- Это мой муж. Он никуда не девался, он уехал.
- Куда? - удивился Михалыч.
- К этой, первой своей, в Торск.
- Когда?
- Вчера.
"Врет! Веня уже три дня как в морге", - подумал он, а для вида скорчил скорбную физиономию.
- Вот какая незадача. А я хотел его в отдел к нам пригласить, пишущую машинку нам наладить надо.
Девушка обрадовалась.
- Так вам просто машинку надо наладить? Ну, как Веня приедет, я скажу ему, что вы приходили. Он сразу же придет к вам, он так скучает без дела. Придет он, придет.
Видя, что девушка явно оживилась, и испуг начал проходить, Рыжов спросил: - А можно ваши документы посмотреть? А то, что-то вы больно молоды для Веньки, старого перца. Поди, не жена, а просто сожительница? Тут, поди, и не прописанная.
Девушка тут же обиделась.
- Почему это молода, ему всего пятьдесят два.
- А вам?
- А мне тридцать два.
Наташа прошла в квартиру, Рыжов за ней. Тут во всю шел ремонт. Деятельная девица оторвала все обои в квартире, и теперь смывала их остатки со стен.
- Вот, смотрите, у нас все с Веней по закону, - сказала новая хозяйка, подавая участковому паспорт.
В самом деле, у девицы с документами было все в порядке. И прописка и штамп о женитьбе были подлинными. И лет Наташе было действительно тридцать два. На свету Рыжов и в самом деле заметил морщинки у глаз Натальи Челноковой, но все же для своих тридцати двух она смотрелась еще очень даже хорошо.
- Как же это вы с Веней то схлестнулись? - спросил он. - Он же у вас под коленкой пройдет.
Девушка вильнула глазами в сторону.
- Ну и что, зато человек он хороший, ласковый. Он меня полюбил, и я его тоже.
Участкового заинтересовала прежняя прописка ново обретенной спутницы жизни покойного мастера, а так же ее прежняя фамилия.
- Так вы к нам из Торска прибыли? - спросил он.
- Да, я там жила, с бабушкой, в коммуналке.
- Бабушка то жива?
- Нет, умерла полгода назад.
- Понятно. Ну, когда Веня приедет, скажите, что Рыжов заходил, Иван Михайлович, участковый, насчет ремонта машинки. Он знает меня.
- Хорошо, я все скажу.
Когда дверь за участковым закрылась, он достал записную книжку, и записал все данные, что запомнил про эту девицу.
"Что она мне мозги парит? - думал он, сходя вниз по лестнице. - Ласковый Веня! Более нудного человека трудно и вспомнить. От его нытья и жена то в свое время сбежала аж в другой город. Ласковый!"
ГЛАВА 19
Это утро началось для Колодникова и его команды не слишком хорошо.
- У нас труп, Андрей Викторович, - сказал дежурный, как только он переступил порог. Андрей выругался, потом спросил: - Где?
- Лермонтова пятьдесят два. Бабка какая то приходила, сказала. Соседка.
- Постой, адрес что-то знакомый? - озаботился Колодников.
- Здрасьте! Конечно знакомый. Ты только позавчера был там, - подсказал подошедший сзади Демин. - Что, совсем склеротиком стал?
- А-а! Так это там, где жила та бабка, - понял Андрей.
- Ну да. А убили, скорее всего, деда.
- Почему обязательно деда? - не поверил Колодников. - Может, дед кого мочканул по пьянке?
- Спорим что деда? На литр водки, - настаивал Демин.
Колодников отмахнулся.
- Да иди ты! Поехали. Да, - он обернулся к дежурному, - позвони в морг, вызови Крылова и экспертов. Адрес только не переврите, как прошлый раз. А то отправили тогда вместо Достоевского на Толстого. Совсем, что ли, в школе классиков не читали?
По дороге к месту происшествия Шаврин и Зудов просветили Колодникова о происшествии по улице Шевченко. Колодников аж вскрикнул от злости, узнав, что все его стопроцентные свидетели отдали Богу душу.
- Неужели это Сонька их убрала? - спросил он скорее сам себя, чем своих оперов.
