! – сказал Хмель и тут же улыбнулся, чтобы этот бедолага не испугался до смерти. – Ты домой? Я с тобой прокачусь.
Он настороженно посмотрел вокруг. Ночная улица. Нет никого.
– Поехали, – предложил Хмель. – Не надо здесь торчать.
– Тебя ищут, – разлепил наконец губы бармен.
– Поехали! – настойчиво повторил Хмель. – Расскажешь по дороге!
Только когда они отъехали от спортбара и Хмель убедился, что "хвоста" за ними нет, он спросил:
– Кто ищет?
– Менты. Сегодня приходили. Спрашивали, не появлялся ли ты.
– Просили позвонить, если объявлюсь? – понимающе сказал Хмель.
– Ага, – не стал юлить бармен.
– Позвонишь, когда расстанемся, – пожал плечами Хмель. – И знаешь, что ты им скажи? Я удрал потому, что не хочу, чтобы меня использовали как живца. Они мне обещали, что я буду в безопасности. А меня этот урод чуть не убил. Кстати, я о нем как раз хотел спросить. Вот этот, который хотел меня застрелить в вашем сортире, – ты его знаешь?
– Нет.
– То есть ты видел его в первый раз?
– Да.
– Ты хорошо его рассмотрел?
– Я совсем его не рассмотрел, – сказал бармен. – Если честно, я его не видел. Это уже только позже, когда все случилось и мы запись на мониторе увидели… Понимаешь, приходит уборщица наша, говорит: там в мужском туалете кто-то зеркало разбил. Час назад еще было целое, а теперь – нет. Ты видел зеркало? Огромное и стоит кучу денег. Надо искать виновного. А у нас видеозапись. Стали смотреть. А там фигня такая: ты перед зеркалом, а тот в тебя стреляет. Кто такой? Откуда? Я только тогда его вспомнил. Он к барной стойке не подходил. Он вообще в нашем баре не сидел. Я видел, как он в бар зашел и сразу двинул в сторону туалета. У нас потемки в баре, ты же в курсе. Так что я его лица, считай, не видел. Но так, издалека, я его не признал.
– Но он уверенно шел?
– В смысле? – наморщил лоб бармен.
– Тебе менты наверняка показывали записи со всех камер. Ты видел там, как он прошел через бар. Вспомни: он вошел в бар и сразу направился к лестнице, которая ведет вниз, к туалетам?
– А куда ему еще идти?
– У вас в той стороне еще второй зал есть, – напомнил Хмель.
– Нет-нет! – вспомнил бармен. – Он сразу к лестнице!
– Странно, правда? Он только вошел в бар, а уже знал, где я. Хотя я уже был внизу, и он не мог меня видеть.
– Может, он следил?
– С улицы? Через стекло? Так долго? – Хмель не очень в это верил. – Я просидел у вас несколько часов. Одних бутербродов съел штук двадцать. Не мог же он светиться столько времени под баром. А что у вас напротив? – вдруг вспомнилось ему. – Через дорогу?
– Кафе.
– Правильно, кафе, – кивнул Хмель.