- Все может быть, - согласился Демин. - Так что остальных надо беречь.
В доме по улице Лермонтова пятьдесят два все было так же, как и всегда: грязно, вонюче, холодно, полумрак. Да и дед словно спал, только почему-то на полу. Лежал он лицом вверх, и эта противная его бородавка показалась Колодникову особенно большой и неприятной. В этом полумраке и кровь, растекшаяся под его головой, казалась просто черной грязью.
- Паш, отдери ты эти доски, впусти немного света, - попросил Колодников Зудова.
Минут пятнадцать прошло под скрежет выдираемых гвоздей и треск ломаемых досок, но потом света стало больше, да и спертый воздух был изгнан из помещения круговым сквозняком. Как раз подоспели обе группы криминалистов: патологоанатом Эдик Крылов, и Николай Сычев, со своими молодыми орлами.
- Ну, что тут у вас? - спросил Сычев.
- Да, вот, старичок что-то взял и помер.
- Может, он сам, того, а? - спросил Шаврин, тыкая пальцем на угол стола, где явно имелась видимая кровь. - Упал да ударился.
- Иди отсюда, не топчись тут! - изгнал его из помещения Сычев. Зудов и Демин, хорошо зная манеру Сычева, сами уже добровольно покинули дом и обитали на улице.
Сычев сделал пару снимков, потом к телу подошел Эдик.
- Ну, что, Эдик, сам дедок преставился, или кто помогал? - спросил Андрей.
Эдик был настроен скептично.
- Ага, как же сам! Как в том старом анекдоте, помнишь: шел по улице, поскользнулся, упал на нож, потом поднялся, упал снова. И так сорок три раза.
Он еще раз внимательно осмотрел голову старика, и отрицательно покачал головой.
- Нет, это не стол тут сыграл. Форма раны совершенно другая. Тут след тупого удара в висок, а у стола острый должен бы остаться. А кровь, - он махнул рукой, - её и намазать можно.
После этого он расстегнул тулуп старика, задрал рубашку, и хмыкнул.
- И перед этим кто-то хорошо его стебанул по туловищу. Вон, какой синяк красивый на грудине. Мощный был удар, даже тулуп прошиб.
Он присмотрелся к нему, снова хмыкнул.
- Интересный синячок. Фигурный.
Все так же поняли, что синяк какой-то необычный, продолговатый и словно вязанный из узлов. Но Крылов тут же предложил свою версию.
- Видел я раз такой след. Знаете, что оставляет такие длинные, прерывистые синяки? Кастет.
- Ясно. А когда его, хоть примерно, убили? - спросил Андрей.
- Тут всегда было так холодно? - в свою очередь спросил медэксперт.
- Да нет, мы, когда вошли, терпимо было, печь вон, теплая еще. Это Пашка десять минут назад все окна тут расхлебенил, мерзавец!
Эдик потрогал пальцем тело старика, прикинул что-то в уме.
- Давно он помер. Ночью, или даже вечером еще. Он остыл совсем.
Потом он разогнулся, и высказал еще одно свое предположение.
- Что еще могу сказать - тот, кто наносил этот удар был левша. Пробит правый висок старика. И если это был не кастет, то что-то очень-очень похожее. Ну - остальное завтра, сами знаете где.
- Спасибо, Эдик.
К концу работы криминалистов в ограду вошел Демин. Лицо участкового было озабочено.
- Верка из сорокового дома, торговка паленкой, говорит, что дед приходил к ней в последний раз в девять вечера, купил два пузыря водки.
- Водки там нет, - припомнил Колодников.
- И посуды пустой тоже нет, - подтвердил Зудов.
- Посуду у местных алкашей та же Верка забирает, у ней тут полный кругооборот товара налажен, - пояснил Виктор.
- Кто-нибудь еще что видел - слышал? - спросил Андрей. Демин кивнул головой.
- Машина приезжала ночью. Это соседка на той стороне говорила. Примерно в одиннадцать. У ней сын иногда так поздно приезжает в гости, из Железногорска, вот она и озаботилась. Глянула в окно на звук: нет, машина здесь встала, рядом с калиткой. Потом, минут через десять, она уехала.
- Николай, - Колодников обернулся к Сычеву, - сходи, посмотри, может - найдешь там что-нибудь на дороге?
Потом он снова вернулся к Демину.
- А где понятые?
- Да идут-идут. Вон они.
Понятые оказались двумя древними бабками, еле ковылявшими от своих домов. Одна из них, как оказалась, и была тем человеком, что обнаружил тело старика.
- Я пришла Антонину проведать, мы с ней в пятидесятых годах в одном цехе работали, а тут я узнала, что она рядом, оказывается, живет. Я прихожу, а тут вон оно что. Ее, оказывается, увезли, а старик на спине лежит, мертвый. Водка это все, водка делает.
- Это ж, ты, во сколько сюда приходила? - удивилась вторая старуха.
- В восемь.
- А я в шесть в церковь шла, к заутренней, отсюда из калитки мужик вышел.
- Какой мужик? - насторожился Андрей. - Вы его знаете?
- Ой, я так-то его не знаю, знаю только, что он на соседней улице живет, на Достоевского. Алкаш, тоже, постоянно пьяным его вижу. Вот и сегодня он еле шел. Я бы и не поняла, что это он, темно же. Но он впереди меня шел, а когда мимо церкви проходил, там же светло. Вот я его и узнала. Колька, по-моему, его зовут.
- А опознать вы его сможете? - спросил Колодников.
- Смогу, чего там такого.
- Паша, Виктор - возьмите бабушку, провезите ее на ту улицу, попытайтесь найти этого Колю.
- Хорошо.
Тут с улицы вернулся Сычев.
- Есть тут следы колес, спасибо нашему мэру. Все он денег не найдет заасфальтировать наши дороги. Судя по следам - "Жигули", классика, хорошо поношенные. Уже, кстати, шипованые.
В это время Астафьев зашел в секретариат, и его развернули к ио. начальника ГОВД.
- Юрий Андреевич, вас тут Попов просил зайти.
Попов выглядел неважно: глаза красные, лицо бледное, майор был неряшливо выбрит. Астафьев уже знал, что произошло с его матерью, и взглянул на все эти недостатки в облике начальника с сочувствием.
- Вызывали, Владимир Александрович?
- Да, вызывал. Юрий Андреевич, доложите, как идет дело по фактам мошенничества Зубаревской?
- Хорошо идет. Выявлено уже двадцать семь эпизодов.
- Сколько?! - Попов был потрясен.
- Двадцать семь.
- Что-то слишком много. Ты принеси мне штук пять, самых важных, я посмотрю, за уши там ничего не притянуто.
Астафьев развел руками.
- Увы, у меня их уже нет.
- Как нет? А где они.
- Так, нет. Вас не было, а дело сложное. В связи с тем, что там примерно пять случаев с предполагаемыми убийствами, их забрала к себе прокуратура.
- Когда?!
- Вчера. Вас не было, а они просто попросили передать им, так что мы решили с Логиновым отдать им всё.
- Всё!
- Да, всё.
- Но почему всё? - не мог понять Попов.
- Потому, что все преступления Софьи Зубаревской носят опасный для общества характер, и объединены в одно дело.
- Кто подписал постановление?
- Кудимов.
- Хорошо, иди.
Сразу после ухода Астафьева Попов начал названивать городскому прокурору.
- Алексей Дмитриевич, добрый день. Попов вас беспокоит.
- Добрый день, Владимир Александрович. Я слыхал, у тебя с матерью проблемы.
- Да, пошла на рынок, поругалась там с продавщицей, отошла от лотка три метра и упала с обширным инсультом. Нашла где правду искать - на базаре. Сейчас в коме, врачи надежды не дают. Ждем с минуты на минуту.
- Сочувствую.
- Спасибо. Слушай, а зачем это ты забрал к себе все дела Зубаревской? Там же много мусора? Все их все равно не докажешь, только время потеряешь.
- Ну, и если половину докажешь, и этого хватит ей на пожизненное. Беспредельщица она, эта цыганка. Все ее художества можно квалифицировать как особо циничные, и опасные для общества.
- Понятно. А кому определили ее дела?
- Малиновской.
"Все! - подумал Попов. - Хрен я эту цыганку больше прикрою. На пару с Юркой они раскрутят ее до самых печёнок".
Попрощавшись с прокурором, Попов набрал на мобильнике эсэмэску: "Надо встретиться".
Вскоре пришел ответ: "Ильмень, в час".
ГЛАВА 20
В час дня Астафьеву позвонил Шварцман.
- Ну, ты мне удружил, Юрий Андреевич! Нашел себе киллера из киллеров!
Астафьев опешил.
- Ты это про что, Саня?
- Да про того парня, которому ты вчера прострелил ногу.
- А, "Квазимодо". И какие там у тебя проблемы?
- Проблемы такие, что он оказался глухонемым. Послали меня его допрашивать, а он мычит, как кентавр не доеный, и все.
"Так вот почему он не убежал после выстрела в воздух. Он и не понял, в чем дело", - догадался Юрий.
- А почему ты этим занимаешься? - спросил он Шварцмана.
- А потому, что ваш дом с недавних пор находится на моем участке.
- Понятно. Кто он, этот "горбун проклятый", еще не выяснил?
- Нет, документов при нем никаких. Пробовал ему писать записки - по глазам вижу, что понимает, но отвечать не хочет.
- Ладно, попробую что-нибудь узнать про это. Кто-то же у нас в городе должен заниматься такими людьми?
В это время Колодников и Демин пытались привести в чувства хозяина дома по улице Достоевского пятьдесят шесть. Получалось это с трудом, тот был в состоянии близкому к коме. Его подруга, толстая дама в трико, с совиным лицом, короткой стрижкой и татуировками на оголенных руках, была хоть и поддатая, но на ногах стояла твердо, и речь вела вполне связанную.
- И что вам всем тут от Кольки надо? - сурово спросила она.
- Он сегодня утром выходил из дома по улице Лермонтова пятьдесят два, а там произошло убийство, - пояснил Колодников.
- Это вы че ему, мокруху шьете!? - лицо дамы грозно нахмурилось, и она еще больше стала похожа на сову.
- Почему обязательно мокруху? - спросил Демин.
- Потому что я знаю вас, мусоров е…х, сама раскрутилась на червонец по вашей милости.
- Это за что же ты так долго у "хозяина" отдыхала? - Спросил Демин.
- За что, за что - за дело. Мужа, козла е…, ножом пырнула. Он потом кровью истек, пидор.
Демин аж засмеялся.
- Ну вот, а говоришь, по вашей милости? Сама мужа запорола, а виноваты мы.
- А что, я ведь права была. Он мне изменял с родной сестрой, с младшей, с Веркой, сучкой. Я их застукала в своей постели, и покарала. Верка, правда, сука, сбежать тогда успела, а то бы я и ее бы тогда замочила. А меня взяли и посадили ни за что.
- Слушай, подруга, не парь нам мозги, - Колодников был суров. - Поднимай своего сожителя, нам его допросить надо.
- Да про что?!
- Про убийство на Лермонтова пятьдесят два! - заорал уже Демин. - Если не разбудишь, то сейчас мы его забираем и увозим с собой.
- А-а! Ну, так бы и сказали. Не надо его никуда уводить. Не убивал он этого деда. Не любила я его, приходил он тут пару раз с Колькой. Противный такой, небритый всегда, бородавка эта еще на носу, - ее аж передернуло от отвращения, - а туда же. Колька только отвернется, он ко мне с обниманием лезет. Уж полгроба из задницы торчит, а он все туда же! С обжимками. Вот Колька вечером пошел к Верке, за водкой…
- Это по Лермонтова сорок? - спросил Демин.
- А хрен его знает, по Лермонтова, или по сорок. Там палисад такой голубенький.
- Ну, дальше что?
- Дальше? А про что я говорила? А-а! Про водку. Только денег у нас не было, он и так рублей триста уже этой кошевке должен. А она, сука старая, водки не дала, отматерила его, да за дверь выставила. Тогда он пошел к этому деду…
- По Лермонтова пятьдесят два? - снова спросил Демин.
- Да не перебивай ты меня! - заорала на участкового подруга. - Не запоминаю я эти цифры долбанные! Я продавщицей только день поработала на рынке, и хозяин меня пинками из-за прилавка выгнал. Я сдачу с ценой путала, цену отдавала покупателю, а себе сдачу оставляла.
- Как тебя зовут? - спросил Колодников.
- Люба.
- А фамилия?
- Цепляева.
Колодников хмыкнул. Фамилию он эту хорошо знал, была такая в Кривове знаменитая воровская династия.
- И что Николай выходил у этого деда?
- Пришел он, трясется весь. Говорит - дед мертвый лежит, в крови весь. Не то грохнул кто, не то сам свалился, об угол треснулся. Потом бутылку достает. Я ему - откуда, нахрен, пузырь то? А он говорит - на столе стоял. Открытая уже была пол-литра, там отпито грамм сто всего было. Ну, помянули мы деда. А с утра мой хрен снова собирается. Сам на ногах уже не стоит. А ему говорю: куда ты, нахрен, собрался, упадешь ведь где-нибудь, замерзнешь!? А он говорит - так у деда еще один пузырь на столе стоял. Не пропадать же ему. Ну и через полчаса он его притащил. Вон, выпил его почти весь один, мне так, плеснул на донышко.
- Когда он первый раз уходил? - спросил Андрей.
- Да, хрен его знает, темно было. Ночь уже. Мы тут третий день гудим, брат его с тюрьмы вернулся, Витька, к нам первым делом завернул. Потом он уехал, а Колька все не успокоится, два дня сверху уже гульбанит.
- Ну, хоть примерно ты знаешь, во сколько твой Колька ушел за водкой? - спросил Колодников. Любка пожала плечами.
- Ночь была, темно. Не вечер уже, это точно, ночь. По телеку уже давно новости прошли.
- Значит, сильно после десяти. Он там ничего не видел, около дома?
- Видел, машину. Она как раз отъезжала от дома. Кольке и интересно стало, кто это к старикам приезжал, вот он и завернул. Еще сказал, что видно тот, кто приезжал, по жбану деду и дал.
- Откуда ты знаешь, что его убили эти, с машины? - не поверил Колодников.
- Да Колька же говорил. Тот еще свеженький был, кровь еще из башки текла.
- А второй раз он, когда за бутылкой пошел? Сколько тогда время было?
- А, это я помню, - она взглянула на старинные ходики с давно не работающей кукушкой. - Да шести еще не было.
- Понятно. Давай, приводи своего кента в чувство, чтобы сегодня больше не пил. Вечерком мы подъедем, снимем показания. Он тебе кто, сожитель?
- Почему сожитель? - обиделась Любка. - Муж.
- Постой, его как фамилия?
- Цепляев.
- А ты кого убила?
- Сашку.
- Цепляева?
- Ну да, старшего его брата.
- И живешь с младшим?
Дама ухмыльнулась, и, затянувшись папиросой, весело продолжила:
- А чё такого? Хрен ровесников не ищет. Там у них еще трое меж ними, между Сашкой да Колькой, да Валька еще, сестра ихняя, младшенькая, сука подколодная, проститутка е… Чё мне, нельзя жить с тем, кто младше?
Колодников засмеялся, и махнул рукой.
- Ладно, живи как хочешь и с кем хочешь.
Они вышли за ограду, закурили.
- Не диранет этот Коля с испугу из города? - спросил Демин.
- Ну, до вечера он хрен на ноги встанет. А там нам надо его непременно допросить.
- Ты думаешь, что это не он старика замочил?
Колодников отрицательно покачал головой.
- Мелковат он для этого. Коля у них младшенький, сидел только по хулиганке. Это старший, Сашка, тот, которого эта сова замочила, вот он за осознанную мокруху пятнашку отмотал.
К вечеру Астафьев сумел найти человека, способного перевести язык глухих на обычный, человеческий разговор.